- Будьте добры, капитан Буш, вызовите меня, если будет что-нибудь новенькое - сказал Хорнблауэр.
Он спустился вниз, в свою каюту. Браун освободил его от его тяжелого парадного мундира и эполет. Оставшись, наконец, один, Хорнблауэр заметался по каюте. Он открыл футляр с пистолетами, подаренными ему Барбарой, прочитал лежащую в нем карточку - последние слова, полученные от нее - и снова закрыл футляр. Хорнблауэр вышел было на кормовую галерею, и вновь вернулся в каюту. Осознание того, что он озабочен ожиданием, раздражало его. Он взял с книжной полки "Путешествия архидиакона Кокса" и заставил себя углубиться в нудные заметки архидиакона об условиях жизни в России, в надежде восполнить свои знания об этой северной державе. Но смысл слов не доходил до него. Хорнблауэр положил книгу обратно и потянулся за тоненьким томиком "Чайльд-Гарольда".
- Слишком напыщенно, - пробормотал он, пролистнув несколько страниц.
Пробили шесть склянок - итак, только одиннадцать часов, а пообедать он сможет не раньше двух. Хорнблауэр поднялся со стула, прилег на койку, закрыл глаза, мрачно сжал руки и постарался заставить себя задремать. Он не мог позволить себе снова подняться на палубу и ходить по ней взад и вперед, как ему бы хотелось - этим он только выдал бы свое волнение и усталость. Проходящие минуты казались часами. Хорнблауэру казалось, что еще никогда в жизни он не чувствовал себя таким несчастным - словно заключенным в клетку.
Пробили восемь склянок и он услышал, как сменяется вахта. Казалось, прошла еще целая вечность, прежде чем до ушей Хорнблауэра донеслась какая-то возня на полупалубе и кто-то постучал в дверь его каюты. Хорнблауэр приподнялся на койке с видом хорошо отдохнувшего человека.
- Войдите! - крикнул он и уставился на вошедшего мичмана, словно только что проснулся.
- Шлюпка направляется к нам, сэр! - доложил мичман.
- Я поднимаюсь наверх, - ответил Хорнблауэр, - позовите моего слугу.
Браун помог ему влезть в мундир и он поднялся на палубу когда шлюпка еще находилась на некотором расстоянии от "Несравненного".
- Это та же пинасса, которую мы уже видели, сэр! - заметил Харст.
Пинасса привелась к ветру и спустила грот, а крючковой окликнул корабль на русском.
- Где мистер Броун? - осведомился Хорнблауэр.
Оклик повторился и Броун перевел.
- Он спрашивает разрешения подойти к борту, сэр, и говорит, что у них для вас сообщение.
- Скажите ему, чтобы подходили, - решил Хорнблауэр. Эта зависимость от переводчика всегда раздражала его.
Команда пинассы была проворна и щеголевато одета в нечто, напоминающее униформу: голубые рубахи и белые штаны, а с кормового сидения на борт готовился подняться офицер в мундире, со шнурами поперек груди, на гусарский манер. Гусар неуклюже поднялся на палубу и, оглядевшись, отсалютовал массе золотых галунов, ожидающей его. Затем он достал письмо и вручил его с объяснениями на русском языке.
- От Его Императорского Величества царя, - перевел Броун с легким удивлением в голосе.
Хорнблауэр взял конверт, адрес на котором был написан по-французски:
"M. LE CHEF D'ESCADRE LE CAPITAINE SIR HORNBLOWER,
VAISSEAU BRITANNIQUE NOONSUCH".
Похоже секретарь царя, каким бы опытным и компетентным он ни был в других вопросах, все же не был силен в британских чинах и произношении. Письмо внутри также было написано по-французски - было приятно прочитать его без помощи Броуна:
Императорский дворец в Петергофе
Гофмаршальство Императорского двора
30 мая 1812 г.
Сэр!
Его Императорское Величество Император Всероссийский повелел мне выразить вам удовольствие Его Императорского Величества по поводу вашего прибытия в воды Его Императорского Величества. Его Императорское Величество и Его Королевское Высочество принц Швеции также приглашают Вас и представителей Вашего штаба на обед, который состоится сегодня, в четыре часа, в Петергофском дворце. Его Превосходительство морской министр предоставил в Ваше распоряжение барку, которая доставит Вас и сопровождающих Вас лиц прямо на пирс, а также офицера, который вручит Вам это письмо и будет сопровождать Вас.
Примите, сэр, уверения в моем совершенном к Вам уважении.
Кочубей, Гофмаршал Двора.
- Я приглашен на обед к царю и Бернадотту, - сообщил Хорнблауэр Бушу, протягивая письмо. Буш с умным видом взглянул на него, слегка склонив голову набок, как будто бы он и сам мог читать по-французски.
- Полагаю, что вы пойдете, сэр?
- Да.
Вряд ли будет тактичным начинать свое знакомство с представителями высшей власти России и Швеции с отказа от императорского и королевского приглашения.
Хорнблауэр вдруг оглянулся и заметил, что, по меньшей мере, половина офицеров "Несравненного" прислушивается к его словам. Публичное обсуждение дел, касающихся только его одного, вряд ли способствовала бы сохранению величия и тайны, окружающей коммодора. Он самым досадным образом нарушил давно установленные для себя правила.
- Неужели ни у кого из вас нет более полезных дел, чем стоять и пялиться? - взревел Хорнблауэр на окружающую его толпу, - если нужно, я найду работу хоть на топе мачты, в том числе - и для старших офицеров.
Смущенные, они сразу же начали исчезать, причем каждый изо всех сил старался избежать взгляда коммодора. Весьма желательный результат был, наконец, достигнут, после чего Хорнблауэр вдруг заметил, что гусар держит в руке еще одно письмо. Он взял его у посланца и взглянул на конверт.
- А, полковник, это вам, - проговорил Хорнблауэр, протягивая письмо Уичвуду и повернулся к Бушу: - Царь и Бернадотт сейчас в Петергофе - вот это место на карте, на побережье Ораниенбаума. Вы, разумеется, примете команду в мое отсутствие.
На лице Буша отразились все его сложные переживания: Хорнблауэр знал, что сейчас ему вспоминаются другие случаи, когда Хорнблауэр оставлял его за себя, чтобы, например, нанести визит сумасшедшему тирану в Центральной Америке или пуститься в отчаянную эскападу на побережье Франции.
- Есть, сэр! - откликнулся Буш.
- Мне нужно взять с собой представителей моего штаба, - продолжал Хорнблауэр, - кто, по-вашему, достоин пообедать с царем?
Он пытался разговаривать с Бушем, который формально был равен ему по чину, в легком тоне - особенно теперь, после недавней неприятной для него сцены.
- Полагаю, вам понадобится Броун, сэр?
- Полагаю, что так.
Но обед у царя станет событием для любого молодого офицера, событием, о котором он будет вспоминать всю оставшуюся жизнь. Хорошая служба должна быть вознаграждена приглашением, а будущий адмирал сможет обогатиться неоценимым опытом.
- Я возьму Харста, - наконец решил Хорнблауэр. Это не было попыткой приблизить первого лейтенанта к адмиральским эполетам - дисциплина требовала, чтобы он принял участие в этом торжественном событии: - И молодой Маунд, если вы будете любезны поднять для него сигнал. И еще мичман. Кого бы вы могли бы рекомендовать?
- Соммерс наиболее сообразителен, сэр.
- Этот толстый? Очень хорошо, возьму его. Вы также приглашены, полковник?
- Да, сэр, - ответил Уичвуд.
- Мы должны быть на месте в четыре. Сколько времени займет дорога?
Он взглянул на гусара, который не понял вопроса, а затем оглянулся по сторонам, в поисках Броуна, которого на палубе не оказалось - что было особенно возмутительно. Когда Хорнблауэр разгонял толпу бездельников, он, конечно же, вовсе не имел в виду Броуна, но, судя по всему, Броун, с его показной скромностью, решил истолковать приказ коммодора буквально. Он раздраженно бросил приказ проходящему мичману и ожидал, пока Броун поднимется обратно, клокоча от злости. Однако, приход секретаря не принес ему долгожданного облегчения: в ответ на переведенный вопрос Хорнблауэра, гусар только поднял глаза к небу и пожал плечами, после чего все-таки дал ответ - переведенный Броуном - что дорога может занять два, а то и четыре часа. Будучи кавалеристом, а не моряком, гусар не мог оценить время, необходимое для переезда в шлюпке.
- Черт побери, мы не можем опоздать на королевский прием, - взорвался Хорнблауэр, - отбываем через полчаса.
Хорнблауэр пунктуально появился у борта, где его уже ожидали остальные: юный Соммерс, чьи пухлые щеки побагровели от напряжения, Харст и Маунд, неловкие в полных парадных мундирах и Броун, одетый со всей тщательностью.
- Садитесь, - бросил Хорнблауэр.
Молодой Соммерс, в соответствием с освященными временем правилами, первым ступил в шлюпку, Броун последовал за ним. Перелезая через борт Броун неловко вскинул руку, вслед за ней задрался тесный сюртук и жилет. Хорнблауэру на мгновение бросился в глаза какой-то черный предмет на поясе у его секретаря, что-то черное. Это могла быть рукоять пистолета, засунутого дулом за пояс панталон на самом боку, там, где выпуклость менее всего заметна под одеждой. Впрочем, на боку у Броуна была и шпага - Хорнблауэр удивился было, зачем ему еще и пистолет, но вслед за Броуном уже спускались Маунд и Харст, а за ними уже нависал Уичвуд, в своем алом мундире и медвежьей шапке. Гусар должен был спускаться вслед за полковником, а коммодор - последним, но кавалерист вдруг отступил назад с неуместной вежливостью, кланяясь и уступая дорогу старшему по званию.
- После вас, сэр - проговорил Хорнблауэр прямо в глухое для английской речи ухо гусара. Ему пришлось чуть ли не топнуть ногой, чтобы заставить недогадливого кавалериста спуститься в шлюпку первым, а затем Хорнблауэр и сам перелез через борт под свист дудок боцманских помощников; стоящие на палубе офицеры замерли, салютуя коммодору. Наконец он с трудом спрыгнул на кормовое сиденье - помимо парадного мундира, движения дополнительно сковывал еще и шлюпочный плащ. В носовой части пинассы была небольшая каюта, в которую он и втиснулся вместе с Уичвудом, Харстом, Маундом и младшими офицерами; гусар скромно остался на корме. Старшина-рулевой выкрикнул какой-то приказ, шлюпка отвалила от "Несравненного", и, подняв парус, направилась к берегу Ораниенбаума.
Со своего места Хорнблауэр мог видеть Броуна, сидевшего на корме. Дело с пистолетом казалось не таким уж серьезным - очевидно его секретарь, как бывший мятежник, боялся нападения по дороге или ареста на берегу и хотел иметь средство для самозащиты. Но ведь даже русские, не осмелились бы поднять руку на чиновника британской службы в английском мундире. Рукоятка этого пистолета была большая и черная… Хорнблауэр вдруг заерзал на рундуке, на котором сидел, развел колени в стороны и вновь свел их вместе. Этот пистолет, рукоятку которого он видел за поясом Броуна, был один из тех пистолетов, которые Барбара подарила ему. Он слишком хорошо запомнил форму его рукоятки черного дерева, чтобы ошибиться.
Если на борту появляется вор - это всегда неприятно и вселяет тревогу - кражу совершить легко, а круг подозреваемых весьма широк, - однако в данном случае дело было даже не в этом. Это будет отвратительное дело - обвинить Броуна в воровстве и подвергнуть наказанию за это. Английские капсюльные нарезные пистолеты - возможно, первый образчик оружия такого рода, попавший в Россию - можно продать при дворе за хорошую цену. Броун вполне может рассчитывать получить за него две, а то и три сотни гиней. Однако при всей своей предубежденности к своему секретарю, Хорнблауэр не мог представить его обыкновенным воришкой.
Старшина выкрикнул новый приказ и пинасса легла на другой галс; косой парус, которым она была оснащена, пришлось при этом спустить и поднять заново и Хорнблауэр наблюдал за маневром с профессиональным интересом. Русские матросы были ловки и проворны, но этого и можно было ожидать от команды пинассы, приписанной к Российскому Адмиралтейству. "Несравненный" был уже далеко за кормой, его корпус скрылся за горизонтом. Буй, мимо которого они проплывали, прошел неподалеку от борта и исчез за кормой - быстрота, с которой он это проделал, показала, что пинасса развивает неплохую скорость.
- Теперь мы держим к зюйд-весту, - заметил Харст, - мы уже сошли с фарватера.
Он выбрался из небольшой каютки и посмотрел вперед.
- Земля прямо по курсу, сэр, - доложил он, - но не видно никакого дворца.
- Я ничего не знаю о Петергофе, - начал Уичвуд, - еще субалтерном, перед Тильзитом, я был в Царском Селе и в старом Зимнем Дворце вместе со штабом Уилсона. Петергоф - один из меньших дворцов, думаю, они выбрали его для встречи, чтобы Бернадотт смог прибыть туда прямо по морю.
Бесполезно было гадать, к чему может привести сегодняшняя встреча и все же искушение было очень велико. Минуты все тянулись, но вот старшина выкрикнул новый приказ. Парус пошел вниз, пинасса развернулась и впереди показались палы пирса. Были поданы бросательные, и пинасса подтянулась к широкому трапу, спущенному с конца пирса прямо в воду. На этот раз вежливость русского офицера была как раз к месту: последний в шлюпку и первым из шлюпки, по старшинству - таков был флотский этикет. Хорнблауэр выбрался из маленькой каюты, ступил на трап и начал подниматься по нему, судорожно проверяя, чтобы треуголка сидела ровно и перевязь со шпагой заняла свое подобающее место. Как только он достиг конца трапа, кто-то прокричал приказ: его встречал почетный караул из двадцати солдат - гренадеров в синих мундирах и медвежьих шапках. Взяв оружие "На караул", они замерли с левой рукой, лежащей поперек груди, что человеку, привыкшему к отданию почестей Королевскими морскими пехотинцами казалось по меньшей мере странным, однако их мундиры и даже поза, показались вдруг странно знакомыми. Хорнблауэр понял, что они напомнили ему деревянных солдатиков, с которыми любил играть маленький Ричард - коробку немецких солдатиков, контрабандой доставленных с материка и преподнесенных его сыну одним из дипломатических друзей Барбары. Конечно же, русская армия была организована на немецкий манер, а Петр III даже ввел прусские мундиры. Хорнблауэр церемонно отсалютовал в ответ офицеру, командующему почетным караулом, стоя навытяжку достаточно долго, чтобы все сопровождающие успели к нему присоединиться; гусар что-то быстро говорил Броуну по-русски.
- Нас ожидают экипажи, сэр, - перевел Броун. Хорнблауэр уже видел их на конце мола - два больших открытых ландо, запряженные прекрасными лошадьми. На облучках сидели кучера в пудреных париках с кочками, одетые в красные кафтаны - не такие алые, как мундиры английской армии или ливреи британского королевского дома, а более мягкого, землянично-красного оттенка. Пара лакеев, одетых подобным же образом, держали лошадей под уздцы, еще двое стояли у дверей экипажей.
- Для старших офицеров предназначен первый экипаж, - объяснил Броун.
Хорнблауэр вскарабкался первым, Уичвуд и Харст следом за ним. Гусар последовал за ними с извиняющейся улыбкой и уселся напротив, спиной к лошадям. Дверцы закрылись. Один лакей сел на облучок рядом с кучером, другой вспрыгнул на запятки и лошади рванули вперед. Дорога пролегала через обширный парк, в котором тщательно ухоженные газоны чередовались с купами изящно подстриженных деревьев. Тут и там фонтаны поднимали к небесам свои величественные струи, а в мраморных бассейнах плескались мраморные наяды. Случайные повороты дорожки открывали прекрасные виды на лужайки, спускающиеся правильными террасами; то и дело попадались длинные мраморные лестницы и красивые маленькие мраморные павильоны и за каждым поворотом, у каждого фонтана и каждого павильона стояли часовые, при проезде экипажей вскидывающие ружья "на караул".
- Три последних царя были убиты. Только женщины-императрицы умирали в своих постелях, - заметил Уичвуд, - Александр принимает меры предосторожности.
Экипаж снова резко повернул и выехал на широкую, усыпанный гравием плац; на противоположной его стороне Хорнблауэр успел разглядеть дворец - довольно-таки беспорядочное здание в стиле рококо из розового и серого камня, с куполами, венчающими каждое из крыльев. Затем экипажи подкатили ко входу, где их приветствовал очередной часовой, а лакей в пудреном парике распахнул дверцы. Произнеся несколько вежливых слов по-русски, гусар провел все общество вверх по розоватым мраморным ступеням в величественную приемную. Рой слуг бросился им навстречу, чтобы принять шлюпочные плащи. Хорнблауэр снял треуголку и сунул ее подмышку, остальные последовали его примеру. Створчатые двери напротив распахнулись и, пройдя сквозь них, они были встречены величественным господином в белом парике, чей мундир - по крайней мере, его части, виднеющиеся из-под густого золотого шитья, - также были окрашены в красный цвет Империи. В руке у него был тяжелый жезл черного дерева, инкрустированный золотом.
- Кочубей, - представился он на прекрасном французском, - гофмаршал двора. Коммодор Хорнблауэр? Лорд Уичвуд?
Они поклонились ему, и Хорнблауэр представил остальных; он заметил, что гофмаршал скользнул внимательным взглядом по мундирам прибывших, словно хотел убедиться, что ничто недостойное двора Его Величества не проникнет далее во дворец. Затем он снова повернулся к Хорнблауэру и Уичвуду.
- Его превосходительтво морской министр был бы счастлив, если бы коммодор Хорнблауэр смог бы уделить ему время для короткой беседы.
- Всегда к услугам его превосходительства, - ответил Хорнблауэр, - однако сейчас я нахожусь здесь по приглашению Его Императорского Величества.
- Превосходно, сэр. Пройдет еще некоторое время, прежде чем Его Императорское Величество примет вас. А его превосходительство министр иностранных дел между тем будет счастлив, если лорд Уичвуд уделит ему свое внимание на несколько минут.
- Всегда к услугам его превосходительства, - поклонился Уичвуд. Для человека его опыта, французский полковника был исключительно беден.
- Благодарю вас, - ответил Кочубей.
Он повернулся и жестом подозвал еще трех офицеров двора. Золота на их мундирах было меньше, чем у Кочубея и по золотым ключам, видневшимся под отворотами, Хорнблауэр понял, что это камергеры. Последовали новые представления и новые поклоны.
- А теперь не будете ли вы любезны последовать за мной, сэр - обратился Кочубей к Хорнблауэру.