Мишель знал, что увещевания не помогут. Если пираты что-то и ценили, так это свою честь, хотя большинство из них не имело ее ни капли. Даже если бы он уговорил Тима Фалькона отказаться от дуэли – его бывший матрос обладал уравновешенным характером и обычно избегал стычек, – то на Длинного Гастона никакие доводы не подействуют. Он схлопотал добрый удар в челюсть, а поскольку считал себя признанным силачом, такой позор мог смыть только кровью.
Гурьба корсаров вывалилась из дверей салона мадам Лулу и с гоготом понеслась к берегу. Там росло огромное дерево, под которым мужчины обычно улаживали недоразумения. Постепенно толпа сопровождающих Тимка и Длинного Гастона пиратов всех мастей росла, и когда они наконец оказались на ровной, изрядно утоптанной площадке, вокруг них волновалось человеческое море.
В толпе флибустьеров Тимко заметил и капитана марониров Хорхе Альвареса. Они расстались добрыми друзьями. Еще бы! Набег на поселение в заливе Гонав принес пиратам хороший куш. Мало того что они обобрали испанцев до нитки – а колонисты были с большими деньгами, ведь все ехали на праздничный базар, – так разбойники еще нагрузили три уцелевшие барки высоко ценимой на Мейне солониной, копченой рыбой, маниокой, бататом и другими дарами природы. Кроме того, на полузатопленном галеоне оказалось много золота и ценностей, так что Альварес был на седьмом небе от счастья, не говоря уже про Тимка. Но тот радовался по другой причине – потому что ему удалось освободить Гуго Бланшара и своих матросов. После этого набега авторитет капитана Тима Фалькона среди буйного и строптивого братства буканьеров вырос до небывалых высот…
Распорядителем поединка был квартирмейстер Мишеля де Граммона, убеленный сединами пират по имени Морис Дюпон.
– Расступитесь, чертовы дети! – рявкнул он на собравшихся. – Дайте парням сойтись якорями свободно. Ну что, никто из вас не хочет выкинуть белый флаг? – обратился он к дуэлянтам.
– Нет! – в один голос ответили Тимко и Гастон.
– Поединок до первой крови?
– Думай, что говоришь, старый! – вскипел Длинный Гастон. – Я пришел сюда не трясти костями, а вспороть брюхо этому наглецу!
– Ну, тогда начинайте. А вы там потише, сто акул вам в глотку!
Мишель де Граммон прикусил губу; по тому, как легко и даже элегантно Тим Фалькон достал саблю из ножен, он сразу определил, что Бом-брамселю придется туго. Весьма искушенный в подобных поединках, Мишель понимал, что звериная сила Гастона, которая выручала его в абордажных схватках, на этот раз столкнется с большим мастерством. Кутласс хорош, когда идет бой в тесных трюмах или когда нужно прорубить дыру в двери каюты, чтобы отодвинуть засов, но сабля Тима Фалькона длиннее, на открытой местности боец с таким клинком всегда имел преимущество.
Дуэль началась с неистового напора Длинного Гастона. Подбадриваемый криками приятелей, он вихрем налетел на Тимка и начал рубиться как сумасшедший. Тимко с трудом сдерживал его натиск и постепенно пятился к толстенному древесному стволу. Он быстро определил, что его противник пренебрегает защитой, а берет силой и наскоком. Конечно же Бом-брамсель умел фехтовать, и, наверное, неплохо, судя по тому, как он уверенно обращался с кутлассом, но ярость и добрая порция рома сослужили ему дурную службу.
Вскоре инициатива перешла на сторону Тима Фалькона. Первым это заметил Мишель де Граммон. Гибкий, как ягуар, казак легко отражал атаки Гастона. Иногда он просто уходил с дистанции, и массивный кутласс Бом-брамселя вспарывал пустоту. Гастон терял равновесие, и его можно было поразить уже раза два, но Тим Фалькон почему-то этого не делал. А потом и другие пираты поняли, что Бом-брамсель нарвался на большие неприятности: капитан Фалькон забавлялся с ним, как кот с мышью.
Тимко и впрямь давно мог убить Длинного Гастона. Но ему не хотелось огорчать де Граммона. Потеря опытного боцмана, да еще такого бойца, как Бом-брамсель, для любого капитана – невосполнимая утрата. Изрядно помотав противника, он выбрал момент и молниеносным движением проткнул Гастону правую руку, в которой тот держал кутласс. Увы, надежде, что Бом-брамсель из-за ранения прекратит поединок, не суждено было сбыться.
– Пошел прочь! – рявкнул Гастон на лекаря, который хотел перевязать ему рану. – Мы еще не закончили!
Он перебросил саблю в левую руку, и поединок продолжился. Тимко начал злиться. Какого дьявола?! Похоже, этот идиот ищет смерти. По глазам Гастона он видел, что тот догадался, чем все закончится, и тем не менее продолжал сражаться. И тогда Тимко сделал то, что давно намеревался: заставив Бом-брамселя промахнуться в очередной раз, он вдруг рванулся вперед и ударил своего противника кулаком прямо в лоб с такой силой, что Гастон упал, как подрубленное дерево, и потерял сознание.
Громкий вопль сотен глоток пронесся по Бас-Теру, и губернатор Бертран д’Ожерон, который пил кофе в обществе двух дочерей в своем особняке на невысоком холме, поперхнулся, пролил густую темную жидкость на белоснежную скатерть и от неожиданности выругался столь длинно и виртуозно, что девушки не выдержали и весело расхохотались. Они были привычны к грубости пиратского бытия, но отец учил их хорошим манерам и сам старался вести себя с ними соответственно, а тут такой конфуз.
Глава 8. Нападение на Сантьяго-де-лос-Кабальерос
Индеец племени араваков, который стоял перед капитаном Тимом Фальконом в позе просителя, был иссушен зноем почти до состояния мумии. Он казался очень старым, хотя на самом деле это было не так. Его глаза не слезились по-стариковски, а смотрели остро и настороженно, мышцы были крепкими, а движения – плавными и вкрадчивыми, как у хищного зверя, готового напасть. На удивление индеец неплохо владел испанским языком, и Тимко понимал, о чем тот говорит:
– Сантьяго – богатый город, сеньор, очень богатый! Много золота и серебра!
– Но мне-то что до этого? – лениво спросил Тимко. – Мы воюем против испанцев только на море. А твой город в глубине Сан-Доминго. От моря к нему топать и топать, к тому же не по дороге, а по саванне и сельве… будь она неладна.
Тимко был наслышан о Сантьяго-де-лос-Кабальерос. Город испанцы назвали в честь святого Иакова. Пираты давно точили на него зуб, но не решались оторваться от моря. Он даже знал индейское наименование Сантьяго – Камукава, Сухое Место. Вокруг города расстилались превосходные пастбища, где бродили большие стада диких животных, поэтому в Сантьяго выделывали много кож хорошего качества. Все это рассказали капитану Тиму Фалькону индейцы-араваки.
Среди его буканьеров было три аравака, которые считались непревзойденными рыболовами. Многие пиратские капитаны старались заполучить индейцев в свои команды, потому что они могли наловить рыбы в таких местах, где ее не бывает в принципе. Как это у них получалось, никто не знал, но араваки не раз спасали морских разбойников от голодной смерти. Кроме рыбы индейцы ловили черепах и морских коров – ламантинов. Считалось, что один опытный индеец способен обеспечить едой всю команду.
Капитан Тим Фалькон сидел под навесом на палубе своего флагманского флейта "Савари" и пил охлажденный вайкау. Лед доставил юнга; содержатели таверн заготавливали его в зимнее время высоко в горах и хранили в глубоких ямах, прикрыв толстыми камышовыми матами в несколько слоев и присыпав землей. Где-то далеко ходили грозы – громыхало так, будто у горизонта сражались две большие эскадры, – и парило больше обычного. Тимко обливался потом и проклинал вынужденное безделье.
После стычки с боцманом Длинным Гастоном он сразу же вышел в море. Это оказалось далеко не просто – побывавшие в плену буканьеры наверстывали упущенное с большим азартом и были пьяны до изумления. Поэтому вахтенным по приказу капитана пришлось устроить им холодный душ – сбросить с борта в море. Это их мигом отрезвило, тем более что многие не умели плавать и их пришлось не просто вытаскивать из воды, а спасать.
Тимко не хотел неприятностей. Он даже не пошел на встречу с Мишелем де Граммоном, как они договаривались. Ему донесли, что Длинный Гастон, взбешенный поражением на дуэли, подбивает своих приятелей и собутыльников, а их у него много, напасть на буканьеров Тима Фалькона. Он намеревался отбить у них флейт, а самого капитана вздернуть на рее. Больше всего Бом-брамселя бесило то, что его победил какой-то коссак. Ладно бы англичанин, голландец или испанец – это враги достойные, поражение от них не считалось позором. Но когда тебя укладывает на землю, как быка на бойне, человек неизвестного роду-племени, прибывший на Мейн непонятно откуда, это ни в какие рамки не лезет.
Тим Фалькон, конечно, мог обратиться к Мишелю де Граммону, чтобы тот унял своего боцмана, но был уверен, что на Длинного Гастона не подействуют никакие уговоры, ведь команда подчинялась капитану только номинально и часто действовала по собственному разумению, не считаясь с его мнением. На берегу де Граммон просто не смог бы остановить разбушевавшихся корсаров; это на корабле он был для матросов и командиром, и Богом, имеющим полное право не только отдавать приказы, но и распоряжаться жизнями.
Поэтому небольшая эскадра Тима Фалькона в составе брига "Буканьер" и флейта "Савари" – корабль назвали в честь погибшего во время нападения испанцев на Сан-Доминго предводителя буканьеров – под покровом ночи покинула Тортугу и вышла в открытое море.
Поначалу поход складывался неудачно. Им встретился испанский караван из трех галеонов и пяти судов поменьше, и Тимко, понятное дело, не решился напасть даже на корвет, который шел замыкающим. Какое-то время его эскадра преследовала испанцев – Тимко надеялся отбить корвет от общего строя ночью, как это делают волки, когда охотятся на крупную добычу, – но в конечном итоге все решили, что это неразумно, потому что испанец держался очень близко к идущему впереди галеону.
Пришлось сменить курс. Больше недели эскадра болталась среди малых и больших островов Мейна, пока наконец буканьерам не выпала счастливая карта. Впередсмотрящий на марсе "Савари" заметил на горизонте пять судов, из которых только одно могло представлять опасность для эскадры Тима Фалькона. Четыре из них были тяжело нагруженными "купцами", а пятый корабль – двухпалубный галеон – охранял их.
Нужно сказать, что пираты и корсары избегали вступать в боевое столкновение с галеонами. Их суда были гораздо хуже вооружены, к тому же на галеоны обычно ставили мощные двадцатичетырехфунтовые пушки и дальнобойные восемнадцатифунтовые кулеврины с удлиненными стволами; их обслуживали восемь-десять человек во главе с канониром. Единственным спасением для морских разбойников при встрече с галеоном была неуклюжесть и малая скорость хода испанских кораблей; на этом Тимко и построил свой план.
Эскадра буканьеров под утро обогнала караван. Легкий быстроходный бриг под командованием Гуго Бланшара вынырнул из темноты прямо по курсу галеона, как чертик из коробочки фокусника. Испанцы еще готовились к стрельбе, когда "Буканьер", пройдя по левому борту громадного корабля, дал залп из всех орудий, окутавшись густыми клубами дыма. Канониры буканьеров по приказу Бланшара подняли прицел повыше и ударили по рангоуту и парусам галеона книппелями и цепными ядрами.
Эффект от выстрела получился потрясающим. Когда рассеялась дымная пелена, взору буканьеров предстал галеон, неспособный двигаться. Рваные паруса висели клочьями, бушприт, который нес блинд, перебит ядром, бизань-мачта сломана, на палубе столпотворение – капитан, решив, что пираты пойдут на абордаж, сыпал приказами, как горохом из мешка.
Но его страхи оказались напрасными. Бриг, обогнув галеон по короткой дуге, снова оказался прямо по курсу, и непонятно было, что пираты намереваются делать – повторят прежний маневр или решатся пойти на безумный штурм высоких бортов галеона. Испанцы подготовились к отпору, и последствия абордажа для буканьеров могли быть страшными.
Пираты обманули ожидания испанского капитана, который потирал руки в предвкушении близкой мести за наглый наскок. Порванными парусами и рангоутом уже занимались матросы и плотники, и галеон, даже ковыляющий, как подбитая утка, все равно был мощной крепостью, способной сокрушить любое пиратское судно. Но буканьеры не спешили удовлетворить кровожадность испанцев; бриг ходил галсами, то приближаясь к галеону на расстояние выстрела, то удаляясь, чтобы снова вернуться. Казалось, пираты играют с испанцами в кошки-мышки.
А тем временем флейт "Савари" под испанским флагом неторопливо приближался к купцам с тыла. Завидев "своих", испанцы обрадованно закричали, замахали руками, призывая капитана флейта помочь флагману купеческой эскадры. И только когда корабль подошел к последнему судну почти вплотную, они поняли, что их провели: абордажная команда "Савари", сплошь состоящая из оборванцев, ничем не напоминала солдат, отряд которых всегда находился на боевых судах Испании.
Сопротивление бесполезно, это испанцы уяснили без лишних слов. С мелкокалиберными фальконетами они не могли выстоять против восемнадцатифунтовых кулеврин флейта. Торговцы безропотно сдались и быстро перетащили свой груз на палубу пиратского корабля под бдительным присмотром буканьеров. Потом Тимко приказал изъять все оружие и заклепать фальконеты – увы, перетаскивать пушки на флейт было недосуг. А затем все буканьеры вернулись на свой корабль, оставив испанцев в полной растерянности, – к удивлению команды захваченного судна, их и пальцем не тронули, – и флейт поспешил к следующему грузовому кораблю.
Испанцы заметили корабль, который почему-то встал бок о бок с судном, замыкающим кильватер, но из-за большого расстояния они не видели, что там творится. Капитан понял, что попал впросак, лишь тогда, когда флейт безо всяких церемоний ударился о борт грузового судна и на палубу "купца" посыпались свирепые пираты. Но здесь не обошлось без стычек. Капитан был храбр, а матросы понадеялись на помощь своего галеона, на котором наконец сообразили, что угодили в хитрую западню. Несмотря на то что еще не все рваные паруса заменили, галеон сделал поворот оверштаг, что было очень непросто для судна с прямыми парусами и сломанной бизань-мачтой, и двинулся к "Савари", медленно набирая ход.
– Быстрее шевелитесь! – прорычал Тим Фалькон, присоединившись к абордажной команде.
Капитан грузового корабля великолепно владел испанской саблей-фалкатой. Ее серповидный клинок наносил страшные раны, и уже несколько буканьеров уползли к борту, чтобы там кто-нибудь их перевязал. Крутанувшись, Тимко легко срубил матроса, который орудовал саблей как вымбовкой, и схлестнулся с капитаном. Венгерская сабля была гораздо длиннее фалкаты, но отчаяние придало капитану силы, он дрался как одержимый, и Тимку пришлось здорово потрудиться, прежде чем испанец в последний раз обнял палубу своего судна и окропил ее кровью.
Тимко мысленно поблагодарил старых запорожцев, которые гоняли казацкую молодежь до седьмого пота, заставляя заниматься фехтованием на саблях каждый день.
Второго "купца" успели разгрузить только до половины. Испанский галеон наконец добрался до места событий, и его пушки едва не отправили флейт на дно. Хорошо, первый помощник капитана, который стоял за штурвалом, заметил приближение вражеского корабля и вовремя успел отвалить от грузового судна, и ядра испанца разрушили лишь надстройки на корме. Правда, одно все-таки ударило в борт, оставив дырищу, но на нее быстро наложили пластырь, и флейт буканьеров, подняв все паруса, присоединился к бригу. Конечно же испанцы их никак не могли догнать.
Добыча оказалась знатной: хлопчатобумажные ткани и шелк в тюках, дорогие ковры, полсотни бочек фимиама, гвоздика, алмазы и разные драгоценности. Кроме того, в сундуке капитана одного из "купцов" нашли двести тысяч пиастров, что и вовсе воодушевило буканьеров. Но флейт все же нужно было залатать и починить кормовые надстройки, поэтому Тим Фалькон приказал идти в Пти-Гоав, где были хорошие плотники и где он не ожидал встречи с Длинным Гастоном…
– Но ведь белые так любят золото! – в отчаянии воскликнул индеец. – В Камукава есть и другие сокровища!
Он по привычке назвал город Сантьяго так, как прежде именовалось индейское поселение на этом месте.
– Маниока и батат? – насмешливо поинтересовался Тимко. – Зачем нам это? На рынках Тортуги и здесь этого добра хватает. Мои парни предпочитают букан. И мясо черепах. И вообще, с какой стати ты пришел ко мне со своим предложением? Есть много других капитанов, более опытных и известных, которых ты легко усадишь на кукан своими бреднями, и они устроят экспедицию в Сантьяго.
– Капитанов много, но не все белые способны добраться до Сантьяго, – опустив глаза, ответил индеец. – Это могут сделать только твои люди, сеньор. Они ведь охотники и хорошо знают сельву и саванну.
Тимко рассмеялся.
– Экий ты хитрец, однако. Юнга! Принеси ему табурет. И захвати кружку.
Когда приказание было исполнено и юнга наполнил кружку, Тимко сказал индейцу:
– Садись и выпей. Сегодня очень жарко…
Аравак сел, схватил кружку и выпил вайкау одним духом.
– Ты голоден? – спросил Тимко.
– Нет! – выпрямив спину, гордо ответил индеец; казалось, освежающий вайкау вернул ему достоинство, теперь он вовсе не напоминал просителя.
– Тогда нам есть смысл попрощаться.
– Ты мне не веришь… – индеец горестно покачал головой. – Я Конуко, вождь племени гуахиро. Мой язык не раздвоенный, как у змеи. Клянусь нашим богом Йокаху – в Сантьяго полно сокровищ!
– Возможно, так оно и есть на самом деле… Вот только мне кажется, что ты чего-то недоговариваешь. С чего бы араваку воспылать доверием к бледнолицым и предлагать им свои услуги? Я знаю, что люди племени гуахиро сильно пострадали от испанцев – и не только они, но и другие племена араваков, – не в этом ли кроется главная причина твоего предложения?
Немного поколебавшись, индеец ответил:
– Да! Испанский колонист из Сантьяго увел мою дочь!
– Это уже ближе к истине… – Тимко ухмыльнулся. – Тобой движет месть и голый расчет. Но повторюсь: мы воюем с испанцами на море, и на сушу нам соваться как-то не с руки.
– Сеньор капитан может стать очень богатым человеком, если освободит мою дочь…
– Каким образом?
– Я знаю место, где золото валяется под ногами, но никто не может его взять.
– Кроме тебя? – спросил Тимко.
Он знал, что индейцы доверчивы, как дети. Они могут обманывать только врагов, и то на это способны лишь коварные караибы, но сейчас не тот случай, ведь Конуко видит в нем спасителя своей дочери, а значит, друга.
– Кроме меня, – подтвердил индеец; при этом его черные глаза хищно блеснули.