Такое вот у меня дурацкое ощущение. Будто мой лучший друг Жуков про все мои мелкие грешки знает и их не одобряет. Интересно, к чему бы? То ли я все больше обо что-то пачкаюсь, то ли он чище становится. Ну бред! Галлюцинации, но вот такое ощущение… А может, мы взрослеем? Идем своими, теперь уже не параллельными дорогами. Может быть. Только где сказано, что моя хуже? Мы как-то даже поспорили.
- Слушай, - говорю, - не разочаровался? Не надоело?
- Что именно? - спрашивает, хотя я прекрасно понимаю, что он понимает.
- В солдатах ходить, в зеленых фуражках. Был бы ты в партии "зеленых", так хоть природу бы охранял, а сейчас что охраняешь? Страну? Так, во-первых, на нее никто нападать не собирается, а во-вторых, других, что ль, нет, поглупей?
- Поглупей есть, - отвечает и выразительно (свинья!) смотрит на меня. - Только лучше без них обойтись. А вот тебя жаль.
- Да? - вскидываюсь.
- Да, - подтверждает. - Обычно люди с годами умнеют…
- Ох, ох, как остроумно!
- Не очень, конечно, находчиво, - качает головой, - зато верно. Эх, мало я тебя порол в детстве, Рогачев! Мало. Надо бы почаще встречаться.
Но встречаться часто не удавалось.
И все-таки самая наша грандиозная встреча произошла, когда он свою службу заканчивал, а я на третий курс перемахнул.
Впервые я еду за рубеж!
В Болгарию. В Киеве ни разу не был, в Тбилиси тоже, а и Болгарию намылился. Группу отличников и отличных общественников, включая, разумеется, Бориса Рогачева, по линии "Спутника" отправляют в составе интеротряда. Будем помогать болгарским друзьям строить жизнь. Там ожидается народ из разных стран, в том числе англичане, американцы, канадцы, короче - англофоны, обучающиеся в НРБ. Ну а тут уж я король!
Приезжаю в Шереметьево-2 (отец служебную "Волгу" предоставил). Дождь, я шляпу надел (важная деталь для последующего). Икры взял триста граммов (не убьют же из-за ста пятидесяти лишних! Кстати, того самого взял в десять раз больше - полтора литра правилами разрешено).
Собираемся веселым табуном под гигантским, хорошо мне знакомым табло расписания вылетов и прилетов - сколько раз провожал отца.
Заполняем декларации, проходим таможню, нас не смотрят (чего с них взять, с бедных студентов?), девушки - таможенные инспектора (между прочим, есть о-го-го!) косят красивым глазом на экран рентгена, или как он там называется, аппарат, который чемоданы просвечивает, и гуляй дальше.
Дальше сдаем билеты и чемоданы и налегке идем на паспортный контроль. Там такие круглые столики, как в кафе-стоячке, и надо заполнить зеленый листок и уже с ним идти к контролю. Это будки - одна сторона стеклянная, внутри пограничник, кладешь перед ним паспорт, он его забирает, колдует над ним, ставит штамп и возвращает. Минуешь дверцы и… ты - за границей.
Так вот, я стою, жду очереди, болтаю с ребятами, а когда поворачиваюсь и тяну паспорт, кто б вы думали передо мной - часовой границы, старший сержант товарищ Жуков. А. А! Рядом с ним - молодой сержантик, учится, наверное, как и что. Я в восторге!
- Здорово, урки, - острю, рот до ушей, - привет с воли!
Он смотрит на меня, как на противоположную стенку, сквозь меня. Берет паспорт, колдует. Я растерянно молчу. И вдруг он вперяет в меня взгляд, на этот раз прямо-таки инквизиторский.
- Будьте добры, снимите шляпу, - говорит.
Ну? Как вам это нравится? "Снимите шляпу". Это он говорит мне!
- Ты что, - шиплю, - совсем того?
- Пожалуйста, - повторяет тихо, ровно, терпеливо, - снимите шляпу.
- Ну знаешь!.. - фыркаю, по шляпу снимаю. - Чокнулся!
Он опять смотрит на меня. Со стуком ставит штамп на паспорте и так же ровно произносит:
- Проходите, пожалуйста.
- Ну, даешь! - очень остроумно говорю я и прохожу.
Он что, с ума сошел? Может, решил, что у меня фальшивый паспорт или я загримированная Галина Крониговна? Потом выпускаю пары и думаю - может, так полагается? В конце концов, всюду свои правила. Он же не приходит в мою переводческую кабину учить меня синхронному. Стараюсь, в общем, оправдать его. Друг ведь…
Проходим через длинную трубу. У входа нам улыбаются стюардессы (две - о-го-го!). Мы рассаживаемся, я успеваю занять место у окна. Как всегда, какое-то время неизвестно чего ждем, потом рукав отходит, нет, это наш самолет отходит, долго рулит до взлетной полосы, застывает как бегун на старте и начинает бешеный разгон. Затем отрывается - наступает покой и тишина. Внизу еще некоторое время вижу зеленые рощи, поселки, шоссе, канал, водохранилище. Постепенно мы поднимаемся все выше и выше, землю накрывают белые облака, дождь тоже остается внизу, и мы выскакиваем на солнечные, прямо-таки снежные просторы. Хоть вылезай в иллюминатор, становись на лыжи и шпарь туда, за горизонт. Гаснут указующие надписи на табло, я сбрасываю привязной ремень, откидываю кресло и погружаюсь в кейф. Я и сейчас (сейчас особенно остро) помню то мое состояние, ощущение полного абсолютного счастья. Я - за границей! Конечно, Болгария - не Америка, ничего, побываю и там. Все, что хотел, о чем мечтал, исполняется! Все! Золотая медаль за школу, иняз, прочное место в моей широко раскинутой кинематографической сети, интересные фильмы, пышные фестивали с разными банкетами, общениями, поездками, меня ценят в институте - я отличник, общественник, спортсмен… Нет врагов, много друзей (ну, скажем так, приятелей). Есть Ленка, которую я люблю (люблю?), которая при мне, как Акбар у Жукова, или как домашняя кошка, есть (хоть и реже теперь видимся) Натали, мудрый советчик, надежный товарищ, а когда и коммерческий компаньон (правда, при ее муже-глоб-тротере она больше просит меня что-нибудь продать, а не купить). Пикантные видеофильмы и журнальчики, любимые детективы, бабочки-однодневки - все это тоже разнообразит жизнь. Ну, что еще надо для счастья? Что? Вот так бы лететь и лететь нею жизнь к этому золотому солнцу над сугробами белых облаков, к счастливым дням, что ждут меня впереди!
Знал бы я, что меня ждет, молился, наверное, чтобы хлопнулся наш самолет со своей десятикилометровой высоты…
Но это потом.
А тогда я летел как на крыльях (каламбур на тройку), Наслаждался каждой минутой. Вот красотки стюардессы (теперь я вижу, что они все красотки) разносят обед. Ем со вкусом, медленно, вкушаю каждый кусок - салат, курица, булочка, пирожное. Пакетик с горчицей, и ароматическую салфетку, и еще зубочистку незаметно кладу в карман, как сувениры.
Пью чай, заигрываю со стюардессой, она награждает меня чарующей улыбкой, настолько дежурной, что у меня пропадает всякая охота продолжать. Еще бы, могу себе представить, сколько таких самоуверенных ловеласов, как я, клеится к ней…
Начинаю болтать с ребятами. Они тоже переполнены впечатлениями и разными планами. Как будто загорать на Золотых песках, побеждать всех в дискуссиях, гулять с местными девчатами по берегу моря при луне, ездить на экскурсии… Словом, есть о чем помечтать. Старший нашей группы, Рунов Колька, уже бывал в Варне и делится опытом. Мне это не нравится: он в центре внимания, а не я. Ничего, он-то со своим немецким в Голливуд не попадет, а я попаду! Мне уже кое-что обещали. Во всяком случае, все мои документы, анкеты, характеристика (та самая, ради которой я так старался), фото и т. д. и т. п. лежат в отделе внешних сношений, слово, кому надо, замолвлено, остается ждать подходящего случая. Ничего, подожду. Интеллектуально я готов, я "их" жизнь знаю небось не хуже (а может, и лучше) нашей. Не зря же я столько этих детективов (а в них американская жизнь лучше, чем в любой энциклопедии представлена), журналов прочел, фильмов посмотрел, радиопередач наслушался. Уже раза два-три отца подправлял, указывал ему на неточности.
- Молодец, Борис, - отец говорит, - наших партнеров, конкурентов надо знать.
Партнеров - ясно. А вот конкурентов? И чьих это "наших"? Моих? Я задумываюсь.
Наконец самолет прибывает в Варну.
Встреча ослепительная! Солнце ослепительное, улыбки ослепительные! Девчата - ослепительные (все о-го-го!). Нас обнимают, целуют, дарят разные сувениры и усаживают в автобусы.
Мы едем вдоль моря. Черного моря. Оно здесь такое же, как у нас. И похоже на Черноморское побережье, каковым Золотые пески, в сущности, и являются. Правда, зелени, мне показалось, здесь меньше, а вот золотых пляжей больше. Привозят в отель. Наверное, не самый роскошный, наверное, какое-то молодежное общежитие, но вполне комфортабельное. У нас впереди три дня до начала наших работ, еще не все приехали.
Я выясняю, есть ли англичане и американцы. Англичан не будет, а американцы - шесть человек, четыре парня, две девчонки - на месте. Завтра пойду знакомиться.
И назавтра, одевшись попижонистей, подкатываюсь после обеда к их столику. Вообще-то я с американцами имел дело на разных фестивалях и других мероприятиях. Обычно это были сухопарые румяные старички или жутко уродливые седые старухи. И все в очках. А тут словно четверо близнецов - здоровые бугаи, на головах - короткий ежик, грудь как у кузнецов, майки в обтяжку, на майках всякие рисунки, надписи, фото; все четверо загорелые, белозубые, веселые. Одна девчонка - длинная, в очках, завитая. А вот вторая… вторая… Вторая - это вторая Мерилин Монро! Ну и девушка, уж она-то наверняка какая-нибудь "Мисс Майами". И к тому же в коротких шортах и каком-то носовом платке вместо кофточки. Глупейший у меня небось был вид тогда. Она смотрит и смеется во весь рот. А рот!..
Познакомились. Они мне комплиментов наделали по случаю моего американского произношения. Красотка - Джен - хлопает меня по плечу и сообщает, что я "бой" в ее вкусе. Я счастлив. Польщен. Захвален.
Дальше начинается программа дискуссии и вообще нашего пребывания на Золотых песках. В основном провожу время с американцами. Это естественно, поскольку я так лихо с ними "спикаю". Что менее естественно (а может, как раз более), что я больше всего общаюсь с Джен, остальные - люди деликатные и не навязываются.
Купаемся, жаримся на солнце (фигура у нее!..), занимаемся спортом. Вечером в клубе обсуждаем мировые проблемы. Очень быстро выясняется, что по уровню образования и культуры "близнецы" могли бы с успехом учиться у нас, ну, скажем, во втором классе, а чем черт не шутит? - может, и в третьем. Поэтому дружба дружбой, а служба службой, и мистер Боб Рогачев врезает "близнецам" по первое число что в политике, что в культуре, что в вопросах воспитания (главная тема дискуссии).
Вот с очкастой иметь дело потрудней. Она явный синий чулок и потому все знает досконально, даже то, чего не знает. Кроме того, задает кучу вопросов.
Но трудней всего приходится с Джен. Она не очень болтлива и больше смотрит на меня своими огромными глазами, растягивает в улыбке свой неменьший рот, томно вздыхает: "Ах, Боб" и вообще…
Тут я обращаю внимание на одну любопытную вещь: оказывается, "близнецы" не такие уж одинаковые. Во всяком случае, один явно старший, не по возрасту, а по авторитету. Другие его слушаются. И еще одно наблюдение (начитался я детективов, в конце концов, или нет?): когда с этим старшим беседуешь вдвоем, он совсем не кажется таким идиотом, как во время дискуссий. Мне сдается, что все наши ученые споры и разговоры им до лампочки.
А вот когда мы вдвоем, втроем, вчетвером в перерывах валяемся на пляже или гуляем вечером по берегу, он беседует на совсем другие темы и задает совсем другие вопросы. Нет, не надо думать, что я эдакое наивное дитя и не соображаю, с кем имею дело (с кем, возможно, я имею дело). Но о том, сколько на территории нашего института расположено ракет, какая скорость у моего персонального танка или в каких частях служит мой друг Андрей Жуков, он вопросов не задает.
Интересует его наша система образования, структура спортивных обществ "Буревестник", "Спартак", "Зенит"… Он расспрашивает меня, как я провожу время, какие у нас дискотеки, что делают родители, есть ли любимая девушка. На все эти вопросы, кроме последнего, я охотно отвечаю. Тут тайн нет. Но поскольку, как правило, Джен присутствует, о своих сердечных тайнах молчу железно.
Однажды Сэмюэль, Сэм (так его зовут) спрашивает меня:
- А у вас можно приезжать по частному приглашению?
- Можно, - отвечаю, - но зачем, можно же по обмену.
- Да нет, лучше жить в семье, глубже изучаешь жизнь народа. Вот, скажем, ты бы мог приехать ко мне. Я живу в Калифорнии. На полмесяца, месяц, хоть на полгода. А я - к тебе, как ты думаешь, это реально?
Видя, что я мнусь, говорит:
- Дело неспешное. Напиши. Чтоб быстрей дошло письмо, дай отцу - ты говоришь, он часто в Европу ездит, пусть там опустит. А если в США приедет, легко позвонить. Я тебе все свои адреса и телефоны оставлю.
- В университет? - спрашиваю.
- Могу, но лучше домой. У нас тридцать тысяч студентов - письмо может затеряться.
- И я оставлю адрес, я живу в Сан-Диего, - оживляется Джен. - Будешь в Штатах, чтоб позвонил обязательно.
- К тому времени ты меня забудешь, - кокетничаю.
- Никогда! У меня еще не было ни одного русского! Русского друга, я имею в виду, - исправляется.
Я им тоже даю свой адрес. Мы фотографируемся на пляже в разных вариантах: со всеми "близнецами", с Сэмом и Джен, отдельно с Сэмом, отдельно с Джен. Лучше всего получается фото, где мы с Джен стоим на пляже обнявшись на фоне моря в купальных костюмах. Да, будет что показать моим приятелям в Москве (не Ленке и Натали, конечно).
Неожиданно выясняется, что у одного из "близнецов" день рождения, и они приглашают меня в какой-то роскошный отель, где есть валютный бар. Едим мало, пьем умеренно, танцуем много (во время танца Джен шепчет мне, что после, позже она хочет погулять со мной; с этого момента я теряю покой, размышляя, идти или нет, я же понимаю, что это будет за прогулка).
Когда настает момент расплачиваться, Сэм вынимает толстенную пачку долларов (не очень-то бедно, как я погляжу, живут у них студенты). Вертит ее, потом говорит:
- Слушай, Боб. Хочешь, я тебе немного дам, у вас ведь в Москве наверняка есть такие же бары, "Березка" есть, пригодится. Бери.
Я категорически отказываюсь. Он настаивает. Но я непреклонен. Этого мне еще не хватало! Тогда он просит другое.
- Я тут присмотрел сувениры кое-какие, да Джен хочет купить, но у нас мало болгарских денег. Может, кто-нибудь из местных, ты их знаешь, может дать нам, а я ему доллары. А?
- Нет, - говорю, - я таких не знаю.
У Джен огорченное лицо. Тогда я вынимаю левы (нам в Москве на триста рублей обменяли) и сую ему (ну что мне в Болгарии покупать?). Конечно, не будь Джен, и не выпей я столько коктейлей, может, еще и подумал, а тут…
Он, смущаясь, берет и говорит:
- Спасибо, долг за мной. Может, я могу тебе подарить что-нибудь? Вот фотоаппарат.
Я отказываюсь:
- У меня есть, отец привез, "Никон".
- Ну, ладно, - говорит, - я тебе подарю одну забавную штучку. Не думай, она у нас гроши стоит, а тебе интересно, - и вынимает… пистолет. Я чуть со стула не свалился.
Но выясняется, что это газовый пистолет. Шесть зарядов, стреляешь в хулигана, и он, весь в соплях и слезах, теряет боеспособность, а ты этим же пистолетом стукаешь его по башке и несешь в милицию.
Уж тут я удержаться не могу и принимаю подарок. Сэм говорит:
- Не бойся, он и по вашим законам не считается огнестрельным оружием (откуда он знает?), вообще невинная вещь, у нас ее даже в аэропортах пропускают.
Меня это неприятно поражает, а у нас? Но я вспоминаю, что обратно мы едем поездом.
Из бара выходим поздно. Джен хочет еще погулять, мы прощаемся с "близнецами" и идем с ней на берег. Идем быстро, совсем не прогулочным шагом, молча, лихорадочно оглядываясь. Но в этот поздний ночной час здесь пустынно. Наконец, находим какую-то прибрежную довольно густую рощу и вбегаем в нее. Через два шага Джен виснет на мне, обнимает за шею, ищет мои губы… Словом, для чего пришли в эту рощу, то и сделали. Женщина она, конечно, потрясающая, но настроения не было, все время к чему-то прислушивался, оглядывался, чего-то опасался. Ладно, вылезаем из рощи, возвращаемся по берегу. Я горд необычайно, еще бы, такая девушка, Мерилин Монро, американка, почти инопланетянка. Да она еще прижалась ко мне, дифирамбы поет, какой я… Говорит:
- Я не смогу без тебя долго, Боб. Я приеду к вам по обмену или туристкой, разыщу тебя. Обязательно. А если ты приедешь, умоляю, дай знать. Я к тебе в любой город прилечу, хоть в Штатах, хоть в Европу. Обещай!
Я, конечно, обещаю. Клянусь, ручаюсь, зарекаюсь и т. д. А что мне стоит дом построить! Я действительно мужик что надо, король! Вот поеду в Америку, да хоть в Англию, хоть куда, звякну, и пожалуйте - Мерилин Монро вскакивает в первый же самолет и летит ко мне на крыльях любви. А уж если она приедет к нам, я ей в Москве такое покажу! Это Москва, а не занюханное ее Сан-Диего… Ну, ладно, Сан-Диего тоже ничего…
- Ох, и вы здесь, - слышу за спиной.
Оборачиваюсь, мой друг Сэм тоже, видите ли, гуляет. Уж не в той же ли роще? Оказывается, я недалек от истины.
- У меня тут одна знакомая болгарочка появилась, - подмигивает, - и мы с ней совершили небольшую прогулку.
- А где ж она? - спрашиваю.
- Она? - Сэм туманно машет рукой, - мы слегка, того, поцапались, и она убежала, не позволила проводить. Зато, вот, вас встретил.
Добираемся все вместе до дому, и я иду спать, чтобы всю ночь видеть радужные сны, наполненные Джен Монро…
В Москву я увожу незабываемые воспоминания, газовый пистолет, адреса моих новых друзей и твердую договоренность увидеться при первой возможности.
А тем временем жизнь катит свои бурные волны под мостами вечности (красиво? Сам придумал). Экзамены сменяются уже порядком надоевшей мне учебой. Ссылаясь на предвыпускной год, я практически бросаю спорт (зачем он мне? Он сослужил свою службу в моей карьере, низкий ему поклон.)
Ленка начинает меня немного раздражать, по-моему, она настолько усвоила свою манекенную профессию, что и в жизни стала манекеном. Ходит как по "языку", принимает позы, делает губки бантиком. А уж когда ее пригласили сняться в кино в каком-то эпизоде, да еще со словами, она решила, что скоро станет кинозвездой и даже размечталась, что мы с ней поедем на кинофестиваль. Ох и дура!
Чего нельзя сказать про Натали. Увы. Как-то она предлагает зайти в кафе-мороженое. В чем дело? Она перестала потреблять спиртные напитки?
- Да, - отвечает, - перестала. И тебе советую. Понимаю, кто с детства привык. Но ты-то не пил никогда. Чего ж теперь стал?
Я ей терпеливо разъясняю, что водку даже видеть не могу. И пиво, уж не говоря о портвейне. Между прочим, и виски, и джин, вообще алкоголь. А коктейли, шампанское, какое же это спиртное? Нарзан, водичка (правда, этой водички я иногда потребляю больше, чем рекомендуется, тут она права).
- И потом, - говорю, - ну, представь - банкет, я переводчик, шеф держит бокал, собеседник тоже, а я, что, стакан молока? Так его на банкетах не бывает. Или приглашу кое-кого поболтать за столиком. Скажем, о бизнесе. Наливаю ему и предлагаю выпить за мое здоровье? А сам дую боржом? Все требует жертв, Наташка, все на свете.
Она молчит, вздыхает и говорит:
- Ты прав, семейная жизнь тоже.
- Это ты к чему? - настораживаюсь.
- Это я к тому, Боб (Боб - это я), что жду ребенка.
- Ребенка! - я ошеломлен.