* * *
Сны приходили яркие и тревожные - Цезарь, Фабиола и Тарквиний сменяли друг друга в путаных, сбивчивых картинах, Ромул мучительно метался на постели всю ночь. Проснувшись в поту, он не помнил ни единой подробности, одни только лица. Спрашивать толкований у гаруспика юноша вопреки обыкновению не стал и в полном смятении вышел во двор посмотреть, который час. Еще не светало, однако в мощеном дворе уже готовились к битве солдаты Секунда. Оперенные бронзовые шлемы и тяжелые скутумы ветераны предпочли не брать, чтобы не привлекать внимания, и ограничились кольчугами, скрыв их под плащами.
Слегка успокоенный зрелищем, Ромул вернулся к себе. Прицепив к поясу гладиус и кинжал, он решил не надевать доспехов и не брать щита: меч с кинжалом и без того насторожат охранников Цезаря, а рисковать тем, что его не пропустят к диктатору, сегодня нельзя. Напоследок Ромул прикрепил к тунике две золотые фалеры, которыми несказанно гордился. Награды помогут миновать стражу, а может, и напомнят Цезарю о трех предыдущих встречах и тогда диктатор серьезнее отнесется к предупреждениям Ромула.
Гаруспик с неизменной секирой на плече уже ждал у выхода. Ромул не удивился, лишь в очередной раз оценил его преданность: что бы Тарквиний ни думал о Риме и Цезаре, в решающий миг он будет рядом.
- Удачи!
- Спасибо, - ответил Ромул. - Надеюсь, она не понадобится.
- А как насчет Фабиолы? - После вчерашнего гадания гаруспик впервые упомянул о девушке.
- Я не стану ее упоминать. А уж как повернется дело после ареста заговорщиков - не знаю. - Ромул, словно смиряясь с неизбежным, пожал плечами. - Все в воле богов. Если обойдется, поговорю с Фабиолой после.
Темные глаза Тарквиния смотрели непроницаемо.
- Увидимся у сената.
Они обменялись коротким рукопожатием, и Ромул шагнул к двери. За порогом, в предрассветной прохладе, уже ждал Маттий. Не говоря ни слова, они двинулись в путь, однако мальчишка, явно сгорающий от любопытства, вскоре не выдержал:
- Куда мы идем?
- К особняку Цезаря.
- Зачем? - изумился Маттий. - Тарквиний что-то увидел, да? Вчера при гадании?
- Да. - Ромул решил не вдаваться в детали.
Впрочем, деталей и не требовалось. Рим кипел слухами, а Маттий, хоть и совсем юнец, прекрасно ориентировался в городской жизни.
- Это потому, что Цезаря хотят убить, да? Зачем еще идти к нему в такую рань, да еще с гладиусом?
Ромул, несмотря на мрачный настрой, улыбнулся.
- Тебя не проведешь, - признал он.
- Я угадал! - подпрыгнул Маттий и через миг осторожно поинтересовался: - А мы только вдвоем? Ты и я?
Голос слегка дрожал, и Ромул глянул вниз: несмотря на явный испуг, Маттий сжимал в руке ржавый кухонный нож - наверное, достал из-под туники. Ромул одобрительно хмыкнул: парнишка смел не по летам - его не заботит, есть ли у Рима правитель и жив ли Цезарь, он здесь лишь для того, чтобы помогать другу.
- Смелости тебе не занимать, но сегодня драться не будешь. - Ромул потрепал его по худенькому плечу. - Там будут ветераны. И Тарквиний.
- Отлично, - с облегчением выдохнул Маттий. - Но если что - я рядом.
Вспомнив себя в его возрасте, Ромул незаметно улыбнулся.
Вскоре перед ними уже замаячил дворец - нынешний "домус" Цезаря на Палатине. В едва бледнеющем рассветном сумраке проступал фасад, который недавно принялись переделывать так, чтобы особняк напоминал храм. Работы только начались, и здание скрывали строительные леса; в их тени Ромул с Маттием подошли к входу незамеченными.
- Стой! - окликнули их от окованных железом дверей, где на страже стояли четверо солдат. - Кто такие?
- Ромул, ветеран Двадцать восьмого легиона, - ответил юноша, выступая из тени. - И Маттий с Целийского холма.
Солдат скривил губы.
- По какому делу?
Ромул повернулся, чтобы в свете факела блеснули награды, и стражник удивленно замер: две золотые фалеры - редкость даже для бывалых солдат.
- Я хочу видеть Цезаря, - заявил Ромул.
- Прямо сейчас? - хмыкнул второй стражник. - В такую рань?
- Срочное дело.
- Мне плевать, - ответил первый солдат. - Прочь отсюда. Возвращайся после полудня. Может, тогда повезет.
- Я не могу ждать.
Стражники недоверчиво переглянулись, и первый направил пилум прямо в грудь Ромулу.
- Катись отсюда со своим прихвостнем, - рявкнул он. - Живо!
Ромул не пошевелился.
- Скажи Цезарю, что его спрашивает раб, убивший эфиопского быка. Раб, которому диктатор даровал свободу.
Необычайное спокойствие Ромула и странная просьба сбили стражников с толку. Первый солдат, нахмурясь, пошел советоваться с оптионом, и тот через миг вышел к дверям, по пути надевая шлем. Окинув Ромула мутным от усталости взглядом, он раздраженно выслушал его просьбу.
- Что у тебя за дело? - бросил он.
- Я скажу об этом только Цезарю, - ответил Ромул самым невыразительным голосом, на какой был способен. Излишняя резкость может все погубить, а этого Ромул допустить не мог.
Оптион пристально оглядел юношу.
- А это откуда? - указал он на золотые фалеры.
- Одну получил в Руспине, другую в Тапсе.
- За что?
Ромул коротко объяснил, и взгляд оптиона тут же изменился.
- Подожди, - велел он и исчез в здании.
Не обращая внимания на сердитые взгляды стражников, Ромул облокотился на строительную подпорку. Маттий, явно испуганный, от него не отходил. Оптион вернулся через полчаса.
- Цезарь тебя примет. Оружие оставь здесь.
Охранники, не ожидавшие такого поворота, во все глаза смотрели на Ромула, и он отвернулся, чтобы скрыть улыбку.
- Я скоро, - пообещал он Маттию, вручая ему клинки вместе с поясом, и тихо добавил: - Не болтай тут.
Мальчишка кивнул, гордый от возложенной на него ответственности.
Вслед за оптионом Ромул вошел в атриум, скудно освещенный немногими факелами; даже в тусклых отблесках было видно, что в доме царит роскошь. Умело выложенная мозаика вилась по полу пышными узорами, на стенах красовались фрески, каждую нишу украшала великолепная греческая статуя. В саду, за распахнутыми дверями таблинума, журчал фонтан.
Оптион ввел юношу в одно из помещений, окружающих центральный двор. Небольшая комната, словно в противовес роскоши остального дома, была убрана по-спартански: кроме бюста Цезаря здесь стояли лишь заваленный документами письменный стол, кресло с кожаной спинкой и два боковых стола, гнущиеся под тяжестью пергаментных и папирусных свитков. Молодой раб зажег расставленные по комнате масляные лампы, комната наполнилась теплым золотистым светом.
Сделав знак Ромулу ждать напротив письменного стола, оптион вышел. Ожидание тянулось, и Ромул вдруг подумал о Фабиоле: чем она сейчас занята? Последними приготовлениями? А вдруг она появится и в сенате? Ромул вздрогнул: биться за Цезаря с собственной сестрой?! Юпитер, не дай такого испытания! "А как ты тогда поступишь?" - вдруг всплыло в голове.
- Легионер Ромул, - раздался сзади голос. - Ты рано встаешь.
Юноша обернулся: в дверях стоял Цезарь, одетый в простую белую тогу. Оптион вытянулся в струнку, и Ромул последовал его примеру.
- Мои извинения, - отчеканил он.
Приглаживая рукой редеющие волосы, Цезарь подошел к столу и сел в кресло.
- Надеюсь, повод у тебя важный, - сухо сказал он. - Еще даже солнце не взошло.
Ромул, вспыхнув, не стал извиняться.
- Так и есть.
По-новому вглядываясь в лицо диктатора, он изумился разительному сходству его черт со своими. "Совпадение, - одернул он себя. - Просто совпадение".
- Говори, что за дело. - На изможденном лице Цезаря четко проступили мешки под глазами. Прикрыв рукой рот, он закашлялся. - Проклятая болезнь. Говори же.
Ромул выразительно посмотрел на раба, который теперь занялся столами, и на оптиона.
- Лучше, если, кроме тебя, никто не услышит.
- Да неужели? - Цезарь в задумчивости потер подбородок. - Хорошо. Оставьте нас, - кивнул он обоим.
Раб тут же исчез.
- Не доверяй ему! - шагнул вперед оптион.
Цезарь засмеялся.
- Врагов у меня много, но этот солдат - не из них. Я освободил его от рабства за то, что он убил эфиопского быка, и после дважды наградил за воинские подвиги. Во всей Республике не сыскать человека вернее. Ступай и закрой за собой дверь.
Оптион, побагровев, вышел.
- Он мне предан, но слишком недоверчив, - заметил Цезарь. - Видимо, это к лучшему.
Ромул лишь вытянулся, не смея ни согласиться, ни возразить.
К его удивлению, диктатор не сразу спросил о цели прихода.
- Как жизнь после армии?
- Хорошо, спасибо.
- Поместье приличное?
- Да! - Ромул постарался изобразить весь восторг, на какой был способен.
Цезарь, метнув на него проницательный взгляд, усмехнулся.
- Поля возделывать скучнее, чем воевать?
- Точно, - улыбнулся Ромул.
- Зато безопаснее. Если привыкнуть.
- Забавно от тебя такое слышать, - осмелел Ромул. - Я собирался вновь вступить в легион и участвовать в новом походе.
- Такие солдаты, как ты, всегда желанны, - с явным удовольствием ответил Цезарь, и тут же по худому лицу пробежала тень. - Ты ведь бился при Каррах?
- Верно, - кивнул Ромул, на которого тут же нахлынули воспоминания. - Хорошо бы задать парфянам жару!
- Молодец! Приходи сегодня в сенат, - улыбнулся Цезарь. - Сенаторам будет нелишне послушать, что значит биться с парфянами.
- Спасибо за лестное приглашение. Только я пришел, чтобы попросить тебя сегодня там не присутствовать.
- Жена тоже умоляет, чтоб я не ходил, - нахмурился Цезарь. - Почему?
- Слишком опасно. Заговор. Тебя хотят убить.
Цезарь вдруг сделался предельно спокоен.
- Откуда ты знаешь?
- Друг сказал.
- Кто он?
Ромул замялся - вдруг Цезарь только посмеется в ответ?
- Гаруспик.
- А, из этих… - фыркнул Цезарь. - Лгуны и шарлатаны. Живи я по указаниям своих авгуров, то не покорил бы Галлию и не правил бы Республикой.
- Мой друг - не шарлатан. Он служил со мной в армии Красса, предсказал поражение при Каррах и многое из дальнейшего. Он непревзойденный прорицатель.
- Гм. - Цезарь не сводил глаз с Ромула. - И что же он видел?
- Заговор с целью убить тебя в сенате. Десятки людей.
- И нападут сегодня?
Ромул проглотил комок в горле.
- Да. Остерегайся мартовских ид.
- Твой друг когда-нибудь ошибался в пророчествах? Бывают ли они неясными?
- Конечно. Такова природа гаруспиции.
Цезарь презрительно усмехнулся.
- Вот-вот. Этим-то они и оправдывают каждое лживое слово, которое изрекают. Слухи о покушении носятся не первый месяц, и до сих пор ничего не произошло. Зачем кому-то меня убивать? После десятилетий войн в Республике царит мир! Твой друг слишком много воображает. Ты, Ромул, верь этому, как хочешь, но не требуй от меня того же. Сегодня в сенате важные обсуждения, я должен присутствовать. Не вижу причин отказываться.
Не собираясь отступать, Ромул пустил в ход запасной вариант.
- Я собрал преданных ветеранов. Около полусотни. Они уже у сената.
- Мой бывший солдат рекрутирует для меня целый балаган телохранителей? - удивленно качнул головой Цезарь.
- Прости, - пробормотал юноша, осознав свою дерзость. - Я не собирался действовать без спроса.
- На малых помыслах зиждутся великие деяния, - пробормотал Цезарь и улыбнулся. - Напротив, ты поступил правильно, я благодарю тебя.
Ромул с облегчением вздохнул.
- Значит, ты позволишь ветеранам сопровождать тебя в сенат?
- Нет, не позволю. - Глаза диктатора блеснули.
- Н-не понимаю.
- Твои побуждения благородны, - признательно кивнул Цезарь. - Однако не забывай, с кем разговариваешь. Чтобы я, лучший полководец за всю историю Республики, прибыл в сенат с пестрой толпой отставных легионеров? Я не могу себе такого позволить.
- Только сегодня, всего один раз! - взмолился Ромул. - Если нападения не будет, можешь выдать это за стихийную демонстрацию народной любви и посмеяться вместе со всеми. А если опасность все же возникнет, они тебя защитят.
Цезарь помедлил, обдумывая просьбу, и в Ромуле проснулась надежда.
- Нет, - наконец покачал головой диктатор. - Я не хочу жить в страхе.
Ромул пал духом, однако тут же мелькнула мысль: пусть Секунд с ветеранами все равно ждут у сената! И при малейшем волнении бросятся внутрь! В этом случае диктатор, конечно, рискует больше, но лучше уж так, чем оставить его вовсе без охраны.
- Хорошо, - кивнул юноша. - И все же - можно мне тебя сопровождать?
Один умелый солдат стоит двадцати обрюзгших сенаторов: может, удастся их удержать, пока подоспеют ветераны?
Ромул недооценил проницательность Цезаря.
- Тебе - можно. А ветеранов распустить, - приказал тот. - Что бы ни случилось - пусть не вмешиваются. Ясно?
Ромул метнул на него полный отчаяния взгляд.
- Ясно.
- Дай слово, что ты велишь им разойтись. - Цезарь по-солдатски протянул ему правую руку.
- Откуда ты знаешь, что я его сдержу?
- У тебя верное сердце, я это вижу. И ты - солдат моей армии.
- Хорошо. - Ромул, проклиная зоркость Цезаря, ответил на его рукопожатие.
- Вот и прекрасно, - заключил диктатор. - Теперь мне нужно заняться делами, день предстоит нелегкий. Подумай, что скажешь в сенате о Каррах. И приходи туда к полудню. К этому времени я и приеду.
- Слушаюсь. - Бессильный перед властью Цезаря, Ромул пал духом. Тарквиний ведь не станет выдумывать, особенно если дело касается убийства. Однако Цезарю неоткуда об этом знать, и он наверняка считает, что перед ним пусть и преданный, но слишком суеверный солдат. Нужно попытаться еще раз. - Я…
- Ни слова больше. Спасибо за хлопоты, - отрезал диктатор и, подняв руку ко рту, крикнул: - Оптион!
К отчаянию Ромула, тот появился на пороге мгновенно.
- Слушаю!
- Проводи легионера до двери, - приказал Цезарь. - И вели управляющему отсчитать ему двадцать ауреев.
- Не нужно! - запротестовал Ромул. - Я ведь не ради денег!
- И все же твоя преданность будет вознаграждена. - Цезарь повел рукой, отпуская юношу. - Увидимся позже.
- Слушаюсь. - Как можно четче вскинув руку в приветствии, Ромул вышел.
Озадаченный оптион довел его до дверей, и вскоре юноша уже выходил на улицу, сжимая в руке увесистый кожаный кошель.
Стража успела смениться, зато Маттий ждал на прежнем месте. При виде кошеля глаза его заблестели, как у стервятника, завидевшего добычу.
- Значит, Цезарь тебе поверил? - воскликнул он.
- Нет, - мрачно покачал головой Ромул. - Даже слушать не стал. Это просто награда за преданность.
- И что нам теперь делать? - уныло спросил Маттий.
Ромул на миг задумался.
- Идти в Лупанарий, - объявил он. Если Фабиола там, может, удастся отговорить ее от убийства. Юноша не очень-то верил в успех и всерьез опасался, что привратники могут его прирезать, однако стоило попробовать. Других выходов все равно нет.
Увидев Децима Брута, который выглянул из приближающихся носилок, Ромул приободрился: он ни разу не видел собраний заговорщиков и верил, что любовник Фабиолы останется непреклонен. Может, Брут явился к Цезарю с тем же, с чем и Ромул.
Юпитер, пусть так и будет! - взмолился юноша.
* * *
Последними приготовлениями Фабиола занялась лишь тогда, когда Брут уехал к Цезарю. Решимость его осталась неколебимой, и девушку это одновременно радовало и тревожило. Со вчерашнего дня, после ухода заговорщиков, Фабиола не спускала с Брута глаз, опасаясь, что он передумает, и всячески старалась его отвлечь. Кухонным рабам было велено приготовить роскошную трапезу, а между сменами блюд из свинины, рыбы и многочисленной дичи перед ними с Брутом разыгралось представление, о котором заранее позаботилась Фабиола. Греческие атлеты боролись на полу, блестя умащенными телами, поэты декламировали свежие сатиры, актеры разыгрывали короткие комедии, акробаты показывали замысловатые трюки. С виду задумка Фабиолы удалась: Брут хохотал и одобрительно отзывался о выступающих, однако девушка видела, что он погружен в раздумья, а ведь, кроме убийства Цезаря, размышлять ему было не о чем. Фабиола, следя за представлением, и сама едва могла отвлечься мыслями от заговора, однако не решалась заговаривать о нем вслух. Брут тоже молчал.
Девушка даже не смела себе признаться, что былое упорное нежелание любовника вступить в заговор побудило ее заглянуть в дальние закоулки души, где гнездилась ее собственная неуверенность. Всегда ли жили в ней сомнения, или они появились лишь с отказом Ромула разделить месть, она не знала, однако не могла не оценить стойкую преданность брата Цезарю. Ромул всегда был одержим благородными идеями - вроде освобождения всех римских рабов, - и его не сломили ни тяготы гладиаторской жизни, ни горький опыт походов с армией Красса. Брат остался верен себе. Это чувствовалось и по его поведению, и по тому, с каким уважением отзывался о нем Тарквиний. Даже отказ убить Гемелла говорил сам за себя.
А она? Кем она стала? Мучительный вопрос не давал Фабиоле уснуть всю ночь. Да, она сумела подняться над своим прежним положением, однако профессия, как теперь понимала девушка, наложила на нее прочный отпечаток. В первую очередь - породила в ней недоверие к мужчинам. Опыт Лупанария научил ее, что полагаться на них нельзя никогда и ни в чем, и лишь Брут, неизменно порядочный и честный, стал единственным исключением из толпы. Так удивительно ли, что она отождествила Цезаря с насильником своей матери? Может, она приписала ему то, чего не было?
Нет, возразила она себе. Его выдавал не только взгляд, но и голос, и слова! И все же теперь, вспоминая тот зимний вечер, Фабиола видела все в ином свете. Цезарь ведь ни в чем не признался. Попытка на нее напасть - не доказательство его насилия над матерью. Ромул прав.
Не в силах унять душевную муку, Фабиола лежала без сна, ясно понимая, что заговор уже не остановить. Слишком много властных нобилей, пылающих ненавистью к Цезарю, в него замешано.
Утром, при виде уверенного и непоколебимого в решении Брута, Фабиола изо всех сил пыталась скрыть за улыбками следы ночных тревог, однако любовник что-то почувствовал.
- Мы сделали правильный выбор, любовь моя, - прошептал он. - Для Рима. Для всех нас.
Фабиола, в душе которой возбуждение смешивалось с ужасом, не нашла в себе сил ответить. Наскоро убедив себя, что любовник прав, она лишь пожелала ему успеха и поцеловала на прощание. Теперь же, сидя за туалетным столиком, девушка вновь изнывала от сомнений. Если бы только знать, виновен Цезарь или нет! Если бы знать, вправду ли он погубил Республику! Фабиола вдруг встрепенулась: если кого и можно спросить, то уж точно Тарквиния!
Ответит ли он?
Да и поздно. Время ушло. Даже если Тарквиний скажет, что Цезарь невиновен, заговорщиков не остановить. Смерть диктатора выгодна всем, особенно Марку Бруту. И хотя убийство затеяла Фабиола, рано или поздно заговор возник бы и без нее.