Освобожденный Иерусалим - Торквато Тассо 11 стр.


Нежданный вид доспехов незнакомых
Простых людей смущает и пугает,
Эрминия же кланяется им
И открывает облик свой прекрасный.
"Счастливцы, – говорит, – не прерывайте
Ни дела, ни забав своих: мой меч
Не для того мне служит, чтоб невинность
Трудов и песен мирных возмущать".

8

И продолжает так: "Скажи мне, старец,
Как посреди окрестного пожара
Существовать вы можете спокойно,
Не опасаясь ужасов войны?"
А тот в ответ: "Дитя мое! Доныне
Здесь никаким обидам и напастям
Не подвергались мы, и бранный шум
Не достигает нашего приюта.

9

Быть может, простота и скромность наша
Небесным милосердием хранимы;
Как молния, что низменность щадит
И поражает горные вершины,
Так, может быть, и ярость иноземцев
Лишь головам царей несет погибель.
Презреньем повитая, наша бедность
Не привлекает алчности солдат.

10

Презреньем повитая бедность, да,
Но сердцу моему столь дорогая!
Не нужно мне ни власти, ни богатства,
Не стражду я ни завистью, ни спесью:
Мне чистая вода напитком служит,
Зато я и отравы не боюсь;
Мне пищу сад и овцы доставляют,
И за нее плачу я лишь заботой.

11

По нуждам ограниченным у нас
И спросы ограниченные также;
За стадом смотрят дети, и наемных
Рабочих мне не требуется вовсе.
Козлята ли резвятся на лужку,
В прозрачных ли волнах играют рыбки,
Иль птички кажут перышки на солнце -
Все, чем любуюсь я и чем я тешусь.

12

В былые дни, в дни юности, иные
Меня манили в жизни вожделенья;
Я посохом пастушьим пренебрег
И бросил край родной для стран далеких:
В Мемфисе жил; там удалось попасть
Мне во дворец на службу; надзирая
За царскими садами, я невольно
Узнал и двор, и все его неправды.

13

Я долго, пресыщенный, был игрушкой
Обманчивой надежды; наконец
Промчались дни блаженные, а с ними
Не стало и тщеславных упований.
Припомнились мне мирные досуги,
Простился я с величием дворцовым
И, путь к лесам родным направив снова,
Утраченное счастье в них нашел".

14

Эрминия, пока он говорит,
В очарованье сладостном внимает
Ласкающей и слух и сердце речи;
В ней бурю чувств смиряет мудрость старца.
В конце концов, по долгом размышленье,
Решается остаться с пастухами
Она до той поры, по крайней мере,
Когда судьба позволит ей вернуться.

15

"Счастливейший из смертных, что познал
На опыте своем судьбы гоненья,
Коль Небо пощадит удел твой мирный,
Яви к моим невзгодам состраданье!
Прими меня под благостную сень:
Хочу я здесь с тобою жить; быть может,
Мое смертельно страждущее сердце
Найдет желанный отдых и покой.

16

А если б ты, как темный простолюдин,
На золото и на каменья эти
Позарился, довольно б у меня
Нашлось их, чтоб твою насытить алчность", -
И с этими словами у царевны
Вдруг хлынули из глаз прекрасных слезы;
Часть бед своих поведала она,
До слез и пастуха растрогав также.

17

Ее в конце концов он утешает
И принимает с нежностью отца:
Ведет к своей супруге престарелой,
Такой же, как он сам, добросердечной;
Становится царевна поселянкой,
Под толстым покрывалом прячет кудри,
Но взор, осанка – все в ней обличает
Не жительницу грубую лесов.

18

Убогие одежды не темнят
Ни гордости ее, ни благородства;
Среди скромнейших дел ее наружность
По-прежнему величием сияет:
Вооружившись посохом, с утра
Она со стадом бродит, как пастушка,
Своей рукой выдаивает самок
И скопы выжимает из удоя.

19

Нередко в те часы, когда от солнца
Спасаются в тени прохладной овцы,
Она кору на лавре иль на буке
Любовными реченьями пестрит:
Передает она в реченьях этих
Историю своей несчастной страсти;
Когда же перечитывает их,
Ручьями по щекам катятся слезы.

20

И, плача, говорит она: "Деревья,
Свидетели сердечных мук моих,
Вверяю вам своих печалей повесть!
Придет под вашу сень любовник верный,
Пробудится ко мне в нем состраданье,
И скажет он тогда, наверно: "Ах,
Как мало от Амура и Фортуны
Награды видят преданность и верность!"

21

Быть может, если Небо благосклонно
Моления выслушивает наши,
Бесчувственный когда-нибудь придет
Под кров гостеприимный этой рощи.
Увидит он могилу, что таить
Холодные мои останки будет,
И несколько – увы! – уже бесплодных
Слезинок подарит моим несчастьям.

22

И если я блаженства не вкусила,
Судьба моя хоть тени улыбнется:
Изведает остывший прах мой счастье,
Но я его испытывать не буду".
Так бедная влюбленная глухим,
Бесчувственным деревьям говорила;
Тем временем Танкред ее далеко
От мест, ее приютом ставших, ищет.

23

Следы, которых он держался, к лесу
Направили его; но в гущине,
Наполненной и ужасом и мраком,
Он больше никаких следов не видит:
Внимательное ухо уловить
Пытается напрасно в звуках леса
То смутное оружия бряцанье,
То конский удаляющийся топот.

24

Листвою ветерок зашелестит ли,
Под птицей ветка хрустнет ли, ему
Уж чудится возлюбленная в этом:
Он ищет, не находит и вздыхает.
Кончается и лес, и на опушке
Он слышит шум глухой; при лунном свете
Путями неизвестными коня
Он гонит, направляясь к этим звукам.

25

Подъехав, видит он, как из средины
Скалы с журчаньем нежно-серебристым
Прозрачною струею бьет родник,
Меж трав себе прокладывая ложе;
Под гнетом скорби он взывает громко,
Но эхо лишь ответствует ему.
В ту пору восходящая Аврора
В багрянец золотой природу рядит.

26

Танкред несчастный стонет; Небеса
Во всем он обвиняет и клянется
За милую отмстить жестоко, если
Ей нанесет кто-либо оскорбленье.
Вдруг вспоминает он, что близок день,
Когда ему с черкесом драться надо;
Спешит обратно он, хоть и не знает,
Какой дорогой в стан теперь попасть.

27

Блуждая по неведомым тропинкам,
Он слышит приближающийся шум,
И наконец из глубины долины
Является ему навстречу всадник:
Одетый как гонец, он плетью машет,
И рог через плечо его висит.
"Каким путем, – к нему Танкред с вопросом, -
Вернуться я могу в стан христианский?" -

28

"Сам еду я туда, – тот отвечает, -
Дано мне порученье Боэмундом".
В обман введенный родственною речью,
Танкред спокойно следует за ним.
Так доезжают всадники до замка,
Что, как скала, средь озера стоит.
Меж тем уж в воду солнце погружалось
И тьмою ночь окутывала землю.

29

Звучит труба; подъемный мост тотчас же
Пред ними опускается, гонец же
Танкреду молвит: "Раз ты – христианин,
Ты можешь здесь остаться до рассвета;
Всего три дня прошло, как граф Козенцский
У сарацинов отнял этот замок".
Воитель видит ясно неприступность
Природной и искусственной твердыни.

30

Невольно он подозревает тайну;
Но, презирать опасности привыкший,
Спокойного и ясного лица
Не омрачает он тревогой смутной.
Куда б он ни попал, ему повсюду
Отвага лишь его защитой служит;
Но поединок ждет его, и всяких
Препон к тому он хочет избежать.

31

Перед мостом опущенным коня
Задерживает он одно мгновенье,
Не следуя за спутником коварным,
Его с собой настойчиво зовущим.
Из замка выезжает в то же время
Навстречу им вооруженный воин
С отважной и заносчивой осанкой,
С мечом в руке, с угрозой на устах:

32

"Судьба ль, иль выбор твой тебя приводит
В зловещее убежище Армиды,
Оружие слагай без противленья
И узником сюда входи покорным:
Не льсти себя надеждой новый день
Увидеть, если ты с другими вместе
Враждой не поклянешься ко всему,
Что носит христианское названье".

33

Едва заслышав дерзостную речь,
Танкред глазами воина пронзает;
Он узнает изменника тотчас же
По языку и по доспехам: это -
Рамбальд-гасконец, что ушел с Армидой,
Из-за нее отрекшийся от веры.
Ту веру стал теперь он защищать,
Которую искоренять поклялся.

34

В негодованье праведном герой
Кричит ему: "Вероотступник подлый!
Танкред – я, тот Танкред, что опоясал
Себя мечом за Господа Христа.
Я под Его всегда сражался стягом
И побеждал, и буду побеждать;
Тебя казнить вот этою рукою
Разгневанное Небо мне велит".

35

При этом славном имени невольно
Трепещет и бледнеет нечестивец;
Но, скрыть пытаясь ужас, говорит:
"Несчастный, ты пришел сюда за смертью!
Конец твоей и силе и отваге;
Рука бы мне не изменила, нынче ж
Я голову спесивую снесу
И отошлю ее в крови к Готфриду".

36

Так говорит неверный; между тем
Ночная мгла окутывает небо.
Вдруг воздух загорается огнями,
И яркий свет пронизывает замок.
На башне, что всех башен в мире выше,
Армида потаенно восседает:
Ее самой не видно, но она
Оттуда ясно видит все и слышит.

37

Тем временем герой готовит к бою
И храбрость и оружие; он видит,
Что враг подходит, спешившись, и сам
С коня изнеможенного слезает.
Рамбальд готов разить: щитом и шлемом
Прикрытый, держит меч он наготове;
Танкред же налетает на него,
И голосом и взором ужасая.

38

Надежно защищенный, нечестивец
Широкие описывает круги:
Противника он хочет обмануть
И, случаем воспользовавшись, ранить.
Последние Танкред сбирает силы,
На помощь всю отвагу призывает,
Преследует, теснит врага и кажет
Ему зараз и молнию и смерть.

39

Удары направляет неизменно
Он в те места, где жизни средоточье,
И прибавляет к каждому удару
Жестокую словесную угрозу.
Увертливый гасконец от меча
Разящего удачно ускользает,
Противника обманывая ярость
Когда мечом, когда щитом своим.

40

Но в быстроте защиты уступает
Танкреду нападающему он.
И щит его разбит, и шлем проломан,
И на броне алеют пятна крови:
Врага не тронул меч его ни разу;
В душе и страх, и совести упреки:
В пылу борьбы терзают все сильней
Его и страсть, и стыд, и жажда мести.

41

В отчаянии полном, наконец
Последнее, решительное, средство
Он хочет испытать наудалую:
Бросает щит, пришедший уж в негодность,
Обеими руками поднимает
Еще не напоенный кровью меч
И, на Танкреда кинувшись, наносит
Ему удар в бедро с ужасной силой.

42

Мечом тотчас же снова замахнувшись,
Противника разит он прямо в лоб:
Шлем остается цел, лишь гулким звоном
На тяжкую обиду откликаясь;
Однако же, пригнувшись под ударом,
Шатается герой ошеломленный:
Пылая гневом страшным, он врага,
Как молниями, взглядами пронзает.

43

Изменнику уж больше не под силу
Выдерживать ужасный этот вид;
Уж чудится ему в истоме смертной,
Что вражий меч дрожит в его утробе.
Он пятится, и падает удар
На столб, что на краю моста поставлен:
Взлетают в воздух искры, и со страха
У нечестивца леденеет сердце.

44

И он бежит; Танкред бежит за ним:
Его уже совсем он нагоняет.
Но факелы вдруг исчезают в замке,
И гаснут лучезарные светила;
Как будто погребальной пеленой
Незримая рука природу кроет,
И небо, обращенное в пустыню,
Без звезд зияет пропастью зловещей.

45

Среди теней завороженной ночи
Врага не видит больше победитель
И наугад преследует его
Неверными, дрожащими шагами.
Так в дверь он упирается нежданно;
Дверь настежь перед ним, и он за дверью,
Но нет назад дороги: он в тюрьме,
И ужасом и мраком окруженный.

46

Так, в озеро Комахио от волн
Бушующего моря убегая,
Найти покой и отдых безмятежный
Надеется встревоженная рыба;
Но местом заточенья для несчастной
Становится обманчивый приют:
Стеной непроницаемой она
Отрезана от мира безвозвратно.

47

Напрасно дверь тюремную герой
Могучею рукою потрясает:
В стараниях бесплодных только силы
Последние растрачивает он.
И голос вдруг неведомый он слышит:
"Ты пленником Армиды стал отныне,
И силы нет такой, чтоб сокрушить
Могла ее оков очарованье.

48

Но смерти не страшись; в могиле этой
Ты жизни обречен и вечной ночи".
Танкред не отвечает и в груди
Затаивает жалобы и вздохи;
Лишь про себя винит любовь, судьбу,
Доверчивость свою и вражью хитрость
И говорит: "Не видеть в небе солнца -
Увы – еще несчастье небольшое.

49

Но я тебя, тебя – о солнце жизни! -
Когда-нибудь увижу ли? Блеснут ли
Твои лучи желанной мне отрадой? -
И, вспомнив об Арганте, продолжает, -
Несчастный! Я нарушил долг и клятву!
Преступник! Мне стыда не смыть вовеки!
Не вправе ль относиться сарацины
С презрительным ко мне пренебреженьем?"

50

Попеременно так его терзают
Любовь и честь. Пока горюет он,
Аргант неустрашимый негодует
На то, что к ложу мягкому прикован.
Непримиримый недруг мира, сердце
И крови жаждет вражеской, и славы.
Еще из ран сочится кровь, но он
Уже считает дни до поединка.

51

Когда же ночь последняя настала,
Едва сомкнул глаза жестокосердный.
И небо и земля еще во мраке,
Не светится и горная вершина,
Уж он встает. "Доспехи мне!" – кричит,
И конюх перед ним уж наготове.
И это – не обычные доспехи,
А дар великолепный Аладина.

52

Едва взглянув, он надевает их:
Тяжелый вес их плеч ему не давит;
Старинный грозный меч повешен сбоку:
Так в воздухе воспламененном блещет
Комета со своей кровавой прядью,
Что разрушает царства, смертным ядом
Морит народ и, предрекая беды,
Пугает под порфирами царей.

53

Таков Аргант в доспехах искрометных:
И кровь и гнев в его глазах зловещих,
Во всей его осанке ужас мести
И смерть сама на пламенном лице;
И нет души столь твердой и отважной,
Чтоб взглядом не привел ее он в трепет.
Меч обнажив, он с криками угрозы
По воздуху и мраку машет им.

54

Он думает: "Разбойник христианский
Сейчас падет от моего меча;
В пыли бессильно корчась, он увидит,
Как я снимать с него доспехи стану;
Устами умирающими будет
Меня он заклинать, чтоб я на корм
Собакам не бросал его останков,
Но гордо я мольбу его отвергну".

55

Так разъяренный бык, добыча страсти
И ревности, ревет на всю окрестность
И этим ревом, ужас наводящим,
В себе и месть и храбрость возбуждает:
О дерево рога он точит яро,
И с ветром борется, и землю бьет
Копытами, и на кровавый бой
Сопернику далекому шлет вызов.

56

Так, яростью быка превосходящий,
Глашатая неверный призывает
И голосом приказывает резким:
"Ступай во вражий стан и возвести
Слуге Христа смертельный поединок".
Сам на коня садится, выезжает,
Предшествуемый пленником, за стены
И бурно устремляется в долину.

57

А рог меж тем звучит, и эти звуки
Вокруг распространяют страх и ужас:
Так перекаты грома в небесах
В сердцах людей находят отголосок.
Вожди Христовой рати в главной ставке
Уж собрались. Там объявляет вызов
Глашатай им, Танкреда выкликая,
Но и других не устраняет он.

58

В тревожном колебании Готфрид
Вокруг глазами медленно поводит,
Но никого не отмечает взглядом,
На ком бы выбор мог остановить:
Рассеян цвет борцов; судьбы Танкреда
Никто не знает; Боэмунд далеко;
Спесивого норвежца победитель
Скитается в неведомых местах.

59

Храбрейшие, славнейшие, Армиды
Став жертвами, ушли за нею вслед,
И участь их потеряна во мраке;
Отвагой не блистая, остальные
Все замерли в безмолвии постыдном.
Боязнь в них заглушает чувство чести,
И никого опасностей таких
Исполненная слава не прельщает.

60

И эта тишина, и этот вид
Бессилье выражают слишком ясно!
Тогда, вдруг вспыхнув гневом благородным,
Готфрид встает и громко восклицает:
"Я жизни б недостоин был, когда бы,
Ее оберегая, потерпел,
Чтоб всеми христианами неверный
Пренебрегал, глумясь над их позором!

61

Пусть, сидя в безопасном отдаленье,
Глядят вожди на поединок наш;
А мне скорей доспехи подавайте!"
И подают ему тотчас доспехи;
Раймунд же мудрый, зрелый по годам,
По разуму сугубо и отвагой
Всем воинам сопутствующим равный,
Раймунд к нему подходит со словами:

62

"Не будет так, чтоб, головой своей
Рискуя, государь, рискнул ты войском;
Ты – не солдат, ты – полководец наш,
И смерть твоя была бы нашей смертью.
В тебе оплот, в тебе опора веры;
Тобою сокрушится иго Ада;
Тебе дан скипетр нами управлять;
Мечом являть отвагу – наше дело.

63

Я сам, хотя годами отягченный,
Пойду сражаться первым: пусть другие
Опасностей бегут; я не хочу,
Чтоб старость мне служила извиненьем.
Зачем, зачем я не во цвете лет,
Как вы, кого боязнь в оковах держит,
Кого ни гнев, ни даже стыд не могут
На мщенье за обиду возбудить?

64

Назад Дальше