* * *
Та же колонна поднимается по лестнице дворца. Обменявшись многозначительными взглядами, молодые люди начинают заполнять зал. Маргарита Пармская стоит в окружении своих сановников, опираясь на руку Барлемона.
Бредероде отвешивает герцогине церемонный поклон, вслед за ним – все остальные. Те, которым не удалось войти в зал, толпятся за дверьми, привстают на цыпочки, чтобы не упустить ничего из разыгрываемого действия. Маргарите при виде их количества делается страшно. Глаза ее наполняются слезами.
Барлемон(герцогине, но довольно громко). Помилуйте, мадам! Кого вы испугались? Это же кучка нищих! Les geuex!
* * *
На улице. Паломники возвращаются из дворца. Они целуются, танцуют, хлопают в ладоши, скачут на одной ноге.
Раздаются крики. Ур-ра! Да здравствует свобода! Да здравствует король! Долой инквизицию! – К Кулембургу! Ур-ра! Все к Кулембургу!
Людвиг(к Бредероде). Я с вами не пойду!
Бредероде. Ты что, не хочешь отметить такое дело?
Людвиг. Нельзя терять ни минуты! Все эти обещания "рассмотреть и разработать" – ни черта не стоят. Мы должны срочно оповестить кого только можно, что наше дело выиграно. Что эта ведьма нам клятвенно обещала навечно отменить инквизицию! А доказательство – вот оно! Мы живы и на свободе! Пускай потом расхлебывают, как хотят!
Бредероде. Людвиг, ты – Юлий Цезарь! Прости, что я сравнил тебя с язычником. – А ты думаешь, кто-нибудь в это поверит?
Людвиг. Кто этого захочет, тот и поверит. Каждый верит в то, что ему больше нравится.
* * *
Попойка в доме Кулембурга.
Первый гость. Хорошую штуку придумал Нассау!
Другой. Еще бы! Не для того же мы это затевали, чтобы теперь попрятаться по углам!
Бредероде. Да, мы непременно должны выполнить приказ нашего генерала. Я, пожалуй, завтра же поеду в Антверпен. Там есть где развернуться! Я люблю большие масштабы!
Крики. Да здравствует свобода! – Да здравствует король! – Да здравствует Фландрия!
Бредероде. Да здравствуют… (Задумывается.) А как же мы называемся?
Третий гость (соседу). Но как она задрожала! А Барлемон ей – "Мадам! Да кто это такие! Les geuex!"
Бредероде. Правильно – гёзы! Лучше не придумаешь! – вы слышите? Да здравствуют гёзы!
Все(орут, не разобравшись). Да здравствуют гёзы!
* * *
По улице несется ватага мальчишек.
Мальчишки. Ур-ра! Да здравствуют гёзы! Да здравствуют гёзы!
* * *
Зал Государственного Совета. Участники собрания занимают свои места.
Гоохстратен(с видом заговорщика, на ухо Монтиньи). Да здравствуют гёзы!
Маргарита(обращаясь ко всему собранию). Бредероде и его так называемый "Союз" просят нас об уничтожении инквизиции и эдиктов! При этом они клянутся, что ими руководит сугубая преданность его величеству и стремление служить ему верой и правдой! Теперь я спрашиваю вас, рыцари Золотого Руна, советники короля и государства, не вы ли сами подавали голоса в пользу этих эдиктов и признавали их вполне законными? Как же могло случиться, что то, что прежде считалось законным, стало теперь варварским и бесчеловечным? Уж не потому ли, что сейчас эти меры необходимы более, чем когда-либо?
Все молчат. Затем раздается голос Монтиньи.
Монтиньи. Что же, ваше высочество, вы считаете, что если мы однажды совершили ошибку, то мы уже до Страшного Суда не должны ее исправить?
Маргарита. А почему вы называете это ошибкой? Потому что так хочет городская чернь и эти мальчишки, одуревшие от безделья и пьянства? С каких это пор инквизиция стала чем-то необыкновенным? Разве она не служила во все времена оградой вокруг святыни, божьим орудием для уничтожения безверия и ересей? – Как же отказаться от нее сейчас, когда над истинной верой нависла такая угроза? – Мы должны быть готовы на любые жертвы! Чем мы ни пожертвуем, всего будет мало!
Вильгельм. Именно так, мадам, именно это и должно заботить нас больше всего – безопасность католической церкви, а не сохранение каких-то мер, которые себя не оправдали! И эдикты, и инквизиция были потребностью времени, но это время уже миновало! – Посмотрите, как распространилась новая религия в течение немногих последних лет! – Разве это не доказательство, что костры и мечи – совершенно бесплодное средство против нее? – Мужество и твердость мучеников новой веры только увеличивают число ее сторонников. Именно этим всегда и пользуется ересь. – Если же на нее посмотреть с презрением, то она распадается в ничто. Стоит ей потерять очарование новизны и запретности, как сотни и тысячи начнут от нее отворачиваться.
За примерами далеко ходить не надо! Наш великий император, убедившись в бесполезности гонений, даровал Германии веротерпимость, и распространение ереси в этой стране сразу же пошло на убыль! – Мы уверены, что если бы не советы некоего Гранвеллы, то наш всемилостивейший король Филипп давно бы уже склонился к политике разума и милосердия.
Сторонники Оранского шумят, выражая свое одобрение.
Маргарита. Я хотела бы выслушать еще чье-нибудь мнение! (Барлемону) Каковы будут ваши аргументы, барон?
Барлемон. Я бы назвал их контраргументами, мадам! – Казна пуста! Солдат у правительства мало! – Если его величество не поможет нам тем и другим, то нам придется играть в дипломатию с этими оборванцами, с этими прелестными гёзами.
Маргарита. Тогда, господа, извольте взять на себя труд и объяснить этим людям, среди которых не только ваши вассалы, но даже ваши сыновья, что мы не можем полностью отменить инквизицию и эдикты, не имея на это санкции короля! – Мы обещали разработать "Смягчение", мы, конечно же, это сделаем, но и для этого необходимо согласие короля, пусть они поймут, в конце концов!
Теперь вот что! Дело это непростое! Случай совершенно беспрецедентный, вы не хуже меня понимаете это!
Я не могу ограничиться тем, чтобы отправить к его величеству простого гонца! – В Испанию должен поехать один из вас, и даже не один!
Барлемон(тихо). Всех бы их туда послать!
Берген(вставая). Несомненно, мадам, это наш долг, это вопрос чести! Я готов дать его величеству любые объяснения!
Вильгельм. Мне кажется, сейчас не время оставлять страну без штатгальтеров! Мы ничем не гарантированы от народных волнений, мы на пороге гражданской войны! Кто может заменить в такой момент…
Маргарита(перебивает его, вне себя от гнева). Вильгельм Оранский, не кажется ли вам, что вы потеряли всякую меру! – Да, народ волнуется! А ваш родной брат его подстрекает!
А сами вы что делаете? Кто вытащил на свет все эти хартии и конституции, о которых давным-давно все позабыли? – А теперь, когда дело дошло до крайности!.. Нет, нет!
(Обращаясь ко всем.) Я верю вам, господа! Узы, которые связывают вас с королем, священны! Вы не посягнете на них! Вы не нанесете его величеству такого!.. (Ее голос прерывается. Она чуть не рыдает.)
Монтиньи. Вы можете быть уверены, мадам, что мы не дадим никакого повода усомниться в нашей верности королю! Мы ни разу ее не нарушили! Мы чисты перед его величеством и не боимся встречи с ним!
Я готов ехать вместе с маркизом де Бергеном! – Если в том, что произошло в этой стране, есть доля моей вины, то я собираюсь не прятаться, а исправить это!
Глава четвертая
* * *
1. Проповедь. Множество народа в длинном бревенчатом сарае, освещенном несколькими тусклыми фонарями. Проповедник – невзрачный человек лет за сорок – сидит за маленьким столом, со всех сторон зажатый людьми.
Проповедник. Что же ответил Павел коринфянам? Чем доказал им, что он истинный служитель Божий, истинный апостол Христов? – А вот чем: три раза, говорит, меня били палками, однажды камнями побивали, три раза я терпел кораблекрушение и много раз бывал в опасностях, в труде и в изгнании, в бдении, в голоде и жажде, на стуже и в наготе. Не было у него богатого облачения, не махал он золотым кадилом в разукрашенном храме. – Но и тем, что было у него драгоценного, не стал он хвалиться, братья, – ни ученостью своей великой, ни даже чудесами и знаменьями, которые были ему явлены! – А тем только, что ради любви Христовой был в трудах и темницах, безмерно в ранах и многократно при смерти!
Слышится стук копыт, ржанье, голоса и стук в дверь. Все вздрагивают, испуганно шепчутся.
Раздается возглас. Все пропало! Нас предали!
Снова стук. Крики – "Отворите! Это друзья!" Дверь открывается. Входят трое в дворянской одежде. Другие, прибывшие с ними, из-за тесноты остаются на улице. Вошедшие несколько растеряны, смущенно улыбаются, затем срывают с себя шляпы.
Первый гёз(кланяясь проповеднику). Добрый вечер! Мы вам не помешали?
Второй гёз. Друзья! Мы пришли сказать вам, что отныне и вовек в прекрасной земле Фламандской каждый может веровать в Бога так, как велит ему совесть! (К проповеднику.) А? Что вы на это скажете?
Проповедник(спокойно улыбаясь). Скажу, что это неотъемлемое право каждой живой твари!
Второй гёз. Ну вот, теперь этого права никто отнять не посмеет. А если посмеет, то будет иметь дело с нами!
Проповедник. Кто вы, друзья мои?
Второй гёз. Мы – гёзы! Мы поклялись защищать свободу совести от всех, кто на нее посягает!
Проповедник. А как же к этому отнеслись те, которые посягают?
Первый гёз. Ну, знаете… правительница уже приостановила действие эдиктов. Но ей необходимо разрешение из Мадрида, вы же понимаете!
Второй гёз. У нас много сторонников, сударь! Собственно, все порядочные люди – наши сторонники! Уже сейчас многие магистраты решили вести дело так, как будто инквизиция и эдикты полностью отменены!
И если все их поддержат, то религиозная свобода станет просто совершившимся фактом. А факт такая вещь, что даже королю Филиппу будет трудно ее не признать.
Проповедник(покачивая головой). Да, это было бы очень хорошо!
Первый гёз. Почему же вы сомневаетесь?
Проповедник. Свобода – вещь полезная. И есть такие слова: вера делает человека свободным. Но никто еще не обретал веру при помощи королевского указа.
Второй гёз. Но вы же для чего-то проповедуете!
Проповедник(оглядывая сарай). Да, в темноте и по ночам!
Третий гёз(совсем еще мальчик). Сударь, мы как раз с этим к вам и пришли! Такой сарай не может вместить всех, кто желал бы услышать проповедь! Сейчас тепло и земля уже высохла – можно было бы собраться прямо в поле! Наши люди будут вас охранять!
Проповедник. Благодарю вас, друзья! Но с тех пор, как за мою голову назначили цену, я стараюсь не задерживаться ни в одном месте. Завтра я должен быть в Турнэ.
Гёзы. Мы поедем с вами! Мы будем вас сопровождать!
Проповедник. Ну-ну! Такой эскорт! Я думал только раз в жизни его удостоиться!
Второй гёз. В день казни, да? А мы их перехитрим – мы будем каждый день устраивать вам такую свиту!
Проповедник. Эх, правительство Нидерландов так высоко оценило мои заслуги, что кто-нибудь да найдется, чтобы взять эти деньги себе!
Турнэ. Магистрат. Бургомистр, его помощники, инквизиторы.
Тительман. И вы смеете говорить, что вы приняли должные меры! Пройдите по городу! В нем ни души нет! Все до одного на проповеди!
Бургомистр (спокойно). Ваше преподобие, я безмерно вас уважаю, но тут я вынужден заметить, что вы не правы. (Поднимает листок.) Вот, пожалуйста, четко и ясно все эдикты сохраняют силу; все, слушающие проповедь, будут преданы казни, независимо от того, мужчины они, женщины или дети! – Было расклеено на всех углах. Для тех, кто притворяется неграмотным, трижды оглашали герольды. Получается, что эти люди сами выбрали свою судьбу!
Тительман. Да я слушать не хочу ваши рассуждения! Дьявол, принявший человеческое обличье, проповедует в двух шагах от города, а вы палец о палец не ударяете, чтобы его поймать!
Бургомистр. Ваше преподобие, вы лицо духовное, а я много лет воевал под началом нашего великого императора! И я придерживаюсь такого правила – когда нет возможности дать сражение, то отступают и ждут.
Тительман. Чего ждут?
Бургомистр. Подкрепления, ваше преподобие!
Тительман. Какого же подкрепления вы ждете, хотел бы я знать?
Бургомистр. Самое надежное подкрепление, которого нам осталось ждать, – это испанская армия, ваше преподобие! Ну, может, до тех пор правительница придумает что-то временное!
Тительман. Это правильная мысль, насчет испанской армии, очень правильная! Но почему сегодня надо сидеть сложа руки? У вас же есть гарнизон! Вышлите его против них!
Помощник бургомистра. Ваше преподобие, наш гарнизон очень мал! Кроме того, еретики теперь вооружены! Их охраняет целый отряд этих негодяев, которых навербовал брат Молчаливого!
Тительман. Да что же, ваши солдаты стрелять не умеют? Посылайте их немедленно, пусть делают, что могут!
* * *
Лесная опушка. Огромная толпа окружает телегу, на которой стоит проповедник. Кольцом вокруг толпы гёзы на лошадях. На деревьях мальчишки.
Один из мальчишек(кричит). Отряд всадников из Турнэ!
Первый гёз(кричит проповеднику). Спасайтесь в лес! Мы сумеем их задержать!
Всадники приближаются. Некоторые из них стреляют в воздух.
Проповедник(неожиданно властно). Не расходитесь! Это люди, которые хотят услышать Слово Божие!
Всадники подъезжают и останавливаются недалеко от гёзов.
Проповедник(громко). Филистимляне воевали с Израилем, и побежали Израильтяне от Филистимлян, и падали, пораженные!.. Потому что дух Господень отошел от царя их Саула, а истинного своего царя, Давида, они еще не знали!..
* * *
Город Харлем. Ночь. На горизонте начинает расти первая полоска рассвета. Несколько человек бегают по улицам, стуча в окна.
Первый. Эй, вставайте, выходите! (В окне появляется сонное лицо.)
Сонный. А не слишком ли рано?
Первый. Бургомистр велел, чтобы ворота открыли на два часа позже времени! Придется перелезать через стену! – Все наши уже там! Бери лестницу и выходи!
* * *
У городской стены. Люди перелезают через стену. К ним подходят новые. Несколько всадников несутся следом за ними. Один из них – бургомистр Харлема.
Бургомистр. Остановитесь, безумные! Вы торопите свою погибель!
Парень(стоящий наверху лестницы). Вот ведь как, господин бургомистр! Вы придумали запереть ворота, но небо от нас запереть не удастся! (Все хохочут.)
Бургомистр. Напрасно ты смеешься, Питер, напрасно! Когда придут испанцы и станут тебя колесовать, клянусь тебе, я не буду смеяться!
Питер. А кто это вам сказал, что меня испанцы колесуют? Кто вам сказал, что я им дамся? – Пускай приходят, посмотрим еще, что здесь будет! А пока я пойду, послушаю о том, что меня касается!
* * *
2. Антверпен. На маленькой площади – толпа, разделенная на две группы.
Первый горожанин. И нечего нас обзывать еретиками! Сами вы и есть еретики! Идолопоклонники! – У вас попы не женятся, а только и знают, что блудить! Посты проповедуют, а сами жиреют, как свиньи!
Второй горожанин. А ты когда-нибудь видел человека, который не грешит? Лучше быть смиренным грешником, чем так гордиться, как вы! – Подумаешь, сходили два раза на проповедь, прочли три листа из Писания и уже святыми себя воображают!
Третий горожанин. Знаем мы вас, смиренных грешников! Вы сироте дадите с голоду подохнуть, зато будете золотом увешивать ваши поганые капища!
Четвертый горожанин. Стыдно вам, брабантцы! Как можно называть таким гнусным словом храмы, где молились ваши отцы!
Первый горожанин. Отцы, отцы! Отцы ели кислый виноград, понятно?
Начинается всеобщий крик. Кто-то швыряет камень, который попадает в окно дома на площади. На балконе появляется Бредероде.
Крики. Граф! Граф! – Они хотят нас всех перебить! – Они боятся, что теперь отменят костры!
Бредероде. Сограждане! Вы получили свободу не затем, чтобы поубивать друг друга, но чтобы жить! Жить в свое удовольствие! – Каждый как хочет – так и живет. Как хочет – так и верует. А самое главное – пьет, сколько ему угодно, и закусывает тем, что ему больше нравится. – Одни любят постное – пускай закусывают селедкой! Другие предпочитают, скажем, ветчину или колбасу – на здоровье! Пусть их никто не принуждает! Пусть себе закусывают колбасой, независимо от времени года и дня недели!
Один из толпы(тихо). Пьяная сволочь!
Второй(громко). Вы изволите шутить, граф, а мы своими глазами видели, как за кусок этой самой колбасы в страстную пятницу человека на смерть отправили!
Бредероде. Ничего! Больше уже не отправят! Пусть все это слышат и запомнят! А теперь, друзья мои, выпьем в честь этого, а также за здоровье нашего доброго короля Филиппа, который всех нас без разбора любит, как родных детей!
Второй(тихо). Больше они не будут! Они нам еще за старое ответят!