- Мы так далеко в своих мыслях не идем. Мы не мечтатели, как вы, русские. Предпочитаем держать синицу в руках, чем журавля в небе. Потому и планов о всеобщем процветании мы никогда не строим.
- Ну, почему же! Вы тоже отличаетесь большой фантазией. На протяжении многих тысячелетий строите грандиозные планы, например о мировом господстве. И случались времена, когда вы вплотную приближались к своей цели, - как вот теперь, но как–то так выходило, что планы ваши всегда рушились. Ну, да ладно: не люблю прений о большой политике. Давайте перейдем к делу: что вы обо мне знаете и зачем я вам нужен?
Глаза генерала загорелись, потеряли устойчивость - бегали туда–сюда, и весь он задвигался, то подавался вперед, ложился грудью на стол, а то откидывался на спинку кресла и устремлял взгляд почти безумных глаз на гостя. И голосом, изменившимся до неузнаваемости, хриплым, нетвердым, заговорил:
- О вас знает верх - самый верх, но вы мне скажите: разве это вам нужно?..
Строй речи его тоже изменился, стал каким–то местечковым, первородным. Было видно, что генерал сильно волновался. Волновался так, словно увидел кучу золота и боялся, как бы ее не схватил кто другой.
Он продолжал:
- Вы человек редкий, такого нет на свете. Есть в Малайзии, он сделал так, что банк в Америке полетел в трубу; мне бы так уметь! Ну, ладно. В Малайзии есть, а в Англии нет, и в Америке нет, - и даже в Японии. Да?.. Хорошенькое дело! Взять и тряхнуть банк. Там куча денег, а он - хлоп! И сделал их нищими. Десять тысяч сотрудников оказались безработными.
Он распалялся, а Грех смотрел на окно в кухне, видел профиль сидящей женщины, хорошенькую головку… "Такие бывают в музеях, картинных галереях…" И еще подумал: "Это Катя, таинственный майор милиции, которого он совсем не боится, а даже наоборот: готов ввериться ей и идти за ней куда угодно". Он вспоминал хорошеньких женщин в Америке. Там тоже, когда прознали о его способностях манипулировать компьютерными операциями, пустили в ход юных красавиц; эти кошечки пытались прикрутить его покрепче к ЦРУ. Одной из них он доверился, и не ошибся: она оказалась больше российской разведчицей и помогла ему в переписке с друзьями из России. "Странная у меня способность! - думал он сейчас. - Я чувствую человека и, как уже не однажды доказано, не ошибаюсь". Катерину он тоже почувствовал. Всем сердцем, всей душой. И все больше укреплялся в желании быть к ней поближе, и, если фортуна повернется к нему лицом…
Генерал наседал:
- Вам что лучше: иметь одного начальника или многих?
- Я не желаю иметь над собой начальников.
- Во! Так и думал. А если бы я был хакер, я бы тоже так решил. Зачем начальники, если можно иметь друзей. Мы делали операцию над вами, с нами и дело имейте. А?.. Я, Трофимов, и еще два–три человека. Всего пятеро. Нам поручили операцию по вашей эскалации…
- Что такое - эскалация?
- Ну это просто. Это наше слово. Вы были в Америке, и был у вас другой паспорт, и фамилия другая, но Миша Кахарский и Сеня Фихштейн сделали так, что вы уже у меня на даче. В переводе на наш язык: эскалация! Не харкер, конечно, но тоже кое–что. Операция стоила денег, но я надеюсь…
- Да, конечно, затраты я постараюсь возместить. Но прошу учесть: мои возможности преувеличены. Я не загребаю сотни миллионов и, тем более, миллиарды. Я выслеживаю момент, когда банки производят крупную финансовую операцию, запускаю свои щупальцы и отщипываю самую малость: миллион, или два, или пять–шесть миллионов долларов. Это моя тактика, и даже стратегия. Исхожу из принципа: малая сумма - малый шум, большая сумма - большой шум. Чаще всего банкиры стараются и вовсе не заметить моей шалости. Боятся огласки. Ведь если финансовый мир узнает, что из банка улетучиваются миллионы, кто же будет с ним иметь дело? Но и малая сумма мне дается нелегко. Порой я неделями выслеживаю добычу, как охотник на волка, сижу в засаде и лишь потом щелкаю своим компьютером. И компьютер–то у меня необычный, не тот, который стоит в вашем кабинете. Я работаю в лабораторных условиях, где установлена сложная система механизмов. Такая система есть на Московском радиоэлектронном заводе, где я буду работать. Вот это все вы должны знать и не питать особых иллюзий. Может, и вообще статься, что дела мои не заладятся и я буду вынужден продолжать свои теоретические изыскания.
- Тем более, тем более… Вам не нужно много начальников. Один, два - и хватит. Пусть буду я, ну, еще Трофимов, и три- четыре человека, которые должны нас поддерживать. Без них мы слабы, нас сожрут волки, которые там, в министерствах, в Кремле. А вас запрут на пустынной даче в подмосковном лесу, оборудуют там лабораторию и заставят работать.
- Я уже сказал! - возвысил голос Грех. - Начальники мне не нужны.
- Хорошо, хорошо! - поднялся из–за стола Старрок. - Вы не любите этого слова - начальник, я тоже его не люблю. Но вы скажите: можно так жить, чтоб уж не иметь себе ни одного начальника?.. Я вам скажу, и вы мне поверьте: можно жить без хлеба, можно жить без теплой одежды, но без начальника?.. Я реалист. Я уже много в жизни жил. И еще недавно получал сто сорок рублей в месяц. Обходился без всего, но начальник у меня всегда был.
- Итак, мое условие, - поднялся Грех. - Вас лично я принимаю за начальника, а вы уж там смотрите, кто вам нужен, а кто не нужен. Но так, чтобы я вас не видел, и вы меня не видели. И никакой охраны! Ко мне можете присылать только майора Катю. И звоните мне в любое время. Я вам тоже буду звонить - каждый день! Дадите мне свои счета в российских и зарубежных банках и счета нужных вам людей - я для них постараюсь. Но, повторяю, сказки о миллионах выбросьте из головы. Это бредни Кахарского и Фихштейна. Я могу кое–что прибавить к вашей зарплате, но - миллионы!.. Этого в голову не забирайте.
Генерал Старрок напрягал свое внимание, кивал головой, - было видно, что он, действительно, все понимал, но в то же время глаза его слипались и он едва держал свою тяжелую кудлатую голову над столом. Грех тоже хотел спать. Пошел в туалетную комнату, а когда вернулся, Старрок, хлебнувший большую дозу снотворного, мертвецки спал. Грех походил по кабинету, потрогал окно, без труда растворил обе рамы: аромат сада, леса и теплой июньской ночи живительно пахнул на него. Снаружи рядом с окном белела водосточная труба. Потрогал ее - крепкая. И тут же пришло решение: бежать!
Подсел к столу и на листке написал:
"Не ищите меня. Принимаю ваши условия. Я вам позвоню. И мне звоните в любое время - даже и ночью.
Грех".
И через минуту он уже был на земле.
А женщины все это время пили кофе и много о чем еще говорили. Катя уже знала, что гость будет спать в кабинете на диване возле окна, на которое она все время смотрела.
Лида предложила подруге идти с ней в ее спальню, но Катя сказала, что останется в кухне и будет наблюдать за окном. И еще спросила: крепко ли будет спать генерал и можно ли ночью, не разбудив его, зайти к ним в кабинет.
- Старик после моих капель спит как убитый. Его даже трясут за плечи, а он мычит и не встает.
Катя отослала Лиду к себе, а сама осталась у окна. У нее созрел план: глубокой ночью, когда будет спать и охрана, пробраться в кабинет и разбудить хакера. Она была уверена, что и он не хочет оставаться в плену у генерала и примет ее предложение бежать с ней на дачу Трофимыча или на квартиру.
Часы пробили час, а потом и два - и Катя уж поднялась, чтобы идти в кабинет к генералу. Но как раз в этот момент окно кабинета распахнулось и в свете лунной ночи показался силуэт хакера. По водосточной трубе он стал спускаться вниз. Катя метнулась в спальню Лиды. Схватила там две простыни и на ходу завязала их в тугой узел. Выждала, когда спустится волосатый. А он, спустившись, неспешно пошел к забору. Набросил на острые пики какую–ту тряпку, перелез через него. И Катя в тот же момент, как кошка, слетела со второго этажа, подбежала к забору и перемахнула его в том же месте. Благо, что на пиках висела не тряпка, а подушка, предусмотрительно захваченная хакером.
За забором дачи начинался густой кустарник, и Катя видела, как Грех, точно медведь от погони, удалялся в глубь леса. Катя устремилась за ним. И бежала во всю прыть - так, что расстояние между ними быстро сокращалось. Они уже были далеко от дачи, когда она окликнула хакера. В ответ послышалось:
- Кто это?
- Это я, майор Катя. Не бойтесь меня. Я хочу вам помочь.
- Ну, подходите. Только знайте: я вооружен и со мной шутки плохи.
Катя подходила ближе. Говорила:
- Сбежала от Старрока. Он крепко спит. Лида подсыпала ему снотворного.
- Зачем?
- Ночью он должен был вызвать людей, чтобы доставить вас в Москву. Я ей сказала: пусть он спит, как мертвый.
- Вы майор милиции, у вас есть служебные обязанности.
Катя подала хакеру руку:
- Отсюда надо убежать подальше. За нами могут послать людей.
- Но куда бежать? Я здесь не ориентируюсь.
- Я тоже. Знаю только, что в северной стороне от дачи есть шоссе, кажется, Ярославское. А если по этому шоссе поехать дальше к Сергиеву Посаду - там дача писателя, которого я знаю. Надеюсь, он нас примет как своих.
Они бежали минут двадцать; Катя спортсменка, ей нипочем была эта пробежка. Заметила, что и спутник ее бежит легко и дышит ровно. Скоро они сквозь деревья увидели мелькающие огни: шоссе! Катя остановилась, присела на ствол поваленной березы. Потянула за руку спутника:
- Садитесь. Я буду звонить.
Из сумочки, висевшей у нее на плечах, вынула сотовый телефон, позвонила:
- Лида! Я тебя разбудила? Прости, но мне нужно знать: нет ли там в доме и во дворе какого движения? Загляни в кабинет к Старроку, а потом пройди в большую комнату: оттуда из окна виден главный вход и будка для охранников. Все ли там спокойно?
Через пару минут телефон в руке Екатерины заверещал:
- Все спокойно. Охранники дрыхнут без задних ног. А Старик до одиннадцати будет спать. Я уж знаю.
- Хорошо, но ты закрой большую комнату на все замки и ключи держи под подушкой. В случае какой суматохи позвони мне.
Катя снова набрала номер, и голос ее зазвенел властно:
- Артур! Поднимайся и немедленно выезжай к деду. Я через час буду у него.
Спрятала телефон в сумку, повернулась к спутнику:
- Вы теперь меня не боитесь?
- Растолкуйте мне: что происходит в вашей милиции? Почему вы враждуете со Старроком?
Катя ответила не сразу. И ответила вопросом:
- Вы долго жили в Америке? И почему вы туда уехали?
- Я жил там три года. Нас, группу ученых–ракетчиков, гайдаровский министр послал в служебную командировку для оказания помощи американцам в каких–то космических делах. Институт наш закрыли, уникальное оборудование распродали, а мы оказались за бортом. Я в то время руководил лабораторией, был уже доктором наук и успешно налаживал особо важный проект. Полгода не получал зарплаты, родители страдали от безденежья, - я, конечно, принял приглашение, а там меня засадили за секретную программу по компьютерным операциям. Американцы - ушлый народ, они умеют смотреть далеко вперед; налаживали космические войны, а для этого им надо двинуть компьютерные дела. Вот я и двигал их, но главные секреты своих открытий оставлял у себя, припрятывал для России. Ну, если рассказывать все подробности - долгая история! Дружки мои Кахарский и Фихштейн кое–что прознали о моих достижениях и стали уговаривать меня работать с ними. Достали нужные документы, организовали побег из Америки. Они скоро и сами приедут в Россию. Говорят, что сейчас здесь у нас создаются для них еще лучшие условия, чем в Америке. Там у них схвачена не вся полиция, а здесь, говорят, и милиция у них в кармане. Ну, вот я и здесь. Едва сошел с самолета, попал в объятия к Старроку. Говорю вам, а сам думаю: "А зачем я ей все это рассказываю?.. Она - человек Старрока и завтра же все ему передаст".
Он замолчал и склонил над коленями свою тяжелую, густо заросшую льняными волосами голову. С северо–запада на лес надвинулась туча, и ночь помрачнела до чернильной темноты. Спутники уж и не видели друг друга, а лишь угадывали силуэты.
- Темень–то какая, а?.. Хоть глаз коли. Поди ведь страшно вам?
- Нет, нисколечко.
- Ой ли! Так я вам и поверил. Я ведь для вас совсем незнакомый человек. А, может, и не человек вовсе, а чудовище. Недаром же зарос весь, как обезьяна.
- Не застращаете. Не боюсь я вас.
- Ишь, слово какое: не застращаете. Откуда знаете? Чай в деревне жили.
- Нет, не жила в деревне. Читала много.
- Так совсем меня не боитесь? Вдруг насильник какой. Или убийца?
- А вам не стыдно… пугать меня?..
- Стыдно. Не буду больше. Не буду. Простите. Вот такой я - пустой и глупый, как барабан. И зря вы со своим Старроком в меня вцепились. Теперь–то уж, видите, наверное, что никакой я не гений. И уж, конечно, не компьютерный волшебник. Кое–чего смыслю в них, в этих маленьких машинках. Но кое–что - и только. А вы тут черт–те чего забрали в голову. Вот оставлю вас с носом - будете знать. Нашли кому поверить: Сене Фихштейну да Мише Кахарскому. Это они Старроку все наплели. Кахарский и Фихштейн. Да это и не люди совсем - жулье мелкое. Не работают нигде и ни к чему не способны. Живут на стипендию Льва Толстого - чудака нашего, русского. Я бы о нем сказал: с придурью был старик, да нельзя, Толстой ведь! О нем Ленин вон как написал: "Зеркало русской революции". А какое же это зеркало, если он в революции главного действующего лица не увидел - еврея. И во всех своих романах и рассказах еврея в упор не замечал. Выходит, слеп он был, или глуп, или бесчестен.
- Толстой–то в свое время самым умным писателем на планете числился.
- Именно, числился. В наше время и Солженицына многие таковым числят. А в Америке его мерзавцем называют, потому как Родину свою и народ русский грязью мажет. Толстой не мазал, но зато евреев любил. И женат был на еврейке. А однажды письмо в защиту евреев написал. Но тут же опомнился и помчался на лошади в Тулу на почту. Там письмо–то еще не успели отправить, так он и забрал его. Вон ведь какую глупость чуть не отмочил! Глупый он человек, хотя и очень умный.
- Как же это так: глупый и умный одновременно?
- А это бывает - и частенько. В народе их называют: умный дурак. В ученом мире таких много. От природы–то он дурак, а в чем–то одном талант гения имеет. Вот и чудит такой человек: одно слово скажет умное, другое - глупое. Как Толстой наш. Убеждал каждого: злу не противьтесь, и если вам врезали в одно ухо, подставляйте другое. Видел я таких. Между прочим, и сам на такого похож. В политике ни бельмеса не смыслю, а в компьютерном деле кое–что успел. Бородатый, как я, Карл Маркс, неглупый еврей, такое явление профессиональным кретинизмом называл. Так вот я про своих дружков Сеню и Мишу и говорю: толстовскую стипендию они получают. Есть там такая. Пятьсот долларов в месяц каждому приезжающему из России еврею платят. Это зарплата нашего президента. Пять лет они ее получают. На нее и живут. Ишь ведь как Бог пометил нашего умника, Толстого: все его труды после смерти евреям достались. Это как изобретатель динамита Нобель. Он свои деньги большим ученым за великие открытия завещал, а того не подумал, кто распределять его денежки будет. А они, как и следовало ожидать, в еврейские руки попали. Вот и лепят они его премии одним евреям: Солженицыну дали, питерскому поэту Бродскому тож. А вы раскройте их книги, посмотрите, как они написаны. Черный квадрат Малевича - и не больше! Ну, вот - наговорил вам целый короб глупостей, а вы, чай, меня слушаете и думаете: хакер он и есть хакер. Ну, так вы скажите же мне: что происходит в вашей милиции, если вы, майор, готовы работать против своего генерала?..
Тучи свалились за горизонт, и небо, обрадовавшись, засияло. Звезды, точно глазки маленьких зверят, опустились к лесу, весело заглядывали собеседникам в лицо. Катя не торопилась ехать на дачу к Петру Трофимовичу, - неудобно ночью будить писателя. Думала так: пусть Артур приедет на дачу первым, а тогда и они подоспеют. Объясняла Греху:
- Три года вас не было в России - это целая вечность. У нас война, но война особая; такой войны русская история еще не знала. Пушки молчат, у русских даже нет автоматов Калашникова. Ночью, под шум речей новых властителей, противник вытащил из банков главное оружие: деньги. Русские люди и по сей день не понимают, что же с ними происходит? И только самые умные и прозорливые проснулись, скликают друг друга, собираются в отряды, создают ополчение. Русские отряды теперь везде - есть они и в милиции. Старрок - власть, но конкретные операции выполняют русские люди. Он хотя и натаскивает в наше отделение кавказцев, но большинство–то пока остается за русскими. А если русские окажутся и в меньшинстве - все равно за нами будет победа; во–первых, потому что мы славяне и наш дух еще никому не удавалось сломить, а во–вторых, еще и потому, что сила не в количестве людей, а в правде.
Грех в раздумье заговорил:
- А если бы у вас было много денег - как у Березовского и Черномырдина - что бы вы с ними делали?
- Употребить на пользу деньги - это тоже проблема. Сейчас, как мне думается, деньги нужны на создание отрядов сопротивления. Россия у черты гражданской войны, нам без большой драки не обойтись: нужно создавать народную армию.
- Но в России пока еще есть армия.
- Эта армия управляется лампасниками; так у нас называют генералов. Им платят много денег, и они подобострастно смотрят в рот властителям. Командиры нужны народные, молодые, отважные. Вот этим–то командирам я бы и отдала деньги. Но почему вы меня об этом спрашиваете?
- А так, для своего праздного любопытства. Я с детства мечтал иметь много денег, но они мне никогда не давались. В Штатах я три года работал над проблемой так называемых "компьютерных взломов" - там такие работы поставлены на уровень государственной задачи. И я всех дальше продвинулся в этом деле. Мне даже удалось три–четыре раза "пощипать" банковские вклады, но я никому об этом не сказал. И только вездесущие два иудея Кахарский и Фихштейн каким–то невообразимым чудом пронюхали про мои операции и решили, что я уже могу крушить любые банки и перебрасывать деньги на любые адреса. Подозреваю, что они об этом насвистели и Старроку и распалили его аппетиты. Я свои работы думаю продолжать и здесь, на Радиоэлектронном заводе, где меня ждут друзья, но я очень боюсь, как бы результатами моих усилий, если они будут, не воспользовались чужеродные силы.
И потом в глубоком раздумье и как–то мечтательно продолжал:
- Мне лично деньги не нужны. Почти не нужны. Мои родители и два брата живут на Дону в Волгоградской области. Я им послал из Штатов приличную сумму, но много–то и им не нужно. А я бы хотел вернуть украденные у России деньги и отдать их обворованным людям. Мечта недостижимая, но я посвящаю ей свою жизнь.
- Ваши слова похожи на фантастику, но я вам верю. И могу сказать: деньги - это то, что у нас отняли. А в наше время деньги, пожалуй, посильнее атомных бомб. Бомбы–то не пустишь в дело, а деньгами пали по любому врагу. Против денег силы нет. Они валят с ног любого чиновника. Недаром один еврейский мудрец говорил: дайте мне деньги - и мне не важно будет, какое в стране правительство. За деньги я куплю любого министра.