* * *
Часы ударили десять раз. Назир поднялся со скамейки - пора уже было идти в управление. Воспоминания ушли, он снова видел скверик, солнечные блики на аллеях, людей, спешащих по своим делам.
Длинные коридоры управления, множество дверей, люди, сидящие за столами над бумагами либо торопящиеся куда-то с бумагами в руках, - все это напугало старика, он растерялся и не сразу решился спросить, куда ж ему обращаться с планом сына. Наконец он остановил молоденькую девушку, похожую на внучку его, Зулейху, та отвела его в комнату, где было много телефонов и сидела нарядно одетая женщина, а уж эта женщина провела Назира еще дальше, в смежную комнату, - там за столом сидел молодой человек. Увидев старика, он встал, поздоровался и усадил его в кресло у окна.
- Вахид Умарович, он к вам с какими-то бумагами… - начала было женщина, но управляющий не дал ей договорить, а обратился прямо к Назиру:
- Знаю о вас, звонил сосед ваш товарищ Саксанбаев, мы вместе за границей работали. Просил посмотреть ваши карты.
Назир достал из-за пазухи бумаги сына, положил их на стол.
- Турсун мой без вести пропал. Геологом стать хотел, три года занимался, война не дала закончить ученье. Вот, бумаги остались его, говорят, будто ископаемые какие-то обозначены. Может, нужное что…
Управляющий посмотрел планы, спросил:
- Это где-то рядом с Семью вершинами, да?
- Так, сынок, мой Турсун часто туда ходил.
Управляющий нажал кнопку вызова, вошла секретарша.
- Позовите Кадырова, - распорядился он, а старику сказал: -Планы студенческие, небрежные, для себя, видно, составил…
- Недоучился он, - оправдываясь, повторил старик. - Война помешала. Но вы не сомневайтесь, горы от нас близко, километров пять всего, проверить легко будет. Мой Турсун на каникулах все там пропадал…
Открылась дверь, в кабинет вошел человек, за которым посылал управляющий, поздоровался. Тоже молодой, как и начальник, серьезный с виду.
Управляющий показал ему планы:
- Вы ведь занимались Семью вершинами, так? Вот посмотрите, отец принес планы сына, сын в сорок втором пропал без вести. Студент-геолог был. Раз знаете район - вам, как говорится, и карты в руки.
- Гм… больше двадцати лет прошло, значит. Боюсь, мертвое дело - если б и было там что-то стоящее, за такое время само б нашлось…
- Думаю, вам следует внимательно ознакомиться с планом. В любом случае мы ничего не теряем, а если будет нужно - продолжим изыскания.
- Поищите там, детки, у Семи вершин, - попросил Назир. - Сын мой тоже геологом был…
Кадыров посмотрел на старика, покачал головой и взял бумаги.
- Спасибо, сынок! - сказал Назир, голос его дрожал. - Когда узнать мне можно будет? Приеду из кишлака.
- Не беспокойтесь, отец. Если уж займемся, сами к вам приедем! - успокоил Кадыров.
- Спасибо вам, сынки, не обидели меня, старика… Пошли вам аллах долгой жизни! Буду ждать вас.
На улицу Назир вышел повеселевшим - верил, что захотят помочь ему, что найдут важное в планах сына…
* * *
Вернувшись в кишлак, Назир прямо отправился в чайхану к Саксанбаю, рассказал другу о своей поездке, спасибо сказал за помощь сына его ученого.
Саксанбай выслушал, потом ответил задумчиво:
- А знаешь, Назир… Коли найдут этот клад, ты ведь здорово разбогатеешь, поверь моим словам.
Назир рассердился:
- Что говоришь, неразумный! Разве ищу для себя денег? Если найдут то, что Турсун искать думал, - ведь будто с сыном повидаюсь! Вот мое богатство! Неужели не понимаешь? Но сердцем чую, есть он, этот клад… Нашел его Турсун, только из земли вынуть не успел…
- Помоги тебе аллах! - пожелал Саксанбай.
Назир вошел во двор своего дома - и удивительно: все кругом казалось ему обновленным, радостным - и веселый бег воды в арыке, и ухоженные кусты роз, и деревья сада. Давно не чувствовал он себя так легко, давно так хорошо не было у него на душе - с того самого времени, когда жива была еще жена его Зейнаб. А теперь, после разговора с геологами, впервые за прошедший год слышал в себе старик надежду и радость.
Назир подошел к арыку, присел над водой на корточки, зачерпнул пригоршней и жадно начал пить, чувствуя, как освежает его, придает сил животворная влага. Потом отправился навестить перепела, пощелкал пальцем по клетке:
- Ну, серый, спой-ка, да погромче! Во весь голос!
Перепел вытянул шею, широко раскрыл клюв и радостным, победным криком приветствовал хозяина.
Назир поднялся на террасу, заглянул в комнаты - пусто, Зулейха в школе, видать. Сбросил чапан, прилег отдохнуть. Но вздремнуть не удалось - разогнавшиеся мысли не могли остановиться, не давали лежать спокойно. Наконец старик сказал сам себе:
- Давно я там не был, да…
Он поднялся, натянул чапан, вышел во двор.
До Семи вершин было километров пять, но если б отделяло их от кишлака вдесятеро большее расстояние, все равно старик не уснул бы дома.
Он пересек двор и вошел в колхозный сад - так он выгадывал немного, сокращал себе путь. В саду его настроение стало еще лучше - он знал здесь каждое дерево, все было выращено и выпестовано им, его руками, и хотя он уже вышел на пенсию, первым в своем колхозе, все же продолжал заботиться о саде и винограднике.
Сад давно уже сделался и продолжал оставаться главным его занятием. Но теперь к привычным заботам прибавилась еще одна, она перевешивала, была важнее для Назира, чем забота о саде, и называлась она - Семь вершин. Вон они виднеются! "Хорошо, когда забота не одна, когда много их составляют смысл твоей жизни", - довольный, думал Назир.
Старик вышел из сада. Было жарко, на лбу его вы ступил пот, соленые капельки сбегали по морщинам с лба и щек, щипали глаза, попадали на губы. Но стари не остановился, только снял чапан, перебросил его че рез плечо - идти стало чуть легче.
Перед ним поднималась отлого к горам выжженная солнцем степь, одинокая юрта вдалеке казалась похожей на суслика, замершего перед своей норой. Туда лежал его путь.
Когда Назир добрался до юрты, его встретила лаем пастушья овчарка, и на лай вышел из юрты человек Узнал Назира, прикрикнул на собаку:
- Цыц, Джульбарс! Не узнал своего? Салам алей кум, Назир! Заходи, добрый друг, как раз плов по спел.
- Салам, Сафар! Давно тебя не видел!
- Заходи в юрту, друг. Ты прости, что не пришел ^ на годовщину смерти жены твоей, отлучиться не мог.
- Знаю, Сафар, работа у вас тяжелая.
За пловом Назир рассказал другу о бумагах сына ^ своей поездке в Ташкент.
- Хорошо сделал, Назир! - одобрил Сафар. - Даже если не найдут ничего у Семи вершин, сердце успокоишь.
- Правду говоришь, нет хуже, чем жалеть о несделанном.
- Подожди у меня немного, сейчас У тан вернется и я сам отведу тебя к Семи вершинам, вместе посмотрим.
- Разве твои здесь уже?
- И сын, и старуха. Завтра сюда отару перегоним я место приготовил. Неделю здесь простоим, трава у гор хорошая, сочная.
- Ас водой как?
- Плохо с водой. Старый колодец есть, придется его расчистить. А ручей у Семи вершин высох, жалко.
- Трудно вам будет.
- Что поделаешь, нам, пастухам, видать, на роду написано без воды страдать.
В юрту вошел Утан, сын Сафара. Лет двадцати, широкоплечий, крепко сколоченный - видно, бог силой не обидел - и очень похожий на отца.
- Возмужал парень! - похвалил Назир.
- Возмужал, да вот учиться не хочет! Буду, говорит, стада пасти, как ты, отец.
- Как Зулейха поживает? - спросил Утан, стараясь увести разговор от неприятной темы. - Привет ей передайте.
- В институт не пошла, меня, старика, не бросила, дома учится - заочница.
- Без наставника какое ученье? - возразил Сафар. - Не будет старший над душой стоять - чему научишься?
- Сейчас многие так занимаются, - объяснил Утан. - В этом году и я попробую на заочный поступить.
- Кто поверит тебе? - махнул рукой Сафар. - Три года обещаешь, а толку что? Кто за тебя замуж пойдет, за непутевого!
- Авось какая-нибудь да согласится, - ответил с улыбкой Утан и глянул заговорщически на гостя.
"Красивый парень, - подумал Назир. - Как улыбается, а! Зубы ровные, белые, аж сверкают, а на щеках ямочки, что у девушки… Сколько ж ему лет? Кажется, года на два он старше моей Зулейхи".
- Сколько лет тебе? - спросил он вслух.
- Двадцать два, - ответил Утан, и опять улыбка осветила его лицо.
- Пора, пора женить парня, да кто пойдет за него! - продолжал свое Сафар.
- Думаю, найдется, - поддержал юношу Назир. - Смотри, Сафар, как бы не ошибиться тебе… Вдруг придет какая-нибудь ученая-переученая да повиснет у него на шее, - что тогда скажешь?
Утан покраснел.
- Не надо об этом…
- О чем же с тобой еще говорить? - засмеялся Сафар. - Ученого разговора быть не может, раз неученые все, а об овцах - надоело…
- Ну, мне идти пора, - поднялся Утан.
- Погоди-ка, - остановил его Сафар. - Вот что, молодец. Мы с Назиром в горы сейчас поедем, а ты мать предупреди, пусть ужин для нас приготовит…
- Я внучке не сказал, что в горы иду, ждать будет, беспокоиться, - возразил Назир.
- Пусть приготовит! - распорядился Сафар, и Утаи вышел.
Затем старики вдвоем сели на лошадь Утана, и она тихонечко понесла их к Семи вершинам.
Солнце клонилось к закату, но еще жгло. Назир вспотел, устал, размеренные шаги лошади утомляли его.
- Жарко, а? - спросил он Сафара.
- Да, жаркое лето! - Сафар вытер пот с лица подолом чапана. - Скотине плохо, траву выжгло, не степь - пустыня совсем… Слушай-ка, вроде ветром подуло?..
- Да, поднимемся, там прохладно будет.
- А посмотри, Назир, что время делает! И горы стареют. Помнишь, вершины раньше были как кинжалы, а теперь - рушатся помаленьку. А помнишь еще, как боялись все их, этих Семи вершин? Сказки про них рассказывали… Так куда поедем? В ущелье Чабана?
- Давай, это близко.
Они перебрались через русло высохшего ручья, подъехали к ущелью, спешились.
- Да, а вот ущелье не рушится, - сказал Сафар.
Назир не слышал слов друга. Он смотрел на горы, на скалы у входа в ущелье, на порыжевшие камни в русле ручья, на старую чинару, горбатую чинару с пересохшей ветвью… Как знакомо все, и как давно знакомо… Куда торопится время?
Когда-то, молодой и сильный, он ходил тут за отарой и любил смотреть со скалы, как поднимается над степью солнце. Вон с той вершины над ущельем он впервые увидел, как огромен мир в лучах восходящего светила… Сколько лет ушло с той молодой поры… Гора казалась неприступной, люди боялись ее, населяли злыми духами, а он не побоялся, пошел на гору один и добрался до вершины. Наверное, молодой орел чувствует такую свободу, какую познал он, увидев далеко внизу мир в солнечной дымке…
Время, время! Даже горы сгибаешь ты! Старик посмотрел на постаревшие вершины и представил их крепкими и острыми. Да, тогда и Сафар был молод… Он вспомнил Сафара молодым, вспомнил день, когда бились здесь с басмачами и спасли девушек, и среди них - Зейнаб, жену свою будущую.
Назир задумчиво ходил от камня к камню, будто надеялся увидеть то ли свои следы, то ли следы сына… Остановился у чинары. "Как похожа на человека, - подумал, - а ветка сухая - будто ребенок потерянный… Турсун, приходя сюда, наверно, приносил тебе воду, чинара? Конечно, приносил… И я скоро приду, напою тебя водой. Погоди немного, вот приедут геологи из Ташкента искать то, что прячут горы, и я с ними приду, напою твои корни…"
Подошел Сафар, тронул друга за плечо:
- Что задумался?
- Высыхает… - Назир показал на горбатое дерево.
- Сколько ж ей лет? Помнишь, мы стада здесь молодыми парнями пасли, она и тогда была такой, тоже, казалось, высыхала… На камнях растет.
- Она как настоящий человек, - живет там, где трудно… Держится.
- Солнце зашло, - сказал Сафар. - Возвращаться пора. Когда твоих геологов ждать, скоро?
- Думаю, скоро.
- Я неделю еще простою здесь, если придут, моя юрта - твоя юрта.
- Спасибо, друг… - растроганно поблагодарил Назир.
- Где вы пропадали, дедушка? - Зулейха встретила старика во дворе. - Я жду не дождусь вас, и Саксанбай-ата не знает, куда вы пошли…
- В горы ездил, к Семи вершинам. Придут геологи - сам их поведу, место покажу.
- А придут разве?
- Конечно, начальник в Ташкенте обещал. Сами, говорит, к вам будем… Да, тебе Утан привет передавал… Молодец парень, собой хорош. Поди, девушки заглядываются, а?
Зулейха покраснела и отвернулась.
* * *
Геологи объявились через неделю, и хотя Назир ждал их теперь каждый день, увидев - растерялся. Приехали двое, оба молодые парни. Тут же собрались в горы.
Старший, по имени Сабир, объяснил старику:
- Проверим магнитометром. Будет нам удача, тогда еще приедем. Но, честно говоря, надежды на успех мало.
- И мне не верится, - поддержал его второй геолог. - Хризаколо - и столько лет лежит, никто не нашел!..
- О чем говоришь, сынок, что лежит?
- Хризаколо, отец, металл такой…
- Да ну? - удивился старик. - Это в камнях-то?
Парень улыбнулся:
- Настоящий металл, отец.
- Потому и сомневаемся, - объяснил Сабир. - Это ведь не шутка - хризаколо!
Когда добрались до ущелья Чабана, Назир присел отдохнуть на камень, устав не то от подъема, не то от волнения, а геологи собрались идти дальше.
- Ну, отец, молитесь богу, пусть пошлет нам удачу! - крикнул на прощанье Сабир.
Какое-то время сверху, со склона слышался еще смех геологов, шумели, скатываясь, камешки, потом все замерло - будто ушла отсюда жизнь. Старик прислушался - ничего, ни звука не слыхать. Оглянулся - выжженная степь, обвисшие вянущие листья чинары.
- Хризаколо… - повторил он незнакомое слово. - Металл… Может, если б нашли его в войну, и Турсун вернулся бы?..
Эта мысль не давала покоя старику, даже голова у него заболела, и, чтобы не думать, стал он смотреть в голубое небо. Там плавал орел, парил, распластав широкие крылья.
- Лети высоко, птица, - пожелал старик, - только к земле не бросайся, смерть никакой твари божьей не неси!
Орел послушался - покружил над горой и растаял в синеве.
Время шло, геологов все не было. Похолодало, старик надел чапан. Прислушался еще - не идут ли, но услышал вдруг бубенчики, а потом и песню услыхал тягучую, как ход стада, долгую, как пастушья тропа… Назир узнал по голосу Сафара: перегоняет стадо, на новое место перекочевывает. Да, голос у него не ахти какой, не лучше, чем у Назира, прямо скажем, но поет с душой… Сын есть, радость есть - отчего не петь? В жизни ведь как? Есть о ком заботиться, наполнена жизнь, - значит, живет человек. Не о ком беспокоиться - и радость не в радость. Вернулся бы с войны Турсун, разве не пел бы Назир, не принял с радостью на свои плечи тысячу забот о нем и детях его?..
Да, а что ж геологи все не спускаются? Но, может, оно и лучше: дольше будут искать - вернее найдут? Назир сидел на камне, терпеливо ждал. Он вспомнил, что, когда вышел на пенсию, уставал сидеть без дела, - сам, не привык к этому и других, кто работу не любил, не жаловал. Даже в чайхане сидеть не любил - редко когда вечером заглянет, побудет немного - и домой, там дела есть. А сейчас, видно, сдавать начал, старость свое берет. Вот ведь - сидит ждет, и не устает сидеть. Да и в саду тоже ищет теперь, где тень, и отдохнуть пристраивается, а раньше, бывало, все ходит, смотрит за деревьями, пока внучка в дом не позовет.
Устал он немножко, что и говорить, но это ничего, пройдет, это он без Зейнаб устал… Сила в руках есть еще… Он посмотрел на свои сухие, жилистые руки, на загрубевшие ладони и остался доволен: крепкий он еще, да. А что в боку покалывает - ерунда это. Вон у Саксанбая спина болит, а ничего, молодцом держится.
К ногам старика скатился сверху камень, потом послышался смех, разговоры - все повторилось в обратном порядке: геологи спускались вниз по склону.
Сердце у старика забилось встревоженно, он хотел - и не смог подняться с камня, где сидел.
- Ничего там нет, отец! - весело крикнул издали еще один из парней.
- Что, что? Как - нет?! - растерянно переспросил Назир, чувствуя холод в спине - будто сыпали ему на открытое тело белый мертвый снег.
- Ничего нет… - повторил и старший из геологов, Сабир. - Зря вы, отец, беспокоились, и мы зря приехали.
- Да я сразу не поверил, - продолжал парень помоложе. - Чтоб лежало так просто, рядом - приходи да бери! Ведь были здесь с Кадыровым не раз - уж нашли бы, если б что стоящее… Не беспокойте себя, не теряйте времени, отец, - вам-то что за польза от поисков наших?
Назиру сделалось жарко, кровь бросилась в лицо, он молодо поднялся - словно пружиной его подкинуло. Парни будто впервые увидели его выцветшие стариковские глаза, глубокие морщины на лице - и почувствовали силу, исходившую от этого человека, и еще то, что силу эту надо уважать.
- Польза мне какая? Откуда взял ты это слово? Здесь работал мой сын, здесь его дело недокончено!
- Не обижайтесь на нас, отец, - попросил старший, Сабир. - Но ведь сын ваш мог ошибиться, понимаете? Тогда металл дороже золота был, а он, на фронт уходя, никому не сказал о таком кладе. Значит, сам не уверен был - как думаете?
Назир испугался такого поворота разговора. Он не хотел, чтобы геологи ушли, ничего не найдя, и, поборов горечь и обиду, спросил с надеждой:
- Может, прибор ваш ошибся?
- Что вы, отец! Человеку, придумавшему наш прибор, Ленинскую премию дали!
- С ним мы будто сквозь землю видим! - подхватил второй парень. - Это сын ваш ошибся, ясное дело, так что пошли мы. Какой матч пропустили, да, Сабир? - и все зря!
- Ты камни взял?
- Взял, взял… Ну что, отец, идемте?
Назир сделал несколько шагов вслед за геологами, потом остановился, нагнулся, поднял камень, тот, что скатился к нему сверху и сказал этим о возвращении геологов, сдул с него зачем-то пыль…
- Турсун мой, Турсун, сынок… - то ли сказал, то ли простонал он… Посмотрел вслед геологам - они стояли, спустившись немного, ждали его. Старик помахал им рукой - идите, мол, я еще тут побуду. Парни рассудили, видно, что кишлак рядом и оставить старика одного можно, - помахали ему на прощанье и двинулись дальше.
- Вот и повидался с сыном… - горько сказал себе Назир, вернулся не спеша к тому камню, где ожидал возвращения геологов, сел.
Солнце уже уходило за гору и подкрашивало багровыми своими лучами листья чинары, но с каждой минутой они темнели и темнели. Завели свою вечернюю песню кузнечики, птица неслышно пролетела над головой старика, уселась на ветку чинары и вдруг снялась, захлопала крыльями и скрылась. От пастбища донеслось протяжное блеянье.
Старик не любил теперь это время дня, и особенно не любил встречать закат в дороге или в незнакомом месте. К вечеру люди возвращаются домой, над кишлаком тянутся дымки, хозяйки готовят ужин… В такое время хорошо быть в семье, видеть хлопоты жены, слышать разговор сына, радоваться проказам внуков…
Старик сидел пригорюнившись на камне, думал свои невеселые думы и не видел ничего вокруг, даже руки его, бессильно лежащие на коленях, казались ему чем-то чужим, неживым. Спряталось солнце, начало темнеть, а он все сидел и сидел без движения, словно еще раз потерял единственного своего сына.