Человек, рожденный быть королем - Уильям Моррис 4 стр.


Но не успел он дочь свою
Отправить в путь, как королю
Доносят, что из темных недр
Густых лесов явился Петр,
Святый аббат монастыря,
И хочет видеть короля.
Король велит его принять,
Желая лично сам узнать,
Зачем пришел святый отец.
И Петр явился во дворец;
За ним вошел и капеллан,
Субприор патер Адриан
С пятью монахами, а вслед
За ними, в цвете юных лет,
Десяток рослых молодцов,
Телохранителей отцов,
В железных латах, в шишаках
И с алебардами в руках.

Аббат, явясь пред королем,
Просил о чем-то; но о чем -
Наш летописец умолчал.
И с благодушием внимал
Король словам его; потом
Сказал: "Прошу вас об одном
(И, верно, просьбу короля
Милорд уважит!) у меня
Остаться нынче и со мной
Откушать с братией святой;
И угостить я буду рад
И ваших латников-солдат".

Тут беглым взором он взглянул
На монастырский караул.
"Однако, нечего сказать,
У вас не маленькая рать!
Скажите, много ль средь лесов
У вас подобных молодцов?
В моих войсках я был бы рад
Иметь полки таких солдат
И слышать их воинский крик
При свисте стрел, при треске пик".

Так говорил король, смеясь;
Но громкий голос, изменясь,
Вдруг у владыки задрожал,
Так что уж он не расслыхал,
От звона страшного в ушах,
Что отвечал ему монах.
Из-за забрала, как гроза,
В него сверкнули вновь глаза
Того, кто кротко перед ним,
В златых кудрях, как херувим,
Под тенью яблонь в первый раз
Стоял, не потупляя глаз.

И убедившись в молодце,
Король смутился весь в лице,
И был он бледен, как мертвец.
Собравшись с духом наконец,
Он, беззаботен, как сперва,
Стал улыбаться на слова
Аббата, коих не слыхал.
Потом спиной он к лордам стал
И Михаилу пред людьми
Сказал, смеясь: "Приподыми
Стальной наличник свой с лица;
Хочу я видеть молодца,
С кем, помнится, уж я знаком.
Откуда ты?"
Пред королем
Наличник поднял тут солдат,
И золотых кудрей каскад
Упал с чела вокруг ланит,
Которых детски-нежный вид
Спалил горячий солнца луч.
И звонким голосом, как ключ,
Пересказал он королю
Всю повесть странную свою
До той минуты, когда он
В глухом овраге был сражен,
И кончил так: "Но что потом
Со мной случилось, сэр, - о том
Никто не может лучше знать,
Как тот, кто жизнь мою опять
Мне спас от смерти и от ран:
То наш субприор Адриан."

"Так расскажи, отец", - король
Сказал, скрывая в сердце боль.
"Милорд! - ответил Адриан, -
Я, быв в то время капеллан
Прихожан бедных, как-то раз
Из стен аббатства, в поздний час,
Был позван мальчиком простым
Спешить с причастием святым
К его отцу: он умирал
И с нетерпеньем ожидал
Сподобиться небесных сил;
То старый угольщик наш был.
Не тратя дорогих минут,
Приял с Дарами я сосуд,
И колокольчик, Богу в честь,
Велел пред Ним ребенку несть.
К тому ж я думал звоном тем,
Хоть не воров - об них совсем
У нас не слышно! - но зверей
Спугнут с дороги поскорей.
Ну, вот, вступаем тихо мы
В наш лес еловый, полный тьмы;
А колокольчик на весь лес
Звенит, как благовест с небес.
Меж тем мой мальчик, оробев,
Мне говорит о кознях дев,
Живущих в темном том лесу;
Но я, напомнив что несу
Всех Искупителя в руках,
Его журил за грешный страх.
Когда уж из леса древних лет
Я вышел с ним на Божий свет,
И солнце, к вечеру клонясь,
Меж пней свой луч метнуло в нас, -
Вдруг к нам вечерний ветерок
Донес до слуха конский скок,
Причем, весь ужасом объят,
Мой паж попятился назад,
Почуя снова эльфов рой,
Всю вражью силу пред собой.
Но я заметил: "Неужель
Мы не исполним нашу цель
И опоздаем передать
Больному Божью благодать?
Не бойся, сын мой! Твердо верь,
Что с нами Божий Сын теперь".
Сказав, бичом моим, шутя,
Стегнул я мула, и дитя,
Боясь в густом лесу отстать,
Пустилось предо мной бежать.
Я еду дальше. У ручья
Вдруг вижу кровь… сказать ли, чья
Была то кровь? Ее мой сын
Струил из ран своих! Один,
Там брошен, он как труп лежал.
В боку кровавый нож торчал,
И кровью алою вокруг
Окрасились ручей и луг.
С седла я тотчас соскочил
И с помощью моих всех сил,
Подняв несчастного с земли,
Взвалил на мула, и пошли
Мы тихо просекой густой,
Между дубов и лип, к пустой
Избушке ветхой лесника,
Построенной из тростника.
Примкнут к плетню избушки той,
Полуразрушенный, гнилой,
Стоял без крыши тесный кров,
Где запирал лесник ослов.
Милорд! то место, верно, вам
Давно знакомо: много там
В соседстве водится вепрей,
Оленей, туров и лосей!
Здесь бедному пронженный бок
Перевязал я, как лишь мог;
И, угольщика причастя
(Он умер много лет спустя!),
Вернулся в ночь в наш древний бург,
Велев, чтоб утром наш хирург
Чуть свет к больному поспешил
И всем, чем нужно, пособил.
И вскоре рана между рёбр
В боку закрылась. Был он добр
И кроток сердцем, почему
Мы и дозволили ему
У нас в обители пожить.
Потом я стал его учить
Письму и чтенью, и постиг
Он вскоре смысл латинских книг
Не хуже нашего; но чин
Монашеский отверг мой сын.
А как он был могуч, плечист,
Душою добр и сердцем чист,
То и сказал милорд аббат:
"Пусть служит Господу наш брат
Десницей крепкой!" Оттого,
О, сир, и видишь ты его
С мечом, с копьем. Он верный щит
Для тех, кем не был он забыт,
Кем обучен, опасен от зла
Средь бедствий, им же несть числа!
Скажи, с тобой ли, Михаил,
Тот нож, что враг в тебя вонзил?
Представь милорду этот нож,
Чтоб слов моих не счел за ложь".

Взволнован, бледен, недвижим,
С лицом встревоженным, худым,
Склоня чело, король сидел
И многих слов не разумел.
Все смолкло. Наконец король
Возвысил голос свой; но столь
Дрожащ, неверен голос был,
Что слух монаха поразил.
"Аббат! - сказал он, - ваша рать
Так хороша, что потерять
Из сотни храбрых одного
Для вас, конечно ничего!
Ему ж приличнее носить
В щите мой розан, чем служить
У вас келейником простым,
Корпя над смыслом книг немым".

"О, сир! - в ответ святый отец, -
Когда вам нужен молодец,
Извольте взять его сейчас;
Ведь красота солдат у нас -
Вещь лишняя; за что же нам
Таких красавцев брать у дам?"

Так говорил, смеясь, монах;
А тот улыбку на устах
Старался выразить, и вдруг,
Как в сновиденьи полном мук,
В руке, он видит, у пажа
Блеснула сталь того ножа,
Что выбран царскою рукой
Из древней стали боевой
И был вручен Самьелю в дар
Нанесть погибельный удар.
И вот, увидя на клинке
Венок зеленый и в венке
На ленте надпись страшных слов:
"Рази! не бойся мертвецов!" -
Король еще упорней стал
И, вновь страдалец, замышлял
Измену новую тому,
Кто в третий раз уже ему
Является на этот свет
Виной всех мук его и бед.

И, после пиршества, аббат
В свой монастырь ушел назад
Со всем народом; наш же друг
Вступил в число придворных слуг,
И зависть возбуждал во всех
Его неслыханный успех.

Король, пождав еще дней пять,
Велит пажа к себе позвать
И говорит ему: "Мой друг,
Сейчас отправишься на юг
С моей ты грамотой. С тобой
Поедет Хью, урядник мой.
Сегодня целый день вдвоем
Вам ехать вместе; но потом
Тебе укажет он тот путь,
Куда ты должен повернуть.
На третий день, к полудню, ты
Достигнешь горной высоты,
Где в Замке Розы дочь моя
Живет. Но слушай, паж! Ничья
Душа на свете про письмо
Знать не должна, пока его
Не сдашь ты в руки одному
Там сенешалу моему.
Смотри же, друг, не выдай нас
И помни, что уж близок час,
Когда на память всех времен
Высоко будешь вознесен".

Так говоря, король не знал,
Что рок пажу предназначал.

Герой наш, выйдя из дворца,
Находит Хью уж у крыльца, -
Солдата грубого с лицом
Сурово-мрачным, с хмурым лбом.
Сев на коня, он с ним сам-друг
Поехал с севера на юг.

Послав с ним Хью, такую ль цель
Имел король, с какой Самьель
Однажды послан был - как знать?
Одно могу я лишь сказать,
Что вряд ли б выбрал для того
Король служаку своего
С умом столь пошлым, узким лбом,
Хитрить умевшего в одном
Лишь ратном деле, и с душой
Хотя и грубой, но не злой.
Другое дело, если б паж
Вступить с ним вздумал в рукопашь,
Иль дерзким словом пробудил
В груди солдата гневный пыл, -
Тогда, пришед в безумный гнев,
Опасней был бы он, чем лев.

Так вместе ехали они,
Пока открылись два пути:
Один на запад вел, другой
На юг. Тогда, с насмешкой злой,
Сняв шляпу с перьями, поклон
Пажу отвесил мирмидон,
Сказав: "Теперь, мой милый друг,
Мне путь на запад, вам на юг,
Чтоб там - так надо разуметь -
Коронку графскую надеть!
Прощай же, графчик! Впрочем, глаз
Не слишком пяль; не то как раз
Там в петлю шеей попадешь
И со стены, как лот, падешь".

Но в эти дерзкие слова
Герой наш вслушался едва,
Быв занят помыслом иным,
Когда солдат прощался с ним.
Меж огороженных полей
Скакал дорогой он своей,
И наконец, в исходе дня,
К таверне повернул коня,
Где ночь провел, забыв труды.
С рассветом, только что дрозды
Запели в утренней красе,
Он вновь пустился по росе,
И целый день в далекий путь
Скакал, не смея отдохнуть.
Но тут он был не одинок:
Вдали виднелся городок,
Куда тянулся караван
Крестьян, веселых горожан.
Там в капишоне шел монах;
Здесь, меж корзинок, на ослах
Хозяйки ехали верхом;
Там распевали соловьем
Толпы гулявших пышных дам;
А тут был слышен шум и гам:
Валили пестрые толпы
Мужчин и женщин, шли попы,
Солдаты, дети, длинный ряд
Одетых в праздничный наряд
Веселых девушек, кругом
Его встречавших с добрым днем
И с пожеланьями найти
Всех благ возможных на пути.

Так пролетел и день второй,
И он в таверне городской
Провел всю ночь, и утром, чуть
Лишь рассвело, пустился в путь.
Еще спал в городе народ,
А он уж солнечный восход
Встречал с восторгом. Трудный путь
Вился все выше, выше вкруть
На холм возвышенный. Назад
Он, оглянувшись, бросил взгляд
На город, пышно под холмом
Раскинутый: вот Божий дом,
Вот площадь, улица, а вот
Видна и ратуша с высот -
Все приютилось под холмом,
Поросшим липами кругом.
Был воздух свеж, прозрачен, чист:
Не трепетал на липах лист,
И лишь над кровлями церквей
Крутились стаи голубей.
Из труб струился ранний дым,
Столбом вставая голубым,
Как знак, что в городе за труд
Принялся деятельный люд.
Веселый, счастливый, живой.
И был так радостен душой,
Так чужд всех скорбей Михаил,
Что, мнилось, свыше получил
Удел бессмертия, где нет
Ни слез, ни горестей, ни бед.

Отсюда путь налево вел
В безлюдный и безлесный дол,
Где лишь в местах, по коим шли
Овраги темные, росли
Деревья тиса, и меж них,
Защищены от ветров злых,
Взвивались с песнями юлы.
Вокруг оврагов, полных мглы,
Пестрели пастбища овец.
И проезжавший здесь гонец
Уж был заслушаться готов
Веселых песен пастухов.

Он ехал долго и легко.
Взошло уж солнце высоко,
И вот, успел лишь он едва
С конем подняться изо рва,
Где тень деревьев в те часы
Еще хранила след росы, -
Как вдруг он видит пред собой
Конец возвышенности той.
Пред ним, одетый в блеск лучей
Прекрасной осени, во всей
Красе и славе, был простор
Долины, где терялся взор.
Ряд длинный золотых снопов,
Листва осенняя лесов,
Лугов зеленых чудный блеск,
Меж них ручьев игривых плеск -
Все тут на много миль вокруг
Слилось в пейзаж волшебный вдруг:
От этой горной высоты,
Где он стоял, до той черты
Изломанной по гребням скал,
Где виноградник восставал
Над виноградником, как лес,
Теряясь в синеве небес.
И за ручьем, в садах густых,
Он видел шпицев золотых
Блеск ослепительный: пред ним
Вставал над садом вековым
И каждый миг все выше рос
Предмет поездки - Замок Роз.

Когда ж спускаться стал с холмов,
Он за оградой из цветов
Мог слышать взмахи острых кос,
Срезавших на поле овес.
Пред ним ручей; в долине той
Он извивается змеей.
На нем был мост, и шагом паж
Проехал мост при звоне чаш
В руках хозяев этих нив.
Они под тенью старых из
Лежали на траве кругом,
И чаши, полные вином,
У них ходили по рукам.
При них лежали здесь и там
Серпы и косы, а предмет
Веселья их - простой обед:
Блестящий сыр, густой творог,
И хлеб пшеничный, лук, чеснок,
И груды яблок золотых,
Румяных, сладких, наливных,
И только что снятый с оград,
Прозрачный, зрелый виноград.

Услыша песни, Михаил
Косцов как братьев полюбил.
Он вспомнил детские лета
И благодатные места
У вечно памятной реки.
Как друг, глядя на ручейки,
В цветах кувшинок золотых,
Он мнил, что говор волн живых
Ему и всем, в ком сердце есть,
Приносит радостную весть.

Когда ж, ступив на парапет,
Косцов услышал он привет, -
Он в самом деле возмечтал,
Что он опять ребенком стал;
Что он в день жатвы у возов
Заснул в тени родных снопов;
Что все минувшее лишь сон:
Король и сквайр, и быстрый гон
Коня в неведомый овраг,
И боль внезапная, и мрак
В его очах, и долгий бред;
И, черной мантией одет,
Доминиканец, и уход
За ним, исполненный забот;
С аббатом их свиданья миг,
И дни над грудой пыльных книг,
Им прожитые; и опять
Король, завистливая знать,
И этот конь, и блеск одежд,
И путь без цели, без надежд.

О, как теперь желал бы он
Разрушить этот тяжкий сон!
Хоть раз на мельницу взглянуть
И под снопами вновь заснуть!
Но, ах! тех чудных дней опять,
Ему уж больше не видать!

Был полдень. Воздуха струи
От зноя зыблились вдали.
По обе стороны едва
К земле не гнулись дерева
Под грузом фруктов. Миг один -
И вот встают, из-за вершин
Дерев, бойницы; красный цвет
На них уж серым стал от лет
С страны подветренной. Мосты
Открыты; настежь отперты
Ворота в замок; всюду рвы,
Заглохли от густой травы,
И стаи рыбок золотых
Блестят в воде на солнце в них:
Так долго царствовал покой
Над здешней мирной стороной!

Под тенью стрельчатых ворот
Лежал привратник без забот
И спал на постланном плаще.
Одной рукою он еще
Касался арфы; рядом с ним
Лежал трепещущий налим,
Во рву сегодня на заре
Им ловко пойманный в поре,
И тут же, подле рыбака,
Лежал садок из тростника.

Заслышав звонкий стук копыт
О мостовую крепких плит,
Впросоньи сторож, заслоня
Глаза рукой от блеска дня,
Попытку сделал взять копье,
И видя царское шитье
На платье всадника, привстал
И, ухмыляяся, сказал:
"Стой, сударь, стой! и отвечай,
Зачем приехал в наш ты край?"
А тот: "Ты видишь, чай, и сам,
Что королем я послан к вам;
Милорду сенешалу я
Везу письмо от короля".

"Так! - тот ответил. - Но теперь
Никак нельзя к нему, поверь!
Он пир дает. Да что за спех
В сем мире, где что шаг, то грех!
Теперь, я в этом убежден,
Читать письма не станет он,
Пока гостей не угостит,
Пока и сам не будет сыт.
Итак, мой щеголь, надо ждать!
Коня ты можешь привязать,
Потом садись, и я спою:
"Наш император пал в бою".
Смеешься?… Разве не слыхал
Как Барбаросса в битве пал
Геройской смертью? А не то
Споем другое кое-что
На новый вкус, на новый лад:
У нас не мало ведь баллад!
Да что ж смеешься ты, пострел?
Ты больно молод и не зрел!
Ступай же прочь, - счастливый путь!
В саду здесь можешь отдохнуть
У Берты, дамы древних лет.
Такой красавицы уж нет
Теперь нигде, и замок сей
Построен некогда для ней.
И не забудет мир земной
О славной Берте - упокой
Ее Господь!"
С улыбкой паж
Внимал всему, что пьяный страж
Ему рассказывал; потом
Сказал: "Приятель! обо всем
Рад слушать, даже песнь твою:
Как император пал в бою;
Но только прежде укажи,
Где сад той древней госпожи.
Глядя на этот чудный сад,
На этот красных башен ряд,
Готов я видеть пред собой
Врата в волшебный рай земной".

"Кажись, ты прав! - ответил тот. -
А что еще тебя там ждет!
Пройдя подъемный этот мост,
Увидишь влево ты помост
О трех ступеньках; под стеной
Там путь ведет на двор большой
(Зовут Сокольничьим тот путь);
Ступай дорогой той взглянуть
На мир чудес, которых ждешь.
А там калитку ты найдешь
Всю в позолоте, и затем
Войдешь в роскошный наш эдем.
А я, как только сенешал,
Откушав, выйдет в сад из зал,
К тебе немедленно приду
И в сад к милорду проведу".

"Спасибо!" - молвил наш герой,
А сам калиткой золотой
Вступил в волшебный сад, и там,
Не веря собственным глазам,
Бродил и в неге думал он,
Что пред очами видит сон:
Так все там было хорошо,
Цветисто, зелено, свежо!
И увяданье даже там
Невольно нравилось глазам
Своей задумчивой красой.
Так щедро осени рукой
Везде рассыпаны плоды
На эти древние сады!

Бродя здесь долго, наконец
К фонтану подошел гонец.
И над бассейном наклонясь,
И не сводя плененных глаз
С игравших рыбок под волной,
Запел он песнь про край родной,
Где жил он с мельником простым.
Но дальний путь, свершенный им,
И знойной осени пригрев,
И музыкальный птиц напев,
И плеск фонтана, листьев шум -
Все утомляло пылкий ум.
Он под бассейном, в тишине,
Прилег, не думая о сне,
И стал смотреть, веселья полн,
На плеск живых в фонтане волн.

Но не прошло и двух минут,
Как, словно на смех, резвый плут
Над ним свистел у же скворец,
И наш измученный гонец
Заснул глубоким, крепким сном,
Забыв письмо и все кругом.

Назад Дальше