Поднялся на мостик старпом Зорин. Спросил глазами капитан:
- Все?
Отвернулся, не ответил Зорин. Лбом в переборку уперся, задрожали плечи. Впервые смерть на море увидел. Свою бы легче встретил.
"ТАК ДЕРЖАТЬ!"
Тепло в рулевой рубке "Суры". Теплый старый пароход. Все среднее окно закрыла спина начальника Демина. Растерялся старпом. Доложил начальнику, что вывешены штормтрапы.
- Четыре только вот нашли.
- Почему только четыре?
Жалуется старпом на отдел снабжения, смотрит на капитана, ищет поддержки. Не слушает начальник Демин. Как стал после отхода у окна, так и стоит. Только иней счищает со стекла да отогревает его дыханием.
Не заметил Володя Шатров, как прошла вахта. Тронул за плечо сменщик, шепнул:
- Сдавай руль.
Сдать руль в такой момент? Не затем он пришел на "Суру"! Начальник Демин вон сколько уже стоит!
- Разрешите остаться на руле?
Громко спросил. Кто ответит? Капитан со старпомом переглянулись. Шевельнулась спина перед глазами, бас начальника:
- Пусть штурман останется на руле. - Повернулся начальник к Володе. Пронзительные глаза из-под кустистых бровей. - Ваша фамилия Шатров? Слушайте внимательно. Будем подходить к левому борту полным ходом. Как коснемся, стоп! Потом лево на борт и полный ход. Сразу же! Поняли маневр, Шатров?
- Так точно, понял!
Все понял Володя. Представил себе: подойдет под острым углом судно. Стоп. Навалится бортом. Скрежещут борта, высекают искры. Повиснут на трапах моряки. Подхватят их, выдернут на палубу. И лево на борт, и полный вперед. Опять заход за теми, кто остался.
Какой легкий руль! Только мелькают точеные спицы старого штурвала из мореного дуба. Жарко стало. Скинул шапку, куртку расстегнул.
Решил начальник Демин окно опустить. Дергает за винты. Намертво зажаты.
- Открыть окно. Закупорились! Ялту устроили!
Подскочил старпом, нажал. Звонко треснуло стекло, опустилось. Ворвался морозный воздух. Шевельнул чуб у Володи, забрался за воротник.
Ничего не замечает штурман Володя Шатров. Только курсовую черту да спину начальника Демина.
- Старпом, к телеграфу. Стоять у реверса в машине!
Отошел от окна в сторону начальник.
- Полборта право. Одерживать! Так держать!
- Есть так держать!
Закачались в проеме окна белые мачты. Ледяные иглы на снастях.
- Грот-мачту видите? Чуть лево. На нее. Так держать! Так!
Режет глаза снежная пыль. Глаза из орбит к мачте тянутся. Шток на форштевне и мачта "Ладоги" - одна линия. А руки, руки… Сами кладут штурвал. Умные руки! Полборта право. Прямо руль. Оборот лево. Прямо. Глаза на мачте. Ледяной переплет вант. Как бревна штаги. Вот она, мачта! Ближе! Ближе!
- Так, так держать!
Какой высокий борт! Это от крена. Надстройка закрыла просвет. Шлюпка без чехла: Почему?
- Стоп машина!
И в этот момент навалился пароход, скрежет металла. Ледяные осколки, пыль, снежура! Ничего не видно Володе.
- Лево на борт! Полный вперед! - Руль на левом борту.
Сами руки положили. Раньше команды! Умные руки!
Опала ледяная пыль. Надстройка "Ладоги" пронеслась к корме. Исчез пароход. Видит только Володя черный шток на носу да белые буруны. Вздох на мостике.
- Молодец, Шатров. Идем на второй заход.
"НЕ КРИЧИ НА МЕНЯ, ВОЛОДЯ. НЕ ПОЙДУ БЕЗ ТЕБЯ"
Ветер стал тише. Пошел снег. С палубы его слизывали волны. А на мостике намело сугроб, заносило через окно рулевую рубку. Скрипел под ногами снег, нежный, мягкий. На мостике "Ладоги" оставались капитан, старпом, стармех и несколько матросов. Следили за "Сурой". Пароход приближался. Стармех, как всегда, был без шапки. Незаметен снег на шевелюре "деда". Посмотрел капитан на погасшую трубку, повертел ее в руках и бросил за борт.
- Всем спуститься на палубу! Старпому проверить каюты, проследить за порядком и прыгать на "Суру". Благодарю за службу, товарищи!
Голос капитана был ровный, но старпому Зорину показалось, что треснуло что-то внутри у капитана. Треснуло и вот-вот оборвется, как лопается перетянутая струна гитары.
Подошел "дед" к капитану. Глаза в глаза.
- А вы как?
- Выполняйте приказ!
- Воля ваша. Но я тоже остаюсь с вами. Все равно скоро помирать. Так лучше в море.
Лопнула струна. Закричал капитан:
- Приказываю всем спуститься на палубу и прыгать!
Покачал головой Павел Михайлович:
- Не кричи на меня, Володя. Не пойду без тебя.
Рылся в карманах капитан, ронял бумажки, ключи. Протянул сигареты старпом Зорин. Закурил капитан, кивнул.
- Идите, Глеб Борисович. Благодарю вас.
Размахивают за кормой мачты "Суры". Сбежал вниз старпом. Хлопают в коридорах двери, плещется вода. Инеем покрылись трубопроводы и грелки. Бежал старпом по коридору, кричал, заглядывая в каюты. Пусто. В свою каюту заскочил. Здесь все на месте, упали только кресло да книга с полки. Пушкин, избранное. Уютно заправлена койка за шторами. Портрет над койкой. Улыбается та, что всегда провожала в плавание и имела мужество ждать.
Низкий звук ворвался в каюту, заполнил все. Сирена "Суры". Рванул Зорин портрет с переборки, сунул его под китель. Споткнулся о книгу. Раскрылся томик, весело смотрит кудрявый поэт. На ходу подхватил, в карман втиснул. Выбежал на палубу. Пересчитал оставшихся - шесть человек. Стармеха и капитана нет. Треплет ветер звенящий брезент, наметает снежный холмик. Могила Кости. Лучше не смотреть туда.
Затрещали борта, взлетела снежная пыль. Раскачиваются над головами штормтрапы. Схватился старпом Зорин за стрендь, подтянулся, ногу задрал на балясину. Сверху руки подхватили, поставили на палубу.
Голос с мостика:
- Говорит Демин. Я потеряю судно, но не отойду, пока не подниметесь на борт "Суры". Шалов! Подняться немедленно! Оставить судно!
Глянул вниз старпом Зорин. Качаются на трапах два человека. Капитан и "дед". Десяток рук над ними. Подхватили. А сверху команда:
- Лево на борт! Полный вперед!
Расцеловались борта, оторвались с трудом. И вот уже "Ладога" за кормой. Все меньше и меньше становится пароход. Притихли моряки. Затягивает пароход снежной пеленой. Правый борт уже в воде. Смотрит Зорин на острый профиль своего капитана. Смотрит капитан туда, где никак не стихали удары рынды. А может быть, это просто казалось? Подумал старпом: "Нет сейчас на свете человека несчастнее, чем капитан Шалов".
Снег пошел сильнее. Он уже валил белыми хлопьями. Белый снег и черная вода. И казалось Зорину, что весь мир состоит из этих двух цветов и еще из воя ветра и ударов рынды. Как в страшном сне.
- А ну расступись.
Все отошли от фальшборта. Подошел начальник управления Демин к капитану Шалову, руку на плечо положил.
- Идите отдыхать, капитан.
Отвернул плечо капитан Шалов, скинул руку начальника. Закрыл лицо ладонями.
"СЧИТАЮ СЕБЯ ВИНОВНЫМ…"
Откатал на левый борт штурвал Володя Шатров. Звякнул телеграф. Развернулся пароход. Пронеслись перед окном ледяные мачты "Ладоги". Спустился вниз начальник Демин. Но вернулся скоро. Схватил рукоятку гудка, нагнул до упора. Зашипел пар, сиплый гудок поплыл над морем. Один. Второй. Третий. Прощай, "Ладога"! Отошел начальник к окну, припал лицом к стеклу. Сказал, слово за словом выдавил:
- Ложитесь на Х., капитан.
Навалилась на Володины плечи тяжесть. Ладони огнем полыхают. Штурвал - как жернов. Забегала курсовая черта. Нет сил смотреть на компас.
Неслышно подошел к окну старик капитан, тронул плечо начальника:
- Николай Захарович, идите ко мне в каюту. Мы уж сами справимся.
Обернулся начальник. Смотрит на капитана.
- Что? Да, да. Хорошо. Пойду. - Остановился около Володи, поднял красные веки. - Благодарю, Шатров. Молодец. Замените штурмана, капитан.
Спустился Володя. Руки не держат поручень, едва добрался до кубрика. Вот она, койка! Раздернуты шторы. Два человека на койке вповалку лежат. Один прижался к переборке, лаковый козырек на глаза надвинул, прижал к груди кожаную папку. На ней блестит золотой оттиск: "Судовые документы". Разметался другой, цветастый шарф на палубу свесился. Дергаются губы.
- Товарищ капитан! Звон проклятый… Разрешите проберусь… Язык вырву! Товарищ капитан, товарищ…
Как трудно расстегнуть куртку! Пуговицы словно гайки прикручены. Черт с ними! Так! Головой под стол. Спать. Палуба кренится. Ржавые заклепки отпотели. Какой старый пароход… Тишина. Бьет волна в иллюминатор, стонет плотник Саша Васильев, стаскивает с шеи цветной шарф.
Ветер совсем стих, нет белых гребней. Открылся красный маяк порта Х. Еще несколько часов - и прижмется старый борт к ласковому причалу.
Конус света настольной лампы в каюте капитана. Откинулся в кресле начальник управления Демин. Голову на мягкую спинку забросил. Шапка на глаза. Сутки на мостике простоял, а сна нет. Вся жизнь, как в замедленном фильме, перед глазами. Штурман, капитан, начальник службы эксплуатации. И все быстро. Когда партком рекомендовал на пост начальника управления, записано было в решении: "Волевой, решительный, умеющий работать с людьми". Да, он умел работать с людьми. Но это было раньше, когда он командовал передовыми судами. А потом? Власть опьянила. Решил, что он лучше других, умнее, удачливее. Люди выполняли план, водили суда сквозь льды и штормы. А в главке говорили, что Демин молодец, сумел перестроить работу управления. И сейчас, если бы "Ладога" прошла, сказали бы в главке, что сумел Демин организовать доставку бумаги вовремя.
Но "Ладога" не прошла. И виноват в этом только он, Демин. Диспетчер чертов посоветовал. Ну вот, и опять выискал виновного. Он все знал без диспетчера. Не имел он права вызывать капитана Шалова, намекать, советовать, угрожать. Запутался совсем. А раз так, то надо это сказать сейчас же. Сказать честно, как коммунист и как моряк. Ведь капитан Демин был честным человеком.
Листок бумаги на столе под лампой. Твердые, короткие строки:
"Секретарю парткома.
…Считаю себя виновным в гибели. Прошу снять с занимаемого поста… Готов понести любое взыскание. Прошу направить на плавающее судно.
Коммунист Демин".
Перезвон склянок. Иллюминатор ловит вспышки входного маяка.
И. Олейников
СТАЛ ТИХИМ ВЕЛИКИЙ
Закончив ночные свои труды,
Уснул океан - стал тихим Великий.
На зыбком стекле голубой воды
Качает разводьев овальные блики.Мы режем форштевнем это стекло,
Должно быть, алмазный у нас форштевень,
И чайки над нами вьются светло,
И след за кормою винтами вспенен.От шторма ночного в глазах туман,
Ознобом усталость по телу струится,
Но в рубке стоит весь день капитан,
Глядит он с заботой в уставшие лица.
И. Чернышов
НЕ ПО ПРАВИЛАМ
Рассказ
С самого утра у старшего лейтенанта Ушакова было неспокойно на душе. Он чувствовал в себе какое-то внутреннее напряжение, хотя внешне оставался спокойным, сдержанным. Немногочисленная команда корабля, будто заряженная своим командиром, тоже находилась в каком-то необъяснимом ожидании.
Возможно, причиной тому была погода: в полной тишине над самой головой быстро неслись низкие фиолетово-черные тучи, казалось, из них вот-вот грянет гром и сверкнет молния, польет крупный дождь, а то и посыплет мокрый снег. Но скорей всего, причина таилась в сообщении "бакового вестника" о прибытии в базу министра обороны и главнокомандующего Военно-Морским Флотом. А раз так, то они вряд ли обойдут своим вниманием эти корабли - первые в нашем флоте на воздушной подушке.
Всего полгода назад старший лейтенант Ушаков и его экипаж приняли от промышленности головной корабль совершенно непривычной для моряка архитектуры и конструкции. Два больших, как у реактивных самолетов, аэродинамических киля на корме и два двигателя, возвышающиеся над палубой на пилонах, придавали кораблю черты современного воздушного лайнера. Правда, широкий корпус с огромным раструбом воздухозаборника в средней части делал корабль похожим на гигантский лапоть, поэтому экипаж и называл в шутку свой корабль аэро-лапотком.
Низ корпуса опоясывала "юбка" из черной резины, позволяющая создавать воздушную подушку, на которой корабль мог скользить не только над водой, но и над сушей, например над песчаным пляжем, полем, болотом, мелким кустарником. Этот необычный корабль и в базе стоял не так, как все нормальные корабли: не у причала, покачиваясь на воде, а покоился на бетонной площадке, похожей на взлетно-посадочную полосу аэродрома.
Чуть позади ушаковского рядком стояли еще два таких же корабля, лишь неделю назад пришедшие с завода.
Предчувствие не обмануло Ушакова. Экипаж корабля занимался тренировкой по ускоренному приготовлению корабля к выходу в море, когда на площадку въехало несколько легковых автомашин. Старший лейтенант Ушаков, дежуривший по отряду своих необычных кораблей, соскочил с палубы аэро-лапотка на бетон, крикнул "Смирно!" и подбежал с рапортом к вышедшему из черной "Волги" маршалу.
Выслушав доклад, министр поздоровался с Ушаковым и, чуть улыбнувшись, произнес:
- Познакомьте-ка меня со своим "крокодилом". А то о них такие сказки рассказывают, что даже не верится. Что, действительно хорошие?
- Чудо-корабли, товарищ маршал Советского Союза!
- Ну, вот вы и покажите, старший лейтенант, это чудо, чтобы и я в него поверил.
- Есть показать, товарищ маршал! Прошу вас… - Ушаков протянул руку к своему кораблю, стоявшему ближе остальных к воде.
Министр, сопровождаемый главнокомандующим Военно-Морским Флотом и другим начальством, направился к ушаковскому "крокодилу". Старший лейтенант немного волновался, но отвечал на вопросы маршала толково и обстоятельно: каковы размеры корабля, как вооружен, сколько народу в экипаже, специалисты каких профилей в него входят. Увлекшись, он начал объяснять, как корабль сходит с площадки на воду, за счет чего двигается, зачем нужна эта черная резиновая "юбка", похожая сейчас на огромную спущенную автомобильную шину…
- Ясно, товарищ старший лейтенант. Рассказали вы красочно. Спасибо. Мне хочется увидеть корабль в деле, посмотреть его настоящие возможности. Вот взяли бы вы, например, и прокатили.
Ушаков бросил быстрый взгляд на главкома, тот согласно кивнул головой, и Ушаков ответил:
- Есть прокатить, товарищ маршал! Куда прикажете идти?
Неожиданно вмешался главнокомандующий:
- Товарищ министр недавно высказал желание посмотреть кое-что на острове Чаек. Может быть, сходим туда, старший лейтенант?
- Есть на остров Чаек, товарищ главнокомандующий!
Министр повернулся к главнокомандующему:
- Не далеко? Нам ведь через полтора часа…
Тот слегка наклонил голову:
- Должны успеть. Успеем, старший лейтенант?
- Так точно, успеем. И еще время останется.
Маршал недоверчиво посмотрел сначала на главнокомандующего, а потом на командира корабля.
- Ну-ну. Посмотрим.
Ушаков пригласил командование в рубку, расположенную почти на самом носу корабля и напоминающую скорее кабину большого транспортного самолета, чем традиционное корабельное помещение, в котором находился главный командный пункт. Кроме обычных морских приборов, здесь были и приборы, пришедшие из авиации. Даже штурвал напоминал авиационный.
В рубке уже собрались главнокомандующий, помощник командира лейтенант Василий Дымов и механик корабля мичман Владлен Чернобок. Остальные сопровождающие теснились вокруг рубки, заглядывая в нее сквозь стекла.
Ушаков обратился к министру:
- Товарищ Маршал Советского Союза, прошу разрешения начать движение.
Министр посмотрел на ручные часы, хотя рядом с ним тикали корабельные, и коротко приказал:
- Снимайтесь с якоря. - Поняв неуместность сказанного - корабль-то стоял на бетонной площадке без каких-либо якорей, - произнес: - Или как там у вас: пошли, полетели, поплыли… На таком корабле даже не знаешь, как сказать. - И, скупо улыбнувшись, заключил: - Одним словом, поехали!
- Есть поехали! Помощник, всех пассажиров проведите в кубрик.
Сообразив, что сказал не совсем ладно, тут же поправился:
- Я имею в виду находящихся на палубе.
Старший лейтенант положил пальцы на панель, усеянную разноцветными крохотными индикаторными лампочками, кнопками, тумблерами, шкалами приборов. По кораблю разнесся резкий перезвон колоколов громкого боя. Механик и рулевой заняли свои места в креслах, здесь же в рубке. Из динамика громкоговорящей корабельной сети горохом посыпались доклады:
- Трап убран!
- Двигатели к запуску готовы!
- Радиовахта открыта!..
Когда поток докладов оборвался, Ушаков тоже сел в свое кресло и скомандовал в микрофон:
- От винтов!
И тотчас динамик откликнулся:
- Чисто!
Старший лейтенант повернулся к механику:
- Пуск!
Тишину нарушил звенящий свист - совсем такой, как при запуске реактивных двигателей воздушных лайнеров. Через несколько секунд взвыл первый двигатель. За ним - второй, потом третий. Стрелки на приборах пришли в движение. Корабль начал, мягко покачиваясь, приподыматься над бетонкой. Еще несколько секунд - и он плавно пополз по площадке и незаметно соскользнул на воду. С обоих бортов из-под "юбки" вырвались клубы мелкой водяной пыли.
В рубку вошел лейтенант Дымов.
- Товарищ командир, тринадцать пассажиров размещены в кубрике.
- Добро.
Обернувшись, старший лейтенант попросил министра и главкома сесть и пояснил:
- А то при поворотах и изменении хода могут быть некоторые неприятности… Инерция.
Дымов откинул сиденье, прикрепленное к задней стенке рубки, сел и посмотрел на часы:
- Время поворота, товарищ командир…
- Право руля! Курс одиннадцать градусов!
Старшина первой статьи Морозов плавно переложил штурвал.
- Руль право!
Корабль проворно, почти без крена изменил направление движения.
- На румбе - одиннадцать градусов.
- Так держать, - отозвался Ушаков, посмотрел на механика и кивнул ему: - Полный ход.
И сейчас же министр и главнокомандующий ощутили, как их начало с силой прижимать к задней стенке рубки. Водяная пыль уже не вздымалась по бортам, а клубилась далеко за кормой. Мелкая волна убегала под корабль, словно взлетная полоса аэродрома под самолет, разбегающийся, чтобы взмыть в небо. Берег ощутимо отступал к горизонту и терял свои очертания.
- Правый борт пять градусов - надводная цель! - доложил радиометрист.
- Есть справа пять - цель, - отозвался старший лейтенант, взглянул на расположенный перед ним экран радиолокатора кругового обзора и, поднеся к глазам бинокль, принялся разглядывать обнаруженный впереди объект. - Сейнер. Шесть градусов влево по компасу!
- Есть шесть градусов влево по компасу, - отозвался рулевой.
Министра и главкома будто кто-то мягко, но настойчиво потянул с сидений вправо.
- Почему вы отвернули, командир? - поинтересовался министр. - Ведь мы проходили в стороне от судна?
- У него справа сети, товарищ маршал. А где кончаются - не видно.