Утром Олег приехал на радиозавод. Директор представил ему Ваню, это был паренек с ясными, почти прозрачными голубыми глазами, с короткой челкой русых волос. Втроем они зашли к главному инженеру, и уже вчетвером пошли в лабораторию. Здесь было семь сотрудников, и они все вместе стали осматривать комнаты, в которых были размещены аппараты, приборы и целые компьютерные системы - самого современного образца, отечественные и зарубежные: японские, американские.
- Ты чего–нибудь в них смыслишь? - спрашивал Олег у Ивана, которого обнял за плечо и держал все время возле себя.
- Нет, - признался Иван. - Я таких не видал.
- А чего же тогда смыслишь?
- Не знаю.
- Ну, вот - а я думал, будешь мне помощником.
И потом, когда они остановились возле пульта, на котором разноцветные кнопки стелились словно клавиши концертного баяна, Олег, коснувшись их пальцами, с нескрываемой радостью проговорил:
- Ого! Эта система мне знакома. Буду с удовольствием с ней работать.
И обратился к главному инженеру:
- Одна такая на заводе?
- Мы их сами делаем. Недавно наладили производство. Да вот беда: не заказывает нам их наша армия. И академии, институты - тоже не заказывают.
- А мы их бесплатно будем поставлять; всем, кому они нужны.
И повернулся к Ивану:
- Будем бесплатно поставлять?
- А труд рабочих кто будет оплачивать?
- О-о!.. Да ты, Иван, экономист!
Олег притянул его к себе, взъерошил его русую головку. Было видно, что парень ему понравился и они станут большими друзьями. Парню было четырнадцать лет, он учился в девятом классе и, как говорили Олегу, "выказывал поразительные способности в компьютерных делах".
Потом Олег устроил небольшое совещание с сотрудниками, дал им программу действий и, когда все разошлись по своим местам, стал работать на пульте. Иван сидел рядом и смотрел на экран. А там появились ряды цифр, каких–то знаков, кодов и слов.
- А это банки Нью - Йорка, - сказал Иван.
- Откуда ты знаешь? - с тревогой в голосе спросил Олег.
- Знаю, - коротко ответил Иван.
Олег задумался, потом, заглянув парню в глаза, тихо проговорил:
- Никогда и никому не говори про наши дела. Ладно?
- Я сам знаю, - обиженно буркнул Иван. - Я и отцу не говорю про то, что делаю.
- А что ты делаешь?
- Два раза в неделю выхожу на связь с Васей с Кергелена. Он мне тоже говорит: "Молчи, как рыба. Наши дела секретные".
- А где он, этот Вася?
- Не скажу. Если даже меня убивать будут - не скажу.
- Ну, мне–то ты говори. Мы же с тобой вместе работать будем.
- И вам не скажу. Я честное слово дал - никому не говорить. Он скоро приедет ко мне. Тогда и спрошу у него: можно ли вам сказать?
Олег долго смотрел в глаза парня - чистые, светлые и снова потрепал его по голове, сказал:
- Молодец. Наши дела строго секретные, о них никто не должен знать. Никто! - слышишь?
- Слышу, не глухой, - снова обиженно проговорил Иван. - А вы меня на этом пульте работать научите?
- Я тебя на всех пультах учить буду. Важно, чтобы ты не ленился и компьютеру посвящал шесть часов в сутки.
- Шесть часов? - проговорил Иван. - Да я за ним и по десять каждый день сижу. Я вот вам покажу, чего я умею.
- Хорошо, покажешь. А сейчас ты побудь в лаборатории, а я пройду к директору, поговорю там с ними. А потом, если тебе родители разрешат, пойдем с тобой собак ловить.
- Собак? А зачем их ловить?
- А я, видишь ли, собак люблю, а у нас во дворе бездомные собаки живут. Я там подсмотрел двух. Ну, мы с ними и договоримся, чтобы они у нас жили.
Иван пожал плечами, - наверное, подумал: "Чудак он, этот американский компьютерщик", но ничего не сказал. Идея договариваться с собаками ему нравилась.
С директором и главным инженером речь шла о мини–телефонах. Олег, держа на ладони аппарат, говорил:
- Не хочу я один на один оставаться с этой проблемой - давайте вместе ее решать. Я вот вам дам по два аппарата, а вы как хотите, так ими и распоряжайтесь. Можно наладить их производство, но стоит ли это делать? Как затем распорядиться ими? Продавать? - смысла нет. Деньги мы будем иным путем добывать. Думайте и мне потом скажете свое решение. У него есть слабое место: титановая нить. Рецепт, по которому я ее делаю, предполагает три месяца службы, потом эта нить непонятным для меня образом теряет первоначальные свойства и перестает проводить сигналы. Нужна другая формула, другая математическая зависимость. Я хочу поехать в Петербург и там встретиться со знакомым математиком. Надеюсь, он мне поможет. Но пока вот так: срок жизни нашего телефончика - три месяца.
Вялов и Малютин разглядывали аппаратик, и каждый думал свою думу. Они, как и Олег, не знали еще, как им распорядиться этим изобретением. Одно было ясно: аппаратик способен внести большие перемены во всю жизнь человечества, и пока им неизвестно, чего он принесет больше: удобств или страданий.
- А теперь давайте решим: на какие радиоэлектронные заводы будем переводить деньги и в каких размерах?
Вялов достал из кармана записную книжку, стал называть заводы, директоров, счета.
- Заводы все лежат или почти лежат. Рабочие, техники, инженеры пробавляются на рынках. Пока они еще числятся в штатах предприятий, изредка посещают рабочие места, но скоро разбредутся и связь с ними потеряется.
- Много ли в Москве радиоэлектронных заводов?
- Больше двадцати будет. И почти всех директоров я знаю. С одними и сейчас встречаюсь, с другими говорю по телефону. Если бы на счета этих предприятий перевести деньги, - хотя бы немного, по пять–шесть миллионов долларов, - они бы ожили, вернули бы на места рабочих.
- Но вы мне скажите: если я кину им на счета по полсотни, а то и по сто, двести миллионов, - как бы они распорядились этими деньгами? Не ухнули бы эти миллионы в карманы директоров или министерских начальников?..
- Есть, конечно, и такие хищники среди директоров, но большинство–то из них люди порядочные.
- Есть предложение, - сказал Олег, - создайте на своем заводе нечто вроде контрольной комиссии. И пусть она докладывает моему бухгалтеру, - есть у меня такой! - кто и как распоряжается моими деньгами. Если убедимся, что директор - честный человек, то такому дадим много денег.
- Это несложно, - согласился Вялов. - Завтра же такая комиссия будет создана.
Олег стал прощаться с друзьями.
Ване сказал:
- Ты пока оставайся на заводе, учись работать на Большом пульте, а потом мы с тобой встретимся.
- А собаки?
- Придется подождать с собаками. У меня сейчас будет много неотложных дел.
Приехав домой, засел за компьютер. Вызвал на экран банки Нью - Йорка. Вошел в водоворот финансовых операций, кредитных сделок, займов и различных расчетов. Укоротил одну сумму - на пятьдесят миллионов долларов. Заделал подпись: "Жирный паук! Если будешь вопить - пущу на ветер! Вася с Кергелена!" Другого - этот был из российских олигархов - наказал на тридцать миллионов. И старославянским шрифтом нарисовал слова: "У меня адреса всех твоих вкладов и недвижимостей. Будешь огрызаться, все отниму и сообщу в штаб Армии народной воли". И - вместо подписи: "Ай, Вась! Не пришел вчарась…"
С нью–йоркских банков перекинулся в Лондон, - и здесь учинил несколько операций. Затем вошел в кварталы знаменитых швейцарских банков, "пощипал" и тут летящие куда–то десятки и сотни миллионов. Заполнил все счета московских заводов и уж готов был влить свежую кровь в питерские заводы и, особенно, в известный ему еще со студенческих лет гигантский завод радиоэлектронных машин "Светлану", но тут к нему вошли адвокат и Маша, позвали обедать.
После обеда прилег на диван и уснул. И во сне видел он себя летящим высоко–высоко над океаном, хватающим за хвост каких–то диковинных птиц, и слышал, как в ладонях, сверкая искрами, потрескивают и позванивают металлические предметы. Это деньги, много денег!.. Увидел остров посреди океана. Подлетел ближе: Деньги!.. Золотые, серебряные… Они ярко блестят под лучами солнца, слепят глаза. Деньги, деньги… Люди насыпали эту гору - зачем, для чего?.. Он спрашивает, кричит кому–то, но ответа нет. Никто не знает, зачем и кто придумал деньги… Вот он живет без денег, и - ничего. Живет. Сказал же Ленин: "Мы из золота построим нужники". Хочет вновь подняться в воздух, полететь, но гора оказалась магнитной и оторваться от нее не было сил…
Проснулся вечером. И снова - за компьютер. На счет директора, близкого друга Вялова и очень хорошего человека, кинул пятьсот миллионов. И подписал: "Вася с Кергелена".
Заглянул в тот банк, где потрудился в начале своего рабочего дня. И здесь прочел электронное письмо, направленное банкиру хозяином счета, с которого смахнул пятьдесят миллионов. Написал ему: "Прекрати гвалт! Иначе выверну карманы и сделаю нищим! Вася с Кергелена". Еще триста миллионов перевел на счет Екатерины. И полмиллиона - на счет Старрока. После этого принялся качать деньги в питерские заводы, затем во все остальные, бывшие в списке, составленном Вяловым и Малютиным. Не забыл и их самих: решился на дерзкую меру - кинул им на счета со швейцарских банков по полмиллиарда долларов.
Неслышно, точно кошка, подошла к нему Катерина; он услышал тонкий запах духов и повернулся. Она стояла в новом и очень красивом наряде, хотя и не совсем модном, современном. Серая кофта и примерно такого же цвета жакет, на кармашке которого то ли пуговица, то ли брошь - его телефончик. То было для него открытие: его, оказывается, можно было носить на куртке, жакете, на лацкане костюма, и он вполне сходил за оригинальный значок.
Катя улыбалась. Кажется, он впервые имел возможность долго смотреть на ее веселое, смеющееся лицо.
- Что вы находите во мне смешного?
- В вас ничего нет смешного; наоборот: когда вы долго работаете за компьютером и затем от него отрываетесь, в ваших глазах еще пылает огонь схваток с вашими клиентами. Вы будто внезапно прекращаете бой и не можете отдышаться. В такие минуты я боюсь за вас: как бы не разорвалось ваше сердце. Вы иногда думайте и обо мне: если с вами что случится, я буду сильно страдать. Мир для меня опустеет, и я уж не найду в нем места.
Это было почти признание, но он принял его за милый остроумный комплимент. Вышел из–за компьютера, сел в кресло у балкона, задумался. Она молчала, а он с некоторой тревогой в голосе заговорил:
- Сегодня я обнаглел и потрошил богачей, как хороший мясник. Рубил с плеча и отваливал большие куски. Забросил деньги на счета многих заводов, и друзьям своим Вялову и Малютину кинул по полмиллиарда долларов. Триста миллионов долларов послал и на ваш счет. Я еще никогда так лихо не резвился. Ночью снова пройдусь по банкам, послушаю гвалт, крики обиженных, реакцию банкиров. Боюсь, как бы они не подняли вселенский шум.
- А если поднимут? - испуганно спросила Катя. - Что будет тогда?
Олег улыбнулся:
- Тогда заговорят газеты, затрещат сороки, то есть дикторы радио и телевидения. А уж потом возьмутся за дело всех родов комментаторы, борзые псы вроде наших Киселева и Доренко. Эти–то за тридцать сребренников мать родную не пощадят.
- Ну, и что же? Вас–то они достанут?
- Меня - вряд ли; я укрыл себя четырьмя слоями защиты. Кинутся на остров Кергелен разбойника Васю искать. Все пещеры прошарят, рвы и овраги, но там даже и электричества нет. Васю–то им не видать, как своих ушей.
- Ну, а если, все–таки, прознают и найдут нас?
- Боитесь, майор Катя? Трусите, как зайчишка? А трус не играет в хоккей, волков бояться - в лес не ходить. Прознают - так и закипит дипломатическая война. Наши политики схватят меня и в лес отвезут. В тюрьму сажать не станут, убивать меня тоже не резон. Я любому режиму и любой стране живехонький нужен, да и так, чтоб хорошее настроение было у меня. Я ведь живу и действую как Пушкин, которому для писания стихов нужно было душевное спокойствие. Прежде, чем меня схватить и в лес отправить, в какой–нибудь отдаленный дворец засунуть, спросят меня: а что вам, мил человек, для успешного вашего творчества нужно? А я им и скажу: а ничего особенного, а только то и нужно, чтобы возле меня майор Катерина безотрывно находилась. Я тогда любой банк до чистого пола распотрошу, любые карманы миллиардами наполню. Ну, они, конечно, и вас в мешок запакуют и вместе со мной в лес отправят.
Любо Катерине слушать такие его шуточки, но для важности она сказала:
- Ну, меня–то вы не трогайте. Я в ваших фокусах не замешана.
- Оно и правда - не замешана, и состояние ваше к миллиарду приближается, в этом тоже вашей вины нет; вы–то ведь меня не просили. Все так, да власть верховная вашего настроения спрашивать не будет. Серые мыши, что в Кремле сидят, они интересов своих ради миллионы людей готовы на распыл пустить, а не то что прелестную девочку Катю по рукам и ногам связать и возле моего компьютера посадить. Что же до вашего слуги покорного… Он, если будет на то ваша воля, один отправится в заточение, но и стихов они от меня не дождутся; буду я лежать на какой–нибудь сафьяновой кушетке и печально смотреть в потолок. И компьютерная война мне уж будет не интересна.
Завизжал сотовый телефон и отвлек Катерину. Звонил Петрунин:
- Товарищ генерал–майор! Разрешите доложить?
- Не скоморошничай. Называй меня меня Катей или Екатериной Михайловной.
- Для меня вы всегда будете генералом. Так вот докладываю: из трехсот девушек двести девяносто запросили работу на вашей фабрике и в лагере. Двести шестьдесят просят устроить рядом с ними знакомых парней, братьев или соседей. Всего в список набежало семьсот человек. Что будем делать?
- Всех возьмем и устроим. Создавайте контору, оформляйте пока на фабрику, а потом будем регистрировать лагерь, оформим его как туристскую базу. Я обещала всем наперед дать денег - выплачивайте немедленно.
- А дружинники? К нам пришло четыреста человек, желающих носить красную повязку.
- Создавайте боевые отряды, назначайте командиров, выделите для них помещение в лагере. И всем загодя раздайте по тысяче долларов.
- Мой генерал! У вас немного того… крыша едет.
- Не рассуждайте! Распоряжение мое выполняйте в срок и в точности.
- Где деньги возьмем?
- Петрунин! Действуйте четко. Составьте ведомость и в течение трех дней вручите всем деньги. Забыли, как вы сами бедствовали? Так вот - думайте и о других. Деньги есть, и нам незачем их солить. До свидания.
Олег во все время ее разговора смотрел на нее с восхищением. И когда она кончила, сказал:
- Мне нравится ваш размах и решительность. Одаривайте щедро людей. В этом теперь смысл нашей жизни. Я на ваш личный счет и на счет вашей фабрики переведу много денег. Найдите таких людей, которые будут создавать дружины во всех районах Москвы. Денег и для них жалеть не станем. И заодно, не медля, подбирайте людей для работы в других городах, пусть они создают Армию народной воли по всей России. Если еще недавно я сомневался, черпать ли мне много денег из зарубежных банков или отщипывать помалу, то теперь решил брать пригоршнями. Буду перекачивать миллиарды из карманов богачей всего мира - и прежде всего своих олигархов.
Снова зазвонил телефон, на этот раз лежащий возле компьютера. Раздался радостный голос Кахарского:
- Мы с Семеном дома. Как тебя увидеть? Хорошо бы сейчас же. Мы едем!
И бросил трубку.
Олег приуныл, и Катя это заметила:
- Что произошло? Кто вам звонил?
- А-а… Прилетели, соколики! Вот от кого не отвертишься.
И рассказал о дружках, что помогли ему бежать из Америки.
- Неприятные субъекты, но, может, и здесь пригодятся. Пусть Маша приготовит угощение. Поесть и выпить эти гаврики зело как любят.
Сразу их в дом не пустили; предварительно зашли подполковник Тихий и Степан, начальник охраны соседа Малика Вартаняна. Он несколько дней где–то пропадал, и Катя его не видела, а увидев на пороге квартиры, воскликнула:
- Степан? Какими судьбами?..
Степан рассказал, что охраняет соседа, очень богатого армянина, и что с Олегом Гаврилычем он уже знаком, а теперь вот… - кивнул на Тихого, - познакомился и с ним.
- Сколько же мы с тобой не виделись?
Рассказала Каратаеву, что они со Степаном учились в одной школе и некоторое время служили вместе в милиции.
- К вам два сомнительных субъекта, - сообщил он не то Каратаеву, не то Катерине. - Я бы не хотел с ними иметь дело.
- Почему? - спросил Олег.
Степан пожал плечами. Ответил уклончиво:
- Есть категория людей, которые несут информацию туда, наверх. А у меня инструкция: не запускать в подъезд шпионов.
- Но в подъезде живет не один ваш хозяин, - недовольно проговорил Каратаев. - Эти люди - мои друзья.
- Другой ваш сосед, нефтяной магнат, боится этих людей еще больше, чем мой хозяин. Если я их пущу, меня уволят с работы. Но дело и не только во мне: у вас тоже могут быть неприятности. Оба ваши соседа - очень влиятельные люди, они почти олигархи, и возможности у них большие.
- Что же они могут нам сделать? - спросила Катя.
Степан пожал плечами: этого он предусмотреть не мог, а лишь только сказал: люди они восточные, а восток, как известно, дело тонкое.
Олег, обращаясь к Кате, сказал:
- Не хочу усложнять вашей задачи. Решайте: что будем делать?
- Поедемте ко мне в милицию. У меня там большой кабинет, а мы возьмем Машу, захватим вина, провизии и там устроим им угощение.
Олег давно хотел посмотреть, как живет на службе Катя, и охотно согласился.
Вышли на улицу, и тут их встретили Фихштейн и Кахарский. Первый выглядел больным, уставшим, худ и бледен, - он был таким и в Америке, второй, наоборот: походил на хорошо откормленного кабанчика или на Гайдара. Кстати, он так же смачно шлепал толстыми мокрыми губами, но только в отличие от Гайдара, сучившего по сторонам маленькими испуганными глазками, имел глаза большие, выпуклые и не сучил ими, а смотрел прямо, пристально, и так, будто сильно тебе обрадовался и вот–вот бросится на шею.
Сеня Фихштейн говорил мало и смотрел себе под ноги, но зато Миша Кахарский не умолкал:
- Старик! - обращался он к Олегу. - Тебя и здесь закрыли, как там, в лаборатории?.. Нас встретил медведеподобный амбал и не пускает. Представляешь?.. Я ему сую под нос удостоверение сотрудника Федеральной службы, - ты же знаешь, я немножко там работаю, - а он и усом не ведет. Ты дал ему такие инструкции?.. Не хочешь уже нас пускать?.. Нам это не нравится.
- Меня тоже едва пустили в мою квартиру. Что же делать? Надо мириться.
Едва заслышав речь с еврейским акцентом, Олег автоматически, помимо своей воли, и сам переходил на такой же акцент, чем смущал своих слушателей. Они зорко в него всматривались: нет ли в чертах его лица еврейских примет?
- Но почему надо мириться? Ты разве и тут не свободен? Скажи нам, и мы тебе все устроим. Если ты хочешь, будет тебе охрана. Если не хочешь - не будет охраны. Живи так, как ты хочешь.
Повернулся к Катерине:
- А это твоя жена, невеста или так?.. Я сразу заметил: очень красивая. Ты всегда умел выбирать.
Поклонился Кате, представился: