После XVII в. прозвища в России уже не сохранились. За немногими исключениями исчезли также древние языческие славянские и скандинавские имена. Эти имена могли стать крестильными только в том случае, если принадлежали святым, признанным православной церковью. В XI-XII вв. к лику святых было причислено несколько князей. Все они были канонизированы под христианскими, то есть греческими именами: Владимир как Василий, Борис как Роман, Глеб как Давид (все трое умерли в 1015 г.), Всеволод как Гавриил (умер в 1138 г.), Игорь как Георгий (умер в 1147 г.). Любопытно, однако, что их христианские имена были забыты, и сейчас они известны как святые только под языческими именами. Произошло это довольно скоро. Уже в середине XI в. св. Владимир / Василий приводится церковью как Владимир. У великого князя смоленского Мстислава Романовича (ум. в 1223 г.) было христианское имя Борис.
Позже церковь признала и четыре других славянских имени - Яросла́в, Мстисла́в, Ростисла́в и Святосла́в, хотя эти имена никогда не давались святым даже в качестве второго имени. Впоследствии еще два имени были приняты церковью: одно славянское - Вячесла́в, русский эквивалент имени чешского святого X в. Вацлава (Václav, Venceslas), и одно скандинавское - Оле́г, хотя никогда не было святого с таким именем. Кроме этих исключений, вся русская официальная роспись имен была церковнославянской, то есть византийско-греческой по происхождению{5}.
В России долгое время имя человеку могла дать только церковь{6}, лишь в 1905 г. эта прерогатива церкви была несколько ослаблена. С 1917 г. стало возможным называть ребенка любым именем без каких бы то ни было ограничений. Но этот последний период уже не имеет отношения к становлению русских фамилий.
Дохристианские славянские двухосновные имена, фигурировавшие в ранний период русской истории, после принятия христианства стали употребляться параллельно. Этот тип имен за редким исключением имел отношение только к князьям, и поэтому часто назывался княжо́е и́мя. Та же судьба оказалась и у нескольких скандинавских имен. В целом же в XIV в. ни одна из этих категорий не сохранилась.
Уменьшительные формы древнеславянских имен, например, Добры́ня, Добри́ло (от Добросла́в или Доброго́сть), Пути́ло (от Путисла́в), Жидя́та (от Жидисла́в) и т. д., имели, по-видимому, большую популярность и соответственно шире использовались, чем полные имена. Они в значительной мере сохранились, объединившись с одноосновными именами, представленными широким рядом нарицательных существительных и прилагательных, запас которых всегда неисчерпаем. Использование этих вторых имен позволяло выделить индивида в постоянно растущей массе носителей одинаковых крестильных имен из-за ограниченного числа последних.
Вторым именем могло стать прозвище, данное не только родителями, но и соседями или даже индивидом самому себе. Существенное различие между крестильными и всеми другими именами состоит в том, что крестильное имя служило только одной цели - обеспечить человека личным именем. Это имя присваивалось ему священником во время официальной церемонии крещения. Прочие имена давались уже неофициально, без церемоний, либо родителями, либо соседями{7}. Крестильные имена были обязательны и численно ограничены, тогда как остальные имена основывались лишь на традиции и число их практически могло быть безграничным. Среди последних могут быть четко выделены две группы: имена по профессии и по месту жительства. Все прочие имена такого типа определяются в настоящей книге как прозвища, причем в этот термин вкладывается скорее негативный смысл. Конечно, в широком смысле любое некрестильное имя может рассматриваться как прозвище, но в данной книге оно ограничено указанным выше значением.
Итак, согласно древнерусскому традиционному способу именования, почти у каждого русского могло быть два имени - крестильное и / или второе имя, которое могло быть самого разного происхождения, а по форме - существительным или прилагательным.
Однако более специфическая система именования получалась путем добавления имени отца, то есть патронима, к христианскому (крестильному) имени или ко второму имени, либо к тому и другому вместе.
2. Патронимы
Имя отца могло функционировать в качестве патронима (слова о́тчество в русском, как и более раннее, но редкое о́тчина, произведены от слова оте́ц), лишь подвергнувшись морфологическому или грамматическому изменению. Если имя отца было (1) существительным, от него образовывалось специальное суффиксальное производное - (а) прилагательное или (б) существительное. Если же имя отца было (2) прилагательным, то его нужно было поставить в форму родительного падежа{8}.
В случае (1а) образовывалось особое суффиксальное прилагательное - притяжательное.
Обычными суффиксами притяжательных прилагательных были ‑ов(‑ев) и ‑ин. Употребление любого из них регулировалось чисто морфологически. Суффикс ‑ов использовался, если имя отца оканчивалось на твердый согласный или ‑о: Бра́тов (брат), Петро́в (Пётр), Дани́лов (Дани́ло). Его вариант ‑ев использовался, если имя оканчивалось на мягкий согласный или ‑е: го́стев (от гость), Гринёв (уменьшит. от имени Григо́рий), Го́рев (от Го́ре как прозвища). После имен, оканчивающихся на ‑ц или ‑це/о, ‑ч, или ‑че, ‑ш, или ‑ше, ‑ж, или ‑же, ‑щ, или ‑ще, теперь следует ‑ев, если он в безударной позиции, или же ‑ев (традиционное написание) / ‑ов (современное написание), если он под ударением. Под ударением конец патронима произносится как ‑ов независимо от написания ‑ов или ‑ев.
Суффикс ‑ин использовался при образовании патронимов от имен женского или мужского рода с окончанием ‑а, ‑я и от имен женского рода, оканчивающихся на мягкий согласный или ‑ш, ‑ж: се́стрин (сестра́), Фоми́н (Фома́), мы́шин (мышь). После ц притяжательный суффикс имел форму ‑ин (традиционное написание) или ‑ын (современное написание), но во всех случаях произносился как ‑ын: лиси́цин или лиси́цын (лиси́ца).
Третий притяжательный суффикс - ‑jĭ - использовался при образовании патронимов от существительных мужского рода с окончанием на согласный, при этом [ј] исчезал, вызывая в большинстве случаев изменение предшествующего конечного согласного, например: Епи́скопль (от епи́скоп), Яросла́вль (от Яросла́в), Все́волож (от Все́волод), Ива́нь (от Ива́н), Бори́ш (от Бори́с). Этот тип образования встречался редко и рано вышел из употребления.
Словообразовательные типы на ‑ов/‑ев и ‑ин, напротив, могут рассматриваться как притяжательные прилагательные. Когда последние использовались в качестве патронимов, то за ними обычно, но необязательно, следовало слово сын: Ива́н Петро́в сын или Ива́н Петро́в; Фёдор Ники́тин сын или Фёдор Ники́тин. Обе части такого патронима склонялись.
Если у отца было два имени, то второе также могло быть включено в патроним, уже после слова сын. Допустим, отец назывался Пётр Соро́ка, а его сын Ива́н мог быть описан или как Иван Петров сын, или как Ива́н Петро́в сын Соро́кин. Иногда патроним, образованный от второго имени, использовался в форме родительного падежа (окончание ‑а): Ива́н Петро́в сын Соро́кина. Этого никогда не случалось с первым патронимом, тем, который был образован от крестильного имени. Один из двух патронимов мог быть опущен, тогда вышеуказанный Ива́н назывался Ива́н Петро́в или Ива́н Соро́кин сын. Если у Ивана, о котором идет речь, было второе имя, как например, Третья́к (т. е. ‘третий’), он мог быть представлен своим собственным именем и именем своего отца двенадцатью различными способами:
1. Ива́н Петро́в сын
2. Ива́н Петро́в сын Соро́кин
3. Ива́н Петро́в сын Соро́кина
4. Ива́н Соро́кин сын
5. Ива́н Третья́к Петро́в сын
6. Ива́н Третья́к Петро́в сын Соро́кин
7. Ива́н Третья́к Петро́в сын Соро́кина
8. Ива́н Третья́к Соро́кин сын
9. Третья́к Петро́в сын
10. Третья́к Петро́в сын Соро́кин
11. Третья́к Петро́в сын Соро́кина
12. Третья́к Соро́кин сын
Если имя Третьяк в формах (5)-(8) передвинуть на последнее место, то можно получить четыре новые комбинации. Если опустить слово сын, то может быть образовано шестнадцать новых вариантов.
Патроним можно также образовать от уменьшительной формы крестильного имени. Так, от имени Пётр могли получиться не только Петро́в, но и Петря́ев, Петри́щев, Пе́тин, Петю́нин и т. п.
Если речь шла о двух или нескольких лицах, адъективный патроним употреблялся во множественном числе, а слово сын заменялось словом де́ти: Ива́н да Андре́й Петро́вы де́ти.
Как было отмечено выше, патроним может быть также производным существительным (1б). Для этого к притяжательному прилагательному на ‑ов/‑ев и ‑ин присоединялся суффикс ‑ич, например: Ива́н Петро́вич (Ива́н - сын Петра́), Семён Фоми́нич (Семён - сын Фомы́). Этот тип патронимов был распространен в Новгороде и Пскове в период их феодальной независимости (соответственно до 1475 г. и 1510 г.), особенно (но не исключительно) в верхних слоях общества. Патроним такого типа обычно образовывался от крестильного имени, но встречается ряд примеров, когда в основе его лежало и второе имя: Ива́н Карма́нович (Псков, XIV в.), Я́ков Голу́твинич (Псков, 1312 г.), Гошку́й Жиря́тинич (Новгород, после 1359 г.).
В Московском государстве XVI и XVII вв. патронимы на ‑ович/‑евич указывали на принадлежность к высшему классу. Только бояре и окольничие так же, как и некоторые придворные сановники, имели право "писаться с вичем", то есть иметь имена на ‑вич. Власть осторожно пыталась ограничить эту привилегию, издав в XVII в. несколько специальных декретов. Уложение 1649 г.{9}, например, предписывало думным дворянам, то есть членам царской думы, не употреблять суффикс ‑вич. В конце XVII в., однако, уже обозначилась тенденция к употреблению патронимов на ‑ович/‑евич в качестве вежливой формы при обращении к людям высокого социального положения.
Если имя имело форму полного прилагательного (причем крестильных имен в такой форме никогда не было), то патронимическую функцию оно выполняло, принимая форму родительного падежа, например: имя отца было Бори́с Смирно́й, его сын Фёдор назывался Фёдор Бори́сов сын Смирно́го или Фёдор Смирно́го, если опускалось крестильное имя отца. В последнем случае слово сын обычно также опускалось. Родительный падеж адъективного патронима оставался неизменным во всей парадигме: род. Фёдора Смирно́го, дат. Фёдору Смирно́го и т. д.
Обозначение того или иного лица патронимом в дополнение к одному или двум личным именам способствовало более точной его идентификации. Еще большая точность достигалась, если патроним образовывался от двух имен - первого, крестильного, и второго, прозвища. Точность могла стать выше, если патроним отца добавлялся к патрониму сына. Тогда имя состояло из трех элементов, которые относились к трем поколениям - сыну, отцу и деду. Эта система стала общепринятой с XIV в. Последний элемент - патроним отца - всегда был в форме родительного падежа и оканчивался на ‑а. Таким образом, если имя сына было Ива́н, отца - Пётр и деда - Фома́, полное трехэлементное имя сына выглядело Ива́н Петро́в сын Фомина́. В качестве любого из этих трех элементов могло использоваться и некрестильное имя (прозвище). В этом случае оно чаще всего появлялось в основе третьего элемента, например: Ива́н Петро́в сын Бобро́ва (бобр) или Андре́й Семёнович Горба́того (горба́тый). Иногда добавлялся патроним деда, и имя становилось четырехэлементным: Ива́н Петро́в сын Бобро́ва Жда́нова (ждан ‘жданный’).
Какой бы точной ни была эта система, она страдала очевидными недостатками. Первый из них состоит в том, что не всегда ясно, относился ли третий элемент - если это некрестильное имя - ко второму имени отца или к его патрониму: в имени Ива́н Петро́в сын Бобро́ва - Бобр можно считать как вторым именем отца, так и именем деда, если оно стояло в родительном падеже. Поскольку патроним от крестильного имени в родительном падеже никогда не употреблялся, последний элемент в имени типа Ива́н Петро́в сын Фомина́ мог быть истолкован как относящийся к деду Фоме не только по форме родительного падежа, но и потому, что у русского не могло быть два крестильных имени.
Второй, более серьезный недостаток этого типа имен состоял в необходимости вносить изменения в имя каждого поколения. Так, Ники́та, сын человека по имени Ива́н Петро́в сын Бобро́ва, очевидно, назывался Ники́та Ива́нов сын Петро́ва, а внук Алекса́ндр Ники́тин сын Ива́нова. Это несоответствие было крайне неудобным для общества, где в XVI-XVII вв. большое значение придавалось генеалогии. Напрашивался естественный выход - сделать один из двух патронимов постоянным наследственным именем, то есть фамилией в полном смысле этого слова. Этот процесс стал осуществляться в XVI в. и поначалу затронул семьи высших социальных слоев.
3. Патронимические фамилии
3.1. Патронимические фамилии на ‑ов/‑ев и ‑ин. В трехэлементном имени типа Ива́н Петро́в сын Бобро́ва или четырехэлементном типа Ива́н Петро́в сын Бобро́ва Жда́нова третий и четвертый элементы выступали в форме родительного падежа. Пока они оставались в этой форме, их можно было рассматривать как патронимы. Лишь когда родительный падеж был замещен именительным, третий или четвертый элемент мог быть уже признан настоящей фамилией (прозва́ние в древнерусском, фами́лия в современном русском), то есть только когда Ива́н Петро́в сын Бобро́ва стал Ива́н Петро́в сын Бобро́в. С этого момента Бобро́в становится наследственной фамилией. В написании имен русского боярства и дворянства это изменение прослеживается примерно с середины XVI в. Однако и позже форма родительного падежа нередко еще использовалась несколькими поколениями, то есть постоянно меняющемуся патрониму оказывалось предпочтение перед постоянной фамилией. Любопытный пример последнего содержится в родословной боярской семьи, представитель которой в 1613 г. стал первым царем из династии Романовых. Известно, что в течение XVI в. члены этой семьи трижды меняли свое имя: Ко́шкин на Заха́рьин, далее на Ю́рьев и, наконец, на Рома́нов.
И хотя эти имена употреблялись в именительном падеже, их скорее следует рассматривать как патронимы, чем настоящие фамилии. Вероятно, это необычное отступление от общей модели считалось особой привилегией высокопоставленного незначительного меньшинства.
Далее с середины XVI в. подавляющее большинство русских фамилий постепенно усвоило застывшие патронимические суффиксы ‑ов/‑ев и ‑ин. Это преимущественно русский тип фамилий.
Именно патроним отца обычно становился наследственным именем семьи. Если у деда, чье имя легло в основу утвердившейся фамилии, было два имени - одно крестильное, а другое обиходное, то фамилия неизменно образовывалась от второго. Это можно объяснить здоровым стремлением избежать омонимии, которая угрожала бы русским фамилиям, если бы они базировались лишь на ограниченном фонде крестильных имен. Запас же обиходных имен был практически безграничен.
Фамилии не были зафиксированы для всех слоев русского общества того времени. Естественно, что аристократия здесь опережала другие социальные классы. Буржуазия появилась позднее: большинство богатых купцов и торговцев получило официальные фамилии в XVII в. Остальных сословий этот процесс коснулся только в XVIII и даже XIX вв. У крестьян за немногими исключениями не было наследственных фамилий вплоть до отмены крепостного права в 1861 г.
Если личный патроним на ‑ов/‑ев, ‑ин не признавался представителями высшего общества, то этого никогда не происходило с таким же патронимом отца. Вот почему те, кто имел право на патроним с ‑вич, не возражали также против получения фамилии на ‑ов/‑ев, ‑ин. Например, князь Дми́трий Ива́нович Хилко́в мог считать свою фамилию на ‑ов столь же благородной, как и свой патроним на ‑ович.
Утверждение патронима деда в качестве фамилии привело к отождествлению формы патронимов и фамилий, исключение составляли немногие люди, имевшие право носить патроним на ‑вич. Несмотря на очевидное неудобство, это тождество форм сохранялось вплоть до XIX в. По указу Екатерины II только члены первых пяти классов табели о рангах имели право использовать патроним на ‑вич; в армии это соответствовало званиям от генерал-майора и выше. Классам от шестого до восьмого, соответствующим званиям от полковника до майора в армии, разрешалось использовать только патронимы на ‑ов и ‑ин. Классам от девятого до четырнадцатого (в армии от звания капитана и ниже) не разрешались патронимы. Такое классовое понимание патронима ограничивалось, однако, только сферой сановной бюрократии и не соблюдалось в частной жизни. В XIX в. от него отказались и даже в кругах сановников, и окончание патронимов-отчеств ‑вич распространилось на всех, включая и низшие слои общества.