Однако ж была победа, и в России раскачиваются долго. Пока суд да дело, прошли годы. И впоследствии, когда стали подбивать бабки и разбираться, граф Ростопчин отвечал уклончиво, ссылался на спешку, а государь Александр I не очень домогался: ясно, что бирочки с инвентарными номерами, когда из Москвы тикали, навешивать было и вправду некогда.
Надо заметить, кстати, что сам граф подземную Москву знал неплохо и использовал эти знания для пожарно-диверсионной работы против французов. И подземелья как таковые любил. Построил у себя в подмосковном имении Вороново двухкилометровый подземный туннель, да такой, что с гостями в коляске по нему катался.
Липранди все это взвесил и, продолжая заниматься политической контрразведкой в России, предложил императору (уже Николаю I) тайную разработку московских кладов. Появилась при Бенкендорфе то же самое, что потом при Берии, – тайная никому неподотчетная группа во главе с Липранди и при участии Бенкендорфа. С Александром Христофоровичем Бенкендорфом у того были теплые дружеские отношения еще с войны 1812 года.
История советского периода сделала из Бенкендорфа этакого императорского холуя-страшилку, почти Малюту Скуратова. Ложь совершеннейшая. Человек это был мягкий, добросердечный и, что постоянно пытались скрыть – один из легендарных командиров партизанских отрядов восемьсот двенадцатого года, [4] с подвигами не меньшими, чем у Давыдова или Сеславина. Французы от имени его одного вздрагивали.
Пушкинисты наши здорово приложили руку, компрометируя этого русского патриота. Хотя наиболее грамотные из них прекрасно знали, что никакими гонениями на великого поэта он не занимался, а лишь регулярно упрашивал Александра Сергеевича поменьше хулиганить. И тот, к слову, относился к Бенкендорфу не только не враждебно, но даже с симпатией.
Бенкендорф служил в Петербурге, Липранди в Москве, и был ее полным подземным хозяином.
Мы, кажется, уже согласились, что народ на Руси шустрый?
Ну да, от сапожника до императора.
Николай I, не без подсказки Липранди, по-видимому, рассудил здраво. В стране, все-таки, частная имущественная собственность. Это что же, по каждому найденному предмету судебные тяжбы пойдут – кому, каким наследникам он теперь принадлежит. Да все обиженные начнут потом на высочайшее имя апелляции и прошения подавать. Эдак вся государственная машина на дыбы встанет, на много лет… А может быть, лучше по-тихому, в государственную казну? Подумали и решили, что вправду, гораздо так будет лучше. И референдум не стали проводить. В конце концов, он, император, и есть главный общественный гарант.
Липранди дожил до девяноста лет (умер в 1880 г.). И даже будучи глубоким, но бодрым стариком, деятельно трудился. То есть трудился уже и при Александре II. И вся концепция тайных этих розысков автоматически переходила от императора к императору (куда уже было деваться?).
Вот почему дело это было всегда под тройным замком и под общественный прожектор ни разу не попадало.
А вот архивы царские в огромном своем объеме к новой власти попали. В том числе та их прежде не разобранная часть, которая касалась Липранди.
Волынцев разобрался.
Однако же, что толку искать там, где до этого уже потрудились. Там, понятное дело, пусто. А что Липранди? Российский ведь человек, хоть и с испанскими корнями. Жил всегда он открытым домом, деньги без счета тратил, гостей тонкими винами и заморскими фруктами потчевал. И неужели все на казенную зарплату?
Правильно был поставлен вопрос, и начали они с Сергеем Антоновичем копать архивы уже в направлении личных бумаг Липранди. И раскопали. Шифрованные тексты.
С расшифровкой полгода работали лубянские специалисты, а окончательную обработку готовил Волынцев.
Вот здесь, на этом этапе, часть сведений поступала от него Брынцалло, а часть уходила на сторону, Сергею Антоновичу, в личный архив.
Быстро поняли и присутствовавший в бумагах Липранди значок – заштрихованный крест, который означал, что в этих местах Липранди уже потрудился сам, в свою личную пользу. Однако значок этот присутствовал далеко не везде.
Наша первая находка
– Кабошоны, ребята, вот здесь, у нас под ногами. Знаете, что это такое? – спросил Андрей.
Мы, все четверо, стояли в подвальном помещении заводского клуба недалеко от Новодевичьего монастыря. Клуба, который был переделан и надстроен из особняка сестры известного московского богача Левченко, а до этого, в начале прошлого века, принадлежал семейству Строгановых, тоже кому-то по женской линии.
– Кабошоны – это самоцветы старой обработки. Округлая шлифовка драгоценного камня. Тонкая огранка алмазным порошком началась лишь в восемнадцатом веке. А до этого были только округлые, без граней.
– Они что, хуже? – поинтересовался Анатолий.
– Ничуть не хуже. И даже наоборот – отлично годятся для тонкой современной переогранки. Прошу сюда. – Андрей развернул на грязном оставленном кем-то столярном столике большой лист бумаги. Сверху ярко светила предусмотрительно ввинченная нами двухсотсвечовая лампа. – Вот внешние ориентиры – Новодевичий монастырь, Москва-река, план фундамента. Дом, однозначно, этот самый. Под домом ходы, видите, один из них прямо под нами.
– Ты их перерисовывал?
– Нет, это воссоздано по описанию Липранди. У него там все измерения на английский манер, в футах. Поднимаем плиты и попадаем вот сюда. – Он указал на магистральную, почти по центру, линию, от которой в разных местах отходили под прямым углом три другие. – Два этих боковых направления нас не интересуют, и туда соваться не будем. А дальний, третий аппендикс – наш как раз. Там и запустим аппаратуру на обнаружение. Проверь, Олег, как у нас дверь заперта… Нормально? Ну, други, за дело!
Квадратные старые плиты, по более квадратного метра каждая, приподнесли нам сюрприз.
Черт знает, когда их закладывали, но сработано было по-ленински, всерьез и надолго. А главная причина наших безуспешных многочасовых усилий выяснилась лишь на шестом часу работы, когда, наконец, удалось пройти до конца первую щель между плитами. Толщина плиты оказалась чудовищной – около двадцати сантиметров. Отсюда – огромный вес.
– Ни хрена мы ее сегодня не поднимем, – в конце концов, заключил Михаил. – Зацепы нужно придумывать и рычаги. Понимаю теперь, почему твой Липранди сюда не добрался.
– Не добрался он только потому, что здесь безвыездно жили люди. А то бы придумал что-нибудь, не беспокойся. Ладно, закругляемся на сегодня, – распорядился Андрей. – А вы, технические головы, думайте – что можно сделать. Без взрывов и отбойного молотка, разумеется.
Нет, кладоискательство не простая штука!
Пришлось объяснять местному бугру, что мы ремонт затеваем, элекродрели будут звенеть, молотки… Того это, впрочем, лишь постольку заинтересовало, поскольку с нас можно слупить за это лишнюю мзду.
А в целом – неделя работы. К концу ее, измучившись, мы трое (Андрей трудился у себя на Лубянке) почти позабыли – зачем нам нужна эта чертова плита. Она уже сделалась самоцелью.
Но все-таки в субботний день, ровно в полдень, мы одолели. И что? Под ней был плотный непроницаемый грунт.
Передохнули и снова заработали.
После первой вынутой прочие плиты пошли легко. И вот седьмая… вместо темно-серого грунта – черная пустота. Аккуратно под ней. Только краями своими плита покоилась на грунте.
– Так, – Андрей сверился со схемой, – метра на полтора в сторону. Это хорошо, лишь подтверждает точность. Посвети туда, Олег.
Мне сразу бросилось в глаза, что стенки подземного хода не земляные, а кирпичные, хотя и покрыты грязно-серым налетом. Свет фонаря пошел вниз… Стоп! Вот и дно… метра четыре внизу или чуть больше.
– На спуск, ребята, – скомандовал Андрей. – Бери аппаратуру, Толя. Ты, Миша, остаешься здесь, наверху.
Через минуту вниз полетела веревочная лестница. Мы надели на головы шахтерские каски с сильными фонарями и аккуратно затянули под подбородками ремешки.
Первым спустился Андрей, и только опробовав на нескольких метрах ногами грунт, дал знать нам с Анатолием.
– Включай аппаратуру сразу, – приказал он ему, – на проверку грунта в направлении нашего движения, волчьи ямы предки очень любили строить. Пойдешь первым. Примерно двадцать шагов, потом должен быть поворот налево.
Мы медленно двинулись гуськом.
Толя вставил в ухо что-то вроде шнурка, по которому слушают плейеры, а в подвешенной на его груди коробке величиной с противогазную камеру тут же что-то зашепталось и затикало. В руке он держал щуп, абсолютно такой же, с каким работают миноискатели, только не с рамкой, а эллиптической какой-то губкой на конце.
Я от безделья считал наши медленные шаги… Десять.
– Все нормально, пока, – не поворачиваясь, произнес Анатолий, – фон очень ровный.
Пятнадцать, шестнадцать… двадцать. Где же этот поворот, ведь я иду сзади? Двадцать два, двадцать три…
– Есть поворот! – почти закричал Толя.
– Спокойно, – скомандовал Андрей, – сначала проверь грунт сразу за краем.
………………………………………………………………………….
– Проверил, фон тот же.
– Двигаемся очень не спеша туда.
Через несколько секунд и я свернул в полутораметровой ширины проем вслед за друзьями.
– Я уже вижу стену! – прозвучало впереди.
– Проверь все перед ней, – Андрей говорил очень спокойно, нарочно, как мне показалось, охолаживая пыл.
Теперь, под светом наших ламп, и я увидел кирпичный тупик метрах в двенадцати от себя.
Толя возился еще минуты две, а потом произнес:
– Можно смело подойти, грунт везде плотный, никаких подземных ловушек.
Мы подошли, и я через спины товарищей, не знаю зачем, протянул руку и потрогал покрытый земляным налетом кирпич.
– Давай, – кивнув на него Анатолию, распорядился Андрей, – проверяй, где там пустоты.
Мы сдвинулись назад, чтоб не мешать, а наш товарищ начал с самого верху водить губкой по кирпичной стенке.
И через несколько секунд в его приборе что-то произошло – он заговорил каким-то новым языком. Точнее, зажурчал, громко и ровно.
– Что?! – не выдержал я.
Толя только предупреждающе поднял вверх руку и продолжал работать.
Еще через три минуты он щелкнул рычажком и вынул шнурок из уха.
– Там полость. Точнее – емкое пустое пространство снизу доверху. Стенка – простая перегородка. Думаю, только в один кирпич, – он поскоблил ножом стену. – Так, кладка здесь параллельная, кирпич лежит боком. А что за ним, Андрюша, не знаю, но не меньше десяти кубов пустого пространства там точно есть. Что дальше делать будем?
– Кувалдой работать. Сходи, Олег, пусть Миша сбросит. Да сразу и начинай, сверху. Поочередно меняться будем. Я эти старые кладки знаю. Попотеть придется.
Потели четыре часа. Двое при этом отдыхали наверху, один работал внизу кувалдой, второй освещал ему своей лампой стенку, так как долбать ее в шахтерской каске было очень неудобно.
……………………………………………………………………..
Небольшой пролом уже сделан давно, но каждый кирпич отбивался с большим трудом. Мы с Михаилом дожидались очередной своей смены. Но снизу никто не вылез. Нас позвали обоих:
– Готово! Проломили проход!
……………………………………………………………………..
Проход был узким, с рваными кирпичными краями… Ребята улыбались. Под сильным светом направленного туда фонаря, метрах в трех от нас, на грунте стоял окованный сундук. С округлой крышкой. Не очень большой, со средний чемодан объемом… Занеси ногу и шагай внутрь.
– Вот этого как раз нельзя делать, – предупредил Андрей. – Врубай, Толя, снова прибор. Что там, по ту сторону для нас приготовлено?
– Яма, как пить дать, – через минуту сообщил тот.
– Вот так дорогие предки и делали, – удовлетворенно заключил наш руководитель. – Грунт насыпан на тонкую брусочную клетку. И можете не сомневаться – дубовые острые колья внизу. Ну, кто за сундуком пойдет? Миш, ты у нас самый легкий?… Да ладно, шучу, шучу. Все поднимаемся наверх. Ты, Олег, умеешь разговаривать с пролетариатом. Значит, я быстро в киоск за двумя бутылками водки, а ты к дому напротив, там стройка какая-то идет. Две прочных доски под три метра нам нужно.
За две бутылки водки нам предложили еще в придачу пакет гвоздей, и мой приятель-чекист, изобразив довольную физиономию, их тоже забрал – потому что подозрительно от добра отказываться.
Доски положили от кирпичной кладки до грунта, на котором стоял сундук. Андрей легко проскочил по ним, а мы выставили в проем головы.
Сначала он потрогал сундук руками, потом взялся за кольцо и без труда поднял крышку.
– А ларчик просто открывается.
– Чего там?! – нетерпеливо спросили мы.
– … чего, чего… а ничего! Шучу, кидайте сумку.
Большая черная брезентовая сумка полетела ему в руки.
Андрей принялся, не спеша, что-то в нее загружать…
– Ну ты скажи, чего там такое!
– Угомонитесь, любопытные! Все дома рассмотрим.
Сумка явно набрала вес. Андрей по-хозяйски осмотрел дно сундука:
– Ну, вроде все.
– Давай лучше протянем сумку на веревке, – предложил Миша. – Грохнешься с ней на колья, как потом сумку вынимать?
– Не бойтесь, жлобы, не такая уж она тяжелая.
– Значит, так. – Андрей поставил сумку на столярный столик. – Сейчас быстро закладываем на место плиты, потом едем ко мне разбираться с добычей. А в понедельник двое сюда должны прийти и замазать щели раствором. Делать потом нам больше здесь нечего. Хлам нужно забрать, но за аренду уплатим еще за месяц вперед. Чтоб сразу сюда никто не совался.
– Ребят! – встрепенулся Анатолий. – А вдруг кто-нибудь после нас вниз полезет, там же волчья яма!
– Тьфу, черт! Из головы выскочило, – Андрей на секунду задумался. – Есть решение!
Он быстро достал из кейса лист бумаги и написал большими буквами: "ОСТОРОЖНО! За стенкой провал!"
– Слетай, Миш, и прикрепи.
Миша исчез, но тут же высунул голову назад:
– Олег, ты у нас журналист – общественная совесть, проследи, чтоб эти гады не заложили меня плитами. Я вижу, у них поделить мою долю уже руки чешутся.
Вечер. В комнате горит яркий свет, а занавески плотно зашторены. Стол, вокруг которого мы стоим, раздвинут и покрыт газетами. На столе…
Нет, сумка лежит на полу, нераскрытая, рядом.
На столе бутылка армянского и четыре стакана.
– Ну, други, за здоровье Ивана Петровича Липранди, царствие ему небесное! – поднял стакан Андрей.
……………………………………………………………..
– … ах… ох… нормальный коньяк… ну и материт он сейчас нас в этом царствии, наверно…
– Губы помазали, и нету бутылки.
– Надо за второй бежать.
– Сначала посмотрим, что в сумке, а потом решим – бежать или не бежать.
– Клади ее на стол.
– Да уберите стаканы прежде…
Дзи-ип, проскрипела во всю длину открытая молния.
– Начнем! – Андрей покрутил руками, как хирург перед операцией.
Покрутил… и вынул какую-то тусклую полоску металла, размером с большую школьную линейку… еще такую же почти… еще две… Затем вытащил огромнейший фолиант в грязно-желтоватой металлической отделке… Другой такой же, размером чуть меньше… А это что за темно-синяя материя?
– Пиджак какой-то, – первым прервал тишину Анатолий.
– Камзол, – Андрей перевернул сумку и потряс ею в воздухе. – Все ребята, пусто. Поздравляю с удачей!
Мы молчали…
– Ты про это дерьмо? – наконец выговорил Миша.
– Ах, Мишенька! Слетал бы ты, действительно, за бутылкой! Только кроме армянского еще пару бутылочек шампанского возьми.
– Ты что, уже разобрался в этом хламе? – удивленно спросил я.
– Не до конца еще, конечно. Сними с письменного стола лампу и протяни сюда шнур. Больше света, как говаривал Гете!
Он подошел к настенной полке и вынул оттуда две лупы и ту штуковинку, которую обычно вставляют в глаз часовщики.
Однако сперва Андрей осторожно поднял вверх длинный камзол, осмотрел его и снова положил на край стола.
– Это главное, и это – потом. Садитесь вокруг и не мешайте.
Он взял в руки первую металлическую полоску и начал ее рассматривать просто под лампой.
– Так, здесь четыре камня… Видите эти темные стекляшки?
Мы видели уже округлые, выступавшие из металла полусферы, величиною с ноготь на большом пальце примерно.
– Здесь тоже четыре… значит, на двух других их должно быть по три… Правильно, три… и три.
– А ты на них через лупу, – вежливо посоветовал Михаил.
– Будет и через лупу. Только и без нее я сразу могу сказать, что это александриты, те, что по четыре. А те, что по три, сапфиры почти наверняка, они чуть поменьше будут, но очень даже крупные, тем не менее, кабошончики… Теперь отделкой Библий займемся… Тяжесть, однако. Оп-ля!.. Жемчуг не в счет… это тоже мелочь… но есть четыре изумруда. Видите, вертикальной линией идут по центру? – он провел по поверхности непонятно откуда взявшейся бархатной тряпочкой, и камни величиною побольше ногтя на мизинце зажглись зеленым, каким-то карамельным цветом. – По восемь карат здесь точно есть. А на второй у нас что?.. Рубины… четыре по краям, видите?
– Здоровые!
– Здоровые, Олег, очень здоровые. Теперь посмотрим их через лупу. Насколько они действительно здоровы.
– А что с ними может быть?
– Трещины. Качество, в смысле прозрачности и цветового наполнения – это работа долгая. Мне завтра на целый день хватит. Но сначала трещины. Есть трещинки и цена на них – вниз во много раз.
– Я этого процесса не выдержу. Прошу объявить мне потом окончательный результат! – заявил Миша. – Я пошел в магазин, давайте деньги.
…………………………………………………………………
Андрей отложил в сторону обе Библии и металлические полоски.
– Это оклад от иконы, чтобы вы знали.
– Уже догадались, – сказал Анатолий.
– М-да? А что у нас с камзолом, тоже догадались?… Как он вам, серебром шитый?
– А что нам с того серебра?
– Значит, не догадались. Серебро, действительно, ни при чем. А вот пуговички нам понадобятся. Видите, четыре по центру… и еще по одной на рукавах?
– Стекляшки тусклые?
– Тусклые, потому что я их тряпочкой не потер. А стекляшки, Толенька, граф Строганов не носил, обижаешь.
У меня на лбу вдруг выступила испарина.
– Неужели… неужели бриллианты, Андрей?!
– Молодец! Они самые. Была такая мода в Екатерининскую эпоху, среди самых богатых людей России, разумеется. И это, сам видишь, не кабошоны, а западноевропейская огранка. Тонкая… голландская, скорее всего, работа.
– Мама моя, сколько ж они тянут?
– Ты про караты, Толя, имеешь в виду? Между восемью и девятью, позже скажу точнее… Чего-то, ребят, я в туалет захотел. Пойду, расслаблюсь. Всё – в сумку назад, и стол освобождайте от газет.
Миша вернулся. И опять, как в старые времена, мы садимся за стол. Нет, не как в старые, что-то изменилось в нашей жизни, что-то совсем другое пришло. Мы знаем об этом другом, но не можем еще к нему определиться. Разумом понимаем, но внутрь оно не вошло. Никто не открыл бутылки… и в атмосфере немая усталость, как в раздевалке у победивших спортсменов.