В поведении Пульхерии ничего странного не было. Мальчишка был рожден от варвара, да к тому же вне брака. Наследовать патрикию Атталу он не мог без высочайшего на то дозволения. А Галла Плацидия почему-то не спешила это дозволение давать. Зато сиятельный Аспар, став императором, мог легко решить эту проблему. И, видимо, Пульхерия это поняла. Если франк становится римским императором, то почему бы свеву не стать патрикием?
– Можешь ее обнадежить, – великодушно махнул рукой Аспар.
Выпроводив обрадованного сына, магистр вызвал к себе центенария Труана. Труан происходил из племени остготов, но это не мешало ему вот уже на протяжении двадцати лет верой и правдой служить франку Аспару. Гот обладал поразительным нюхом и умением входить в доверие к самым разным людям – от простолюдинов до патрикиев. К тому же он не стеснялся в выборе средств и на него всегда можно было положиться в деле, не требующем огласки.
– Ты знаком с нотарием Паладием?
– Нет. Но с ним знаком Маркиан.
– Каким образом?
– Твоего секретаря с Паладием познакомил комит Аэций, и с тех пор он проводит немало времени в его доме.
– Тем лучше, – усмехнулся Аспар. – Вдвоем вы справитесь быстрее.
Нотарий Паладий нисколько не сомневался, что рано или поздно гром над его головой грянет. Участие в заговорах никому еще не приносило удачи. А уж Паладию и вовсе не следовало бы пускаться во все тяжкие, учитывая возраст и вполне сносное положение в свите божественного Валентиниана. Какое Паладию, в сущности, дело, кто будет спать в постели императрицы – Бонифаций или Аспар? И при чем тут, спрашивается, римская честь? Сидел бы тихо, как все разумные люди, и не пришлось бы ему сейчас отвечать на язвительные вопросы светлейшего Маркиана. Впрочем, Маркиан пришел в его дом не один, а в сопровождении мрачного типа, судя по всему, заплечных дел мастера. Пока что этот Труан не проронил ни единого слова, но от его злого, колючего взгляда Паладию стало не по себе.
– Пока что тебе нечего бояться, светлейший Паладий, – попытался успокоить перетрусившего хозяина гость. – Я придержал донос, и он не попал на глаза сиятельному Аспару.
– И что же мне теперь делать? – потерянно спросил римский стоик.
– Пока Бонифаций в Африке, тебе ничего не грозит, – продолжал участливый Маркиан, – но если префект вернется, то… Его арестуют сразу же, как только он сойдет на берег. А что будет дальше, ты знаешь не хуже меня. Бонифаций выдаст всех, чтобы облегчить свою судьбу. А разве ты на его месте поступил бы иначе, светлейший Паладий? В лучшем случае тебя отправят в изгнание, в худшем – казнят. Имущество отберут в казну. И твоя супруга Стефания останется нищей с двумя детьми на руках.
Участь Стефании в данную минуту Паладия волновала менее всего. Он, конечно, любил свою жену, но не настолько же, чтобы забыть о своей собственной незавидной участи. Кроме того, в последнее время он заподозрил Стефанию в неверности. Ему показалось, что светлейший Маркиан неспроста зачастил в его дом. Трудно сказать, насколько Паладий был прав в своей подозрительности, но, так или иначе, эта действительная или предполагаемая связь спасла его от крупных неприятностей. Возможно, даже от смерти.
– Мой тебе совет, светлейший Паладий, немедленно бери перо и пиши письмо префекту Африки. Бонифаций не должен возвращаться в Медиолан, иначе он погубит и себя, и своих верных сторонников.
– А я могу сослаться на тебя в своем письме? – спросил нотарий.
– Можешь, – великодушно согласился Маркиан. – Напиши, что я случайно проговорился о грядущем аресте Бонифация под воздействием винных паров.
– А кто доставит мое письмо префекту Африки?
– Достойный Труан, он как раз сегодня отплывает в Карфаген.
– А ему можно доверять? – понизил голос до шепота нотарий.
– Неужели ты думаешь, светлейший Паладий, что я позволил бы тебе упомянуть свое имя в письме, если бы не был уверен в надежности посланца?
Нотарий успокоился почти сразу, как только понял, что в лице Труана имеет дело не с палачом, а всего лишь с торговцем. От этого его слог сразу стал гладким. И панические всхлипы в начале письма сменились увещеваниями. Маркиан прочитал послание дважды и остался доволен его содержимым.
– У тебя талант, нотарий. Слог, достойный самого Сенеки.
Сиятельный Бонифаций с удобствами устроился в Карфагене, прибрав к рукам роскошный дворец одного из своих предшественников, префекта Гераклиона. Карфаген когда-то, очень давно, выступал соперником Вечного Города, но был заклеван победоносными римскими орлами. Возродиться в своем прежнем великолепии Карфагену не дали, тем не менее он продолжал оставаться крупнейшим портом на африканском побережье, куда стекались товары из самых отдаленных уголков обитаемого мира. Местный торг мог удивить даже римлянина – как разнообразием товаров, так и разноязычием продавцов. Ор здесь стоял такой, что у непривычного человека закладывало уши. Карфагенские обыватели представляли собой столь причудливую смесь племен и народностей, что стороннему наблюдателю трудно было понять, как же эти люди общаются друг другом. Карфаген был городом мирным – если здесь и случались заговоры и мятежи, то исключительно по вине римлян, которые в последнее время без конца что-то делили, повергая в изумление подвластные Вечному Городу племена.
Префект Гераклион окружил свой дворец чудесным садом с таким количеством фонтанов, что нотарий Авит едва не заблудился среди них. Впрочем, фонтаны давали прохладу, столь необходимую в жарком климате Африки. Бонифаций, истосковавшийся по Риму и Медиолану, принял старого знакомого с распростертыми объятиями и закатил по поводу его приезда такой пир, словно Авит был по меньшей мере императором или собирался им стать. Нотарию пришлось ждать двое суток, пока хозяин и его гости ублажат свои желудки, а потом еще сутки ушли у Бонифация и Рутилия на то, чтобы справиться с наступившим похмельем.
– Я возрождаю здесь добрые римские традиции, – пояснил удивленному разгулом нотарию сиятельный Бонифаций.
Туррибий, живший во дворце префекта в качестве то ли секретаря, то ли наперсника, расплылся в широченной улыбке. Сенатор Рутилий сокрушенно крякнул. Судя по всему, эта троица до того увлеклась пирами и забавами в богатейших африканских провинциях, что начисто забыла о заговорах и мятежах. Однако в Медиолане о заговорщиках еще помнили, и это стало неприятным сюрпризом для Бонифация.
– Заговор раскрыт, – сказал нотарий префекту. – Аэций в своем письме к Плацидии назвал наши имена.
– Каков негодяй! – возмутился коварству соперника Бонифаций. – Ты сказал императрице, что наш заговор направлен не против нее, а против Аспара?
– Сказал, – пожал плечами Авит, – но императрица хочет услышать эти заверения из твоих уст, сиятельный Бонифаций, и требует, чтобы ты вернулся в Медиолан. Иначе тебя публично объявят мятежником и врагом божественного Валентиниана. Положение очень серьезное, патрикии. Как только о заговоре узнает Аспар, а он о нем узнает очень скоро, для нас наступят черные дни.
Бонифаций пришел в ужас. Что, впрочем, не удивительно. Для него заговор был всего лишь игрой, очередным развлечением, а тут вдруг выясняется, что пустая болтовня скучающих патрикиев может обернуться опалой, а то и казнью. Префект Африки слишком хорошо знал свою любовницу, чтобы рассчитывать на ее беспредельное милосердие. Сиятельная Плацидия никогда не щадила своих врагов. И примером тому могла служить незавидная участь Олимпия, Иовия и прочих вершителей судеб в империи, которые поплатились за свою гордыню либо жизнью, либо изгнанием.
– Я поеду, – вскричал, подхватываясь с ложа, Бонифаций. – Я оправдаюсь! Императрица должна меня понять.
Разговор происходил в беседке, увитой виноградной лозой и окруженной десятком фонтанов с весело журчащей водой, так что чужих ушей можно было не опасаться. Тем не менее ни Рутилий, ни Туррибий не спешили пока высказывать свое мнение по столь щекотливому поводу.
– Подождите, – спохватился вдруг Бонифаций. – Вчера я получил письмо от Паладия. Как же я мог об этом забыть!
– И что пишет нотарий? – лениво полюбопытствовал Туррибий.
– Откуда же мне знать… – развел руками префект. – Я письмо не читал.
– А кто тебе его передал?
– Какой-то торговец, – наморщил лоб Бонифаций. – Не то Туран, не то Труан…
Пока раб бегал за посланием светлейшего Паладия, патрикии успели осушить по кубку изумительного местного вина. Впрочем, выпитое вино не улучшило их настроение. Вслед за Бонифацием запаниковал и Рутилий, человек изнеженный, рыхлый, не лишенный ума, но склонный к пустым фантазиям. Сенатору почудилось, что византийский флот уже двинулся к африканским берегам и легионы Аспара вот-вот начнут стучаться в ворота Карфагена.
– Надо закрыть порты и объявить сиятельного Бонифация императором!
Предложение Рутилия было встречено холодным молчанием. Нет слов, стены Карфагена высоки и надежны, но, к сожалению, в городе слишком мало людей, желающих их защищать. Что же касается римских легионов, то они разбросаны по всей провинции, и для того, чтобы собрать их в кулак, потребуется очень много времени.
– Пока что на нас никто не нападает, – охладил пыл собеседников Туррибий. – Тем не менее по твоему приказу, сиятельный Бонифаций, я вступил в переговоры с рексом Стояном.
– Каким еще Стояном? – спросил ошарашенный префект.
– Посланцем князя Верена, – напомнил рассеянному сановнику бывший комит агентов. – Ты вел с ним переговоры полмесяца назад, сиятельный. И обещал дать ответ в ближайшее время.
– Припоминаю, – наморщил лоб Бонифаций.
– Вандалы уже вышли к Гибралтару и готовы переправиться в Африку по первому же твоему сигналу.
– Но ведь нам никто не угрожает, – спохватился префект. – Я поеду в Медиолан и договорюсь с сиятельной Плацидией. Все еще можно поправить, не прибегая к помощи варваров.
Увы, ничего поправить было уже нельзя. Бонифаций понял это сразу, как только пробежал глазами письмо нотария Паладия, которое передал ему расторопный раб. Пергамент выпал из руки префекта, и Туррибий подхватил его на лету. Он же зачитал послание Паладия вслух.
– Этого следовало ожидать, – задумчиво проговорил сенатор Рутилий. – Галла Плацидия находится сейчас в крепких руках сиятельного Аспара и не способна нас защитить.
– Через два-три месяца легионы Аспара будут стоять под стенами Карфагена, – спокойно сказал Туррибий. – А у нас слишком мало сил, чтобы дать им отпор. Даже если все африканские легионы откликнутся на твой зов, префект, то и в этом случае мы будем вдвое уступать византийцам.
– Выходит, спасения нет? – вскричал потрясенный Бонифаций.
– Наше спасение – Гусирекс, – твердо сказал Туррибий. – Пиши письмо князю Верену, префект. Я берусь лично доставить его в Испанию.
– Если не возражаешь, комит, то я поеду с тобой, – предложил Авит.
– Вдвоем веселее, – пожал плечами Туррибий.
– Пиши, Бонифаций, – прикрикнул на замешкавшегося префекта струхнувший Рутилий. – Я не хочу погибать в расцвете лет.
Глава 8 Вандалы в Африке
Вандалы волной прокатились по африканским провинциям, не встретив никакого сопротивления. Города в ужасе распахивали ворота, как только они появлялись на горизонте. Неприятным сюрпризом для Рима стал флот варваров, прибиравший к рукам африканские порты. По слухам, армия Гусирекса насчитывала не менее шестидесяти тысяч человек. Но точной цифры не знал никто. Комиты и ректоры слали отчаянные письма к префекту Бонифацию, но тот словно воды в рот набрал. Дукс Велизарий попробовал было остановить победное шествие вандалов по Мавритании и Нумидии, но двадцать его легионов и три тысячи клибонариев были сметены волной варваров Гусирекса, даже не заметивших препятствия. Путь на Карфаген был открыт. Вандалы подступали к городу и с суши, и с моря. До сиятельного Бонифация стало доходить, какую глупость он совершил, поддавшись уговорам изменника Туррибия. Сенатор Рутилий выехал навстречу вандалам, дабы призвать Гусирекса к соблюдению договора и остановить продвижение его армии к Карфагену. С той поры прошло уже больше месяца, а о Рутилии не было ни слуху ни духу. Бонифаций воззвал к Риму, но ответ, пришедший от магистра Аспара, поверг его в недоумение. Аспар ни разу не обмолвился об измене префекта; создавалось впечатление, что он о ней вообще ничего не знал. Сиятельному Бонифацию предписывалось собрать в кулак все африканские легионы и обеспечить высадку византийцев, идущих на помощь многострадальной Африке. А письмо Галлы Плацидии и вовсе было ободряющим. Императрица выразила надежду, что сиятельный Бонифаций не уронит чести римского патрикия и сумеет дать отпор зарвавшимся варварам Гусирекса. Письма из Рима привез светлейший Маркиан, не побоявшийся пересечь Внутреннее море на галере, несмотря на бесчинства вандалов, без пощады топивших римские корабли. Маркиан был секретарем Аспара в чине нотария и его доверенным лицом. Кроме того, он был хорошим знакомым Бонифация, с которым тот всего несколько лет назад совершил успешное путешествие в Панонию. Кто бы мог подумать тогда, что судьба вновь сведет их не где-нибудь, а в Африке, за стенами Карфагена?!
– В Риме полагают, что лучшим местом для высадки является порт Гипон-Регия. Именно его ты и должен удержать во что бы то ни стало, сиятельный Бонифаций. Вряд ли Гусирекс рискнет напасть на Карфаген, имея в тылу твои легионы.
– У меня всего пятнадцать тысяч пехотинцев, – вскричал потрясенный Бонифаций, – а у князя Верена их в пять раз больше.
– Легионы сиятельного Аспара уже грузятся на корабли. Византийский флот прибудет в Гипон-Регию через десять дней, максимум через полмесяца. Тебе следует поторопиться, сиятельный Бонифаций, в Медиолане тебя и без того подозревают в измене.
– Меня оговорили, – взвизгнул вконец запутавшийся префект. – Это происки Аэция! Сын магистра Сара рвется в императоры и оговаривает людей, которые могут этому помешать. Я все объясню императрице! Я оправдаюсь…
– До встречи с императрицей надо еще дожить, сиятельный Бонифаций, – прикрикнул на расходившегося префекта Маркиан. – Лучшим оправданием для тебя будет победа над вандалами Гусирекса. Разгром вандалов под Гипон-Регией вернет под сень римских орлов не только Африку, но и Испанию.
Сиятельный Аспар, надо отдать ему должное, мыслил как истинный стратег. Возможно, он знал о заговоре, не исключено, что догадывался о сношениях Бонифация с Гусирексом, но не мешал им. Ибо победа над вандалами князя Верена открывала ему путь к безграничной власти. А сиятельному Бонифацию ничего другого не оставалось, как торить путь к величию самовлюбленному франку, по сути уже ставшему полновластным хозяином Римской империи.
Гипон-Регия смотрелась крепким орешком. Эта крепость была построена римлянами двести лет назад и выделялась среди африканских городов высотой стен и многочисленным гарнизоном. Вступив в Гипон-Регию, Бонифаций обрел наконец утерянное спокойствие. Пятнадцать тысяч пехотинцев, собранных едва ли не со всей Африки, были надежной гарантией его личной безопасности.
– Давно хотел спросить тебя, префект: куда запропастился нотарий Авит, посланный к тебе сиятельной Плацидией?
– А разве он не вернулся в Медиолан? – фальшиво удивился Бонифаций, разглядывая стены помещения, выделенного ему под постой. Конечно, этот дом не шел ни в какое сравнение с дворцом Гераклиона в Карфагене, но сейчас префекту было не до пиров и прочих увеселений.
– Представь себе, нет.
– В таком случае он угодил в руки вандалов. Их флот сейчас разбойничает во Внутреннем море.
– О бывшем комите агентов Туррибии ты тоже ничего не слышал, сиятельный Бонифаций?
Префекту стало нехорошо, он залпом осушил кубок и поморщился:
– Кто подал на стол это отвратительное пойло?
– Ты не ответил на мой вопрос, префект.
– Последний раз я видел Туррибия семь лет тому назад, еще при жизни божественного Гонория, – пожал плечами Бонифаций. – Я полагаю, что он либо убит, либо бежал.
– Выходит, Труан ошибся, – вздохнул огорченный Маркиан.
– А кто он такой, этот Труан? – насторожился префект.
– Остгот. Верный сподвижник сиятельного Аспара. Он утверждает, что видел Туррибия в Карфагене, в твоем дворце, Бонифаций.
– Это клевета! – вскричал префект. – Либо ошибка.
– Время терпит, – равнодушно махнул рукой Маркиан. – Как сказал сиятельный Аспар, сначала надо разбить вандалов Гусирекса, а уж потом разбираться с собственными смутьянами.
– Мудрое решение, – кивнул Бонифаций и сглотнул ком, подступивший к горлу.
Византийцы высадились на берег раньше, чем вандалы Гусирекса подошли к Гипон-Регии. Бонифаций, следивший за высадкой со стен крепости, мог бы вздохнуть с облегчением, но из его головы не шли слова Маркиана о смутьянах. Ему казалось, что секретарь Аспара неспроста завел разговор о комите Туррибии. Кроме того, Бонифаций никак не мог вспомнить, где же он мог слышать это готское имя – Труан. И только сейчас, при взгляде на византийский легионеров, строящихся в колонны на африканском берегу, его вдруг осенило. Труаном звали того самого торговца, который привез ему письмо от нотария Паладия. И было это в самый разгар пира, устроенного Бонифацием в честь своего друга Авита. Туррибий был на том пиру, среди доброй сотни других гостей. Конечно, его узнали многие. И эти многие с удовольствием подтвердят, что префект Африки Бонифаций пировал в обнимку с самым лютым врагом Галлы Плацидии, неоднократно покушавшимся на ее жизнь. Будь трижды проклят сенатор Рутилий, который свел Бонифация с этим коварным человеком. А если вдруг откроется, кто и зачем послал Туррибия к Гусирексу, то жизнь префекта Африки повиснет на волоске.
Византийцы в крепость Гипон-Регию не вошли, да она и не вместила бы такого количество людей. Ибо магистр Аспар перебросил из Италии в Африку более пятидесяти тысяч человек, что само по себе было грандиозным свершением. К сожалению, Аспару не хватало кавалеристов, и это могло стать серьезной проблемой. Правда, вандалы тоже не могли похвастаться хорошей конницей, а потому исход предстоящего сражения должны были решить пехотинцы. Византийские и римские полководцы полагали, что превосходство легионеров над вандалами в вооружении и снаряжении неоспоримо. Что же касается умения сражаться в плотном строю, то тут ромеям не было равных. Римская фаланга покорила за столетия едва ли не полмира, и теперь ей предстояло в который уже раз доказать свое превосходство над полчищами варваров.
По мнению Бонифация, который, впрочем, не мог похвастаться обширными познаниями в военном деле, Аспар был хорошим полководцем, но слишком уж самоуверенным человеком. И это свое мнение префект не постеснялся высказать Маркиану, после того как всесильный магистр покинул крепость. Роли в предстоящем сражении были распределены. Бонифацию и его легионерам предстояло атаковать вандалов только по сигналу Аспара, а до той поры не показывать носа из крепости. Бонифаций расценил этот приказ как недоверие к своей персоне и, скорее всего, был неправ в чрезмерной подозрительности. Впрочем, Аспар не сказал встревоженному префекту ни единого ободряющего слова и вообще вел себя так, словно пурпурный императорский плащ уже лежал на его широких плечах.
– Магистр в любом случае одержит победу, – пожал плечами Маркиан. – Главное, чтобы ты не оплошал, сиятельный Бонифаций.