– Молодцы. Молодцы, что увидели, и молодцы, что сообразили.
В разведке голова и глаза – первейшее дело. А теперь вам еще одно дело предстоит сделать. Обо всем, что видели и мне рассказали, надо теперь и генералу Бауру доложить. Справитесь, казаки!
– Так точно, ваше превосходительство. Не впервой со смертью-то в прятки играть! Будьте спокойны – все в аккурат сполним!
– Добро. Идите и помните: от расторопности вашей многие жизни зависят!
Казаки все сделали как должно: Баур, предупрежденный ими о готовящейся, на него из лесу атаке, построил свой легкий корпус в каре и двинулся навстречу неприятелю. И несмотря на его значительное превосходство, отбросил его на исходную позицию у Рябой Могилы.
А к вечеру подвезли и понтоны. Так что на следующий день мост был наведен, и Баур, перейдя Прут, соединился с корпусом Репнина, оставив на западном оберегу лишь небольшие отряды генерал-майора Григория Потемкина и полковника Каковинского.
Буквально через несколько часов подошел с основными силами и Румянцев.
Армия под его началом – так же как и авангард Баура – прошла за пять суток свыше ста километров по бездорожью, под почти постоянно идущим дождем, вытягивая на руках пушки, никак уставшие лошади не могли тянуть зачастую в той гористой местности, где проходил марш. Люди смогли.
Далее было несколько суток напряженной подготовки к сражению. Противник не нападал, ожидая подхода основных сил – войска великого визиря. Румянцев же проводил тщательнейшую разведку местности, в значительной мере – личную. Цена сражения была велика: русские должны были в этом бою раз и навсегда изжить страх перед открытым столкновением с превосходящими силами турок.
И еще, Рябая Могила должна была ответить – правильно ли все эти годы он обучал вверенные ему войска, не напрасно ли он пачкал бумагу писанием своих военных теорий. И последнее, главное: проигранное сражение ставило их армию в почти безнадежное положение, делало реальнейшим фактом разгром Второй армии и обрекало все территории, ныне защищаемые русскими, на жесточайший грабеж со стороны турок и татар.
Разведка выявила трудность предстоящей атаки для русской армии. Лагерь неприятеля был расположен чрезвычайно удачно для того, чтобы отбить любое на него наступление: с севера его защищал ручей Калмацуй, протекавший в глубоком овраге с крутыми берегами; с запада – был Прут; с юга – крутой овраг, так называемая долина Чора.
После напряженных раздумий, мысленного проигрыша различных вариантов с их завязкой, развязкой и их последствиями Румянцев решил нанести главный удар по правому флангу турок с обходом его частью сил. Наступление должно было вестись не монолитной линией армии, а дивизионными каре, каждое из которых начинало решать самостоятельную задачу, сходясь в единую точку в определенное время в определенном месте. В соответствии с этим командующий и объявил свою диспозицию:
– Господа генералы, прошу вашего всецелого внимания! В атаке принимают участие все войска, за исключением двухтысячного отряда полковника Каковинского, прикрывающего наш правый фланг и ныне уже занявшего эту предписанную ему позицию. Бригада генерал-майора Потемкина, усиленная гренадерами и артиллерией – до четырех тысяч человек, переправляется через Прут в нескольких верстах южнее урочища и атакует лагерь с тыла. Корпус генерал-квартирмейстера Баура, дабы отвлечь неприятеля от флангов, наступает вдоль речки Ныркова прямо на неприятельские ретрашементы в лоб. Генерал-поручик Репнин! Вам самое главное: скрытно приблизиться к правому флангу турок проходом между Калмацуем и долиной Чора и нанести им решительный удар. Дивизии господ генералов Олица, Племянникова, Брюса, конница господина графа Салтыкова под моей рукой наступают промеж корпусов господ Баура и Репнина и одновременно с последним наносят удар по правому флангу турок. Прошу помнить, господа генералы: у нас в строю – до 34 тысяч, у противника – до 72 тысяч. Наше главное оружие: единение, дисциплина, точность маневра. Успех зависит от своевременности каждого. И артиллерия – турки не любят пушек. Сбивайте все их противные действия артиллерией. В этом всем – залог нашей победы! Вопросы, господа генералы?
Лишь поскрипывание стульев и легкое покашливание. Лучше не придумаешь, глупость говорить не хочется. Коли пришли – так сражаться надо.
– Благодарю вас, господа. Все свободны. Надеюсь завтра каждый из нас выполнит свой долг. Выполнит наилучшим образом. Все свободны.
Сигналом к утренней атаке послужили три ракеты. А еще ночью Баур продвинул с правой стороны свой корпус вперед в лагерь При деревне Гремиште. Репнин с корпусом пошел влево, не снимая в своем лагере палаток. Горели во всей армии и бивачные огни, хотя к этому времени она уже выдвинулась в исходное положение, дабы по сигналу простым движением вперед выйти к пунктам атаки. В эти же ночные часы отряд подполковника Фабрициана, выделенный Потемкиным, заканчивал наведение моста через Прут против устья долины Чора.
Как только взвились ракеты, русские каре начали наступление.
Корпус Баура вышел на высоты перед фронтом турецкого лагеря и начал устанавливать батареи. Артиллеристы хрипя, рыча и ругаясь тянули по весьма отвесным склонам взгорья, покрытым густым жестким кустарником:
– Давай, давай!
– Раз-два, взяли!
– Куда, куда тянешь, телок!
– Еще налегли!
– Пошла-пошла!
На помощь рвущей жилы артиллерии пришли отобранные за особую силу, ловкость и стать егеря. С шутками и подначками они впрягались рядом. Дело пошло веселей. И вот пушки были установлены и открыли частый огонь.
Румянцев с главными силами также пошел вперед. Все это отвлекло турок от Репнина, опасность от движения которого они сначала не поняли. А он, перестроив свой корпус в два каре с конницей между ними, уже делал заход для удара по флангу. Его заметили, когда он с своим корпусом уже приближался к открытому пространству между Калмацуем и долиной. Абаз-паша, командовавший войсками лагеря, решил, что главный удар основной части русской армии будет нанесен именно отсюда и поэтому приказал перебросить на свой правый фланг большую часть артиллерии, кавалерию, янычар.
Эта переброска позволила снова начать энергичное наступление корпусу Баура, который поначалу было залег по приказу своего командира, дабы не подставляться понапрасну под ружейный и артиллерийский огонь, сосредоточенный турками в основном на его корпусе. Пошли вперед и основные силы под командованием Румянцева.
А в это время Репнин отбивал общую атаку татарской конницы.
В атаку ее вел сам сын крымского хана. Конницу встретила картечь. Залп был убийственен, поскольку Репнин приказал подпустить татар почти вплотную. Одновременно с артиллерией раздались и ружейные залпы батальонов. Плотная стена конницы начала опадать своими первыми рядами. Задние части лавы натыкались на уже умерших и умирающих, останавливались и также подставляли себя под удар.
– Огонь! Огонь! – беспрерывно доносилось с русской стороны. Каждый такой резкий приказ вызывал новый поток смерти, и татары не выдержали. Они повернули обратно. Вдогонку им Репнин, услышав о том, что командующий выслал ему в помощь тяжелую конницу Салтыкова, бросил три полка своих гусар во главе с генералами Подгоричани и Текалли.
Гусары завязали рукопашный бой с постепенно оправляющимися от огненного ужаса татарами. Чаша весов успеха, достигаемого саблями и кровью, еще колебалась, когда к гусарам на рысях подошли драгуны и кирасиры Салтыкова. Перевес русской конницы стал значительнее. Еще свежая, не испытавшая массовых потерь – как несколько минут назад татары – кавалерия Салтыкова, Подгоричани и Текалли все сильнее теснила крымцев.
В это время наконец появился и головной отряд Потемкина под командованием Фабрициана, с маху открывший артогонь по неприятельской коннице.
– Ребята, ну-ка, дружней, теперь татары в кольце! – крикнул Подгоричани своим гусарам, бывшим в первых рядах рубящейся конницы. В ответ уханье и хаканье русской кавалерии, с которыми она доламывала у татар волю и сопротивление, усилилось.
Попытка татар, думавших сбить Фабрициана со своей спины, закончилась их новыми потерями. Большая их часть начала уходить на юг к холмам. Меньшая же, помнившая о своем воинском долге, во главе с сыном хана попыталась пробиться в лагерь, но попала в окружение русских, и в жестокой рубке полегли все до единого.
Наступавшие каре Румянцева и Баура турецкий командующий также пытался задержать конными лавами татар. Но Баур по приказу Румянцева не напрасно установил на господствующих высотах пушки. Весь пот, все усилия солдат сейчас себя полностью оправдывали: артиллерия громила лагерь турок, захватывая и задние ряды конницы, а в лоб ей посылали беспрерывные слитные залпы ружей и картечи. Конница, начиная чувствовать свою обреченность, заметалась из стороны в сторону, завертелась на месте, видя неприятеля отовсюду. В этот момент пехота Баура, а затем и Румянцева бросилась на штурм турецкого лагеря.
– Алла-а! – раздался единый гневный вопль, ибо только теперь Абазы-паше и хану стало ясно, что основной удар Румянцев все же наносил в лоб. Переброшенные направо, к Репнину, артиллерия и янычары ничего уже не могли сделать.
Лагерь начал заполняться русской пехотой, штыками очищавшей его от наиболее упорных защитников. Но работать штыком здесь, в укреплениях, пехотинцам много не пришлось – основная часть защитников, поняв, что расплачиваться за ошибки начальников им почему-то не хочется, уже убегала весьма поспешно на юг.
Отступающих спасло лишь то, что большинство их составляла конница. Русская кавалерия, лошади которых не привыкли к скачкам по гористым местностям, преследовала противника лишь порядка двадцати верст.
К вечеру русская армия сосредоточилась у деревни Темлекиш, где главные силы ее оставались на протяжении трех дней. В первый же вечер Румянцев собрал генералитет.
– Господа генералы, – произнес он, глядя на своих сослуживцев сияющими глазами, – первая наша виктория в этой кампании свершилась! Не так грозен турок с татарином оказалось, как доселе думалось. Отныне поражения его будут преследовать – пока в душах наших горит священный огонь защитников Отечества. Благодарю вас всех. Но долгом своим все же считаю напомнить вам, что победа сия была достигнута благодаря четкому выполнению каждым начальником возложенной на него задачи. В этом залог и грядущих наших побед. Только в этом. Каждое промедление будет грозить нам поражением и гибелью. Так что надеюсь, что в следующий раз, господа генералы, ваши команды будут весьма точно взаимодействовать промеж себя. Это позволит нам успешнее воевать с противником. Ибо не забывайте, наша основная задача – разбивать турецкие армии. Разбивать, а не рассеивать, дабы могли они заново легко опять собраться в единую силу. Хотя, как говорится, первый блин всегда комом. Ком у нас получился весьма удачный. Будем же, господа, прилагать усилия всех, дабы последующие блины получались лучше выпечены!
Через две недели разведка авангарда Баура донесла Румянцеву, что между течением Прута и рекой Ларгой ею обнаружено крупное скопление войск противника. Это были бежавшие от Рябой Могилы турецкие и татарские войска и большой турецкий отряд Абды-паши – всего около восьмидесяти тысяч.
Румянцев был прав: аппетит приходит во время еды и опыт во время работы – ларгский блин оказался более удачным. Он будет испечен ровно через сутки – 17 июня 1770 года.
Первое большое сражение после окончания Семилетней войны, сражение при Рябой Могиле показало, как высоко поднялось русское военное искусство. До сих пор наступление всегда осуществлялось сплошной массой войск, хотя и разделенной на колонны…
Раздельное наступление колонн к Рябой Могиле – первый в европейской военной истории опыт концентрического наступления.
Сразу же после сражения Румянцев отрядил отряд Потемкина для наблюдения за отступающим противником. Поскольку продвижение 2-й армии вперед временно оставляло его фланг незащищенным, Румянцев выдвинул несколько отрядов для охраны важнейших направлений и только потом двинулся к нижнему течению Дуная. Панин же в это время переправился через Днестр и шел по направлению к Бендерам.
Вскоре между течениями рек Прут и Ларга авангарды Первой армии, далеко выдвинутые от основных сил, обнаружили лагерь противника. Это были части бежавших, но в дальнейшем опять приведенных в порядок войск хана. Вместе с пришедшими им на помощь из Молдавии турками их численность достигала 80 тысяч.
Хан ждал здесь соединения с главными силами визиря, готовившимися к переправе через Дунай у Исакчи. Румянцев, чтобы не допустить этого, решает немедленно атаковать противника. Для осуществления операции он сосредоточил все свои силы, выделив лишь двухтысячный отряд для охраны мостов у Фальчи.
Русский командующий построил войско в четыре каре: два нацеливались на фланг татарского лагеря, два предназначались для атаки с фронта. По его плану вся кавалерия с легкими полковыми орудиями, соображая свое движение с фланговыми каре, в одно время с ними должна была ударить противнику в тыл. Артиллерия должна была идти впереди.
При Ларге Румянцев создал и применил новую тактику для действия против иррегулярных войск. Он напал, а не ожидал нападения. И напал в боевом порядке, доселе не применявшемся, что позволило ему разом выставить больше сил, чем татары, хотя те и были в значительно большем количестве. И хорошо информированы о планах неприятеля – ночью к ним в лагерь ушел перебежчик…
– Великий хан! Один из прахоподобных гяуров не вынес ужаса предстоящей битвы с вами и перебежал к вам в лагерь. Он здесь, у вашей палатки, – ждет, чтобы припасть к вашим стопам и поведать нечто важное.
– Какое такое нечто? Говорили толком, пес!
Служитель склонился еще раз в раболепном поклоне, а потом произнес испуганно:
– Посыпавший прахом и пеплом утверждает, что неверные готовятся напасть на вас.
– Ко мне его! Живо! – Ощутив прилив внезапного гнева и сковывающего энергию смутного волнения закричал Каплан-гирей.
Стража у входа в палатку, чуть-чуть замешкавшись, втолкнула перебежчика. Бледный, но решительный, тот поклонился хану.
Каплан-Гирей сделал знак страже, и пленного заставили опуститься на колени. Когда же он сделал попытку вскочить, один из телохранителей надавил ему на плечи, а другой отвел саблю – как для удара.
– Неверная собака, стоя пред лицом господина, – назидательно заметил хан, угрюмо усмехнувшись, – должна смотреть на него снизу вверх. И ласково, – добавил он угрожающе. – Я не вижу покорности в твоем взоре. Ты рискуешь лишиться того, чем смотрят на мир, дарованный нам Аллахом.
У пленника обвисли напряженные плечи, он сцепил до хруста руки и все же опустил глаза.
– Теперь говори, – удовлетворенно разрешил хан.
– Ваше величество, – заговорил перебежчик. – Я прапорщик Ахтырского гусарского полка Петр Квитковский. Родом поляк. Я бежал из передовых цепей русской армии к вам, чтобы известить вас о том, что генерал Румянцев намеревается внезапно напасть на вас.
– А почему ты так торопишься сказать нам об этом? Ты хочешь поражения своим?
– Я сказал, ваше величество, что я поляк. Русские мне не свои. Я хочу драться вместе с вами, с союзниками нашей Конфедерации, чтобы избавить свою страну от угнетения ее Россией.
– Хорошо, я хочу верить тебе. Моя вера – это и моя удача, и твоя жизнь. Ты знаешь, как поступают с теми, кто лжет?
Квитковский посерел. Непонятно – либо от силы, либо от страха.
– Знаю.
– Молодец, что знаешь. Сколько войск у Румянцева?
– Менее тридцати тысяч.
Абды-паша торжествующе посмотрел на Абазы-пашу.
– Уведите гяура, – обратился хан к страже. И повернулся к туркам: – Завтра состоится битва: если пленный лгал и русские не нападут на нас, – я сам на них нападу!
Предательство Квитковского изменило планы русского командующего лишь в малой степени. Понимая, что сражение не отменишь – хан, да и турецкие паши были настроены решительно – и что превосходство противника в людях в атаке будет более доминирующее, Румянцев лишь перенес начало своего наступления на два часа раньше. Желая хоть немного дезориентировать хана, выступавшего в роли главнокомандующего, Румянцев приказал оставить на месте ночлега палатки и лагерные костры, надеясь, что Каплан-Гирей поверит в невозможность сегодняшнего наступления русских, наступления, выданного бывшим офицером.
План атаки был оставлен в неприкосновенности. 7 июля наступать должна была вся армия, кроме арьергардного отряда полковника Каковинского. Малые силы русских предполагали удар в едином порыве – в этом был единственный залог успеха.
Согласно этого плана корпус Баура, куда входила и бригада Вейсмана в составе двух полков, должен был наступать, следуя на левую оконечность боевых порядков русской армии. Корпусу надлежало, приблизясь к Ларге вместе с корпусом Репнина, шедшим правее его, навести четыре моста через реку и построиться к атаке.
Баур запомнил пункты диспозиции, качаемые до его корпуса, сразу и, казалось, уже навсегда. Так же как и остальные начальники корпусов. Но особенно всем врезались в память заключительные слова главнокомандующего:
– И последнее, господа, прошу вас данное довести до сведения и подчиненных ваших. Конечно, всякий верный сын Отечества сделает все полезное и сверх предписания сего.
Начальники полков, увидя какую-нибудь перемену в ходе битвы, не пропустят случая сделать движений, согласных с успехом сражения. Это все, господа. Готовьте людей. Скоро уже в бой…
Отряды Репнина и Баура наступали тремя каре по хребту между реками Ларга и Бабикул, имея на флангах егерей уступом вперед.
Перед этим в подавляющей темноте южной ночи корпуса авангарда, то есть Баура и Репнина, и главные силы, наблюдая предписанный порядок, в полнейшей тишине, от которой зависел успех дела и жизнь всех, с изумительной точностью – согласного намеченному – перешли Ларгу. Никто не подталкивал и не направлял – каждый знал свои предстоящие действия и свое место. Слышны были лишь тихие команды начальников:
– Осторожней, ребята, не шуметь.
Переправившись, русские заняли высоты левого берега и перед самым рассветом выстроились к бою.
Татарские пикеты, согнанные с места движением корпуса Баура, возвестили в своем лагере о шествии неприятельских войск.
Поэтому поначалу в ставке у татар показались большие огонь и дым-сигналы тревоги – а потом раздался всеобщий крик и началось обыкновенное метание во все стороны внезапно разбуженных людей: хан все же до конца так и не поверил в возможность наступления столь малыми силами на его войска.
Первое, что сделали татары – это открыли по наступающим русским каре сильную канонаду со своих батарей. В ответ на это Румянцев приказал подготовить атаку подковообразного укрепления, сначала подавив его огнем своей артиллерии, а затем – предпринять наступление группами Баура, Репнина и Потемкина.
Основные силы под начальством главнокомандующего шли за этими тремя отрядами в едином большом каре, имея позади себя всю регулярную конницу, ведомую генерал-поручиком Салтыковым.
Вглядевшись в картину разворачивающегося перед ним сражения, Румянцев бросил через плечо адъютанту:
– Генерал-майора Мелиссино ко мне!
Тот появился почти сразу же:
– Я здесь, ваше сиятельство!