Лодка еще не успела коснуться кромки земли - Юра уже был на берегу. За ним, прихватив палатку и колышки к ней, прыгнул Пушкарев. Куриков, ворча, принялся вытаскивать нос лодки на берег, Николай помог ему и пошел вслед за товарищами.
- Парень! - окликнул его манси и ткнул пальцем в лодку. - Надо, однако, починять?
На одном из швов отлетел кусочек смолы. Николай колупнул пальцем - что-то пустяковое.
- Ерунда. Сойдет. Пошли…
Глава седьмая
1
Солнце показало лишь самый краешек диска и скалы на Ключ-камне чуть порозовели, когда Наташа подошла к неширокому угловатому отверстию, черневшему в горе. Это был вход в пещеру.
Наташа зажгла фонарь, передвинула поудобнее моток веревки, перекинутый через плечо, поправила выбившийся из-под платка локон и проскользнула в отверстие. За ней шмыгнул Томми.
Усыпанный камнями ход уползал вперед и вниз, теряясь в густой черноте. Наташа ступала осторожно, опираясь на длинную рукоять геологического молотка. Фонарь неясно освещал угрюмые низкие своды, небольшие округлые сталактиты и острые выступы стен. Камни под ногами исчезли, пол устилала грязно-серая вязкая глина.
Вдруг стены раздвинулись. Наташа оказалась в просторном подземном зале. Свет фонаря едва достигал потолка. Огромные тени - девушки и пса - колыхались и прыгали по гроту.
В левой стене виднелся узкий лаз. Наташа направилась к нему. Ход постепенно расширялся. Бесшумно, словно тени, перед лицом сновали летучие мыши. Было удивительно, как это они не ударяются о стены узкого коридора. Мыши пугали Наташу. Томми лаял на них. В расщелинах копошились и пищали десятки отвратительных мышиных детенышей, потревоженных светом.
Ход, расширяясь, уползал все дальше в земную глубь.
- Ой! - Наташа отпрянула назад, чуть не ступив в воду.
У ее ног лежало подземное озеро. Чистенькие глинистые берега были пологи. Вода удивляла необыкновенной прозрачностью. Ровная-ровная, абсолютно спокойная гладь уходила куда-то под дальние черные своды. Наташа бросила камешек - гладь ожила: побежали один за другим, заколыхались, заискрились круги.
Как теперь двигаться дальше? Не плыть же по озеру! Наташа начала оглядываться внимательнее. В одной из стен, за причудливыми глыбами известняка, она заметила отверстие. Извилистый, ломаный ход довольно круто падал вниз. Передвигаясь по нему, пришлось цепляться не только за выступы стен, но и за "пол".
В пещерах Наташа бывала и раньше, а однажды, еще курносой пигалицей, она во время экскурсии, поспорив с ребятами, пошла в пещеру ночью одна. Ох, жутко было!.. И все-таки она дошла до последнего грота - пещера была метров двести длиной - и там в доказательство своего посещения оставила выдернутую из косы ленту. Наутро двинулись туда всей компанией, нашли ленту, и с того дня Наташа Корзухина из седьмого "Б" часто слышала за своей спиной уважительный шепот: "Вот эта самая…" Она очень гордилась…
Потом Наташа бывала в знаменитой Кунгурской пещере, лазала по гротам трехэтажной Смолинской, но всякий раз с неизменной силой существо ее наполняло волнующее чувство неведомого и страх перед мрачным, никогда - никогда! - не видевшим солнца подземным миром.
Было страшно ей и сейчас. Темнота всегда настораживает и пугает, пещерная - вдвойне. Гуще, темнее ее нет ничего. И не хочешь этого, не веришь в это, а чудится, что вот-вот из мрачных глубин на тебя навалится что-то мохнато-жуткое.
Но ты должна идти вперед, Наташка! И надо торопиться. Что, если Алексей Архипович хватится раньше времени? Вот будет нагоняй! Насупит косматые брови, забранится, забурчит: "Выпороть бы вас! Мальчишество!" Сердитый старик…
Наташа остановилась передохнуть. Рядом уселся притихший Томми.
- Что, пес, не очень тебе здесь нравится?.. Смотри-ка, мы ведь намного ниже уровня озера, а воды тут нет. Что это значит, понимаешь? - Она разговаривала с ним, как разговаривают с не очень понятливым учеником. - Значит, видимо, озеро лежит не на известняковой подушке. Может такое быть? Вполне может.
Если бы Наташу услышал кто-нибудь из товарищей, она бы, бедняжка, смутилась. Потому что разговаривала с Томми слишком серьезно, и речь ее была необычна: "значит, видимо…", а самой ей в это время казалось, будто она высказывает очень уж умные, вполне "научные" мысли. Томми, склонив голову набок, казалось, задумался. Наташа принялась осматривать стены.
- Вот видишь, с этой стороны уже гранит. Значит, мы с тобой в зоне контакта. Глупый ты человек, ничего не понимаешь!.. Ты где?.. Томми!
Пес был впереди. Припав на задние лапы, он вглядывался в черный провал подземного колодца. Колодец был узкий и неглубокий, метра три - четыре. Наташа определила это, бросив вниз несколько зажженных спичек.
Надо лезть туда. Может быть, вернуться и кого-нибудь позвать? Эх ты, малодушная! Посмотри все, пощупай, а потом и позовешь, и приведешь, и расскажешь… Обвязав веревку вокруг небольшого сталагмита, Наташа попробовала, прочно ли получилось. Получилось прочно.
- Вот, - сказала она псу, - я спущусь, а ты сиди здесь. Смотри не прыгни вниз. Будь паинькой.
И, чмокнув Томми в нос, она стала спускаться, держась за веревку и упираясь в стенки колодца. Скоро ноги коснулись его дна. Томми беспокойно заскулил. Наташа прикрикнула на него и пошла по ходу. Он тянулся в прежнем направлении. И по-прежнему справа был гранит.
В небольшом продолговатом гроте, заметив жилы кварцевого порфира, Наташа решила веять образцы. Подземелье глушило звуки ударов молотка. Что-то блеснуло. Осторожно ухватив небольшой темный кристалл с металлическим блеском, Наташа склонилась к фонарю.
Неужели рутил?.. Ну да! Или анатаз? Да какая разница! Все равно титан. Титан!..
Что это - счастье, слепая удача? Так просто: спустилась в пещеру, взяла образец - и на вот тебе, титан… А почему "слепая удача"? Ведь на том склоне горы есть титан. Отчего же ему не быть и здесь?.. Неужели сбудется предположение профессора? Ой, Наташка, Наташка!..
Даже не завертывая найденный кристалл, а просто сунув его в кармашек куртки, она поспешно схватила фонарь, молоток, повернула назад… и остановилась. Обрадовалась! Мир удивить захотела. Какой геолог сделает так? Конечно, легкомысленная девчонка. Надо вернуться, взять несколько образцов, набросать схему залегания пород. Теперь-то уж Алексей Архипович не заругается…
Снова Наташа взялась за молоток. Медленно продвигалась она вдоль угрюмой тускло-серой стены. Вдруг нога ее ухнула в пустоту, и, падая, Наташа сильно ударилась головой.
В глухом гроте раздался вскрик, фонарь описал короткую, стремительную дугу, звенькнуло стекло, и стало абсолютно темно и тихо…
2
А над землей, над Ключ-камнем, царствовало солнце. Солнца было очень много. Блаженствовали деревья, трава, камни. Было тихо. Только приглушенно тюкали в шурфах кирки рабочих да, вгрызаясь в каменистый грунт, поскрежетывали лопаты.
В живую, полную неслышного ликования солнечную тишину обрушился крик Василия:
- Лексей Архипыч! Лексей Архипыч!..
И, напуганные им, замерли, затихли даже кузнечики.
Василий подбежал к профессору запыхавшийся, испуганный.
- Худо, Лексей Архипыч… Наташа тапал, там… Худо.
- Толком говори. Что случилось?
- Не знаю. Только собака из-под земли пришла - лает, под землю зовет. Наташа не пришла, верно, там осталась. Я подумал: худо ей, к тебе побежал.
- Она что, в пещеру ушла?.. Я тебя спрашиваю!
Василий растерянно молчал.
Томми ухватил профессора за штанину, потянул, беспокойно скуля.
- Отстань! - отмахнулся Кузьминых и энергично потер подбородок. - Она же собиралась на двенадцатый шурф. Вечером еще говорила, что с утра пойдет туда… Ох, и задам я ей!.. Идем!
Кто-то из рабочих предложил:
- Алексей Архипыч, может, что пособить?
- Справимся. В случае чего Василия пришлю.
Томми привел их к пещере и с нетерпением поглядывал на приготовления профессора. Тот медлил недолго - зажег фонарь и решительно шагнул к черной дыре. Василий робко окликнул:
- Лексей Архипыч…
- Ну?
- Ты… один ходить можешь?
- А что? - не понял профессор.
- Старые люди говорят: манси под землю ходить нельзя. Старые люди говорят: там злые духи. На земле знаю - нет, под землей - не знаю.
Профессор даже растерялся, но тут же верх над растерянностью взяла злость.
- Эх ты! А еще в школе учился! Трус ты, Василий Куриков, вот кто! - повернулся и скользнул в пещерную темень вслед за поскуливающим Томми.
Молодой манси тоже рассердился:
- "Трус"! Василий Куриков совсем не трус!
Решившись было, он шагнул в пещеру, остановился, отступил и вдруг, как в омут головой, бросился вперед.
Профессор еле поспевал за Томми. Услышав сзади шаги, обернулся:
- Ну, где ты там? - В его голосе уже не было гнева, одна озабоченность.
- Иду, иду, - полушепотом отозвался Василий. - Шибко быстро, однако, ходишь.
Он боязливо оглядывался, вздрагивал, но все же продвигался вперед. Когда в большом зале вокруг них начали носиться летучие мыши, Василий зажмурился, закрыл лицо и голову руками и присел.
- Ну-ну, мышей испугался!
Василий приоткрыл один глаз, недоверчиво глянул им, открыл второй, робко улыбнулся…
Веревка у колодца ясно указывала путь Наташи. Профессор спустился первым. На Василия пришлось прикрикнуть, и, лишь когда в провале повисли его ноги, Алексей Архипович двинулся дальше. Звали Наташу - в ответ возникало только короткое, быстро потухавшее эхо.
Первое, что они увидели в небольшом продолговатом гроте, был валявшийся на полу разбитый фонарь. Рядом, у самой стены, темнела широкая дыра колодца. Василия профессор оставил наверху: прочно привязать веревку было не к чему, проводник должен был держать ее. Работа выпала ему не из легких: Кузьминых весил без малого сто килограммов.
Наташа лежала, распластавшись на каменистом ложе, без движения, в неестественной позе. Волосы на лбу слиплись в крови. Алексей Архипович довольно быстро нащупал пульс, дал понюхать нашатырного спирта и принялся растирать им виски.
Склонившись над провалом так, что рисковал свалиться, Василий спросил:
- Живой?
Сильно-сильно насупив брови, профессор молчал и смотрел на Наташу. Потом снова взялся за нашатырный спирт.
Веки девушки дрогнули, она судорожно вздохнула и приоткрыла глаза; взгляд был тусклый, как у разоспавшегося и не совсем еще проснувшегося человека.
- Не надо, - медленно и тихо проговорила она, отводя руку профессора.
- Живой? - обрадовался наверху Василий.
- Ну, руки-ноги целы? - грубовато поинтересовался профессор.
Наташа поморщилась, облизнула губы:
- Целы. Алексей Архипович… я нашла…
Кузьминых отвернул пробку у фляжки:
- Ну-ка, глотните.
Наташа мотнула головой: нет, пошарила в нагрудном кармашке и слабой рукой протянула кристалл рутила:
- Вот… титан.
Профессор резко отстранил ее руку и крикнул:
- Плевал я на ваш титан!
Глаза его под косматыми, такими страшными бровями влажно заблестели, профессор отвернулся и глухо, надорванным голосом, уже не скрывая ни только что пережитой боли, ни теплоты к этой упрямой, своевольной девчонке, добавил:
- Выпороть бы вас… хорошенько!
И Наташа слабо улыбнулась.
3
Под нудным мелким дождиком лениво догорала нодья. Юра громыхал посудой, сбрасывая ее в ведро, чтобы помыть после завтрака. Николай уже снимал палатку. От лодки раздался голос Пушкарева:
- Товарищи!..
Николай и Юра замерли: голос был пугающе тревожный. Куриков, чинивший бродень, от неожиданности уколол палец шилом.
Пушкарев снова позвал, и они поспешили к нему. Стоя в воде, он торопливо выбрасывал из лодки припасы и вещи. Вся корма была залита. На корме лежал второй мешок с продуктами; соль, сахар, сухари, концентраты - все было вымочено и попорчено. Сухари, когда их вывалили на брезент, расползлись по нему кашеобразным месивом.
- Как же это? - растерянно пробормотал Юра и взглянул на начальника группы.
Только сейчас он заметил, как туго обтягивает кости лица Пушкарева обветренная, задубевшая кожа, как ввалились щеки, а возле уголков потрескавшихся губ пролегли некрасивые морщины и потемнели сухие, воспаленные глаза. Пушкарев склонился над лодкой и начал придирчиво осматривать швы. Вот она, предательская щель!.. Куриков и Николай переглянулись и молча отвели глаза в сторону.
- Не доглядели, - с горькой досадой проговорил Пушкарев и выпрямился.
Ему было тяжело смотреть на товарищей: виновным в этой оплошности он считал себя, руководителя, но он посмотрел - прямо, сурово и печально, - а потом негромко, но энергично сказал:
- Ну, не будем стоять. Что можно, надо подсушить… Быстренько!
И все, словно были виноваты, принялись старательно и бестолково суетиться, не зная толком, кому за что взяться. Пушкарев остановил их: пусть Николай и Юра займутся сушкой продуктов и вещей, а он с Куриковым будет чинить лодку. Ее вытащили на берег, перевернули, все припасы и вещи перенесли к костру. Возле палатки натянули еще брезентовый полог, взятый из лодки, - от дождя.
Перемешивая парившую от жаркого огня сухарную кашицу, Николай задумался.
- Вот, Юрочка, какие бывают дела…
- Угу.
- И спутал меня черт с этим Пушкаревым!
Юра поднял голову:
- А что?
- Как "что"? Ты понимаешь, как он будет торжествовать, когда мы вернемся! Как же: Плетнев настаивал, требовал, можно сказать, хвалился титаном, а титана - пшик. Пушкарев осторожно, весьма дипломатично сомневался - и пожалуйста: он прав, он истинный ученый. На каждом шагу будет мне в нос тыкать. И никуда не попрешь, никому не пожалуешься. Факты!
Юра нахмурился:
- Ну, это ты брось. Он как ученый сухарь не способен, конечно, на подвиг, но не способен и на подлость. Он будет просто молчать. "Истина установлена", и все.
- Будет, жди!.. В общем, надо поскорее кончать с этой петрушкой.
Замолчав, Николай опять тяжело и сосредоточенно задумался. Одна из курток, лежавших около него, задымилась. Юра подскочил, схватил ее.
- Никола! Здесь же нет телефона, чтобы вызвать пожарную команду.
Николай встрепенулся:
- Что? А-а… - И вдруг разозлился: - Все остришь!
- Просто изрекаю истины… Где тут флажок валялся, то бишь, наше гордое знамя?
Он подобрал флажок. Надпись почти совсем стерлась, буквы еле еле виднелись. Юра взял и снова жирно, четко вывел:
"ВПЕРЕД!"
Глава восьмая
1
Нет, не нравится, очень не нравится все это старому Михаилу Курикову. Уже больше месяца пробираются они по Вангуру, а что от этого пользы?
То они торопятся как шальные, эти молодые парни, геологи, то вылезут на берег и с утра до вечера копают ямы, бродят по урману, ищут камни. Если камни надо искать здесь, ищите здесь хорошенько, не торопитесь. Если камни там, ниже по реке, не надо останавливаться здесь, надо торопиться.
Они ученые, должны знать. Вот он простой охотник, не ученый, а посмотрит на урман - сразу видит: зверя нет. Они ученые, а не видят, что нужного камня нет. Здесь нехорошие места, совсем худые. Звери разбежались, птица разлетелась. Где-то близко шайтан ходит. Не надо бы здесь задерживаться, нехорошо.
Во всем виноват начальник, Пушкарев. Плывут они, плывут, выйдут на берег - Пушкарев говорит:
"Давайте бить шурф".
Это такая яма. Ее копают, чтобы найти дорогой камень. И ему, старому человеку, тоже велят копать. Выкопают шурф - ничего найти не могут. Николай говорит:
"Поехали дальше".
А Пушкарев говорит:
"Еще шурф".
Николай сердится:
"Ты хочешь на пустом месте показать, что я неправ".
"Нет, я хочу найти правду".
Какая тут правда! Не ее ищут - камень. У них бывают и совсем непонятные слова. Но главное-то старый Куриков понимает. Его не обманешь. Вот, копают свои ямы, спорят, ругаются, а пользы нет. И сейчас копают - и опять ничего не найдут. Он уж знает…
Мимо с полным лотком песка прошел от шурфа к воде Юра.
Куриков покосился на него:
- Пустой песок.
- А это мы, старик, сейчас посмотрим.
Присев у воды на корточки, Юра принялся промывать песок, бормоча:
- Это мы еще посмотрим… Еще посмотрим…
Куриков хотел сказать еще что-то, но не сказал, отвернулся и взялся за прерванную работу: охотничьим ножом он обстругивал новое весло из ели.
Подошел к костру Николай, зло бросил кирку, устало опустился на бревешко.
Пушкарев присел на корточки возле Юры:
- Ну, титан геологии, как дела с титаном рудным? Есть рутил?
- Нет рутила.
Пушкарев начал рассматривать шлихи через лупу:
- Н-да… Как-то там у наших, на Ключ-камне?..
Николай сидел понурившись. Взгляд его, сосредоточенный и в то же время отсутствующий, бесцельно уставился на кирку. Когда же это кончится? Всё неудачи, неудачи, неудачи! Задержки в пути не так уж страшны - было бы на что надеяться. Надеяться было не на что, надежда уходила из-под рук, таяла с каждым километром, с каждым новым шурфом. Неужели все-таки он ошибся, а прав был Пушкарев с его сомнениями?.. Но ведь это же позор! И диссертация и кандидатская степень - вверх тормашками!..
Из задумчивости Николая вывел голос Пушкарева:
- Придется здесь задержаться. С едой совсем плохо. Завтра геологию в сторону, все - в поход за мясом.
- Пустое дело, - отозвался проводник. - Мяса тут нет. Минунг яри юн. Надо пойти домой. Там мясо.
- Чу-удак старик! - Привыкший к ворчанию Курикова, Юра и не подозревал, что старик о возвращении домой говорит очень серьезно…
С утра они разбрелись по лесу. Возвращаясь к стоянке пустой и усталый, Юра услышал негромкие, но возбужденные голоса.
Пушкарев раздувал костер. Николай стоял возле.
- Что же это, по-твоему, еда? - с тоскливым возмущением спрашивал он, держа за крылышко убитого дрозда. - Ты скажи: еда?
Пушкарев продолжал заниматься костром; наконец ответил:
- На худой конец и дрозд еда. Ну, и рыбу, хоть она осточертела, будем ловить.
Юра молча подсел к огню. Была надежда на Курикова: он с собакой. Но старик, вернувшись, бросил рядом с дроздом лишь белку.
- Шибко худое место. Нету зверя. Птицы нету. Кого, однако, стрелять? - Он смотрел на Пушкарева со злостью.
- Нету, так будем искать! - упрямо сказал Пушкарев, и в его холодных светлых, как северное небо, глазах тоже блеснула злость.
Поев и отдохнув, они пошли в урман опять. Юра ушел с Пушкаревым, Николай двинулся за Куриковым. Через некоторое время манси сказал:
- В одной стороне одна птица, в двух сторонах две птицы. Ты, однако, ходи немножко сюда, я - сюда.
Они пошли порознь.