Настала очередь Гектора. Поднявшись на ноги, он шагнул на середину ковра и по подсказке предводителя, воздев к небу указательный палец, повторил слова шахады, как это сделал Дан. С него тоже сняли красную шапку, остригли голову и повязали тюрбан, впрочем, побогаче - из тонкого хлопка, прошитого золотой нитью. После чего Тургут вышел вперед, держа на раскрытой ладони медную шкатулку, размером и формой походившую на сосуд для пилюль. Он надавил на защелку сбоку, и крышка поднялась - то была кибла, компас паломника, и стрелка его слегка подрагивала. На внутренней стороне крышки были выгравированы строчки арабской вязи.
- Здесь нанесены названия городов и стран ведомого мира, - сказал Тургут, - и случись тебе оказаться в одном из этих мест, ты сможешь, сверившись со стрелкой, определить направление на Мекку, дабы помолиться столпам ислама.
Потом, к всеобщему удивлению, он подался вперед и чопорно обнял Гектора. При этом шепнул ему на ухо:
- Не бойся. Это случается раз в жизни и делается по воле Аллаха. Хвала Творцу.
Затем он отошел, а слуга повел Гектора делать обрезание.
Когда Гектора ввели в боковую комнату, где у низкого топчана стоял и ждал абдал, юноша встревожился, не обнаружив Дана. Топчан, крепкий табурет и абдал - больше ничего.
- Не бойся, - сказал абдал, - твой друг отдыхает рядом и вскоре присоединится к пирующим. Боль пройдет быстро. Можешь лечь на топчан или сесть на табурет, как тебе больше нравится. Осман, здешний слуга, останется и будет свидетелем.
- Предпочитаю табурет, - пробормотал Гектор.
- Так же поступил и твой друг. Подними одежды и сядь, расставив ноги.
Гектор сделал, как ему велели, абдал наклонился, взялся одной рукой за его детородный член и осторожно потянул за крайнюю плоть. И вот - Гектор испуганно глянул вниз - в другой руке абдала оказался инструмент, который Гектор поначалу принял за циркуль, вроде тех, какими сам он пользовался для измерения расстояний на карте. Но те циркули деревянные и с плоскими ножками. А это… Гектора прошиб холодный пот, когда он понял, что это зажим. Абдал ловко и крепко защемил крайнюю плоть, чтобы та не отодвинулась. Гектор закрыл глаза и сжал кулаки так, что ногти впились в ладони. Он втянул в себя воздух и задержал дыхание, слыша тихое бормотанье:
- Аллах акбар.
Юноша вздрогнул от пронзительной боли. Еще один мгновенный приступ страха - струйка теплой крови потекла по его бедру. Он все еще дрожал от боли, но уже ощущал благословенное прикосновение какой-то припарки: на его раненое мужество накладывали перевязку.
Глава 11
"Слава моря" лежала в дрейфе. Зеленое знамя с блестящими серебряными и золотыми полумесяцами - знамя Алжира - висело на мачте недвижно, и вода у бортов галеры казалась маслянистой. Случайные волны были столь слабыми, что заметить их можно было лишь по движению верхушки чудовищной мачты, составленной из трех прямых сосновых стволов, точно гигантское удилище. Рея вместе с подвязанным парусом весила более четырех тонн, и предводитель галер приказал спустить ее, чтобы не нагружать понапрасну мачту и растяжки. А когда задует ветер, тогда тридцать сильных мужчин разом ухватятся за толстый шестидюймовый фал, чтобы снова поднять рею. Потом самые легкие и ловкие матросы, вскарабкавшись на нее, развяжут узлы, единственный огромный парус раскроется, и галера заскользит по воде. Но пока нет ни единого дуновения, и "Слава моря" недвижима и тиха, если не считать непрерывного биения водяных насосов и потока воды, извергающейся обратно в море - изношенный корпус галеры непоправимо протекал, и только постоянное откачивание воды делало ее легкой и поворотливой. Тургут дал отдых своим гребцам, потому что "Слава моря" уже находилась там, где ей надлежало быть согласно его желанию, рыскала у точки пересечения морских путей. В трех лигах к востоку находился остров Святого Петра, где люди Тургута недавно пополнили запасы пресной воды у дружественного населения, а вблизи этого острова, огибая южную оконечность Сардинии, пролегал торговый путь между Марселем, Ливорно, Сицилией и проливами. Поэтому корсарская галера стояла здесь в засаде, хищная, как стареющая щука в зарослях водорослей.
С его места на корме Гектору открывался вид на всю заслуженную галеру. В тусклом предутреннем свете корабль выглядел еще у́же и длиннее, чем обычно. Шестнадцать футов в ширину - это меньше одной десятой расстояния от кормы до фордека, на котором можно различить черные очертания единственного носового орудия, приземистой чугунной пушки, нацеленной прямо в густой туман, за которым не видно горизонта. Ранее Тургут сообщил ему, что некогда на "Славе моря" стояли три прекрасных носовых пушки, отлитых из бронзы искусными мадьярскими литейщиками, но наиболее дорогие орудия пришлось продать, чтобы оплатить счета с верфи, снарядить корабль и выйти в море. Единственный узкий мостик шел посередине во всю длину галеры. На большинстве корсарских кораблей по таким мостикам расхаживали надсмотрщики, не спуская глаз с рабов и подстегивая ударами плетей тех, кто пытался увильнуть от работы. Но на "Славе моря" не было необходимости в подобном понуждении, поскольку ее гребцы, теперь отдыхавшие на скамьях, были по большей части вольнонаемными. По крайней мере, в этом Тургуту повезло. В начале марта он объявил о своем предстоящем походе, а через две недели в городе разразилась буба - чума. Для алжирцев буба - беда обычная, она бродит незримо и время от времени появляется, чтобы истребить слишком тесно живущее население. Но чума - бедствие летнее, она редко приходит так рано, так что хворь застала город врасплох. После того как умерли несколько знатных горожан, все бросились бежать, спасаясь от поветрия. Многие нанялись на "Славу моря", хотя Тургут не обещал жалованья, а только долю в добыче.
И вот теперь на борту у него было сто шестьдесят человек, не считая главной боевой силы корабля - отряда из сорока янычар под водительством военачальника, - и рацион стал оскудевать. Гектор в точности знал все подробности, ибо попал он на корабль в качестве капитанского скривано, которому надлежало знать, сколько в трюме осталось мешков крупы и сушеных фруктов, сколько кувшинов масла и уксуса. Корабль вышел из Алжира с припасами в расчете примерно на месяц пребывания в открытом море - это все, что оказалось по карману Тургуту, и на четвертой неделе плавания люди начали роптать на чрезмерную скудость пайка кускуса, их основного блюда. Последняя сытная трапеза случилась после того, как святой человек, отшельник-марабут совершил молитву за успех похода. Шесть жертвенных овец зарезали, когда смазанный жиром корпус "Славы моря" спустили на воду, и цветные флаги развевались на ее снастях. Кровь и внутренности отдали морю, а мясо - команде, и галера торжественно вышла из гавани Алжира. Зеваки на крепостных валах провожали ее криками, а команда салютовала гробнице Сиди Кетака на горе, без помощи коего ни один корсар не может надеяться на успех.
Однако, несмотря на принесенную жертву, успех им не очень сопутствовал. У берегов Майорки галера перехватила с дюжину судов, в основном маленьких тартан и других весельных суденышек. Всякий раз галера заставляла незнакомое судно лечь в дрейф, а затем высылала лодку с командой для осмотра, проверки национальности судна и груза. Если корабль оказывался христианским, к изучению судовых документов приступал Гектор, а встревоженный капитан не отходил от него и твердил, чуть не плача, что он честный торговец и везет только дозволенные товары. Несколько капитанов предъявили удостоверения, выданные по условиям договора между их правительствами и деем Алжира и сулящие защиту от захвата судна и груза. К сожалению, обнаруживалось, что бумаги подлинные, и Тургут, уважая договоры, отпускал задержанных. Лишь два судна оказались настоящей добычей, только грузы их ничего не стоили - вязанки дров, тюки необработанной козьей шерсти да малое количество проса и сыра, каковыми были пополнены тающие запасы "Славы". Невеликим утешением стали несколько мешков с кофейными бобами, вероятно предназначенных какому-нибудь мавританскому шейху.
Гектор обогнул куполообразный полог, под которым Тургут и ага янычар расстилали на ночь свои тюфяки. Он еще не привык к отсутствию тяжести невольничьего кольца на ноге. Накануне отплытия Тургут настоял на том, чтобы кольцо было снято.
- Я попрежнему твой хозяин, но теперь, когда ты принял веру, у меня нет никакого желания обращаться с тобой как с рабом, - заявил он. - Отныне ты должен смотреть на себя как на моего домочадца, весьма высоко ценимого. Пророк, да пребудет он в мире, сказал: "Твои рабы - твои братья, и Аллах поместил их под твое начало. Поэтому тот, у кого под началом есть брат, должен кормить брата тем же, что ест сам, и одевать его в то, что он сам носит".
На борту галеры предводитель следовал завету Пророка. Как вся команда, он ходил босым и носил простую рабочую одежду - хлопчатое платье или длинную рубаху поверх штанов. Гектор радовался свободному покрою таких мешковатых штанов, потому что все еще ощущал последствия обрезания. Рана зажила за положенные две недели после обрезания, но порою в жару он все еще чувствовал некоторое неудобство.
Какой-то матрос поднялся по трапу с гребной палубы, и, когда он приблизился, лицо его показалось Гектору знакомым. И тут же Гектор узнал моряка. То был английский матрос Дентон, с которым они вместе сидели в трюме корабля Хакима-морехода.
- Вот не думал встретить тебя здесь, - сказал Гектор.
Дентон замедлил шаг, но узнал молодого ирландца не сразу.
- Да ведь это тот паренек из Ирландии, а? - воскликнул он. - Ты изменился. Стал вроде как постарше, повзрослев. - Он глянул на босые ноги Гектора. - А еще, сдается мне, ты надел тюрбан.
С запозданием Гектор заметил на лодыжке Дентона невольничье кольцо, хотя на голове у него не было красной шапки раба, - как и у всех, голова моряка была обмотана куском невзрачной ткани.
- Да, я обратился, - коротко ответил Гектор.
- А я и не думал упрекать тебя, - заметил Дентон, ничуть не удивившись. - Но как ты оказался на юте вместе с начальниками? Ты ведь не стал гарцоне, а?
- Нет, я скривано при предводителе, - ответил Гектор.
Гарцоне на лингва франка называли молодых наложников, которых иногда брали в море начальники и старшие оджаки.
- А еще, - добавил Гектор, - я помогаю предводителю в составлении морских карт.
Это произвело на Дентона впечатление.
- Я всегда считал тебя башковитым малым, - сказал он. - А что это за штука такая болтается у тебя на шее?
- Это кибла. Она показывает, в какую сторону я должен повернуться лицом, когда молюсь.
- Можно мне глянуть? - Дентон открыл шкатулку и увидел стрелку компаса. - Да, удобная штука, особенно когда корабль меняет курс.
- А ты как? Чем занимался эти девять месяцев?
Дентон пожал плечами.
- Почти тем же, чем занимался бы дома, доведись просидеть всю зиму на берегу. Работал на верфи, плотничал. Делал все, чтобы эта посудина могла плавать. Этой старушке сто лет в обед. Вся расшаталась, а молодость не вернешь. Не удивлюсь, коли этот поход окажется последним.
И он ловко сплюнул за борт.
- Вот уж не знаю, согласился бы я выйти на ней в море, будь у меня выбор. Но мой хозяин - тот же, как ты его называешь, предводитель, и я ему здесь, на борту, позарез нужен, потому что у него нехватка хороших моряков. Вольных гребцов хоть отбавляй, а вот таких людей, которые знают, как лучше управляться с парусом, почитай и нет. По всему, кроме чина, я тут за главного каравано - отвечаю за паруса. Должность каравано тут, конечно, занимает турок, но он ничего не смыслит в этом деле и полагается только на меня. Коль этот поход закончится благополучно, я вернусь с денежками и куплю себе свободу, да и останусь на житье в Алжире. Мне нравится здешний климат, и хороший корабельный плотник здесь в цене.
- Погоди, ведь прошлой осенью всех англичан выкупили, и они вернулись домой. А как же ты?
- Видно, - усмехнулся Дентон, - меня в списках не оказалось. А следующего выкупа из Лондона еще ждать и ждать. Говорят, что английский консул умер от чумы, а на его место еще никого не прислали. Так что мне только и остается, что разжиться денежкой в этом походе. И тогда уж меня не остановишь, привезу сюда жену и детей, пусть живут вместе со мной.
- Ты хочешь сказать, что у тебя доля в добыче?
- Таков обычай. Даже самый последний гребец на галере получает свой кус, даже раб. Пусть малую толику, и по правилам вроде бы как должен отдать ее хозяину. Но если хозяин добрый, позволяет оставить себе. Судя по всему, наш предводитель - достойный старикан и позволит оставить то, что тобою же заработано. Конечно, коль служить ему будешь как полагается.
Дентон взглянул на безвольно поникший флаг.
- Я, пожалуй, пойду. Туман скоро рассеется. Надо бы подновить стяжки, пока не поздно. Приятно иметь возможность поговорить по-английски для разнообразия.
- Выходит, ты еще не познакомился с моим другом Даном? Он говорит по-английски.
- Нет, а кто это?
Гектор указал на фордек, где Дан разговаривал с одним из оджаков.
- Вон.
- Иноземец с темной кожей? Я думал, что он юзиф, раб-арап. И чего это он в такой дружбе с оджаками?
- Он мушкетер, - ответил Гектор. - И они от него в восторге.
* * *
Это случилось после полудня, когда "Слава моря" подняла парус и вышла из Алжира. Предводитель сказал Гектору, что возьмет его с собой в качестве писца, но ясно дал понять, что для Дана на галере места нет. Само собой, Гектор упрашивал хозяина переменить решение, а в ответ услышал, что неграмотный рисовальщик - только лишний рот на борту. И когда Гектор уже смирился с тем, что придется расстаться с приятелем, на пристань явился Дан с поручением от управляющего Тургута. Ему велели принести молитвенный коврик и кое-что из платья на галеру, стоящую на якоре, и так случилось, что переправили его оджаки, направлявшиеся в лодке на корабль со своей поклажей и оружием. Когда оджаки поднимались на борт, один из янычар отдал Дану подержать свой мушкет. Дан взял оружие и, глянув на замок, заметил, что оно не настроено.
- Ты что, оружейник? - спросил янычар.
- Нет, я просто меткий стрелок, - ответил Дан. - А это превосходное оружие.
Польщенный янычар спросил Дана, а не хочет ли тот сам испытать мушкет, и они вместе пошли на нос галеры, где Дан зарядил мушкет и под пристальным взглядом оджака прицелился в дохлую кошку, плывущую по воде. Он попал с первого выстрела. Это произвело на янычара такое впечатление, что он созвал своих товарищей посмотреть, как меткий Дан стрельнет еще раз, а когда тот снова попал точно в мишень - клубок плывущих водорослей, - все заплескали в ладоши. Тут уже и начальник янычар подошел посмотреть, что происходит, и когда Дан лишь на пядь промахнулся при третьем выстреле, спросил, где тот научился так метко стрелять.
- У моего народа, - гордо ответил Дан. - Вот почему нас называют мискито. Чужаки считают, что наше имя взято у летающих насекомых, которых туча на нашем берегу, но это ложь. Испанцы называют нас мискито потому, что мы - единственный народ, который против них поднял их же огнестрельное оружие. И они называют нас "народом мушкетов".
- Если ты готов сражаться с неверными, то должен пойти с нами, - заметил ага. - Нам всегда нужны хорошие стрелки, да и те, кто способен починить мушкет.
Власть аги в военных делах была равна власти самого капитана, и Дан оказался в помощниках оджаков и - на радость Гектору! - тоже отправился в поход.
* * *
Дентон проворно вскарабкался на мачту, сел на нее верхом и занялся было потертым канатом, связывающим ее, как вдруг вскинул голову и вгляделся в туман.
- Эге! - тихо проговорил он. - Кто-то идет по нашей дорожке.
Люди на палубе тоже что-то услышали, рабочим на помпе приказано было прервать работу, и в наступившей тишине стали явственно слышны ритмичные тяжелые всплески и скрип. С какой именно стороны они доносились, сказать было трудно, но звук приближался. Янычары, беседовавшие и курившие на фордеке, отложили свои трубки с длинными чубуками и взялись за мушкеты, спокойно приготовив запалы. Тургут, встревоженный внезапной тишиной на корабле, подошел к поручням правого борта и, склонив голову набок, прислушался.
- Галиот или, может быть, бригантина на веслах, - проговорил он.
Дентон бесшумно спустился вниз и оказался на палубе рядом с Гектором.
- Друг или враг? - пробормотал он. - Рыцари обычно в этих местах не орудуют, хотя у них флот из восьми больших галер, почти таких же, как "Слава моря", и они-то уж заставят нас побегать за нашими денежками.
- Рыцари? А кто это? - прошептал Гектор.
- Рыцари ордена Святого Иоанна Иерусалимского. Горстка знатных людей из лучших семейств Европы, которые занимаются и пиратством, когда это их устраивает. Утверждают, что дерутся за Святой Крест. Ненавидят берберийских корсаров. А действуют с Мальты. Один раб из их братии работал корабельным плотником вместе со мной на верфи.
Дентон замолк, потому что ага грозно глянул на него, требуя тишины, - он тоже прислушивался, пытаясь определить, с какой стороны приближается судно.
Прошло несколько минут, и стало ясно, что чужак не торопится. Плеск весел был негромок и неспешен и постепенно приближался. Гребцы на "Славе моря" уселись на свои места и опустили лопасти тридцатифутовых весел в воду, ожидая приказа. Некоторые нетерпеливо поглядывали на Тургута, стоявшего на кормовой палубе, другие, вывернув шею, пытались проникнуть взглядом сквозь туман. Вдруг мглу прорезал клич:
- Сьеме! Сьеме!
Дентон проговорил, показывая руками, как гребут:
- Вместе! Вместе!
Мгновение спустя темное пятно тумана превратилось в четкие очертания весельного судна, и послышался испуганный крик:
- Айя! Что за корабль?
- "Слава моря", во имя Аллаха! - зычно откликнулся Тургут.
На той галере осушили весла, но по инерции она шла вперед, и стало отчетливо видно, что это бригантина, весельное судно, размером в половину "Славы моря".
- Мерхба, добро пожаловать! Из какого порта? - крикнул Тургут.
- Из Джиджелли. Корсары!
Напряжение на борту "Славы моря" спало.
- Друзья-корсары из Берберии, - пояснил Дентон. - Охотятся на одном с нами участке.
Гектор уже достаточно знал по-турецки, чтобы понять, о чем перекрикиваются Тургут и капитан подошедшего судна. Бригантина вышла в поиск менее недели назад, и ей удалось перехватить три корабля неверных, два испанских, а третий - французский. Ни на одном особо ценной добычи не было, но француз оказал любезность корсарам, сообщив, что заметил большое торговое судно неизвестной национальности, ушедшее за горизонт, но направляющееся явно в Ливорно. Преследуя эту возможную добычу, бригантина шла на север в надежде перехватить парусник, который теперь остановлен штилем.
- А вы не видели никого из этих шайтанов с Мальты? - крикнул Тургут.
- Не видели. Для них еще не сезон, рано. Им больше нравится лежать в постели со своими блудницами, - последовал ответ.
- Не соединить ли нам наши силы? - осведомился Тургут.
- Д’аккордо! - долетел ответ. - Одна рука не сделает ничего, две руки сделают хлопок.
Тургут улыбнулся в бороду, услышав эту турецкую поговорку, и ответил: