Полное собрание стихотворений - Дмитрий Кленовский 19 стр.


Проходящие поезда!
Я за вами слежу всегда
И завидую вам давно!
Вот бы мухою к вам в окно
Мне на станции залететь,
А на утро уже поспеть
(Музой Странствий и тут храним)
Во Флоренцию, Парму, Рим.
Я бы знал, что мне делать там:
Погулял бы по куполам,
Кампанильям, паркету зал,
По музеям бы полетал,
Где рафаэлевский мазок
Я на память слизнуть бы мог.

С мушкой там заведу роман,
С той, чей предок, ретив и рьян,
По преданью так осмелел,
Что Джоконде на губки сел
(С той поры у ней, говорят,
Та улыбка и этот взгляд).

Ну, конечно, и там вот-вот
Мой нехитрый конец придет,
Но умру я не так, как тут,
В нашем городе, мухи мрут.
Пусть прихлопнутым быть и мне,
Но на мраморном на столе,
А мой прах сдунет ветер в сад,
В иглы пиний и треск цикад!
Или в жаркий базарный день
На лотке заберусь я в тень
Меж лимонов, гранат, олив
И навеки усну, счастлив,
Под звучащий со всех сторон
Колокольный немолчный звон.
1975

484

Я все готов простить сполна,
Без очной ставки, без дознанья,
И ни одна твоя вина
Не омрачит воспоминанья.

Но есть предел, и сквозь него
К тебе пробиться я не в силах:
Я не смогу простить того,
Что ты мне, ты - не все простила.
1976

485

О том, что я уже дошел,
Что вот и там тебя целую,
Что мне там даже хорошо -
Сказать оттуда не смогу я.

Вот почему уже сейчас
За то, что верю в это чудо,
Разрешено мне в первый раз
Тебе сказать о том отсюда.
1976

486

Под лодкой, килем вверх лежащей,
Я тоже килем вверх лежу
И в развлеченьи подходящем
Свое там время провожу.

В песке копаюсь и оттуда
Я извлекаю наугад
Не драгоценности, не чудо,
Но все же некоторый клад:

Флакончик с яркой этикеткой,
Колечко с мелкой бирюзой,
Полуистертую монетку
С какой-то надписью чужой.

Вот камешек в забавных пятнах,
Ракушка с острым завитком
И крабик тот, что так занятно
Передвигается бочком.

Все это мелочи, конечно!
Бродя по берегу не раз,
Я наступал на них беспечно,
А вот увидел лишь сейчас.

Явившись словно из могилы
На этой отмели пустой,
Они мне сразу стали милы
Своей наивной простотой.

Не так ли вот у нас с тобою!
Всю опознать тебя готов,
Я целый мир в тебе открою
Каких-то милых пустяков.

Да, пустяков! Но ими все же
Ты станешь мне еще родней,
Еще немного приумножишь
Богатство близости твоей.
1976

487

Будем, Женщина, откровенны!
Расскажи-ка мне о себе.
О своей такой сокровенной,
Потаенной такой судьбе.

Ты пришла из глубокой дали,
Из угасших пространств и лет,
Где тогда тобой торговали,
Продавая за горсть монет.

Где тебя опалило пламя
Инквизиторского костра,
Целомудрия пояс ранил,
Ранил с вечера до утра.

Ты за это под нежной маской
Затаила в душе вражду,
И недаром всегда с опаской
На свиданье с тобой иду.

Ведь с мужчиною в поединке,
Пусть не зная того сама,
За невольничьи мстишь ты рынки,
За гаремы и терема.

Но давнишний твой облик снова
Возникает еще порой!
Вот рабыней, на все готовой,
На ковре ты передо мной.

Неужели забыть могла ты,
Что за тело твое когда-то,
Где-то, кажется, три дуката,
Сторговавшись, я заплатил,
На костер твой дрова тащил
И в мошну мою ключ твой прятал!
1976

488

Я никогда не забываю
Твоей единственной цены,
Но расплачусь ли я - не знаю!
Поэты, видишь ли, бедны!

Я золота в стихотворенья
Свои никак не умещу,
А медяками посвященья
Тебя обидеть не хочу.

Вот так и будешь постоянно
Без ясных фраз и четких слов
Бродить негромкой, безымянной
Меж строчками моих стихов.
1975

489

Сколько тайн у любимой,
Начиная с былого,
Сокровенных, таимых,
О которых ни слова.

Жизнь еще приумножит
Тайны старые эти,
Есть другие, быть может,
У нее на примете.

Тайна дремлет до срока,
Не наступит он сразу,
Самой страшной, жестокой
Ты еще не наказан.

Только знай - это будет,
И наверное даже,
Если, смотришь, разлюбит
И об этом - не скажет.
1976

490

Не знаю, согласиться захотите ли,
Но верю я (а может быть и ты?),
Что подмечают ангелы-хранители
Не только просьбы, но и все мечты.

Стараются предостеречь заранее,
Когда для нас таится в них беда,
А если в них не скрыто злодеяние -
То даже исполняют иногда.

Иначе б я не побывал в Италии,
Любимых женщин не поцеловал,
Сюда, на волю, выбрался едва ли я,
А значит, и стихов бы не писал.

За все, за все благодарю Создателя,
Но, вероятно, более всего
За то, что терпит на земле мечтателя,
Порою даже балует его.
1975

491

Я молюсь Ему стихами,
Мне мерещится давно,
Что общенье между нами
Тем прочней закреплено,

Что порой одной строкою
Вся молитва решена
И летит тогда стрелою
Ко Всевышнему она.

Что Он делать будет с нею -
Я не знаю. Может быть,
С ангелом мою затею
Он захочет обсудить?

И велит ему, пожалуй,
Осторожно мне внушить,
Что такой молитвы мало,
Чтоб просимого достичь.

Чтоб от гордости лечился,
Не всегда считал, что прав,
И молиться научился
Без лирических приправ.
1976

Cтихотворения, не включавшиеся в сборники

492. Первая любовь

Есть в жизни каждого одна
Неистребимая страница,
И ей, мучительно верна,
Душа не устает молиться.

На золотой заре любви
Она записана навеки.
Она, тая лучи свои,
Все озаряет в человеке.

Пройдут года. Мы перечтем
Книгохранилища любовей,
Но в этом пиршестве земном
Для нас ничто не будет внове.

И станет ясно, что давно
Прошло прекраснейшее мимо,
И что для каждого оно,
Как жизнь сама, неповторимо!
5 января 1945 Ebensee

493. Исповедь

Ты в жизнь меня послал. И я прошел ее.
Всю, из конца в конец, по тропам и дорогам.
На странствие меня благословив мое,
Ты многое мне дал - я возвращу не много.

Я принесу тебе в сухой моей горсти
Лишь уголек любви да пепел вдохновенья.
К ногам Твоим упав, скажу тебе: прости!
Не осуди меня! Вот все мое уменье!

Я грешен пред Тобой, что не сумел, не смог
Всю жизнь мою зажечь Твоим чудесным даром…
Но что бы сделал я, скажи, с таким пожаром,
Коль этим я уже ладонь свою обжег!?
июнь 1945

494. Сомнение

Отзвенели радости - лучший дар земли:
Бег крылатой младости в золотой пыли,
Песенного бдения жертвенный восторг,
Двух сердец в томлении сладострастный торг…
Все прошло! Остались мне в роковой тиши
Лишь налет усталости - седина души
Да покой мучительный, да в ночи пустой
Опытности мстительной мертвенный отстой.
И глубокой жалости грудь моя полна…
Вот для этой малости жизнь была дана!?
Для нее отпущена песнь душе моей!?
Для нее распущена пряжа вешних дней!?
И невольно медлю я на моем пути…
В дверь мою последнюю я боюсь войти…
Может быть, узнается горестная весть,
Что и там кончается все совсем, как здесь!
август 1945

495

В плену снегов поля лежат,
В плену холодных снов…
Но смотришь - за ночь вырос ряд
Кротовых чердачков!

Они, как холмики, легли
В неведомой стране -
Немного трепетной земли
На мертвой пелене.

И люди мимо них пройдут -
Пройдут и не поймут,
Что подвиг воли явлен тут,
Незримой жизни труд.

Не так ли моего труда
Незримая страда
Для всех, теперь и навсегда,
В конце концов чужда!

Скупая россыпь моих слов,
Неверный мой двойник, -
Вот все, что хоть немного их
Займет, и то на миг…

А то, как я в глухой ночи
Не медлил и не ждал,
Крошил покой и мозг точил,
Гранит души кусал,

Как больно было путь пробить
К себе же самому -
Об этом, сердце, говорить
Не стоит никому!
Январь 1946

496

Не вся душа заключена
Вот в эти строфы, эти строки!
Они, как волны ото дна,
От тайников ее далеки!

В них мимолетное живет,
В них не ответы, лишь вопросы -
Короткий всплеск дробимых вод,
Глубинных таинств отголосок.

А там, где мрак и тишина,
Там дремлют редкостные клады,
Там навсегда погребена
Немая мощь моей армады.

Лишь иногда ночной прибой
В своем скитаньи нелюдимом
Швырнет на камни золотой -
Дукат другой казны незримой.

В ладони, завистью томим,
Иной их взвесит со злорадством…
Но разве можно счесть по ним
Мое несметное богатство?!
Январь 1946

497

Благословенна простота
В прикосновеньи, взгляде, слове,
И новая, как вечно внове
Узор прибоя, вязь листа.

Но что мне делать, если мне
Созвездий полыхает пламя
И ангел жгучими словами
Со мною говорит во сне?

Как уловить в земной кристалл
Сверканье истины нездешней,
Как заточить в земные песни
Небесной мудрости хорал?

И я кидаю в мусор слов
Неназываемые клады
И говорю не то, что надо,
И вовсе замолчать готов…

Прости меня! Я виноват
Моим бессвязным бормотаньем
(Невыполненным обещаньем!)
Перед тобой, мой нищий брат!

Ты просишь хлеба и воды,
А я дарю тебе сапфиры,
Алмазы, перлы - сгусток мира,
Мои ненужные труды!

И ты проходишь, оскорблен
Моим бессмысленным богатством,
И обличаешь со злорадством
Его косноязычный звон!

Так рядом мы живем, враги,
Которые могли быть - братья,
И одиночества проклятьем
Заклеймлены мои шаги.

Но в горестной моей судьбе
Утешься все-таки сознаньем,
Что мне, в моем великом званьи,
Порой больнее, чем тебе!
1946

498. Муза

Для иных она была вакханкой,
Для других - наложницей в бреду,
А один - больною обезьянкой,
Злясь, водил ее на поводу.

И свиданья наши вспоминая,
Все, что ты взяла и что дала, -
Я решить хотел бы, кем, родная,
Для меня ты все-таки была…

Только не богиней! Слишком просто
Рядом мы играли и росли,
Слишком дружно на лужайке пестрой
Солнечную юность провели!

И не обезьянкой, потому что
Никогда я по чужим дворам
Не ходил, и буду нищим лучше,
Но твоей гримаски не продам!

И когда я напоследок все же
Для тебя название найду,
То была ты - яблонькой пригожей
В незатейливом моем саду!
Ты весной в мое окно глядела,
Пчел поила, кружево плела,
На мои тетради ворох целый
Лепестков душистых намела.

А потом надолго задержала
Тайной вязи дремлющую нить,
Чтобы осенью моей усталой,
Сладкое под кожицею алой,
Яблочко мне в руку уронить.

И теперь, когда, ноябрь встречая,
От тебя я ничего не жду, -
Я тебя в рогожу спеленаю,
Землю заступом перекопаю,
Обниму покрепче - и уйду.

И, прощаясь навсегда с тобою,
Лишь одно желанье затаю:
Чтоб с другим ты будущей весною
Повторила с той же чистотою -
Но еще щедрее! - жизнь свою.
Ноябрь 1946 Surrberg

499. Симон - Петр

Он - крепкий старичок. Сухая седина
Ласкает голову и освежает щеки.
Морщинистого лба прекрасна крутизна,
И летней звездочкой сияет взор глубокий.

Пусть Иоанновой в нем нету красоты
И Павел, может быть, его проникновенней,
Но сколько в нем зато душевной простоты,
Как много радости в прямом его служеньи.

Он часто спрашивал. Он даже изменил
(Во всех Евангельях немного он обижен!).
Но верно потому он нам сугубо мил,
Среди двенадцати - других родней и ближе.

Его не одолеть, как ангельскую рать!
В десятый - спасшийся и в сотый раз - гонимый,
Упрямый, как стрела, вот он уже опять
В общинах Греции и катакомбах Рима!

А если смерть придет - нет отдыха и в ней,
И на земле сполна свершив свой путь чудесный,
Уже хлопочет он со связкою ключей
У врат затворенных Обители Небесной.

Пастух Его овец, рачительный ключарь,
Он с нами навсегда, неистребим и вечен,
И пахнет от него сегодня, как и встарь,
Умытой сединой и шерстию овечьей.
1947

500. Незнанье

Славно, что знаешь о мире ты, человек,

Но радостней то, что не знаешь!

Еп. Иоанн (Шаховской)

Плывут миры, плетя и расплетая,
Расчисленный и предрешенный ход,
И в каждом жизнь, от края и до края,
Звенит и плещет, зреет и цветет.

И в каждом - ритм одной и той же воли,
К единой цели точная стезя,
Единый смысл, которым каждый болен,
Но разгадать который нам нельзя…

Что знаем мы? Как мухи по картине,
Мы ползаем по трещинам земли,
Следя мазки, сверяя точность линий,
Ткань полотна исследуя в пыли.

А что на ней Сикстинная Мадонна
В двойном сияньи света и тепла,
Явила лик свой просветленный
И перед ним Христа приподняла,

Что некий луч, немеркнущее пламя,
Вокруг него на все предметы лег,
Что Он живет, что Он навеки с нами,
Навеки в нас - нам это невдомек!

Так будем же по крайней мере честны
И в горестном бессилии своем
Не оскорбим премудрости небесной
И "опыт" свой - незнаньем назовем!

Незнаньем! Тем, что радостнее знанья,
Затем, что в нем, уму наперерез,
Неистребимых истин обещанье,
Предчувствие восторгов и чудес!

Засохшей краскою и тканью плотной
Слепому только вещий мир грозит.
На расстоянии, а не вблизи,
Учись читать высокие полотна!
Сентябрь 1947 г.

501. Дома

Вот и все! А ты просил о многом!
Молний ты хотел, а не лампад!
Только видишь: дальняя дорога
Привела тебя опять назад!

Возвратила старое наследство,
То, о чем не думалось никак:
В спаленке утраченного детства -
Тишину, киот и полумрак.

Вот теперь уже совсем ты дома,
И опять, как прежде, как в былом,
Своему угоднику седому
Можешь ты молиться перед сном.

И из-за сиреневой лампадки,
Огонек пронесший сквозь года,
Улыбнется он тебе украдкой
И тебя услышит, как тогда!
Ноябрь 1947

502. Игла

Жизнь-игла острием своим
Прошивает вечности шелк,
И за каждым стежком, что зрим,
Есть невидимый нам стежок.

Тонкой нити не оборвать -
Так туга она и крепка.
Погляди: вот она опять
На мгновенье в твоих руках.

Осторожно иглу держи,
Позаботься, чтоб узкий шов
Не петлял бы и не кружил,
А прямою дорожкой шел.

Чтобы он не подался вкось
И от вечности не отстал.
И терпи. И иглу не брось,
Даже - если совсем устал.

Потому что, когда дошьешь
(И у вечности есть конец!),
Только с нитью в руке войдешь
В золотой, как звезда, дворец.

В тот, где ангелы смертных ждут,
Смертных, шьющих свой путь земной,
В тот, куда только те войдут,
Что умели владеть иглой.
май 1949

503. У бездны

Забыты чистейшей нежности
Дышавшие мятой сны,
В холодной земной безбрежности
Бредем мы, обречены.

Той мерою не отмерится,
Какою отмерил ты,
А если тебе не верится -
Нет знака из темноты.

Прошел, что был дан в подарок нам,
Младенческий век земли,
Когда тебя боги за руку
К своим алтарям вели,

Когда над тобою реяли
И знаменья, и слова,
И плоть Свою Галилеянин
Нам радостно раздавал.

Ты должен читать пророчества
Отныне в самом себе.
Великое одиночество
Дается твоей судьбе.

Ведут серафимы строгие
Наш мир в пустоту и мрак,
И только совсем немногие
У бездны замедлят шаг.
1949

504. На чердаке

Вот живу я на чердаке
Безобразно большого мира.
Звезды теплятся в потолке…
Замечательная квартира!

Подо мною гудит-звенит
Пьяно-праздничное веселье:
После драк, убийств и обид
Там справляется новоселье.

Только мне там нет ничего -
Ни пристанища, ни обеда:
Не зарезал я никого,
Не украл, не растлил, не предал.

Я ведь только бродил и пел,
Рвал колосья и верил в Бога;
Выше молний и ниже стрел
Пролегала моя дорога.

От того, что весь мир дышал,
Я испытывал лишь удушье…
Могут выселить с чердака
За подобное равнодушье!

Вот и нынче - в рассветной мгле
Замыкаются звенья круга:
Томик Пушкина на столе,
На постели - моя подруга.

Я прислушивался всю ночь
К голосам и шагам, и крикам…
Разве может мне кто помочь
В этом омуте многоликом!?

Что такое? Скребется мышь?
Или люди пришли за мною?
И за счастье свое дрожишь,
За простое свое, земное…

505

Есть роковая дрожь. Не тела, а души,
Неизъяснимое и страшное мгновенье!
В обычном шуме дня или в ночной тиши
Оно приходит вдруг - и нету исцеленья.

Ты обречен. Ты мертв. Еще ты будешь петь,
Любить и трепетать, но это все пустое.
Вчера ты был один, теперь вас стало двое.
Ты человек и труп. Ты жизнь еще и смерть.

506. Может быть…

Не сосчитать, не взвесить, не измерить,
Пропавшее не отыскать звено…
И счастлив тот, кто может просто верить,
Не мудрствуя лукаво и темно.

Назад Дальше