Наконец снова приходит повестка: "Явиться… Иметь…" Начало ноября, все к празднику готовятся.
В шесть утра являюсь. Команда № 300. Призывной пункт. Дождя нет. Но холодно. Ясно. Солнышко. Дед пришел провожать, отец не смог. И, конечно, Зойка с кульками. Можно подумать, что она мне на весь срок службы наготовила. В тренировочном костюме, румяная, волосы куда-то под шапочку упрятала. Глаза блестят. Ни слезинки. Очень серьезная.
Попрощались. Как? Как с солдатками прощаются. Дед обнял меня, сказал: "Давай, внук, служи, не подведи династию", - и отвернулся деликатно.
Зойка молодец. Правда, слов не нашла, но не ревела. Все кульки свои совала. И волосы мои короткие гладила.
Офицеров там много было, сержантов, всех родов и видов.
Окончательно успокоился, когда нашу группу повели те, что в зеленых фуражках. Ночь где-то на сборном пункте провели. Еще одну медкомиссию прошли.
А мы все гадали, куда пошлют.
- Сейчас всех на южную отправляют, - авторитетно вещает парень.
- Ерунда, на Дальний Восток, вот увидите, на Курилы, - другой пророчит.
- На спор, в Заполярье попадем? - это третий.
Приходит команда все съестное ликвидировать, болтать перестать, выходить строиться. Выходим. Равняйсь! Смирно! Нале-во! Шагом марш!
На автобус…
Все путешествие к месту службы заняло минут тридцать. Вот тебе и Камчатка!
Где-то за первым Шереметьевом, аэропортом в смысле, сворачиваем налево, еще сворачиваем, чуть не налетаем на какого-то мальца, который вовсю мотается на велосипеде, не обращая внимания на дождь.
Упираемся в зеленые ворота. Ворота распахиваются, въезжаем на плац, вылезаем из автобуса, строимся. Дождь перестал.
Смотрю кругом. Не я один - все шеи вертят.
Плац расчерчен как детские классики, с одной стороны невысокое здание бежевого кирпича, с другой - зеленый забор. Большие плакаты: "На государственной границе - государственный порядок", "Убежденность, политическая бдительность, высокая нравственность - неотъемлемые качества воина-пограничника", тексты присяги, изображения почетных знаков…
Стоит в сторонке серебристая ель, газончики, низенькие штакетники.
Стоим, ждем, гадаем. Куда привезли? Зачем? Надолго ли здесь задержимся? Предположений миллион. Только об одном не догадываемся - что уже прибыли к месту службы.
Узнали, когда привели нас в клуб. Там столы, за каждым - офицер. Сдали документы, и развели нас по подразделениям.
"Учебная пограничная застава"!
Прошли традиционную процедуру: баня, подгонка обмундирования, наматывание с разной степенью успеха портянок, глядение в зеркало. Общий смех - никто никого, себя прежде всего, не узнает, форма-то пока как с чужого плеча, точнее, без "как", предварительная, так сказать, форма.
В общем вид, наверное, у нас тогда был не самый бравый.
А все-таки одно я приметил. Отобрали как в лейб-гвардию - все мы здоровяки, все красавцы (это не я говорю, это мне потом сказали - чтоб приезжие гости, ступив на нашу землю, с первого взгляда видели, какой у нас народ красивый). И между прочим, как я позже убедился, дураков среди нас нет.
Короче, вышел полковник, сказал несколько приветственных слов и сообщил, что границу будем охранять здесь, в Москве! Все, точка! Вопросы есть? Вопросов нет.
И вот интересно, кто как эту весть воспринял. Одни радуются - в Москве, в столице, центр жизни, медведи по улицам не ходят. И вообще - условия.
Но другие, и я в их числе, честно говоря, разочарованы - ну что это за пограничная служба, чуть не на улице Горького, в аэропорту? Какие тут диверсанты и нарушители? Чемоданов с цветными наклейками много, всякой разодетой публики тоже, а вот диверсантов с ножами и пистолетами что-то не видно. И троп таежных, и круч заоблачных, и пропастей, и скал прибрежных… С кем сражаться?
Разъясняют. Беседует с нами сам начальник политотдела подполковник Рыбин. Именно беседует, зашел в казарму ироде бы посмотреть, как койки заправляем. А чего их смотреть? По ним можно миллиметровые линейки проверять. Дежурный всполошился. Орет. Рапорт отдает. В волнении сопровождает - нет ли каких нарушений, непорядков. Нет, все о’кей, подполковник доволен, заходит в ленинскую комнату, приглашает народ. Входим, по приглашению садимся. Молчим. А он сидит, улыбается в усы (это я так, для образности, усов у него нет). И вдруг с места в карьер:
- Ну что, Жуков (помнит ведь фамилию!), разочарован небось? А? Говори прямо.
Я вскакиваю. Растерялся. Что сказать? Соврать, что рад до смерти? Не получится, не очень-то врать умею. Признаться, что другого ждал? А вдруг обидится подполковник - он-то тоже ведь здесь служит.
Стою как чурбан, молчу. Но все-таки выдавливаю:
- Есть немножко.
Смеется, ребята тоже зубы скалят.
- "Немножко", - подполковник передразнивает. - Наслушался деда и отца (все про меня знает или готовился, дело мое в памяти освежил). Думал, граница вроде фронта?
- Есть немножко, - отвечаю.
Ну тут уж все покатываются. А я краснею, будто старый утюг, который забыли снять с плиты. Ну надо же! Прямо кретин какой-то! Спохватываюсь, злюсь на себя и потому, как всегда в таких случаях, становлюсь агрессивным:
- А что ж, товарищ подполковник, радоваться, что ли? Чего здесь охранять? От границы тысячи километров, может и милиция справиться. Тут и стрелять разучишься…
Смотрю, подполковник хмурится, ребята, как по команде, рты закрывают, становятся серьезными.
- Ты как себе представляешь, Жуков, да ты садись, садись, на границе с утра до вечера перестрелка идет?
- Нет, конечно, - уже смело отвечаю (а чего терять, раз уж ввязался в спор с начальством, так держись до конца, начальство, между прочим, в армии подхалимов не любит или ошибаюсь?), - но там все время в напряжении надо быть…
- Почему? - перебивает.
- Ну как же! Товарищ подполковник, ведь в любую минуту враг пройти может. Чуть зазеваешься…
- Так что ж главное, Жуков, - опять перебивает, - что в пограничной службе главное? Чтоб враг…?
- Не прошел! - кричу.
- Ну вот, правильно! - подполковник хитро улыбается. - Это главное. Ниоткуда, ни с воздуха, ни с моря, ни через речку, ни по горам или снегам, ни по лесам или болотам. Так?
- Так, - подтверждаю настороженно.
- А если так, то в чем разница - пойдет твой нарушитель с автоматом и ножом в сапогах и ватнике или в лисьей шубе с дипломатом из крокодиловой кожи в руках? В чем?
Молчу. Действительно, в чем?
- Важно ведь любого не пропустить, - продолжает подполковник. Помолчал и закончил: - Вот так.
Долго беседовали. Подполковник да наши ребята из старослужащих примеры приводили - как на паспортах фото подменяли, фальшивые документы предъявляли, печати подделывали, были времена, когда шпионов в чемоданах пытались вывозить. Вспоминали, как оружие пытались ввезти или вывезти. У нас ведь с таможенниками разделение труда - они за свои виды контрабанды отвечают, мы - за сном. В смысле не пропустить, конечно. Вот оружие - это наш участок. А ведь чего только не придумывали, хитрецы! В подметках, в книгах, в игрушках детских оружие прятали. Конечно, сейчас аппаратура у нас иная, но ведь и у них голова работает, у нарушителей. Классическая борьба между пушкой и броней. У нас она тоже идет. Я видел в музее пограничников. Здесь на ОКПП тоже такой музей, поскромней, конечно, есть.
- Так вот, товарищи, - сказал в конце беседы подполковник, - запомните, служба пограничника - священная служба! Великая служба, где бы он ее ни нес. И не только пограничника, любого нашего солдата, что стоит на передовом рубеже! Ведь и летчики ПВО служат за тысячи километров от границ, и зенитчики, и операторы противоракетной обороны, и локаторщики. И стратегические наши разведчики тоже. Они порой живут в лучших отелях, в больших городах и тоже в тысячах километров от нашей границы, только по другую ее сторону. Но они на первом рубеже, и служба их фронтовая. У каждого своя забота, свои особенности, свои трудности, да и преимущества свои. Верно, в аэропорту стрелять и бегать за нарушителем вроде бы не приходится. Только вот вопрос, что сложней - задержать диверсанта с автоматом или обнаружить хитроумнейшую подделку в документе. И что важней. Так что, перефразируя поэта, скажу: "Служба разная нужна, служба всякая важна…" - Подполковник неожиданно поворачивается ко мне, смотрит строгим взглядом и спрашивает:
- Понял, Жуков?
- Так точно, товарищ подполковник, понял!
Соврал.
Если откровенно, понял все-таки не сразу. Ну да ладно, мало ли чего я тогда не понимал. Не понимал, например, почему тут единственным москвичом оказался - выяснилось, что язык прилично знаю. Спасибо Борьке Рогачеву, что за ним все угнаться пытался - английский учил. Вот, значит, чему обязан, что назначен на ОКПП "Москва". Отдельный контрольно-пропускной пункт. Так это расшифровывается. В нашей пограничной иерархии - это вроде дивизии, так-то!
Учебная застава стала нашим домом в общем-то ненадолго, хотя мне показалось - на вечность.
Сначала, как во всей армии положено, проходили курс молодого бойца. Учили уставы, занимались строевой, готовились к принятию присяги и т. д. Скучновато, но необходимо.
Принятие присяги, хоть и видели мы это сто раз в кино, в телепередаче "Служу Советскому Союзу", знали ее до мелочей, а все-таки в памяти остается на всю жизнь.
По-моему, нет нигде ни в чем такой торжественности, как в военных церемониях. Я имею в виду оркестры, парады, смены караулов, принятие вот присяги. Здорово!
У меня да и у ребят, я же вижу, комок к горлу подкатывает, когда звучат трубы, поют горны, ухают барабаны. Когда, как одна, тысяча ног бьет но асфальту.
Не знаю, но мне почему-то видятся в такие минуты уланы времен войны с Наполеоном, казацкие папахи, атаки в дни Брусиловского прорыва. Далеко все это от меня, другая эра, а я представляю, будто совсем рядом. Картины Отечественной - так просто, как бы сам в ней участвую. Понимаю, военная служба - трудное дело, суровое и, как ни странно, опасное. А я вижу ее какой-то торжественной, красивой, радостной, жутко увлекательной. Может, потому, что еще пороху не нюхал? А может, потому, что все книги, фильмы только и талдычат, какая она суровая, пограничная служба, а о том, какая красивая и приятная, из скромности, наверное, молчат? Впрочем, я ведь ее опять-таки еще не знаю. Имею в виду по личному опыту, конечно. Потому что, если не по опыту, а по рассказам деда, отца, по прочитанному я эту службу знаю о-го-го! Книги и фильмы, если хорошие, свое дело делают будь здоров. Ведь как у Владимира Высоцкого:
Если, путь прорубая отцовским мечом,
Ты соленые слезы на ус намотал,
Если в жарком бою испытал что почем, -
Значит, нужные книжки ты в детстве читал.
Все это, считаю, относится и ко мне, хотя в жарком бою я пока не был. Да и усов пока нет у меня. Ладно, разбежался мыслями.
Итак, приняли мы присягу.
Школа будь здоров - почти полгода. Вот где пришлось попотеть. И не на физической подготовке или полосе препятствий, а в постижении разных хитрых наук. Одних документов изучали сотни! Языки. Хорошо, я все-таки английский прилично знаю (Рогачеву Борьке - в увольнение первое же поеду в Елоховский собор - свечку поставлю). Аппаратуру нашу умнейшую. Вы что думаете, мы в наших кабинах контроля лаптями орудуем? Не беспокойтесь - есть кое-что похитрей. Географию многих стран тоже учим. И не только географию - историю, культуру, нравы, государственное устройство. Самолеты Аэрофлота во сколько стран летают? Вот и подсчитайте. И кроме того, мы, конечно, занимались тактикой, огневой подготовкой, физической, пограничной. Партполитработой. У нас была учебная застава, и все, что обязан знать пограничник - пограничную систему, следы, следовую полосу, как бесшумно ходить и ползти, как вести наблюдение, как преодолевать препятствия и многое, многое другое, - мы здесь тоже учили, осваивали.
Я продолжал заниматься самбо, кто-то предпочитал бокс, кто-то легкую атлетику, футбол, плавание. Но спортом сверх программы занимались все. Еще бы, здоровые бугаи - нужен выход энергии.
Кто-то ворчал, кто-то стонал, все же гоняли нас будь здоров. Но думаю, это так, по традиции. Знали же, что нас ждет. А я, например, был доволен. Ну нравится мне военная служба! Не верите? Нравится (кстати, не мне одному). Я получаю удовольствие, когда первым преодолеваю полосу препятствий, когда точно прохожу по следу, когда попадаю в "десятку" мишени. Меня увлекают военные игры. Скажут: маленький, еще в солдатики поиграй. А мне нравится. И не игры это, а жизнь. Не знаю, может, где-нибудь в Америке это игры, они другого не знают. У нас же в эти игры четыре года весь народ играл. Мы им цену знаем. Так что я занимался не за страх, а за совесть. С увлечением. И закончил ту школу сержантского состава отлично. И дед похвалил (только сказал, чтоб не задавался), и отец (но чтоб не расслаблялся), и даже Зойка (но чтоб ее не забывал - ну при чем одно к другому?).
И вот я - младший сержант! До маршальского звания совсем пустяки осталось.
Оглянулся тогда на пройденный путь. Путь в полгода. С того дня, как призван под знамена. Путь невелик, а событий масса. Разных - и хороших, и плохих, что ж, такова жизнь. А вот больше всего вспоминается одно - мой первый звонок Зойке! Сколько же я мучился перед этим звонком! Сколько переживал, дурак! Она ведь меня провожала прямо как на фронт - великая трагедия, прощание с героем, впереди немыслимые испытания, страшные опасности, смертельный риск! Небось ночи не спит - ждет заветной весточки с края земли, откуда-нибудь из полярной ночи! И вдруг… позвоню за двушку с банального автомата и скучным голосом сообщу, что четыре шага мне здесь не до смерти, как поется в песне, а до остановки автобусного маршрута № 551. Сел, проехал полчаса и гуляй себе по Арбату. Пограничник называется!
В конце концов решаюсь. Смелости потребовалось небось больше, чем когда доведется первый раз нажать на спуск в боевой обстановке. (Э, брат, не хитри, не ссылайся на боевую обстановку, когда еще она будет, да и будет ли…)
- Слушаю, - говорит тихо, скучно, после пяти гудков.
- Это я, Зоя, - говорю.
- Ой! - кричит, - откуда? А звонок обыкновенный, не междугородный! Господи, это ты! Андрей, родной, ну как ты? Где? Ну что ж ты молчишь!
"Чего я молчу". Попробуй, вставь слово. Я говорю: "А…", но тут же умолкаю, потому что на меня обрушивается новая речь:
- Я так скучаю! К тебе можно приехать? Я бы где-нибудь в гостинице или нет там? Могу снять комнату. Хоть на несколько часов отпустят? Андрей, можно к тебе? Я возьму отпуск! Деньги одолжу…
Я злюсь и грубо прерываю ее:
- Одолжи пять копеек и приезжай. Пятачка хватит.
Звучит не очень любезно и для нее непонятно.
- Ты что, - говорит растерянно, - ты что, Андрей?..
А я злюсь еще больше. На себя же. И потому начинаю хамить ей.
- Ничего. Я уже получил назначение. Очень опасная служба. Здесь тигры, белые медведи, диверсанты нападают с утра до вечера…
- Андрей, ну, Андрей, что с тобой… - она чуть не плачет.
- В Шереметьево я, - начинаю успокаиваться, - понимаешь? В Шереметьево служу, в аэропорту. Такая вот служба. Вроде сторожа. Знаешь, вневедомственная охрана? Ну вот, я такой. И приехать ко мне можешь в любой день - посмотреть издали. За пятачок на автобусе. На такси нечего тратиться. Наш семейный бюджет требует экономии. А дадут увольнительную, сам приеду.
Думаю, сейчас она мне за мою грубость врежет. Но она молчит, а потом тихо говорит:
- Ты сказал, наш семейный бюджет? Да? Андрей?
Она только это и расслышала из всего, моя Зойка, вот только эту мою дурацкую шутку. Но для нее это не шутка, это главное. И тогда мне становится страшно весело, легко на душе, радостно и уж не знаю как.
И на радостях я отпускаю шутку еще более дурацкую:
- Да, - говорю, - наш семейный бюджет. А что, у тебя есть другая семья? Мы ж почти вчера расстались, а ты успела замуж выйти? За кого? Не за Рогачева, случайно?
И глупо смеюсь в трубку. Жду реакции.
Реакция приходит через минуту - слышу всхлипывания, потом ничего не слышу, потом злой голос:
- Не успела, но успею. Слава богу, что не за тебя. Рада, что ты хорошо устроился (наступила на больную мозоль и давит). Что тебе тепло и уютно. Разживешься лишней двушкой, звони…
Бац! Вешает трубку. Я смотрю на ту, что у меня в руках, недоверчиво. Нет, до чего же я все-таки глуп. А ведь считал себя умным, и другие говорили… Называется, пообщался с любимой! Занимаюсь скоростным психоанализом и понимаю, что дурацкое мое поведение - результат разочарования, уязвленного самолюбия - мол, не туда попал служить. А она при чем?
Лихорадочно шарю по карманам, двушки не нахожу, нахожу гривенник, сгодится, набираю номер. Гудки, гудки, никто трубки не снимает. Набираю снова, и снова тот же результат. Ухожу, повесив нос. Какая же она жестокая. И мстительная тоже. Накручиваю себя. Безуспешно. Себя только и виню.
Вот такой был мой первый с Зойкой разговор после призыва. Потом, конечно, все наладилось. И звонил ей, и в увольнение ездил, да и она ко мне хоть на минутку приезжала. А вот тот первый разговор не забыл.
Итак, начинается служба. Меня прикрепляют к старшему сержанту Остапу Прохоренко, он будет моим наставником из первых порах. Потом уволится, и наставником у кого-то стану я.
От Наставника - а я так и стал его называть во внеслужебное время, - конечно, многое зависит. И не в том дело, что он дает оценку моей работе, а в том, как он этой работе учит.
Позже я понаблюдал, как Коля Клещ, тоже наставник, "учил" своего подшефного Рулева. Мы с этим Рулевым пришли в одном призыве. Рулев - парень какой-то восторженный и простодушный. Самые частые слова в его лексиконе: "Да ну!", "Ей-богу?", "Ты подумай!" и т. д. Вечно обо всем спрашивает, потому что не сразу до всего доходит своим умом. Зато потом усваивает прочно. Так вот, что он своего наставника старшего сержанта Клеща ни спросит, тот в ответ хитро щурится или подмигивает, напускает на себя таинственный вид и отвечает вопросом на вопрос "А сам как думаешь, Рулев?" или советует: "Пошевели, Рулев, мозгами, крепко пошевели". Рулев шевелит, хмурит лоб, потеет, но ответа на свой вопрос так и не получает. Не знаю, может, у Клеща это такой педагогический прием или его раздражают вечные вопросы Рулева… Но думается, такое наставничество мало что дает.
Мой Прохоренко совсем другой. Я бы даже сказал, что он страдает обратным недостатком. Спрашиваю я его мало, но уж если спрошу (а иной раз и без моих вопросов), выслушиваю в ответ целую лекцию. Обстоятельную, слов нет, исчерпывающую, но уж очень длинную. Он вообще, мой Наставник, человек неторопливый и добросовестный. Все делает не спеша, солидно, тщательно. Пока мимо него на погранконтроле один пассажир пройдет, Клещ полдюжины пропустит. Но, между прочим, без ущерба для дела.
"Что лучше?" - спросил однажды у нашего командира, капитана Большакова. Смеется: "Лучше у того, у кого все в порядке и нарушений не бывает. А уж кому сколько для такого результата времени требуется - это вопрос второй".
Может, и второй, но я-то вижу, как иной пассажир на моего Наставника поглядывает - прямо убить готов - у него по транспортеру чемодан уже третий раз проехал, а старший сержант Прохоренко все изучает его паспорт, сличает фотографию, о чем-то глубокомысленно раздумывает. Зато уж у него всегда все в порядке.