– Все орудия вашей бригады – к атакующим каре. Поставьте батареи между кареями господ Репнина и Потемкина. Весь огонь на главный ретраншемент.
– Слушаюсь!
170 орудий полевой бригады Мелиссино создали мощную огневую поддержку наступающим.
Назначенные к атаке каре подошли к укреплению на 200 шагов и открыли сильный огонь картечью из полковых и полевых орудий.
Особенно губительны были для неприятеля залпы бригады Мелиссино. Артиллерия противника, начав захлебываться, вскоре замолчала вовсе.
Одновременно с этими тремя каре вел наступление – на правой стороне боевых порядков Румянцева – корпус Племянникова.
К четырем часам он – как и Баур и Репнин – сбил передовые татарские посты и приблизился к укреплениям.
Боясь атаки с двух сторон, хан решил ударом во фланг Репнина и Баура, а также и главному каре, отразить их наступление. Для этого он бросил со своего правого фланга долиной Бабикула всю конницу.
По приказу глвнокомандующего пехотная бригада, усиленная батареей большой артиллерии, спустилась в долину и открыла продольный огонь по идущей там коннице. Вскоре Румянцеву было доложено, что противник из долины прогнан, опасность нападения на русский тыл ликвидирована; фланг и тыл каре Репнина, Баура и Потемкина были теперь надежно прикрыты. И каре быстро шли вперед.
Румянцев в этот момент также прибыл к авангардным каре, препоручив вести построенное им главное каре и в боевом порядке генерал-аншефу Олицу, а левую сторону – предохранять генерал-поручику Брюсу. Сам же он решил в определяющем пункте лично руководить боем:
– Вперед, ребята! В атаку! Ура!
Каре Репнина и большая часть сил Потемкина атаковали турок и татар с фронта. Часть сил отряда Потемкина под командой бригадира Ржевского охватывала их правый фланг.
Корпус Баура – а особенно бригада Вейсмана – вышел еще левее и открыл сильный огонь вдоль укреплений и в тыл неприятеля. Генералы корпуса были впереди, направляя действия солдат. Солдаты его бригады здесь впервые фактически видели в деле Вейсмана и мигом поняли, почему так любили его солдаты Белозерского полка: храбрый до отчаяния, он никогда не терял головы. Вот и теперь: каким-то чутьем угадывая точное направление ответных залпов противника, Вейсман умудрялся так располагать своих людей, что потери в его бригаде пока были минимальные, не такие, какие могли быть в рядах наступающих, идущих почти в лоб на сильнейшие укрепления противника.
Первый ретраншемент хана был атакован с трех сторон.
Противник начал подаваться, и каре Репнина под прикрытием артогня, подошло к самому укреплению. Пехота не шла, а бежала, не теряя строя, на крутую гору, и с разбегу заняла окопы.
Подполковники Ельчанинов и Фалькеншильд первыми ворвались туда с криками победы.
– Лупи, ребята!
– Ура, братцы!
– Алла!
Одновременно с ударом Репнина Баур бросил на фланг укрепления бригаду Вейсмана, и тот во главе своих полков спустя несколько мгновений после Ельчанинова и Фалкеншильда штыками уже выметал турок из ретраншемента. Как и в большинстве своих рукопашных боев, Вейсман дрался штыком; старая солдатская закалка – шпага кажется чересчур хрупкой. Да и, действительно, в горячке боя быстро выходит из строя.
Солдаты, приглядывавшиеся незаметно к своему генералу – чтобы вовремя прийти на помощь, да и оценить: каков он в настоящем деле, где не спрячешься за красивые слова, слишком все на ладони – видели, что таких мастеров рукопашного боя, как Вейсман, во всей бригаде наберется два-три человека. Из старых унтеров; генерал расправлялся с противниками, имевшими несчастье оказаться на его победном пути, несколькими неуловимыми движениями. Иногда даже успевая биться сразу с несколькими.
Турки ожидали, что русские, появившиеся сразу со всех, казалось, сторон, бросятся грабить лагерь, который прежде всего и прикрывал взятый ретраншемент, – хан отступал столь поспешно, что не успел ни вывезти, ни спрятать, а его подчиненные не успели растащить богатейшую казну. Русские постоянно натыкались на груды монет, россыпи жемчуга и камней, но поскольку было не до этого – враг еще сопротивлялся, все это кучами так и оставалось лежать.
Сохраняя полный порядок, русская пехота продолжала рваться в глубину расположения противника.
Генерал-майор Замятин – из корпуса Племянникова – к этому времени атаковал 3-й ретраншемент и вскоре взял его.
Относительная легкость предприятия заключалась в том, что Репнин, Баур и Потемкин, подкрепляемые главными силами, уже овладев правым укреплением, быстро взяли – на плечах турок – и 2-й ретраншемент, поскольку он был обращен к ним тылом. Османы начали сбегаться к 3-му, куда двинулись эти каре.
Все три авангардные каре шли вдоль третьего укрепления, а Замятин атаковал его в лоб. Противник не выдержал перспектив полного обхода и – начал поспешное отступление к самому сильному укреплению и по какому-то недоразумению считавшемуся им неприступного 4-му ретраншементу.
Пехота Племянникова почти уже преодолела склон, на котором возвышалось 4-е укрепление – причем подъем был настолько сложен, что солдаты сначала поддерживали друг друга, а потом, хватаясь руками за пучки травы, ползком продвигались к окопам – как тут, продолжая свое движение, появились три передовых русских каре, готовясь к атаке во фланг – Баур, Потемкин и Репнин, чтобы не идти через утесистый овраг до этого приняли влево и теперь вышли сбоку от окопов.
Увидев себя окружаемыми, турки принялись бросать позиции, и русская пехота, наконец, преодолев все трудности, снося залпы неприятельской артиллерии, под выстрелами своих батарей, вступила во внутренность ретраншемента.
Как итог – противник обратился в паническое бегство на юг по восточному берегу Прута. Пехота русских не могла преследовать турок – так резво те ретировались. Тяжелая кавалерия Салтыкова долго преследовала конных татар, но без особого успеха, так как последние на своих легких лошадях постоянно отрывались от драгун.
Приказ же Румянцева Салтыкову – отрезать турецкую пехоту – до того своевременно не дошел, поэтому потери у неприятеля были не такие, какие могли и должны были быть после подобного разгрома: тысяча убитых. Взято было триста орудий, восемь знамен и весь лагерь (татарско-турецкое войско насчитывало при Лагере 80 тысяч русских – в два с лишним раза меньше).
После боя Румянцев лично подъезжал к каждому начальнику и изъявлял свою признательность за их благоразумие и мужество, а солдатам их – за рвение, храбрость. Солдатам же корпусов Баура, Репнина и Племянникова досталось и по тысяче рублей на отряд – именно они бились на кисетах с пиастрами и каменьями. Отмечая это, главнокомандующий обратился к выстроившимся перед ним и замершим в волненье солдатам:
– Благодарю вас, воины, что не посрамили вы славного имени российских солдат! Что не ринулись вы алчущей толпой на рухлядь османскую, забывая при этом, что главная добыча воинства – мощь Отечества! Спасибо вам за викторию!
После Ларги отправляя реляцию Екатерине II с подробным описанием Ларгского сражения, Румянцев в числе иных отличившихся в бою упоминает и генерал-майора Вейсмана – единственного из генералов корпуса Баура. Именно с Ларги начинает восходить полководческая звезда лишь недавно произведенного генерала.
За Ларгу Вейсман получил орден Св. Георгия 3-го класса – самый почетный орден за всю историю России, даваемый исключительно лишь за подвиги на поле брани.
Новую славу, новые признания и новые награды принес Вейсману – как и всей армии – Кагул, одна из самых славных побед русского оружия на всем протяжении ХVIII века, наиболее крупная и значимая победа в русско-турецких войнах ХVIII – начала ХIХ века.
После Ларги русская армия двинулась вперед – стало известно, что великий визирь и главнокомандующий Залиль-бей ведет с собой войско в 150 тысяч человек. Отступать было некуда – в тылу русских находился хан, вновь усилившийся за счет турецких корпусов и доведший свое войско до 80 тысяч. У Румянцева был лишь один шанс – разбить неприятеля по очереди, не дав им соединиться, и разбить так, чтобы у противника уже более бы и не возникло даже мысли о сопротивлении. Кагул стал именно такой победой… И после Кагульского сражения Румянцев, обращаясь к солдатам, скажет: "Я прошел все пространство до берегов Дуная, сбивая пред собою в превосходном числе стоявшего неприятеля, не делая нигде полевых укреплений, а поставляя одно мужество и добрую волю вашу во всяком месте за непреоборимую стену".
Он имел на эти слова полное право. Русские во всех войнах с татарами и турками строили войско в одно каре, или в три, и в последнем случае ставили одно каре возле другого так близко, что четыре фаса, составляющие одну треть действующих войск, не могли принимать участие в сражении и своим огнем защищать друг друга, так же как и кавалерию, которая не могла держаться против превосходной турецкой конницы. Фронт каре прикрывался рогатками, артиллерия размещалась по флангам боевой линии и по углам каре, кавалерия – по флангам, обозы – внутри каре.
Румянцев совершенно изменил и образ войны и вид построения войск к битве. Он не ожидал турок, но искал их в поле и через это породил нравственную силу войска, заменявшую численность.
Он, разделяя свою армию на малые каре по две и три тысячи человек каждое, дал им быстроту и подвижность. Он помещал кавалерию колоннами за каре и артиллерию впереди каре, по флангам и в резерве. При удобном местоположении Румянцев мешал каре с колоннами. Иногда шел на неприятеля, построив войска в колонны, перестраивал их в походе при нападении кавалерии и даже отражал эту последнюю, имея в боевом порядке одни колонны, прикрытые густой цепью стрелков и огнем артиллерии, которая во всех сражениях, данных Румянцевым и подчиненными ему генералами, шла впереди и своим огнем, еще до удара в штыки, производила расстройство в рядах неприятеля. Так было и при Ларге, и при Кагуле.
Недаром поражаемые при каждой встрече губительным огнем русской артиллерии, турки приписывали свои неудачи прежде всего вероломным, по их понятиям, действиям русских войск: "Русские надеются на превосходство своей пальбы, против которой действительно не устоять никому… Но пусть только они не стреляют в нас, а выступят на бой с нами, как храбрые воины, с мечами в руках; тогда увидят они, на самом деле, могут ли неверные противиться мусульманам…" В сражении при Кагуле Румянцев разделил пехоту на пять каре, главное из которых насчитывало более пяти тысяч, остальные – приблизительно до трех. Это позволило подкреплять одни части армии другими, поддерживать в продолжение нескольких часов беспрерывный бой против многочисленных войск противника, сбить неприятельскую артиллерию концентрическим действием батарей и обойти турецкий лагерь с фланга.
Наградой за Кагул стал патент, подписанный Екатериной II и гласивший: "Известно и ведомо да будет каждому, что Мы Графа Петра Румянцева, который Нам Генерал-Аншефом служил, для его оказанной в службе Нашей ревности и прилежности, в Наши Генерал-Фельдмаршалы, тысяча седмь сот седмьдесятого года, Августа втораго дня Всемилостивейше пожаловали и учредили; якоже Мы сим жалуем и учреждаем, повелевая всем Нашим помянутого Графа Петра Румянцева за Нашего Генерал-Фельдмаршала, надлежащим образом признавать и почитать: напротив чего и Мы надеемся, что он в сем ему от Нас Всемилостивейше пожалованном новом чине, так верно и прилежно поступать будет, как то верному и доброму Офицеру надлежит. Во свидетельство того Мы сие Нашею Собственноюрукою подписали, и Государственною печатью укрепить повелели.
Дан в Санкт-Петербурге, лета 1770. Декабря 28 дня".
Благодаря в ответном послании императрицу за милость, Румянцев напишет: "Русские подобно древним Римлянам, никогда не спрашивают: сколько неприятелей, но где они?" Сражение при Кагуле – одна из самых славных побед русского оружия на всем протяжении XVIII века, наиболее крупная и значимая победа в русско-турецких войнах XVIII – начала XIX века. Оно блестяще завершило выдающийся поход Румянцева от Хотина к Дунаю.
Победы Румянцева при Рябой Могиле, Ларге и особенно Кагуле означали, что в развитии русской стратегии рутина, господствовавшая в ней ранее и преодолевавшаяся уже в годы Семилетней войны – прежде всего в кампании 1759 года, – теперь успешно преодолевалась. Последовательные, целеустремленные, проникнутые от начала до самого конца наступательным порывом, завершенные разгромом главных сил армии противника, решения и действия Румянцева приводят к выводу, что с этого времени на передний план выступают принципиально новые методы ведения военных действий, методы активной стратегии, основная цель которой – сокрушение живой силы и быстрый разгром противника.
Наступательная стратегия Румянцева сочеталась с наступательной тактикой. Тактическая оборона господствовала еще и в войсках Голицына в сражениях 1769 года. Именно поэтому Рябая Могила, Ларга и Кагул и ознаменовали собой резкий поворот в тактических взглядах и практике ведения боя русскими войсками.
Новые тактические формы, примененные Румянцевым в сражениях 1770 года, были умело и продуманно приспособлены к специфическим свойствам противника.
У турок из-за слабой организованности и дисциплины, неудовлетворительной строевой подготовки определенного фиксированного боевого строя не было. Неорганизованный огонь турецкой пехоты и чрезвычайно слабый огонь артиллерии быстро подавлялся массированным огнем пехоты и орудий европейских войск. Поэтому турки и не придавали значения максимальному использованию в бою огнестрельного оружия, хотя это и было ведущей идеей линейной тактики. Турецкая пехота и конница в бою обычно образовывали бесформенные скопления значительной глубины.
Исходя из этого типичный для турков способ ведения боя заключался в том, чтобы сначала сковать и дезорганизовать противника рядом атак конницы, направляемой по преимуществу во фланги и тыл противника, а потом окончательно решить дело совместным натиском конницы и пехоты.
Стремление выработать действенный способ ведения наступательного боя лежал в основе созданной Румянцевым новой тактики борьбы с турками. Русский полководец осознавал, что только такая тактика отвечает требованиям наступательной стратегии. Имея богатый опыт Семилетней войны, он понимал, что русские войска способны на деле осуществить наступательные стратегию и тактику. Румянцев осознавал, что применявшиеся ранее способы ведения боя против турок не отвечали выдвинутым задачам.
Отсюда его расчленение армейского каре на ряд более малых, составленных дивизиями или бригадами. Такой боевой порядок обладал значительно большей подвижностью и создавал тем самым возможность маневра и удара, позволял сосредотачивать силы на направлении главного удара. Именно это принесло русским войскам победу в сражениях 1770 года.
Новая тактическая система, победоносно утвержденная Румянцевым, имела не только огромное практическое значение, но и не менее важное принципиальное значение, далеко выходящее за рамки проблемы борьбы с турецкими войсками. Русский полководец, приняв за норму расчленение боевого порядка на несколько более или менее самостоятельных частей, порвал с одним из наиболее тягостных постулатов догматизировавшейся линейной тактики, требовавшим обязательного сохранения сплошного боевого порядка при любых обстоятельствах.
Русское военное искусство в этом вопросе далеко опередило западноевропейское, продолжавшее непоколебимо твердо стоять на уже замшелых позициях вплоть до Второй русско-турецкой войны 1787–1791 годов, когда австрийцы, подражая русским, решатся наконец пойти также на раздробление боевого порядка. Отход от сплошного боевого порядка в дальнейшем неминуемо приводил к действию сомкнутыми колоннами, превращавшимися в главную тактическую единицу на поле боя.
Большое значение имел и отказ Румянцева от равномерного распределения сил по фронту, создание боевого порядка с выраженным сосредоточением сил на направлении главного удара. Это явилось продолжением идеи, которую Салтыков осуществил при Кунерсдорфе.
С точки зрения отхода от шаблонов линейной тактики явилось развитие Румянцевым практики боевого применения егерей, стрелковой пехоты. Русский командующий сформировал в своей армии из полковых егерских команд егерские батальоны. Эти батальоны в сражениях 1770 года обычно действовали в составе своих соединений, размещаясь в фасах каре, образованного этими соединениями. Главное заключалось в том, что егеря постепенно переходили к осуществлению особых функций в действиях пехоты.
Например, при Ларге егерские батальоны дивизий Бауера и Репнина в ходе наступления были выведены из общих каре и образовали самостоятельные каре, выдвинутые уступом впереди и слева от каре Бауера, уступом впереди и справа от каре Репнина.
Это было сделано в условиях ожидавшихся и уже начинавшихся атак турецко-татарской конницы с целью лучшего маневрирования.
Кроме того, егерские каре, обладавшие большой огневой мощью, могли принять на себя и задержать значительную часть конницы противника, тем самым дав возможность крупным пехотным каре продвигаться безостановочно.
В боевом использовании артиллерии также произошли существенные сдвиги. В сражениях 1770 года действия русской артиллерии являются новым этапом в этом отношении. Наиболее характерным было использование в сражении при Ларге артиллерийского резерва, включенного в состав главных сил Румянцева. Из него в ходе сражения были выдвинуты артиллерийская бригада Мелиссино для усиления артиллерии передовых каре при подготовке штурма турецкого лагеря и батарея Внукова для отражения атак татарской конницы, обходившей левый фланг каре главных сил. Так как атаки турецкой конницы не прекращались, бригаде Мелиссино было приказано принять участие в их отражении. Бригада переместилась вдоль фронта влево, заняла новые огневые позиции и своим огнем нанесла тяжелые потери противнику.
Румянцев никогда не сковывал инициативу своих подчиненных. Перед сражениями, давая предписания, он всегда говорил: "Конечно всякий верный сын Отечества сделает все полезное и сверх предписания сего; начальники полков, увидя какую-нибудь перемену в сражении, не пропустят случая сделать движений, согласных с успехом сражения".
Давал он своим подчиненным и оперативный простор. Так, в июле 1771 года он пишет генералу Репнину: "Уважая невозможность, по дальнему расстоянию, руководствовать действиями войск, вам вверенных в Валахии, предоставляю это благоразумию вашему с замечанием, чтоб в случае увеличения сил неприятельских, не взирая на его превосходство, предпочитать славу оружия пред всеми земными выгодами; искать неприятеля, уничтожать все его покушения и чрез то доставить защиту и безопасность занимаемому краю".
Кампания Румянцева 1770 года стала рубежом в развитии русского военного искусства. Его дальнейшее развитие представляет собой четко выраженное движение по пути формирования законченной самобытной системы и практических действий по важнейшим вопросам стратегии и тактики.