* * *
Сено пахло отгоревшим летом, солнечной пылью и почему-то, самую малость, дымом. Какой-то вредный, сухо шелестящий остюк, начал колоть съехавшую с подушки щеку, но Вуксу было лень поднять руку, и он только время от времени слегка поворачивался, отчего сбившаяся за ночь постель все больше заваливалась на сторону.
Сейчас Голобовское приключение казалось поручику дурным сном, о котором не хочется вспоминать. Да и вообще тот проклятый день он продержался одним нервным напряжением. Во всяком случае, когда, спрыгнув на лесной дороге с подводы, они забились в дикую чащу, дневные побои дали знать о себе основательно.
И еще неизвестно как бы все сложилось, если бы у Стуса не было полицейского мундира и винтовки. Тогда, оставив совсем обессилевшего Вукса в лесу, Збых успел смотаться до ближайшего хутора и запасся там кое-какими харчами. Благодаря им они отсиделись в глухом распадке и добрались до Анкиного села лишь после того, как обыскавшиеся их полицаи перестали рыскать по дорогам.
Впрочем, приходить в себя Вукс начал только здесь, на "горище" у Анкиного деда. Тут, устроив в сенном завале нору, поручик чувствовал себя в безопасности и все равно, каждое утро, едва проснувшись, первым делом рассматривал через специально проделанные щели окрестности усадьбы, уже выбеливаемые ранним морозцем.
Однако по мере выздоровления Вукса понемногу начинала беспокоить мысль, как быть дальше. О том, чтоб вернуться в Голобов, не могло быть и речи. Значит, предстояло решить, или обосновываться здесь, или перебираться еще куда. В каждодневных беседах Збых настаивал, чтоб остаться, а Вукс колебался. Поручик потерял связь с паном Казимиром и, не желая посвящать Стуса во все подробности, пока тянул время.
Постель окончательно сбилась набок, никакое верчение больше не помогало, и, чертыхнувшись вполголоса, Вуккс начал выбираться из своего логова. Отряхнув приставшие к одежде сухие травинки, он сделал несколько резких движений, заменявших ему гимнастику, и плюхнувшись назад в сено, взялся натягивать сапоги.
Обувшись, поручик с наслаждением потянулся и снова уловил ставший чуть сильнее запах дыма. Беспокойно принюхавшись, Вукс покрутил головой и усмехнулся. Не иначе в хате затопили печь, и скоро Стус, открыто живший в Анькиной комнатке, притащит на чердак завтрак.
Вукс постучал каблуком в балку, давая знать вниз, что проснулся, и подошел к импровизированному слуховому окну. Под ним вместо стола он приспособил широкую, посеревшую от старости доску, местами уже тронутую белесыми пятнами гнили.
Выглянув на всякий случай в окно, Вукс взял завернутое в бумажку синеватое лезвие "Толедо", сел на перепиленный пополам чурбак и принялся за правку. Ремня у него не было, но поручик с успехом пользовался собственной ладонью. Лезвие, согнутое в пальцах, слегка щекотало кожу, править с каждым днем приходилось все дальше, и под это размеренно-утреннее ширканье поручик задумался.
Месяц назад, расставаясь с паном Казимиром, Вукс никак не предполагал очутиться на чердаке. А ведь предполагалось, что Вукс, легализировавшись с помощью Стуса, попробует связаться с уцелевшими людьми на местах. Собственно, это и было его главной задачей, а вот как ее выполнить, Вукс придумать не мог…
Покончив с бритьем, поручик разложил все на доске в прежнем порядке и тут услыхал, как у него за спиной с приглушенным стуком откинулась крышка чердачного люка. Вукс обернулся и молча посмотрел, как Стус выбирается на чердак. Збых выкарабкался наверх, шагнул ближе к коньку чтоб можно было випрямиться, и щелкнул каблуками.
- Дзень добжий, пане поручнику!
На этом ритуал утренней встречи Стус посчитал исчерпанным и непринужденно уселся на ближайший чурбак. Вукс молча кивнул и начал поглаживать щеки, определяя плохо выбритые места. Так повторялось кажде утро, и сегодняшний день никаких изменений не предвещал.
Однако поручик ошибся. Он ожидал приглашения на завтрак, а вместо этого, повозившись на своем чурбачке, Стус осторожно прокашлялся и объявил:
- Пане поручник, сюда наш староста придет…
- Староста? - Вукс не сразу осознал смысл сказанного - Зачем?
- На нас смотреть… - Стус смущенно кашлянул и виновато поглядел на Вукса. - Дид Аньчин договорился. Они со старостой служили вместе. Говорит, кухоль самогону маю, все "вшистко в пожонтку" будет…
- Ну и черт с ним! Пусть смотрит…
Вукс принял это известие на диво спокойно. Как ни крути, а предпринять что-то надо было. Однако пассивно ждать, что там скажет за столом "пан староста", Вукс не намеревался. Порывисто встав, он вытащил спрятанный за стрехой револьвер, мельком глянул на барабан и, сунув оружие за пояс, отрывисто приказал:
- Мундир!
Стус, больше всего боявшийся, что ему влетит за дедову самодеятельность, с готовностью повиновался. И тем не менее Вукс не забыл ему об этом напомнить. Застегнув пуговицы, Вукс повернулся и строго посмотрел на Стуса.
- Если твой дед думает решать все сам, он ошибается… Ты знаешь, когда староста прийти собирался?
- Так, пане поручнику!
- Очень хорошо, - Вукс доверительно улыбнулся. - Я, Збышко, побаиваюсь… Сам понимаешь, черт его знает, что у этого старосты на уме. Будем его ждать за усадьбой.
- Карабин брать? - деловито осведомися Стус.
- Зачем? Думаю, револьвера хватит… - и, усмехнувшись, Вукс первым ступил на чердачную лестницу…
В решении поручика был свой смысл. Как там договорился дед со старостой, неизвестно, и чем черт не шутит, может, хитрый мужичок одним махом решил избавиться от нежелательных постояльцев. Так что, устраивая засаду, Вукс хотел выяснить намерения "пана старосты" и, если понадобится, сразу дать деру в лес…
* * *
Староста собирался навестить своего старого приятеля под вечер. Видно договоренность и впрямь была основательная, во всяком случае, Вуксу со Стусом загодя урывшимся на опушке, ждать долго не пришлось. На чуть прихваченной морозцем стежке послышались шаги с каким-то характерным пристуком, и прятавшийся за деревом Вукс увидел идущего к усадьбе весьма бодрого старика. В руках у него была увесистая палка, на которую он не опирался, а просто в такт шагу постукивал по земле.
Дождавшись, когда дед подойдет поближе, Вукс громко прокашлялся и, выйдя из-за дерева, заступил дорогу. По этому сигналу, прятавшийся чуть дальше Стус тоже вышел на тропинку и демонстративно зашел старику за спину. Впрочем, дед оказался не из пугливых. Он спокойно остановился и фыркнул усмешкой в густые, до желтизны прокуренные усы.
- Ага… Так-то вы, мабуть, те самые хлопци и е?
- А вы, мабудь, пан староста? - отозвался в тон ему Вукс, подходя вплотную.
- Авжеж-таки, трясця його матери, староста, - дед неожиданно заулыбался. - А скажи, хлопче, командир твий теж у кущах ховаеться, чи ти сам?
От этого вопроса Вукс опешил. Не отвечая, он впился взглядом в стоявшего перед ним деда, силясь догадаться, откуда тому известно так много.
- Эх, хлопче, хлопче… - покачал головой староста. - Чи ты забув, як вы з паном Дембицким на хуторе у пана Голимбиевского жили?
Какой-то проблеск мелькнул в голове поручика.
- То вы… дед Степан?
- Авжеж, Степан, а то, бачишь, не впизнае…
Вукс лихорадочно соображал, как ему теперь вести себя, и, чтобы оттянуть время, спросил:
- Ну а пан Голимбиевский как, не арестовали его тогда?
- Не-к… Он, как и вы, удрал.
- А на его хуторе кто сейчас?
- А вот на его хутор, я тебе, хлопче, соваться не советую…
- Это почему?
Поручик интуитивно почувствовал доверие к этому старому мужику, и его вопрос означал уже не проверку, а подлинный интерес.
- А потому, что пан доктор Голимбиевский теперь велике цабе и з нимцями хороводиться.
- Что, может, для них клинику открыл?
- Чего не знаю, того не знаю, а от тильки виявилося, що наш пан Голимбиевский из тих, из щирих…
- А ты, дед, хиба ни? - прищурился Вукс.
- Я тоби що, пальцем деланий, щоб у ту халепу влазыты?
- Да? А с чего это тебя старостой поставили?
- А бис його знає, мабуть того, що я у плену ихньому на той вийни був… - Дед Степан добродушно ругнулся. - Ты, хлопче, краще мене не перевиряй, а нехай твий хлопець видийде трохи. Нам с тобой "на штыри оки" переговорить тра…
Вукс с любопытством посмотрел на деда Степана и крикнул.
- Збышку, скочь посмотри, не идет ли кто? У нас с паном старостой разговор есть…
Глядя, с какой готовностью Стус побежал по тропинке, дед Степан усмехнулся.
- А ты-то сам в якому чине будешь? Ишь жолнеж-то твой як помчав…
Похоже и вправду дед знал слишком много, и Вукс насупился.
- Поручник…
- Ага, десь так я й миркував… - дед Степан довольно закивал головой. - А скажить, пане поручнику. Явить старому милость, чи е у вас якась ин-фор-ма-ция, чи нема?
- Какая еще информация? - насторожился Вукс.
- Та я ж про Москву пытаю, чи то правда, що ее взяли, чи то кляти германци брешуть?
- Врут, сволочи! - убежденно отозвался Вукс.
- От и я так гадав, що брешуть, - обрадовался дед Степан. - Я так соби прикидаю, нимци по зализныци и инфатерию, и машинерию гонять, а воно як в ту прорву. Як бы воны Москву взяли на холеру им столько вийська на фронт гнать?
- Твоя правда, дед… - вздохнул Вукс и напрямую спросил: - А наши со Збыхом дела, как?
- Про них й мова. Я того германа знаю, бачив. Нам всим от него добра ниц не буде, а тут дехто й нашу стару чвару раздуть питаеться…
- О какой чваре речь?
- А!.. - Дед Степан матюкнулся. - Украиньци тепер, выходит, одне, поляки - инше, москаль - ворог, а жид так той й взагали не людына…
О том, как немцы относятся к евреям, поручик был наслышан достаточно.
- И что, много у вас таких тут? - нахмурился Вукс.
- Хватает… Кожен свою правду шукає.
- Ну а ты, дед, какую правду ищешь?
- А чого тут шукаты? Он наша Анка вчепылася в твого Збыха и держит. От тут вона вся правда и е!
- Хорошо думаешь, дед, - усмехнулся Вукс. - Вот только, как я понял, нам со Збыхом отсюда забираться надо?
- Ну що ж, пане поручнику. Раз мы с тобой по одний стежини вже бигли, я тоби скажу видверто. Вам двом биля Анки робыты ничого. Нехай Збых тут лышаеться, а тебе я документ дистаты допоможу…
- Ну если так… - мотнул головой Вукс. - Можешь на нас рассчитывать.
- Ну, от и добре, хлопче! А зараз пишли до хаты, нехай нам Аньчин дед по чарчыни нальє, а то в мене вже вси костомахи на мороз крутит.
Дед Степан, ткнув своей герлыгой в ближайший ствол, зашагал по тропинке, и Вукс, махнув Збыху рукой, поспешил следом…
* * *
Большие, почти метровые буквы "Баккерцаль", выписанные черной краской, протянулись по всему фасаду здания, прорезанного посередине въездной аркой. Стоя на противоположной стороне улицы, пан Казимир в который раз машинально читал полустертую надпись, никак не осознавая смысл написанного.
Наконец он вскинул голову и усилием воли заставил себя прочитать надпись сначала. Да, это сюда тогда въезжали подводы с мебелью, лениво переругивались возчики, и, когда очередной фургон выезжал из ворот в глубине двора, можно было видеть фанерные ящики, поставленные прямо на булыжник, усыпанный стружкой.
Пану Казимиру даже показалось, что он слышит запах свежей рогожи, в которую поставщик заворачивал стулья. Это здесь, на этом самом месте, он говорил со смеющейся Лидией, одновременно думая о своем, и каким потерянным счастьем отдались сейчас в памяти буквы давно потерявшей смысл вывески….
Все эти дни майор тщательно обходил центральный район, где безраздельно хозяйничали немцы, опасаясь любой, мало-мальской проверки. Впрочем, риск был везде, и, сознательно выбирая самый опасный участок, пан Казимир хотел сразу уточнить, в какой степени немцев еще интересует майор Дембицкий…
Правда, сейчас он уже мог не опасаться военного или жандармского патруля. В этом отношении ресторанный вечер превзошел все ожидания. Национал-"поручики" чуть ли не из кожи лезли, стремясь угодить другу пана Червенича.
От них же удалось узнать многое, поскольку "поручики" оказались информированными весьма всесторонне. Тут майору не пришлось даже прилагать особых усилий. Новые "друзья" доверительно выбалтывали все, что знали, и пану Казимиру оставалось только умело переводить разговор на нужную тему.
И все-таки, двадцать раз взвесив все "про" и "контра", буквально на последних шагах, пан Казимир продолжал колебаться. Уж слишком неожиданным для него стало предложение Червенича поступить переводчиком не куда-нибудь, а в какой-то из отделов СД.
Оторвавшись наконец от задержавшей его вывески, пан Казимир зашагал дальше, с интересом посматривая по сторонам. Бомбовая серия прошлась по центру, и теперь то одно, то другое разбитое здание глядело на улицу начисто выгоревшими окнами.
У Базарного съезда разрушения были особенно сильными. От трехэтажного обувного магазина Кронштейна, занимавшего весь угол квартала, осталась куча мусора, а стоявший напротив кинотеатр "Солейль" превратился в груду битого кирпича с вылезшим из нее уцелевшим брандмауэром. На оголившейся стене зрительного зала виднелся яркий прямоугольник экрана косо побитый осколками, отчего создавалось странное впечатление, что там так и замер конец сильно изношенной ленты.
Здесь, поглядывая время от времени на часы и сердито хмурясь, по расчищенному тротуару прохаживался Червенич. Едва завидев приближающегося пана Казимира, он заспешил навстречу и первым делом начал ругаться:
- Ты что, Котька, на волах едешь? Я тебя жду, жду!
Как ни странно, Васькина ругань вернула майору самообладание.
- Ну чего ты кричишь? - пан Казимир остановился. - Не видишь, я по развалинам путался…
- А чего тут путаться? - удивился Червенич.
По странной прихоти случая, дальше район центра совершенно не пострадал. Даже нависавшая над тротуаром башенка, возле которой по пути к Мышлаевскому пан Казимимр обычно сворачивал, как прежде блестела витражом застекленного эркера.
Чуть дальше, у подъезда доходного дома, превращенного в казарму корпуса связи, толпились девчонки вермахта в серо-голубой форме и, глядя на них, пан Казимир внезапно насупился.
- Слышь, Вась, а может, ну ее к черту, немецкую службу? Для меня ведь это все равно что в русскую рулетку сыграть…
- Вот те на! Опять ты… - выматерился Червенич. - Играть, так по-крупному. И потом, знаешь, прятаться лучше всего под фонарем.
В словах Червенича "был сенс", и пан Казимир до сих пор осторожничавший, напрямик высказал самую суть:
- Боюсь я, Васька! Все равно боюсь…
- Зря боишься, - Червенич воспринял слова товарища без всякой насмешки. - Как говорят, фирма солидная. И шушваль мелкая, вроде тех, из "Европейского", при одном твоем виде дрожать будет.
- Ладно… - сжал зубы пан Казимир. - Но эти-то в СД, кто?
- Люди, кто же еще… Кстати, герр майор Хюртген, твой шеф будущий, трус ужасный, чуть что - за сердце хватается. Болезнь симулирует, боится, на фронт отправят.
- Ладно, не успокаивай, - пан Казимир фыркнул. - Кстати, когда ты успел такие подробности разузнать?
- Встречались… Они меня к себе сватали, а я тебя рекомендовал. И скажу откровенно, Костя, я не сегодня-завтра махну отсюда. Немцы мои родные места заняли. Думаю съездить туда, проститься…
Услышав последнюю фразу, пан Казимир внимательно посмотрел на Червенича, но ничего не сказал. Чего-то Васька недоговаривал, но, чувствуя, что это сугубо личное, майор промолчал.
Примерно с минуту Червенич стоял на месте, глядя прямо перед собой, потом встряхнулся и, двинувшись с места, сказал:
- Да, чуть не забыл, Жеребковское управление из Парижа о тебе отзыв прислало, и местные прямо горой за тебя. Так что бояться нечего…
Поручительство эмигрантского цетра стоило многого, и пан Казимир тяжело вздохнул:
- Ну если так, рискну я… Когда пойдем?
- Я сказал в гостинице ждать буду. Как дежурному позвонят, отправимся. - Червенич на ходу повернулся к пану Казимиру. - Да брось ты, все у нас тики-так!
Не отвечая, пан Казимир пошел за Червеничем. Будь что будет, раз уж столько сделано, отступать по меньшей мере неразумно…
* * *
Раньше в этом здании пану Казимиру бывать не приходилось, и сейчас он удивленно заметил, что дом, такой невзрачный с виду, вытянут в глубь квартала. Час назад в гостинице прозвучал долгожданный звонок, и уже через десять минут Червенич с паном Казимиром были у проходной. Дежурный пропустил их беспрепятственно, и они очутились во внутреннем дворике, в котором пофыркивали моторами несколько легковых автомашин.
Отсюда через боковую дверь они вошли в здание и оказались в длинном кольцевом коридоре, все окна которого выходили не на улицу, а во двор. Вышагивая вслед за Червеничем, пан Казимрир в каждом окне видел чуть поворачивающиеся после каждого простенка лакированные крыши автомобилей.
Отыскав нужный кабинет, Червенич распахнул дверь и, еще у порога щелкнув каблуками, громко доложил:
- Герр майор! Военный переводчик Червенич и господин Ленковский согласно вашему приказу прибыли!
За большим столом сидел молодой лысоватый немец, безуспешно старавшийся придать своему лицу величественное выражение.
- Гут, господин Ленковский! - Хюртген сморщился и страдальчески потер грудь ладонью. - У вас прекрасная аттестация, но я хотел бы кое-что уточнить…
- Я весь внимание, герр майор… - пан Казимир наклонил голову.
- Это правда, что вы владеете немецким, французским, русским и польским языками?
- Да, я учился в Петершулле и даже могу сказать, что, судя по выговору, герр майор уроженец Баварии.
- Так это же превосходно! - Хюртген расплылся в улыбке. - Тогда у меня только один вопрос… Подойдите.
Хюртген сдвинул лежавший у телефона лист бумаги, и пан Казимир увидел высунувшуяся из-под него фотографию.
- Прошу посмотреть.
Вместе с бумагой Хюртген пододвинул снимок к краю стола и прижал пальцем фотографию. Пан Казимир наклонился и, стремясь скрыть охватившее его волнение, начал протирать стекла пенсне.
- Кто этот господин?
Хюртген слегка передвинул палец и показал на усатое лицо в центре снимка.
- Зибельс… - Пан Казимир поднял голову. - Фотоснимок сделан в Вильно в 1928 году. И можете снять листик, там сбоку, крайний, я…
- Чудесно, господин Ленковский…
Хюртген убрал бумагу и смешно закрутил головой, сравнивая фото пана Казимира с оригиналом.
- А что случилось дальше?
- Дальше я перешел советский кордон у Крайска, через Зембин добрался до Борисова и выполнил все, о чем просил господин Зибельс. Как мы договорились, я написал ему, но ответа не получил.
- Зибельс не мог ответить. Что было с вами?
- Все просто. На улице меня случайно опознал мой бывший солдат. Как царский офицер, я угодил на север и отуда бежал в 34-м.
- Господин Ленковский. - Хюртген важно выпрямился. - Я хотел бы знать, почему вы не сообщили о ваших заслугах?
- Но я за собой заслуг не числю… - пожал плечами пан Казимир.
- О, зер гут! Я не люблю людей, предъявляющих претензии, не имея заслуг, и уважаю людей с заслугами, но без претензий. Я удовлетворен. Господин Ленковский, вы пока можете быть свободны.