К л э р. Не знаю почему, но меня трясет. Ничего не могу с собой поделать. На мистера Гроссмана это произведет плохое впечатление.
Ф е л и ч е. Назад ты уже не вернешься. Я тебе не позволю.
Клэр. Феличе, пока ты будешь у мистера Гроссмана, я могла бы позвонить в бюро помощи - тем людям, которых мы не хотели принять у себя. Теперь я могла бы пригласить их к нам и ответить на все вопросы. И мы могли бы получить от них помощь, даже если мистер Гроссман нам не поверит.
Ф е л и ч е. Клэр, перестань морочить мне голову. Пошли.
К л э р. Я что-то забыла в доме.
Ф е л и ч е. Что?
Клэр. Свой, свою…
Ф е л и ч е. Видишь, ты даже не знаешь что, значит, не важно.
Клэр. Нет важно, даже очень… Ах, вату, я затыкаю ею нос, когда идет кровь, а это может произойти почти в любое время. Вон какая пыль от известки!
(Она быстро поворачивается к двери, но он становится у нее на пути, заслоняя дверь руками. Она негромко вскрикивает и бежит к окну. Он тоже бросается к окну и не дает ей в него влезть.)
Ф е л и ч е. В окно ты не влезешь!
Клэр. Нет влезу! Пусти, я должна! У меня сердце болит!
Ф е л и ч е. Я что - насильно должен тащить тебя к Гроссману?
Клэр. Как только попаду в дом - тут же позвоню в бюро помощи, клянусь тебе!
Ф е л и ч е. Врунья! Врунья и трусиха!
К л э р. О Феличе, я… (Бежит к двери. Он остается у окна. Она заходит в интерьер и, сжимая руки, смотрит на него из комнаты. Он перешагивает через низкий подоконник, и секунду они молча смотрят друг на друга.)
Феличе. Если мы не можем пройти полтора квартала до гроссмановского рынка, тогда мы не сможем больше жить вместе ни в этом доме, ни вообще где-либо - только в разных зданиях. Поэтому слушай, Клэр: или ты выйдешь, и мы пройдем всю эту процедуру у Гроссмана, или я ухожу навсегда, и ты останешься здесь одна.
К л э р. Ты же знаешь, что я сделаю, если останусь одна.
Ф е л и ч е. Да, поэтому я беру ее за руку и кричу прямо в лицо: "А ну-ка выходи!" И тащу к двери.
К л э р. А я, я за что-то ухватилась, вцепилась… вцепилась - насмерть!
Ф е л и ч е. Да уж, вцепилась!
Клэр. Вцепилась в то, чего нет на сцене, - в стойку перил, двумя руками - и оторвать он меня не смог.
Ф е л и ч е. Ну и оставайся одна! Я ведь уйду и не приду никогда! Буду идти себе, идти, идти и идти. И все дальше и дальше!
К л э р. А я буду ждать!
Ф е л и ч е. Чего?
Клэр. Тебя!
Ф е л и ч е. Долго же тебе придется ждать, дольше, чем ты думаешь. Итак, я ухожу. Прощай! (Отходит от окна.)
Клэр (кричит ему вслед). Но только ненадолго! Возвращайся скорее!
Ф е л и ч е. Как же! (Выходит на авансцену и, тяжело дыша, рассказывает публике.) Надеюсь, зрители представят себе фасад дома - а я как раз перед ним и стою, - он закрыт подсолнухами, и меня почти не видно. Итак, я стою там - и ни шагу дальше. Без нее я не могу существовать. Нет, не оставлю ее одну. Я брошен на произвол судьбы, мне так холодно. А позади дом. Чувствую, как он тихо дышит мне в спину и даже греет. Словно любимая рядом. Я уже сдался. А он такой старый, обветшалый, теплый, и словно успокаивает, шепчет: "Ну не уходи же! Брось эту затею. Войди и останься." Приказывает, но так нежно! И что было делать? Конечно, подчиниться. (Поворачивается и входит в дом.) И я вернулся, тихо-тихо. А на сестру даже не взглянул.
Клэр. Нам стыдно смотреть друг другу в глаза. Стыдно, потому что так быстро сдались.
Ф е л и ч е. Пауза, тишина - мы сидим, не глядя друг на друга…
К л э р. С виноватым видом.
Ф е л и ч е. Ничто не сотрясает дом. Ни бурных сцен, ни упреков, ни оскорблений.
К л э р. И только дневной свет.
Ф е л и ч е. Да, неправдоподобно золотой дневной свет на…
Клэр. Мебели, которая гораздо старше нас…
Ф е л и ч е. Теперь я понимаю: этот дом превратился в тюрьму.
К л э р. Я тоже вижу - это тюрьма, но что ж тут удивительного? Феличе, что я сделала с визиткой из бюро помощи?
Феличе. По-моему, ты положила ее под…
К л э р. О, под бабушкину свадебную фотографию. (Достает визитку и идет к телефону.) Сейчас я их позову!
Феличе. Думаю, самое время.
Клэр (нерешительно поднимая трубку). Держу - а гудка нет. Прямо не могу, хочу закричать: "Ну помогите же, помогите!"
Феличе. Так он…
Клэр (вешая трубку). Иногда замолкает, совсем ненадолго, а потом опять включается, ты же знаешь.
Феличе. Да, знаю. Конечно.
Клэр. Ну что, побудем здесь, может, опять заработает?
Феличе. Дождемся, что бюро закроют. Может, лучше пойти к соседям - и позвонить от них? Скажем, наш почему-то не работает.
Клэр. Правильно. Так почему ты не идешь?
Феличе. Пойди ты. Такие вещи у тебя лучше получаются. Но посмотри! (Показывает на окно.) Вон же соседка снимает с веревки белье. Крикни ей.
(Клэр затаила дыхание. Потом бросается к окну и кричит, задыхаясь.)
Клэр. Пожалуйста, можно я… пожалуйста, можно мы…
Феличе. Слишком тихо, громче!
Клэр (отходя от окна). И ты действительно вообразил, что я буду звонить в бюро помощи и просить на глазах у этих злобных соседей, звонить по их телефону и в их присутствии? Ведь это они дали рогатку своему сыночку, чтобы он нас обстреливал!
(Небольшая пауза.)
Ф е л и ч е. Ты спрашивала, что делает человек, когда ему уже ничего не остается.
Клэр. Такого я не спрашивала. (Немного помедлив, окунает соломинку в мыльную воду.)
Ф е л и ч е. Вместо того, чтобы позвать соседку, - пускать в окно пузыри! Они красивы, конечно, как и твой камень, но это значит, что мы сдались, и мы это знаем… А теперь я легонько дотрагиваюсь до ее руки - это сигнал: я готов произнести очередную реплику из "Спектакля для двоих". (Трогает ее руку.) Клэр, вчера, или позавчера, или сегодня, ты говорила, что где-то видела коробку с патронами от отцовского пистолета.
Клэр. Нет, нет, я не…
Ф е л и ч е. Говори не "нет", а "да", Клэр… И затем я достаю эту часть реквизита, которую она всегда ненавидела и боялась настолько, что даже отказывается помнить, что в пьесе есть патроны.
К л э р. Я сказала - без них можно обойтись! (Из-под кипы лежащих на пианино нот Фелине достает пистолет.) Он что - всегда там лежал?
Ф е л и ч е. Пистолет и патроны - ты нашла их позавчера - нигде и никогда не фигурировали, ни в одном из представлений этой пьесы. Сейчас я вынимаю холостые и вставляю боевые, причем проделываю это с таким хладнокровием, будто выбрасываю из вазы увядшие цветы и ставлю туда свежие. Да, с таким хладнокровием, что… (Но его пальцы дрожат, и пистолет падает на пол. Клэр зевает, а затем смеется, затаив дыхание.) Прекрати! (Клэр закрывает рот ладонью.) А теперь я… (Пауза.)
Клэр. Ты забыл, что дальше? Ужас! Ведь и я не помню.
Ф е л и ч е. Нет, не забыл. Дальше я кладу пистолет на середину столика - за ним мы обсуждали отношение природы к особям, которые считаются уникумами, - а потом… (Кладет пистолет на столик и умолкает.)
К л э р. И что дальше? Не помнишь?
Ф е л и ч е. Помню… однако сейчас я… (Включает магнитофон.) Беру соломинку, погружаю ее в воду и пускаю пузыри из окна гостиной, и мне абсолютно наплевать, что подумают соседи. Конечно, иногда мыльные пузыри, не взлетев, лопаются, но на этот раз, представьте, они взлетают в золотом свете дня, над золотыми головками подсолнухов. А потом я поворачиваюсь к сестренке, у которой ангельский лик, и говорю ей: "Посмотри же! Ты видишь?"
Клэр. Да, вон тот очень красивый и все еще не лопнул!
Ф е л и ч е. Иногда мы смотрим на мир одними глазами - и притом одновременно.
Клэр. Да, до тех пор пока нас не запрут в разных зданиях и не будут выпускать в разное время под прицелом всевидящего ока, тебя - санитаров, меня же - сиделок. (Берет ноту.) О, как же долго, как долго мы ездили вместе, а теперь приходит время расстаться. Да, снова к подсолнухам и мыльным пузырям - с дороги не свернешь, даже если она ведет назад… (Смотрит на публику.) Баловни природы свое отыграли. (Фелине не реагирует.) Феличе, представление окончено! (Она останавливает пленку - гитарную мелодию.)
(После представления.)
Клэр продолжая). Надень-ка пальто. А я свое. (Он ошеломленно на нее смотрит.) Феличе, выходи из образа. Зрители ушли, зал совсем опустел.
Феличе. Ушли? Уже? Все?
Клэр (доставая пальто из-за дивана). А ты и правда не заметил, как они встали и ушли?
Ф е л и ч е. Я был весь в игре.
Клэр. Ты был, а они нет, вот они и ушли.
Ф е л и ч е. Но ты делала в тексте купюры, и это все испортило.
К л э р. Я начала их делать только тогда, когда обстановка стала как в тубдиспансере.
Феличе. Была бы тоже вся в игре - они бы не ушли.
Клэр. Господи, а то я не старалась! Пока сиденьями не захлопали и…
Ф е л и ч е. А я, когда вхожу в роль, уже ничего не слышу. Я теряюсь в ней…
Клэр. Так не растворяйся, не теряйся! Каково потеряться в лесу, среди волков!
Ф е л и ч е. Ха!
Клэр. Ладно, давай кончать это глупое пикирование. Какой смысл вымещать друг на друге наше недовольство этими идиотами! Давай надевай! (Вытаскивает из рукава его поношенного мехового пальто рваный грязно-белый шелковый шарф и пытается засунуть под воротник.)
Ф е л и ч е. Прекрати сейчас же! Что я, сам что ль не могу, если надо… Этот шарф из пьесы "Нижние глубины"…
(Бросает шарф на пол. Она поднимает, и на этот раз он позволяет ей просунуть его под воротник. Он все еще тяжело дышит и с несчастным видом смотрит куда-то в сторону.)
Клэр (открывая портсигар). Осталось только три сигареты. Садитесь, молодой человек. (Показывает на диван, и они неуверенно к нему направляются. Она спотыкается, он обнимает ее за плечи, они садятся. Она дает ему сигарету.) Спички? (Он механически достает из кармана пальто коробок спичек, одну зажигает и держит перед собой; кажется, что на несколько секунд они об этом забывают, но затем она медленно переводит взгляд на спичку.) Дорогой, ты ее зажег, чтобы прикурить или чтобы развеять мрак в этой атмосфере?
Ф е л и ч е (зажигая ей сигарету). Извини… (Пытается закурить сам, но огонь обжигает ему пальцы.) Ммммммммм!
(Она задувает спичку и прикуривает ему сигарету от своей; несколько секунд они курят молча.)
Клэр. Когда я впервые посмотрела в зал с авансцены, то просто обалдела от этих…
Ф е л и ч е. Они ушли, Клэр.
Клэр. Волосатых горилл, сидящих там. Меня охватила паника, она и сейчас не утихла. Ах…
Ф е л и ч е. Гммм…
К л э р. А теперь позови Фокса. Посмотрим, хватит ли у нас денег отсюда убраться. (Пауза. Феличе боится звать Фокса, подозревая, что тот давно ушел.) Ну, ради Бога, позови же его!
Ф е л и ч е (кричит в зал). Фокс! Фокс!
Клэр. Может он попал к ним в лапы, и они скормили его на обед своим овчаркам? Фокс, Фокс, Фокс!
Вместе. Фокс!
(Им отвечает лишь эхо. Прислушиваясь, они все же ждут другого ответа, но надежды тают)
Клэр. Как бы я сейчас хотела завалиться в постель где-нибудь в ближайшем отеле и спать, спать, спать - тысячу лет!
Ф е л и ч е. Ну тогда иди и собирай вещи.
Клэр. Что мне собирать-то?
Ф е л и ч е. Сумку, например, чемоданчик.
К л э р. Да у меня его нет.
Ф е л и ч е. Что, опять потеряла?
Клэр. Это все еще как в "Спектакле для двоих". И знаешь, что самое ужасное? Не то, что у нас нет больше Фокса, бренди в бутылке, успехов, от которых растет самоуверенность, - нет, все это мелочи. Самое ужасное: мы уже не говорим о том, что ждет нас в жизни. Словно сговорились держать это в тайне друг от друга, хотя каждый знает, что другому все известно. (Нажимает на клавишу. Пауза.) Феличе, а можно, чтобы в "Спектакле для двоих" не было конца?
Феличе. Даже если мы и вконец обезумели, как утверждает труппа в своей телеграмме, мы все же никогда не будем играть в пьесе без конца, Клэр.
Клэр. Мне кажется, она без конца. Там только паузы. А когда приходит время сказать что-то важное, вдруг объявляешь: "Представление окончено!"
Феличе. Вообще-то бывает, что в пьесе нет конца в обычном смысле этого слова, но этим хотят сказать, что ничто на самом деле никогда не кончается.
Клэр. Вот уж не знала, что ты веришь в вечность.
Ф е л и ч е. Я совсем не то имел в виду.
Клэр. По-моему, ты сам не знаешь, что имел в виду. Всему есть и должен быть конец.
Феличе (вставая). Встали - и в отель! В парадный подъезд! А лицом к лицу с действительностью - завтра!
Клэр. Да, уж завтра она покажет нам свое лицо - и вовсе не ангельское. Да, сэр. И по правде говоря, у нас нет денег даже на собачью упряжку, чтобы добраться до отеля. Но ведь перед спектаклем ты сказал, что Фокс нам ничего не забронировал!
Ф е л и ч е. Я, кажется, видел один отельчик на площади рядом с театром, когда мы ехали с вокзала. Закатимся туда с таким шиком - и не надо будет никакой брони. Подожди-ка, пока я… (Бросается за кулисы.)
Клэр. Ты куда?
(Идет за ним к статуе великана - там и останавливается. Каменный холодный свод дома вдруг наполняется звуками. Слышен шум быстрых шагов, глухое неразборчивое эхо, которое вторит крикам, лязганье металла и т. д. Прижавшись к пьедесталу статуи, Клэр смотрит на авансцену, вздрагивая при каждом зловещем звуке, пытаясь не дышать. Звуки умолкают, наступает полная тишина. Она направляется к двери в глубине сцены, потом возвращается обратно к статуе.)
Клэр. Великан, он вернется, правда? Но ты что-то не уверен. После всех этих звуков стало так ужасно тихо. Феличе!
Голос Феличе (в отдалении). Да!
Клэр. Давай же обратно! Я здесь одна превращаюсь в замерзающую попрошайку у ног безжалостного… Бедный Феличе! У него нет больше аргументов против того, что сегодня должно произойти невозможное. Невозможное и необходимое проходят на улице мимо друг друга и даже не здороваются, как в "Спектакле для двоих". Когда он прочитал сценарий вслух, я себе сказала: "Это его последний спектакль, после него уже все". Что ж, мне есть, что вспомнить: как мы ехали в фиакре, как он катался на лошади пьяный по рилькиевскому Мосту ангелов над Тибром, раскаты грома, вдруг - настоящая буря, и на наши смеющиеся лица с неба летят миллионы льдинок. Un mezzo litro. Una bottiglia. Une bouteille de… Frutta di mare. Comme c’est beau ici! Commo bello! Maraviglioso!"Ты и твоя сестра совсем обезумели". Как интересно - просить защиты у пьедестала чудовища… (Слышится звук шагов.) Слава Богу, он возвращается! (Фелине, как слепой, выходит на сцену.) Удачно, Феличе? (Он проходит мимо, словно ее не видит, входит в интерьер и, тяжело дыша, падает на диван. Она, кутаясь в пальто, медленно следует за ним.) Что там? Еще что-нибудь случилось?
Феличе (не глядя на нее). Боюсь, Клэр, нам придется здесь немного задержаться.
К л э р. В этой замерзшей стране?
Ф е л и ч е. Я имел в виду театр.
Клэр. Правда?
Феличе. Видишь ли, дверь на сцену и все двери в зале заперты снаружи, а в доме - ни одного окна. К тому же телефон, как и в "Спектакле для двоих", не работает.
К л э р. А ты заметил, что свет изменился?
Феличе. Да, свет померк.
К л э р. И продолжает меркнуть.
Ф е л и ч е. А ведь я не трогал переключатель.
Клэр (кричит). На улицу, на улицу, на улицу! Пойдем, позовем кого-нибудь!
Феличе. Кричать бесполезно, сага.
К л э р. Я не кричу, я взываю!
Ф е л и ч е. Из этого дома даже выстрела никто не услышит.
Клэр. Так что, значит, - мы должны здесь мерзнуть до утра, пока нам не откроют?
Феличе. Клэр, но я даже не уверен, что нам и утром откроют, и не только утром, но и вечером, и на следующее утро, и послезавтра вечером, и…
К л э р (с внезапным проблеском надежды). Но Феличе, на заднике же есть дыра… (Показывает в глубь сцены)
Феличе. Иногда нас озаряют одни и те же мысли. (Смотрит на нее с загадочной улыбкой, тяжело дыша от усталости и напряжения.) Пытался ее расширить, она ведь такая узкая, как вентиляционная труба в стене старого замка, - сквозь нее только стрелы во врагов пускать… И вот все плоды моих трудов… (Показывает окровавленные ладони.)
Клэр (перебивая). Феличе, ты что, пишешь нео-елизаветинскую драму? Но только я не буду среди исполнителей, и… И вытри свои окровавленные руки обо что-нибудь чистое. И перестань скалить зубы!
Ф е л и ч е. Я не тебе, Клэр!
Клэр. Что ты улыбаешься как дикарь? Феличе, ты что - меня ненавидишь?
Феличе. Конечно - коль скоро люблю, а, по-моему, это так. (Заходит на авансцену. Его следующая реплика произносится бесстрастно.) "Запертый сад - сестра моя…" (Пауза.) По-моему, страх имеет свои границы, а Клэр?
Клэр. Да, наверное.
Феличе. Разве он не ограничивается способностью человека любить?
Клэр. Кого-то… (Она хочет сказать "кого-то другого", но эту мысль лучше всего выражают взгляды, которыми они обмениваются.) Итак, этот последний театр стал нам тюрьмой?
Феличе. Кажется.
Клэр (теперь она реально смотрит на вещи). Я всегда подозревала, что театры - это тюрьмы, созданные для актеров…
Феличе. Выходит, что так. И для драматургов…
Клэр (выходя на авансцену). Итак, мы произнесли запретное слово… (Он берет ноту. Они улыбаются друг другу - криво и безжалостно.) Но Господи, как же здесь холодно, как нигде на свете. Так, наверное, бывает только на самом-самом-самом краю Вселенной!
Феличе. Клэр, ты что - боишься?
Клэр. Нет, я слишком устала, чтобы бояться. По крайней мере, пока еще нет.
Феличе (кладя пистолет под нотную кипу). Тогда тебя уже ничем не испугать.
Клэр. Странно, знаешь: больше всего я боюсь этого запретного слова - в нем, пожалуй, весь ужас моей жизни.
Ф е л и ч е. И моей тоже.
Клэр. Но нет, сейчас я чувствую только усталость, усталость и холод - он меня насквозь пронизывает. (Подходит к дивану и в изнеможении на него падает. Затем кладет дрожащие руки на колени. Он садится рядом, берет ее руку и потирает.) Иначе бы я встала и узнала сама, правда ли то, что ты говорил. Эти тайны…
Ф е л и ч е. По-твоему, я все выдумал или мне приснилось?