- Та-ак… - тянет мужчина сочным командным басом, и я сразу чувствую, что это вояка из высокопоставленных, который и сам шуточек не понимает, и другим понимать не позволяет. - Наш главный астронавт явился. С возвращением!
- Спасибо. - Я пока ещё не придумал, как с ним общаться. - С кем честь имею?
Но мой вопрос остаётся без ответа.
- Садись, Даниэль. - Мужчина указывает мне место и снова переводит взгляд на Шауля. - И ты можешь сесть с ним рядом. Разговор будет долгий.
Мы молча садимся на край кровати и почему-то виновато опускаем глаза в пол. Но мужчина вопреки обещаниям вовсе не собирается развлекать нас длинными речами:
- Так вы что, братцы, в самом деле решили, что вам удастся скрыться ото всех? Понадеялись, что никто ни о чём не узнает? Тоже себе конспираторы!
У меня после его слов неприятно засосало под ложечкой, и я решил по старой отработанной методе переть буром, если не знаешь, как себя вести, однако Шауль меня опережает:
- Ни от кого мы не собирались скрываться! Просто был официальный запрет на проведение наших экспериментов, но мы решили их всё равно проводить. А потом непременно сообщили бы о результатах…
- Что ты мне всякую чепуху рассказываешь?! - злится мужчина. - Ты вон этому рассказывай, - и указывает на меня пальцем, - может, он поверит… А я этот проект создавал, можно сказать, с нуля. Сколько всяких комиссий прошёл и идиотов, которым всё приходилось по буковкам растолковывать. Вас, негодяев, опекал, как собственных детей, и все ваши капризы выполнял… А ты мне такую свинью подкладываешь вместо благодарности!
- Я, простите, в этом вашем проекте ни ухом, ни рылом, - напоминаю я.
- С тобой разговор отдельный. Ты помолчи сейчас…
Шауль попробует что-то сказать, но я толкаю его в бок, мол, пускай старик выговорится, изольёт боль и гнев, а потом ты его елеем поливать будешь. Верный рецепт против гнева начальства. Но начальство уже заметило моё шевеление и переключилось на меня:
- Тебе твой начальник капитан Дрор разве не приказал свернуть расследование? Почему ты этого не сделал? Разве у вас в России полицейские имели право выбирать, подчиняться приказу или нет? Так здесь тебе не Россия!
- А я и не в штате полиции!
- Мог бы и быть, если бы был хоть чуточку умнее! Тебе бы сейчас задуматься, как ноги отсюда унести и забыть обо всём, что видел и знаешь, на веки вечные. А кроме всего, на тебе ещё убийство… Кимхи, - он снова принялся сверлить взглядом Шауля, - ты же офицер с формой допуска высшей категории секретности, ответь мне, какую тебе тайну сегодня можно доверить? Ключи от собственной квартиры? Так ты её через час ограбишь и глазом не поведёшь! При тебе даже карандаш на столе забывать нельзя!
- Но я…
- Молчать! Всё мне известно про твои проделки! Решил подзаработать под шумок? Мол, если всё под строжайшим секретом, то и никто не догадается, что ты из наших разработок рынок устроил? Тебе мало платят? Я даже знаю, сколько ты с людей денег брал за перемещение во времени, только мне это не интересно! Скажи лишь одно: это порядочно?
- Я все деньги сдам государству…
- Да никому эти твои деньги не нужны! Дело совсем в другом - как ты не понимаешь?!
Мужчина замолчал, и мне даже показалось, что в воздухе потрескивают грозовые разряды. Основной удар ещё впереди.
- А ты не так прост, как мне казалось поначалу. - Мужчина оглядывает нашу палату и снова принимается за уничтожение бедного Шауля. - Под нашим прикрытием открыл в больнице свою частную лабораторию, и, самое интересное, всё это время водил наше руководство за нос, ведь об этом до сегодняшнего дня никто не знал! Ловкач! Но как ты не мог понять, что это рано или поздно всё откроется? Мы и пальцем о палец не ударили, чтобы разыскать тебя и твою лавочку. Это элементарно полиция за нас сделала. Хочешь узнать как?
Шауль впервые поднимает глаза и с интересом смотрит на своего мучителя.
- Список пропавших людей у полиции был, и их стал разыскивать твой приятель. Нам, конечно, не понравилось, что сюда встревает какой-то посторонний человек, и мы негласно наблюдали за ним с самого начала. Когда же он полез в базу Министерства Обороны, это начало принимать опасную форму, хоть и выяснить там ему ничего не удалось. Тогда мы приняли решение…
- Ликвидировать меня? Ваши двое приезжали за этим? - Лицо Шауля стало злым, и он даже стиснул зубы.
- Зачем ликвидировать? - Мужчина криво ухмыляется. - Примерно наказать. Чтобы другим неповадно было… А твой приятель и дальше стал проявлять излишнюю активность и якобы спас тебя, убив одного из наших людей, а второго ранив. Но в итоге, смею заверить, подставил ещё больше. Если до этого у тебя были шансы как-то выкрутиться и заслужить наше прощение, то теперь этих шансов нет. Ни у тебя, ни у него.
- Как же вы всё-таки вышли на эту больницу? - подаю я голос. - Ведь об этой лаборатории даже в больнице никто не знает.
Мужчина смотрит на меня с неподдельным сожалением, но охотно отвечает:
- Хреновый ты полицейский, Даниэль! Мог бы догадаться, что люди, которые были в списке пропавших, - а этот список лежал на столе у вашего Дрора, а значит, и у меня, - стали неожиданно появляться. На них уже был объявлен розыск, хоть мы потом и запретили Дрору что-то предпринимать. Мальчишка религиозный, раввин из Бней-Брака, потом доктор из больничной кассы - кого я ещё не вспомнил?.. Женщина из вашего списка такой скандал подняла, что к вашей больнице чуть ли не телевизионщики со своими камерами съехались. Вовремя остановить успели… Так вот, тот же самый Дрор по нашей просьбе допрашивал каждого, кто появлялся. И все они в один голос подтвердили, что отправлялись в прошлое именно из этой самой больницы, и сюда же возвращались… Как бы ты, Кимхи, им ни задуривал голову тем, что они и в самом деле куда-то перемещались, стереть-то из памяти место, где они находились, не получилось! После этого всё стало на свои места.
- Ну, и что дальше? - уныло спрашивает Шауль.
- Тебя интересует, что с тобой и твоим приятелем будет дальше? Во-первых, верните всех, кто у вас пока под гипнозом. А во-вторых… видно будет. Я ещё не решил. Даю вам сутки сроку на сворачивание всех дел. - Он встаёт и глядит на часы. - А чтобы не произошло ничего непредвиденного, и вы не попытались никуда скрыться, я оставлю на эти сутки охрану. Один человек побудет с вами в этой комнате, а двое снаружи у дверей больничного отделения. И не пытайтесь с ними договариваться. Их переговорные устройства не выключаются, и любой ваш шорох записывается. Так мне будет спокойней…
Не говоря больше ни слова и не глядя на нас, он удаляется, и сразу вместо него в комнату вкатывается накачанный парнишка с пистолетом на боку и переговорным устройством, выглядывающим из верхнего кармашка лёгкой спортивной куртки. Подозрительно поглядывая на нас, он устраивается на стуле и вперивает взгляд в экран сотового телефона. Как видно, мы его не сильно интересуем, что нас абсолютно устраивает.
- У нас есть какая-нибудь громкая музыка? - шепчу я Шауля на ухо.
- Зачем? - удивлённо глядит он на меня и тут же соображает. - Где-то была…
Уже через минуту из компьютера начинает громыхать разухабистая ивритская песенка. Охранник отрывается от телефона, ненавидящим взглядом сверлит подпрыгивающий от грохота компьютер, но приказа сидеть в тишине не поступало. Тогда он вытаскивает из кармана наушники и подключает их к своему телефону.
Я оттаскиваю Шауля в дальний угол комнаты, и мы присаживаемся на застеленную кровать.
- Теперь хоть можно о чём-то поговорить, - снова шепчу ему в ухо.
- О чём? - чуть не плачет Шауль. - Мы теперь под таким колпаком… Ты даже не представляешь, какие у этих людей возможности! Они на всё способны.
- Так уж и на всё!
- Я знаю, что говорю. Сам из этой конторы…
- Ну, это ваши внутренние заморочки, - развожу руками, - а я тут человек посторонний.
- Теперь уже нет.
- Что-нибудь придумаем. Пока два наших клиента находятся в прошлом, нас не тронут. Но и оставлять их навсегда там нельзя, нужно доставать.
- А потом?
- А потом нас выведут отсюда под белы ручки, посадят в машину и отвезут куда-нибудь…
- Вовсе не смешно! - обижается Шауль.
Я встаю и принимаюсь задумчиво расхаживать по комнате. Перспектива, что и говорить, неутешительная. Сейчас я смотаюсь в Житомир начала века, потом придумаем, как вытащить нашего любителя танго Гершона, а что будет после этого? Предположим, я сумею нейтрализовать плечистого парнишку с пистолетом и телефоном. Даже более того, мне может повезти, и я обхитрю тех двоих, что оставлены у входа. Куда нам с Шаулем деться потом, если нас сумели без труда вычислить здесь и взять тёпленькими? А ведь потом, если мы выберемся наружу, за нами станет охотиться не только полиция, но и целая армия ребятишек, которые профессионально сделают это в короткие сроки и которым изначально приказано работать предельно жёстко и не выносить сор из избы. Слинять бы и в самом деле, чёрт побери, куда-нибудь лет на триста в прошлое или будущее, где нас никто не сможет достать!
- Дай, браток, позвонить, а? - С глуповатой улыбкой подхожу к нашему охраннику и протягиваю руку. - Тебе же было приказано за нами следить. А о запретах на телефонные разговоры никакого указания не поступало.
Парень задумывается и неуверенно тянет:
- У тебя что, своего телефона нет?
- Батарейка села. - Хлопаю себя по карманам и развожу руками. - Да и телефон где-то, видно, потерялся…
- Ну, я не знаю. Надо у шефа спросить…
- Эх ты, тоже себе боец! - Я укоризненно качаю головой. - Если хочешь продвинуться по служебной лестнице, то должен уметь принимать самостоятельные решения. А то будешь стоять попкой в охране до самой пенсии.
- Что ты ко мне пристал?! Иди и занимайся своими делами! - Потом что-то вдруг перемыкает у него в голове, и он тянет телефон. - На, звони, только потом начальству меня не заложи!
Это меня устраивает больше всего, и я тут же набираю номер Штруделя:
- Лёха, привет! У нас всё нормально и в то же время громадные проблемы…
Долго объяснять Штруделю, что к чему, не пришлось. Всё-таки он мужик тёртый, и сразу понял, что нас с Шаулем нужно выручать. Только как - ни у меня, ни у него соображений пока не было. Главное, что он понял, где мы находимся, сколько человек нас стерегут, а на всё про всё у нас не больше суток.
- Вы там держитесь, - напутствует меня напоследок Лёха, - а я подумаю, как вам помочь…
Я даже не успел спросить, как его рука. Ну да ничего, выпутаемся из своих заморочек, непременно выпьем за его здоровье. И за наше спасение. А Лёха непременно что-то придумает, я в него верю.
- Пора мне отправляться на экскурсию в Житомир 1920 года, - говорю Шаулю, - а тебя тут оставлю куковать с этим Кинг-Конгом. Если его хорошо попросишь, он и тебе даст позвонить. Он парнишка сговорчивый. Ты тут без меня не скучай, я скоро вернусь.
- Понимаешь, - говорит Шауль задумчиво, - что-то у меня на сердце неспокойно. Тебя тут не будет - эти ребята вполне могут какую-нибудь новую гадость выкинуть.
- А при мне они будто постесняются?
- Не знаю. Ты для них чужой, а я из их системы.
- И что это означает?
Шауль обречённо машет рукой и отворачивается к компьютеру:
- Я тут статью про аргентинское танго нашёл. Сейчас дочитаю и - поехали…
…Всё вокруг меня словно какое-то невзаправдашнее. Улица будто срисована со старинной выцветшей фотографии с обломанными уголками. В глазах слегка плывёт, и сам я, кажется, плыву в редком, расползающемся на мелкие клочки тумане…
Не напрасно Шауль беспокоился: как-то все эти перемещения во времени отражаются на мозгах. Хоть я пока и воспринимаю всё адекватно, но долго ли это продлится?
Или мне всё это кажется? Ох, пора завязывать с этими играми в спасателей…
Житомир - город тихий и белый, словно выстиран в молоке. Я стою посреди улицы на брусчатке, которую прорезают тёмно-серые поблескивающие рельсы трамвая. Машинально скольжу по ним взглядом… Нет, всё-таки у меня с мозгами сейчас не всё в порядке. Тут каждая минута дорога, а я вон на что обращаю внимание…
Мимо меня по краю тротуара проходит высокий тощий юноша в глубоко надвинутом на глаза картузе и в наглухо застёгнутом длинном пальто. Юноша глядит себе под ноги и пощипывает редкую бородку, но не забывает и поглядывать по сторонам. Длинные пряди с его висков запрятаны за уши. Студентик.
- Постойте, молодой человек, я хочу вас о чём-то спросить, - машу ему рукой, но он вздрагивает и поспешно перебегает на другую сторону улицы. Странный какой-то. Чем я его напугал?
Слушаю, как его шаги цокают по асфальту, но вокруг всё равно тишина. Не мёртвая, потому что какие-то звуки, конечно, есть, но город, в моём понимании, звучит иначе. Должен звучать.
Медленно и слегка покачиваясь от неожиданно навалившейся усталости, иду посреди улицы, потом перехожу на тротуар и на перекрёстке сворачиваю за угол. Тут уже начинают попадаться редкие прохожие, но все они, не доходя меня, куда сворачивают и исчезают.
В голове никаких мыслей, словно я, как когда-то давно в детстве, вышел погулять на улицу и иду себе без цели. Куда ноги выведут. Вот только бы ещё камешек, который можно пнуть сбитым носком рыжей детской сандалии…
Прямо передо мной вырастает четверо или пятеро человек - сосчитать мне сейчас не по силам. Добротные старомодные пиджаки, начищенные до блеска сапоги гармошкой, вид расхристанный и залихватский, словно эти люди пошли вразнос - крепко выпили, друг с другом поскандалили, потом помирились и теперь на улице задирают всех, кто попался ним на глаза.
- Эй, товарищ! Или как к вам обращаться - господин? - кричит мне кто-то из них, но я стараюсь поскорее пройти мимо. Нет у меня ни сил, ни времени беседовать с пьяными…
- Куда это он побежал? - раздаётся за моей спиной. - Не хочет разговаривать с пролетариатом? Ну-ка, хватай его, это точно деникинский офицер!
Я оборачиваюсь и отбиваю занесённый над моей головой кулак какого-то белобрысого парня с красными воспалёнными глазами. Покачнувшись, он валится на спину и начинает кричать тонко и истошно. Но потом на меня наваливается сразу несколько человек, и я падаю рядом с ним. От навалившихся на меня тел мне становится совсем плохо. Я почти не чувствую ударов, которые начинают сыпаться на меня, и единственное, чего мне хочется, это вдохнуть побольше воздуха. А это как раз не получается…
7
- Кто таков? Где твои документы? - раздаётся далёкий голос, и я открываю глаза.
Голос приближается вместе с вырастающей в глазах картинкой, которая сперва была мутной и неясной, а теперь потихоньку проясняется. Голова всё ещё тяжёлая, но уже соображает.
Медленно оглядываюсь по сторонам, потом останавливаю взгляд на сидящем за старым изрезанным перочинным ножом ученическим столом парнем в выцветшей почти до сияющей белизны солдатской гимнастёрке. Помню, почти такая же была у меня в армии, и я с ненавистью каждое утро пришивал белый лоскут подворотничка. А потом она выцвела и стала такой же почти белой, но мне вскоре дали более цивильную, и её уже я носил до дембеля…
- Что, товарищ, молчишь? - Парень терпеливо вглядывается в моё лицо и вдруг криво и зло усмехается. - Или на товарища вы не отзываетесь? К вам лучше обращаться "господин офицер"?
- Перестань, - мотаю головой из стороны в сторону, - мне надо одного человека найти…
- Сообщника? Как его фамилия?
Снова разглядываю парня и прикидываю, что ничего плохого не случится, если назову ему фамилию:
- Вайс… Иосиф.
- Оп-па! Вы ещё скажите, что вы его родственник!
- Не родственник.
- А то тут один его уже искал, а потом коварно ранил, когда товарищ Вайс ему доверился и отвернулся. Из его же собственного нагана…
- Ну, и где они сейчас?
- Товарищ Вайс в госпитале на излечении. А второй, который его ранил, пока жив. Повезло ему, что наш политработник Лютов Кирилл Васильевич за него вступился. Но мы его всё равно расстреляем. Революция не может позволить себе роскошь оставлять в живых врагов, поднявших руку на наших боевых товарищей.
И вдруг я вспоминаю, что имя Лютова как раз носил Исаак Бабель, написавший "Конармию"!
- А можно мне было бы встретиться с товарищем Лютовым? - прошу я.
- А он-то здесь при чём? Будете просить за этого врага революции? Вам же Вайс нужен.
- Но Вайс в госпитале и к нему нельзя?
- Почему нельзя? Можно. Но что-то мне сдаётся, что вам ни Лютов не нужен, ни Вайс. Вы сами уже запутались в своём вранье. Может, вас, господин белый офицер, просто вывести во двор и шлёпнуть, как врага народа, чтобы за вас никто не успел заступиться?
Тут я начинаю понимать, что этот парнишка в гимнастёрке нисколько не шутит, а вывести и расстрелять человека для него плёвое дело. Чего доброго он так и сделает, так что нужно брать ситуацию в свои руки.
- Телефон у тебя далеко? - резким требовательным голосом выпаливаю я. - Ты прав, не нужен мне ни твой Лютов, ни Вайс! Я прибыл сюда из столицы по поручению товарища Троцкого, чтобы проинспектировать и потом доложить ему и товарищу Ленину обо всех безобразиях, которые вы тут творите.
Парнишка сразу насторожился, и рука его невольно потянулась одёргивать гимнастёрку:
- А как вы, товарищ, докажете свои полномочия? Предъявите свой мандат за подписью товарища Троцкого…
- Какой тебе мандат?! Я сказал, что мне нужен телефон, чтобы позвонить прямо в Москву, и оттуда тебе объяснят, кто я и зачем приехал. Ну-ка, быстро телефон!
Сразу было видно, что парнишка струхнул не на шутку. Но и доверяет он мне пока не до конца.
- Успокойтесь, товарищ! Сейчас мы всё уладим…
- Телефон! - продолжаю требовать я, изображая сильный гнев.
- У нас, понимаете ли, маленькие неисправности, - парень разводит руками, - но телефонисты скоро их устранят. А вы… вы, может быть, не станете сразу звонить товарищу Троцкому? А то он потом перезвонит Семёну Михайловичу, а тот мужик резкий, разбираться не станет…
- Будённому, что ли? - Мой "гнев" потихоньку спадает. - А он тут, в Житомире?
- Н-нет, он не здесь…
- Жаль, - я состроил печальную физиономию и притворно вздыхаю, - мы с Семёном последний раз встречались… э-э… даже не помню, сколько времени назад!
Это подкашивает парнишку окончательно. Его лицо покрывается красными пятнами, он нервно комкает какую-то бумагу на столе и тотчас вытирает ею пот со лба, потом неожиданно кричат:
- Никифоров! Быстро сооруди нам с товарищем по стакану чая!
В дверь заглядывает красноармеец с винтовкой и послушно кивает. Парнишка потихоньку успокаивается, возвращается за стол и доверительно бормочет:
- Вы на нас, товарищ… простите, я пока не знаю вашей фамилии…
- Джугашвили, - вдруг выдаю, сам того не ожидая.
- Вы на нас, товарищ Джугашвили, пожалуйста, не сердитесь. Мы тут люди простые, образованных среди нас немного, но за дело революции мы все, как один… Живота своего не пожалеем в рядах нашей легендарной Первой конной армии под командованием нашего любимого командира Семёна Михайловича Будённого…
- Ладно, проехали…
- Что, извините? Куда проехали?
- Да не обижаюсь я на вас! Вы всё правильно делаете, бдительно несёте службу…
Парень расцветает, как майская роза, его бледные щёки розовеют, и он снова кричит:
- Ну, что там у тебя, Никифоров? Мы с товарищем Джугашвили чай ждём!