* * *
Людвиг и Бредероде вдвоем.
Людвиг (вынимая из-за пазухи бумагу). Все! Как было шесть подписей, так и осталось! – Подонки! Дерьмо!
Бредероде. Ну что ты, что ты, что ты! Во-первых, выпей, чтоб, так сказать, охладиться. Подобное исцеляется подобным! (Пьют.) Мало ли что не подписывают! Подпишут! – Голова у нас на что? И не таких уламывали! (Щелкает по бутылке.) – Ты разве не Нассау? Не родной брат Молчаливого?
Людвиг. Да ненавижу я эти фокусы! Хитрить надо с врагами. А это же мои друзья! – Что они, без меня не знают, что такое инквизиция? Знают прекрасно, иначе бы я к ним не полез! Не такой же я дурак! (Берет текст.) Ты только посмотри, как это все сказано! Кем же надо быть, чтоб не подписаться под такими словами!
Бредероде. Говорю тебе, что подпишутся. – Это делается так – собираешь всех вместе. Чтоб те, которые боятся, видели тех, кто уже подписал, перед собой. – Понимаешь, живой человек – это тебе не закорючка на бумаге. А когда их шестеро и они вот так на тебя смотрят, как-то неудобно признаваться, что ты трус. – И вообще, я тебе скажу, большинство людей лучше соображают в компании, а не поодиночке, не все такие, как ты. – А уж когда грянет тост, они так воспарят духом, что все подпишутся как один! Никого даже подпаивать не придется, ну разве что трех-четырех. – А уж подписавшись, они никуда не денутся!
Людвиг. И тогда надо будет сразу же раструбить про это дело. Огласка – великая вещь. Она предаст им уверенность и страх наведет на кого надо.
Бредероде. О! Соображаешь! И они сообразят! Как только подпишутся, так побегут других уговаривать! – Подожди, скоро у нас начнутся свадьбы, народу наедет тьма! У нас будет столько подписей, что за день не сосчитаешь! – Вот тогда пусть кто-нибудь попробует отказаться! Да я из него душу вытрясу!
Людвиг. Этот текст надо обязательно размножить Я хочу, чтоб все его читали.
Бредероде. Мы его… это… золотыми буквами на страницах истории! (Пьет.) Пошли к Кулембургу! Нечего нам время терять!
* * *
Бредероде, Людвиг и Кулембург.
Кулембург(читает текст "Компромисса"). Великолепно! Стиль – выше всяких похвал. Кто это составлял?
Людвиг. Сент-Альдегонд! Вы его знаете?
Кулембург. Очень много слышал. Но такого я просто не ожидал! – Гораций! Вергилий! – Только неотесанное мужичье откажется подписаться под этим совершенством.
Бредероде(пьяный, очнувшись при этих словах). Вот-вот! Ты им так и скажешь! Только не забудь!
Людвиг. Значит – в среду!
Кулембург. Да, так удачно! Мне обещали в среду привести одного проповедника. Это что-то необыкновенное! – Ему, правда, всего двадцать лет, но возраст не препятствие для таланта.
Людвиг. А что он проповедует?
Кулембург. Ах Боже мой! Ну что вообще проповедуют проповедники? Главное – как он это делает! С каким мастерством! – Гортензий! Цицерон! – Может, вы боитесь, граф, что он помешает вашей, то есть нашей затее?
Людвиг. Наоборот! Пойдет в дело!
Бредероде. Пусть себе проповедует что угодно! Главное, чтоб подписываться не отговаривал!
* * *
4. Перед заседанием Государственного совета.
Герольд. Господа, ее высочество приглашает вас в зал заседаний!
Все переминаются с ноги на ногу, но в зал не идут. В гробовой тишине слышно, как Аршот вполголоса говорит своему собеседнику.
Аршот. Самое красивое в этой картине – это плащ Богородицы. Он темно-синий, но как будто излучает свет. Думают, что в краску добавляли особый порошок, которого теперь нет. – Король…
Все вздрагивают.
Собеседник. Да-да?
Аршот. Король очень хотел увезти ее в Испанию, но власти Брюгге заказали для него прекрасную копию, а эту оставили у себя.
Герольд. Господа! Ее высочество просит вас занять свои места!
Старый сановник. Пойдемте, вынесем свой смертный приговор!
* * *
В зале заседания.
Маргарита. Зная вашу искреннюю преданность монарху, ваше попечительство о судьбе народа, ваше глубокое понимание фламандских сердец, я хочу полностью положиться на ваше решение, господа! – Требование его величества своевременно и справедливо! Я верю, что мы будем единодушны в стремлении исполнить королевскую волю! Но самое важное для нас – сделать так, чтобы новые постановления встретили должное понимание и повсеместную поддержку. Мы должны приложить все усилия, для того чтобы не ошибиться при выборе наиболее подходящего момента.
Старый сановник (вскакивая). Вы совершенно правы, мадам! Осторожность – политика мудрых! Надо немедленно сообщить его величеству, в какой ситуации мы находимся! Сейчас не время что-нибудь скрывать или приукрашивать!
Горн. Сейчас совершенно неподходящее время, мадам, чтобы расширять религиозные преследования!
Мегем. Вашему высочеству хорошо известно, что среди дворянской молодежи составился настоящий заговор против инквизиции! И в нем участвуют такие головорезы, что они только и ждут повода показать, на что они способны!
Вилиус. Да-да! Мы об этом слышали! Это чем угодно может кончиться!
Берген. В некоторых городах все население заражено гугенотской ересью! Что прикажете делать в подобных случаях?
Горн. Любая отсрочка была бы сейчас на пользу!
Аршот. А дальше что? Ведь рано или поздно все равно придется вводить инквизицию! Неужели кто-нибудь этого не понимает?
Эгмонт(тихо принцу Оранскому). Принц, клянусь вам, я даже заподозрить не мог, что дон Филипп пошлет за мною следом такие чудовищные распоряжения! Меня… меня просто обманули!
Вильгельм. Воля короля выражена ясно и определенно.
И подкреплена целым рядом доводов. Медлить с ее исполнением – это значит навлечь на себя обвинения в злостном упрямстве!
Маргарита(с облегчением). Стало быть, принц, вы не против того, чтобы немедленно опубликовать королевские декреты?
Вилиус. Нет-нет! Этого делать сейчас нельзя! Я готов взять это на себя! Пусть я подвергнусь королевской немилости! Мы слишком многим рискуем!
Маргарита(тихо Барлемону). Что делать? У меня уже сейчас лежит целая кипа адресов по поводу религиозных гонений! Я даже боюсь кому-нибудь об этом говорить!
Барлемон(так же тихо). От кого вы надеетесь это скрыть, мадам? Уж не от Молчаливого ли? Все эти адреса – дело его рук! У него во всех магистратах свои люди!
Маргарита. Царица небесная!
Барлемон. Хорошо бы потянуть месяц-другой. Авось что-нибудь изменится.
Маргарита(злобным шепотом). Что, что изменится? Может быть, король изменится?
Вильгельм(продолжает). Что нам дали все представления, которые мы ему делали, все письма и все посольства, которые мы ему отправляли? Ничего! Чего же нам еще ждать? – Неужели мы должны навлечь на себя его гнев, желая оказать ему, на свой страх, услугу, за которую он нас не поблагодарит?
Маргарита(поспешно). Итак, господа, кто за то, чтобы безотлагательно опубликовать декреты его величества?
Принц Оранский первым поднимает руку, за ним – все остальные. Государственный совет начинает расходиться.
Вильгельм(громко). Теперь у нас разыграется самая страшная трагедия, которую когда-нибудь видели!
* * *
У принца Оранского.
Вильгельм(входя). Симонсена ко мне!
Слуга выскальзывает из двери. Появляется Симонсен.
Симонсен(с поклоном). Ваша светлость!
Вильгельм. Симонсен, нам надо немедленно заняться сокращением наших расходов!
Симонсен(прищурившись). Немедленно, ваша светлость? Не смею возражать! (Вынимает из-за пазухи сложенный лист.) Как известно, самым дорогостоящим учреждением, нам подведомственным, является кухня. Мне доставит огромное удовольствие уволить оттуда сегодня же двадцать семь человек. – Охоту мы давно уже содержим чисто символически – плюс еще тридцать шесть человек. Собак и соколов нужно будет кому-нибудь незаметно подарить, лошади нам самим пригодятся!..
Вильгельм. Симонсен, да вы что – колдун?
Симонсен(выпрямляясь по-военному). Никак нет, ваша светлость, я имею честь быть главным управляющим вашей светлости! И считаю своим долгом, как достойный капитан, быть готовым в любой момент изменить курс своего корабля. Особенно, ваша светлость, когда, вот как сейчас, начинает штормить, а в море полным-полно пиратских бригов.
Вильгельм. Вы были моряком, Симонсен? Я этого никогда не знал!
Симонсен. Нет, ваша светлость. Но мой отец в особо важных случаях всегда выражался по-морскому! – Он был родом зеландец и, как все зеландцы, любил море. – Но еще больше он любил свободу! Потому-то, женившись на моей матери, он переселился в славное герцогство Брабантское, чтобы дети его, по праву здешних уроженцев, пользовались правами и привилегиями, которые дает великая хартия "Радостный въезд". Так вот и случилось, что я родился в этой прекрасной стране.
Вильгельм. Да, а я приехал сюда в первый раз, когда мне было одиннадцать лет.
Симонсен. Я помню этот день, как сейчас! Хороший это был день, правда, ваша светлость?
Вильгельм. Правда, Симонсен!
* * *
5. Замок неподалеку от Брюсселя. В старинном зале, за столом, уставленном бутылками, множество молодых людей.
Людвиг(во главе стола). Почти все магистраты отказались от исполнения королевских декретов и грозят отставкой, если их вздумают принуждать! Такого еще никогда не было! Это наша первая победа!
Первый из гостей. Ну, Людвиг, ты немножко перегнул. Это, конечно, очень хорошо, но при чем тут мы?
Людвиг. Ты что считаешь? Что мы должны думать о собственной славе? Мы собрались тут не ради славы, а во имя свободы! И каждый шаг на пути к ней – это наша победа! Мне совершенно все равно, чьими руками она совершается. Каждый, кто отстаивает свободу совести, – наш, даже если он не слышал никогда о нашем существовании.
Бредероде. Вот-вот! А пора бы и услышать! Сейчас самое подходящее время заявить о себе. Чего еще ждать? – Завтра же сядем на коней – и в Брюссель! Известим герцогиню – все честь по чести. А через несколько дней отправимся к ней смиренными паломниками, и все вместе, чтоб видела, сколько нас! Вручим ей этот текст – пускай читает, и на словах добавим все, что надо. – И пусть нас слышат и видят!
Второй из гостей. И все же мне хотелось бы выяснить одну вещь.
Людвиг(подозрительно). Это какую же?
Второй. Какая вера истинная?
Людвиг. Знаешь что? Я тебе выдам сейчас полный текст Священного Писания – и до утра ты вполне успеешь разобраться!
Хозяин замка. У меня тут еще целый шкаф с сочинениями святых отцов.
Третий. Это нечестно, ребята! Так он выслушает только одну сторону! Дайте ему еще Лютера и Кальвина!
Остальные(наперебой). Цвингли! Гуса! Меланхтона! Эко-лампадия! Марсилия Падуанского!
Второй. Вы изощряетесь совершенно напрасно. Мне эти книги не понадобятся ни сейчас, ни потом. – Я ничего в них не пойму! Я не богослов, я самый обыкновенный грешник! И вот по этой-то причине мне бы очень не хотелось оказаться на стороне тех, кто не прав!
Людвиг. Да мы же не собираемся ниспровергать какую-то религию! Мы выступаем против инквизиции! Против пыток, бесчеловечных казней!
Второй. Правильно! А против кого все это направлено? Против протестантов! Вот и получается, что мы становимся на их сторону!
Первый(ударяя кулаком по столу). Да я под страхом смерти не откажусь от католической веры! Но где она – и где костры и пытки? Это все испанцы придумали, будь они прокляты, каиново отродье!
Второй. Врешь ты, мой милый! Костры были всегда! Просто тех, кто норовит на них попасть, было гораздо меньше!
Хозяин замка. В общем, получается, что ты очень любишь костры и все такое!
Второй. Не люблю! И даже очень боюсь! Но я и другого боюсь – вдруг окажется, что все это правильно, а я против этого восстаю!
Я не трус, я неплохо умею воевать, вы это знаете!
А вот в таких вещах мне самому не разобраться, я человек простой и грешный.
Людвиг. Я уже наслышался про то, какой ты грешный, старина! Я только никак не пойму, почему тебе нужно, чтобы другие горели за твои грехи?
Второй. А разве будет справедливо, если мне придется гореть за их грехи? И притом на вечном огне?
Бредероде. Знаешь, я тебе дам хороший совет! Принимай протестантство! И тогда у тебя за спиной всегда будет большинство, которое все твои сомнения будет решать за тебя!
Второй. А кто я такой, чтобы самолично выбирать себе религию? Мои предки веками веровали по-другому, а они-то наверняка были лучше меня.
Бредероде. Ты тут еще будешь рассказывать мне о предках! Тебе известно, кто были мои предки? И что с того? – Вот я пойду к герцогине, что я ей скажу – "Ваше высочество! Ваше высочество!" Я же не стану говорить – "Ах ты ублюдок, потаскухина дочка!" А ты о предках! – Предки они всё – свое дело сделали! Теперь очередь за нами!
* * *
Брюссель. Королевский дворец. Маргарита Пармская в окружении своих сановников.
Мегем. О чем тут еще спорить? Запереть перед ними ворота, и первого, кто что-нибудь себе позволит, пристрелить на месте!
Гоохстратен. Полегче, граф! Это не банда грабителей, а люди хорошо нам всем известные, связанные с нами родством и дружбой. И они заранее известили о своих намерениях, притом в самой почтительной форме.
Барлемон. Эта смесь наглости и смирения ничего хорошего не предвещает!
Маргарита. Мне кажется, если мы с самого начала пойдем на уступки, то кончится это… я уже не знаю чем!
Старый сановник. Они уже здесь, их много, они соответственно настроены! Если мы их прогоним, они обязательно начнут возбуждать городскую чернь, даже если сейчас у них нет такого намерения!
Барлемон. Можно сделать еще проще. Впустить их во дворец и тут же всех перерезать. Нашего гарнизона вполне на это хватит!
Вильгельм. Я надеюсь, барон, вы не рассчитываете, что кто-нибудь из нас поддержит такое легкомысленное предложение?
Подходит к Маргарите.
Вильгельм. Мадам, эти люди просят того, на что имеет право последний нищий! Если мы откажемся их впустить, мы всенародно продемонстрируем крайнюю слабость правительства, и тогда кто угодно захочет воспользоваться этой слабостью!
Горн. Да, мадам, так оно и есть!
Вильгельм(увещевает ее, как ребенка). Мы не можем каждого, кто высказывает интерес к общественным делам, подозревать в корысти, тщеславии и прочей недобросовестности. Так бывает очень часто, я с этим не спорю! Но если мы решим, что по-другому не бывает, мы дойдем до полнейшей нелепости. А мы и так от нее недалеки!
Монтиньи. Мадам, есть прекрасный способ их обезоружить – это оказать им милостивый прием. Они от него растают, ведь они же дети!
Маргарита. Да не желаю я их принимать! Они мне совершенно не нужны!
Вильгельм. Очень жаль, мадам! Гораздо умнее было бы использовать их рвение и их самих. Положение сейчас очень неустойчивое, никаких директив из Мадрида нет, и неизвестно, сколько их ждать. Раз их так волнует общественный порядок – почему бы им не взять на себя его поддержание?
Эгмонт. Мы им скажем, что это их прямой долг. Многие из них были на войне, приносили присягу. И кроме того, существуют обязанности, которые накладывают происхождение и образование.
* * *
Улица, ведущая к королевскому дворцу.
Будущие "гёзы" движутся, взявшись за руки, по четыре в ряд. Уличная толпа смотрит на них, разинув рот.