- Усомниться в том, что мы способны перейти кордон? Или в том, что способны и впредь молча терпеть их преступное бездействие?
- В любом случае отказываться от визита мы не можем.
- Это уж само собой. Долг вежливости.
Родзаевский даже не стал принимать Курбатова в своем кабинете. Он встретил машину у подъезда штаба белоказачьей армии, молча кивнул в ответ на приветствие ротмистра и, усевшись рядом с водителем, а Курбатову указав на заднее сиденье, распорядился:
- В японский штаб.
Несколько минут они ехали молча. Курбатов решил не беспокоить фюрера никакими излишними вопросами. Но полковник сам не сдержался.
- Почему не интересуетесь, что произошло, ротмистр? - спросил он, уклавшись рукой на спинку водительского сиденья.
- Не думаю, чтобы могло произойти что-то серьезное. Но если все же произошло… Жду приказа.
- Исимура вызывает. Начальник разведотдела Квантунской армии полковник Исимура. Не ясно, почему он вдруг занервничал. У меня создалось впечатление, что японцам не все нравится в нашем рейде.
- Очевидно, им доложили, что, хотя официальная версия цели рейда - заброска группы в… - Курбатов красноречиво взглянул на водителя, услышал от Родзаевского: "свой", но город все же назвать не решился, - а также инспекция нескольких старых диверсионных точек… На самом деле конечная цель несколько иная.
- Уверен, что знаете, какая? - ошарашил его фюрер-полковник.
- Уже не уверен.
- Для нас конечная цель - замысел атамана.
- Суть которого мне пока не известна. Тогда как вы представляете себе мою беседу с Исимурой?
Родзаевский долго молчал.
- Окончательные инструкции вы получите только на диверсионной базе, непосредственно перед выступлением. В этом смысл вашей тактики. К сожалению, я не смог связаться с атаманом. Исимура давний знакомый генерала. Но мне не ясно, насколько откровенными были их беседы. И вообще, происходили ли они в самое последнее время.
- Окончательные инструкции я получу лишь на базе, - кивнул Курбатов. Сложности взаимоотношений штаба русской армии с японской разведкой его не интересовали. - Для Исимуры этого будет достаточно.
- Загадкой остается другое - почему он вдруг пожелал видеть вас, ротмистр.
- Захотелось усложнить мне жизнь в России.
- Она и так будет не из легких, уж поверьте мне, князь. Вы не представляете себе, что там за режим. Слежка друг за другом, доносы. Любой появившийся незнакомец - сигнал для десятков платных и добровольных доносчиков.
- Создается впечатление, что все режимы одинаковы: что в России, что в Германии, что здесь, на земле, оккупированной Японией.
- Опасные выводы, - покачал головой Родзаевский. - Смелые, но опасные. Хотите покаяться? Изменить мнение о себе?
- Мнение о себе я изменю, лишь ступив на землю России. Вы же измените его, получив первые донесения.
Устало взглянув на Курбатова, Родзаевский отвернулся и несколько минут сидел молча, глядя куда-то перед собой. Ротмистр заметил, Как побагровела его худощавая, сплётенная из выступающих бугристых вен, шея.
- Хочется надеяться, ротмистр, хочется надеяться. Я ведь всегда считал вас одним из офицеров, наиболее преданных идее фашизма. Одним из наиболее надежных членов "Российского фашистского союза". Человеком, нацеленным на то, чтобы изменить мир.
"А ведь он действительно усомнился во мне, - удивленно признал Курбатов. - Достаточно было одной откровенной фразы. Ну что ж, фюрер-полковник остается верен себе".
- Вспомните, как сложно и неброско начинал свой путь к идее национал-социализма Гитлер. В каких условиях, в тюремной камере, создавал свой основной труд. Как боль души, его раздумия ложились на страницы выдающейся исповеди "Четыре с половиной года борьбы против лжи, глупости и трусости" . Лжи, глупости и трусости, князь Курбатов. Так вот, мы с вами для того и основали свой союз, чтобы не дать славянской нации окончательно погрязнуть во лжи, глупости и трусости. Основали, заметьте, здесь, неподалеку от Тибета и Гималаев, где нашли приют вышедшие из Атлантиды Великие Посвященные - арии. И откуда взошло, озаряя знамена белой цивилизации, бесконечное колесо веры Бомпо.
- Извините, господин полковник, но с трудами и философскими взглядами Гаусгоффера и Блаватской я знаком достаточно хорошо.
- Разве я в этом сомневаюсь? - вновь оглянулся Род-заевский, озаряя аристократическое лицо благородной салонной бледностью. - Разве посмел бы усомниться в этом, князь Курбатов? Сейчас я веду речь не о знаниях ваших - о ваших убеждениях. О вере.
- Вы правы, - мрачно согласился ротмистр, задумчиво помолчав. - Я почему-то больше заботился о закалке тела, а не духа.
- Искренность ваша похвальна. Отбросьте все лишнее. Вы, Курбатов, именно вы - и есть тот сверхчеловек, к идеалу которого стремимся все мы, арии. Взгляните на себя. Соизмерьте свою силу, свой интеллект, духовные возможности… Вы не имеете права погубить себя рутиной обыденного бытия, князь. Вы созданы для великой и величественной идеи. Приходится сожалеть, что до сих пор прозябаете здесь, на азиатских задворках, вместо того чтобы блистать во дворцах европейских столиц, потрясая Европу своей храбростью. Кажется, я знаю человека, с которым вы обязательно должны подружиться, который поймет и воспримет вас, как никто другой.
- Мне известно его имя?
- Имя, да, известно. Я имею в виду Отто Скорцени. Который в свое время блеснул в Вене, потом немного по-угас. Но сейчас о нем, похоже, опять вспомнили. Теперь он возглавляет диверсионную школу, расположенную недалеко от Берлина, руководит отделом диверсий Главного управления имперской безопасности. Словом, коллега.
- Попытаюсь встретиться с ним, - охотно согласился Курбатов, довольный тем, что фюрер-полковник оставил в покое его персону.
- Простите, что вмешиваюсь в разговор, - неожиданно подал голос доселе молчавший шофер. - Если я не ослышался, вы, господин князь, упомянули имя Гаусгоффера, поклонника Игнация Лойолы, к тому же прекрасно владеющего истинами буд дизма.
- Не ослышались, - сухо подтвердил Курбатов, недовольный тем, что водитель тоже решил продемонстрировать свою осведомленность.
- Хотел бы предупредить: полковник Исимура прекрасно знаком с работами Гаусгоффера.
- Вот за эту подсказку спасибо.
- И даже уверен, что генерал и философ Гаусгоффер показывает всем нам, европейцам, пример того, как следует постигать философию Востока. Путем, которым прошел в формировании своего сознания этот белый, должны пройти все остальные германцы, все арийцы. Кстати, себя, как и остальных японцев, Исимура тоже считает арийцем.
- Гитлера больше всего раздражает именно то обстоя-тельство, что цыгане имеют куда больше оснований величать себя арийцами, чем германцы, - заметил Курбатов:
Водитель на мгновение оглянулся и рассмеялся. Он прекрасно понял, что хотел сказать этим белокурый красавец князь.
- В любом случае будьте готовы к тому, что Исимура вспомнит о Гаусгоффере.
- Или попытайтесь напомнить ему об этом немце, если почувствуете, что ваш разговор не складывается, - добавил Родзаевский. - И не обращайте внимания на то, что у него, - притронулся к плечу водителя, - погоны унтер-офицера. На самом деле он капитан. Один из лучших моих разведчиков. Кстати, порывается идти в рейд вместе с вами.
- Это погибельный рейд, господин капитан, не советую.
- Вы-то согласились.
- Я - диверсант. По самой натуре своей. В этом мое призвание.
37
Вошел вызванный Скорцени адъютант.
Услышав привычное: "Проводите генерала", он исчез за дверью вслед за Шкуро. Который даже за порогом все пятился, усердно при этом кланяясь.
Когда, проведя генерала к выходу, адъютант вернулся, он застал своего командира посреди кабинета. Скорцени стоял положив правую руку на живот, а левой подперев щеку, и был погружен в какие-то свои раздумья. Родль молча ждал; когда гауптштурмфюрер выйдет из этого состояния и поинтересуется, что ему необходимо. Он никогда не решался заговорить, видя шефа в позе античного "Мыслителя".
- Послушайте, Родль, - наконец проговорил Скорцени. - А вы не в курсе, по какому поводу этот генерал?..
- Шкуро…
- Вот именно. По какому поводу он навещал меня?
Родль рассмеялся. Он понимал, что ставит своего шефа в неловкое положение, но ведь было же отчего и рассмеяться. Глядя на него, Скорцени тоже улыбнулся.
- Никак нет, гауптштурмфюрер, не в курсе. Мне показалось, что он успел изложить свою просьбу.
- Кажется, я увлекся. Он вынужден был только слушать. Но ведь приходил он ко мне не в роли слушателя, а в роли просителя.
- Следует полагать… - философски согласился адъютант.
- Ну да бог с ним, с этим русским. У нас нет времени, Родль. У нас есть все, кроме времени, оберштурмфюрер. И не заставляйте напоминать, как мне нужны сведения о Муссолини. Любые сведения о дуче. Встряхивайте наших людей, Родль, встряхивайте!
38
Однако принимал Курбатова не Исимура, а подполковник Имоти. Рослый, под метр девяносто - что среди офицеров-квантунцев встречалось довольно редко, - крепкого, сибирского телосложения, с почти европейским лицом, в чертах которого едва угадывались восточные штрихи, он вообще мало напоминал японца. А подчеркнуто правильный русский Имоти мог сбить с толку кого угодно.
- По матери я - коренной сибиряк. По отцу - японец, - сразу же раскрыл секрет своего происхождения подполковник, освещая отдельный кабинет в небольшом ресторанчике хищноватой желтозубой улыбкой. - Поэтому, князь, можете считать меня русско-японцем, или японо-русским, как вам удобнее.
- Вообще-то, я больше приемлю просто "русский". Но в данном случае русский меня устраивает в любом обрамлении.
- Хотя ваши корни уходят в Украину и, очевидно, в Татарию.
- Татаро-украинец или украино-татарин, - добродушно согласился князь. - Однако воспринимаю себя славянином. Впрочем, начиналось все не с татар, а с половцев.
Они уселись за низеньким столиком, по-восточному скрестив ноги, и несколько минут выжидающе смотрели друг на друга.
- "Воспринимаю себя славянином", - повторил Имоти. - Полковник Исимура, которого имею честь представлять здесь, учел это. Он терпимо относится к национализму русских, если только этот национализме выдержан в рамках благоразумия.
- В рамках, господин подполковник. Что заставило вызвать меня из казармы? Слушаю вас.
Имоти отметил про себя, сколь независимо держится этот ротмистр. Но тотчас же вспомнил: "Князь!" И чувства раздражения независимость Курбатова у него не вызвала. Он знал, что имеет дело с одним из лучших диверсантов русских. И что через несколько дней этот человек поведет группу "маньчжурских легионеров" в "рейд смертников", как именовали теперь операцию семеновцев в штабе Квантунской армии. Рейд, из которого вряд ли кто-либо сумеет вернуться.
- Только откровенно, князь, вы действительно рассчитываете достичь границ Германии?
- Значит, вам сообщили, что группа пойдет к границе?
- Держать такое в тайне от японской разведки? Тем более что акция не ущемляет интересы Страны восходящего солнца. - Надеетесь достичь ее?
- Готовлюсь, как к самой важной в своей жизни операции.
- Которая, в случае успеха, принесет вам славу. А в разведывательно-диверсионных кругах всего мира, в истории разведки - даже бессмертие.
Говоря что-либо, подполковник слегка запрокидывал голову и закрывал глаза. Словно произносил слова клятвы, молитвы или просто наслаждался собственным слогом. Скорее всего, наслаждался…
- Ну да не будем об этом. Вам приходилось слышать о таком генерале - Власове?
- Генерал-лейтенант Красной армии. Перебежчик. Находится в Берлине. Сколачивает Русскую освободительную армию. Что бы я ни сказал о нем дальше, все равно обнаружится, что больше, чем знает японская разведка, знать не могу.
Бесшумно появился карликового роста японец-официант. Очевидно, хозяин ресторана специально подобрал такого официанта, который смог ставить блюдо на низенький столик, почти не нагибаясь.
- Японскую разведку больше всего интересовал тот факт, что какое-то время Власов находился здесь, в Китае.
Курбатов так и не смог привыкнуть к саке. Рисовая водка всегда вызывала у него аллергическое отвращение. Но все же, как и подполковник, отпивал ее мелкими, почти неощутимыми глотками, ибо не питие это было, а церемония застольной беседы.
- О том, что служил в Китае, слышу впервые, - признался Курбатов. - Что, воевал на стороне китайцев, против вас?
- О Власове здесь мало кто мог слышать, поскольку он скрывался Под псевдонимом Волков. Воевать - не воевал, но… Сначала он просто читал лекции, наставляя чан-кайшистских командиров по части тактики, затем какое-то время числился начальником штаба генерала Черепанова, военного советника Чан-Кайши. А весной 1939 года его направили советником к губернатору провинции Шанси генералу Янь-Сишаню.
- Которому пророчили будущее диктатора Китая, - решил проявить хоть какое-то знание ситуации той поры Курбатов.
- Сам-то он видел себя императором. Однако не в это дело Власова подослали к генералу с умыслом. Он должен был убедить Янь-Сишаня объединить подчиненные ему войска с армией Чан-Кайши. Точнее, поддержать действия Чан-Кайши против японской императорской армии. Особых успехов на этом поприще Власов, конечно, не достиг. Тем не менее после отзыва Черепанова в Москву его сделали главным советником Чан-Кайши.
- Вот оно что. Оказывается, не такой уж он серый полевой генералишко, каким мог бы показаться.
- Меня удивляет, князь, что, готовя к походу "на Берлин", ваши наставники столь скупо информировали вас о Власове.
- Возможно, потому что сами информированы столь же скупо.
- Не может такого быть. Мы предоставляли генералу Семенову и полковнику Родзаевскому довольно полную информацию.
- Значит, остается другое объяснение: атаман Семенов не стремится иметь дело с бывшим большевистским генералом, отдает предпочтение генералам Краснову и Шкуро. Да и то лишь потому, что Деникин решительно отошел от дел.
- То есть вас, князь, ко встрече с генерал-лейтенантом Власовым не готовили. Я верно понял?
- Верно.
Имоти вновь запрокинул голову и несколько минут сидел так, погруженный то ли в глубокое раздумье, то ли в самосозерцание.
Князь не вторгался в этот процесс. Временем здесь распоряжался подполковник.
- В этом ошибка Семенова, - наконец изрек Имоти.
- В этом суть его взглядов на ситуацию в Берлине и в России.
- Не в пример Семенову, Чан-Кайши очень ценил Власова. Ценил настолько, что даже наградил золотым орденом Дракона. Который у Власова отобрали, как только он пересек границу. Вместе с золотыми часами, подаренными женой Чан-Кайши. Сочли, что командиру 99-й стрелковой дивизии Киевского военного округа эти чуждые советскому человеку вещички ни к чему.
- Простоте, господин… Чем мы так обязаны Власову, что посвятили ему столько времени? Узнав об этом, генерал будет польщен.
Имоти привычно запрокинул голову и, закрыв глаза, сонно ухмыльнулся.
- В том-то и дело. Для нас важно, чтобы он узнал о том сколько внимания ему уделяют в штабе Квантунской армии. - Имоти достал из кармана несколько небольших листиков и положил их на краю столика. - Здесь вся биография Власова. В мельчайших подробностях. Вы должны будете изучить ее, дабы у генерала не оставалось сомнения, что вас очень старательно готовили к встрече с ним. Это произведет должное впечатление.
- То есть с этой минуты я могу считать, что выполняю задание японской разведки?
- Японского командования, князь, японского командования. Генерал Власов так и должен быть информирован. Это имеет принципиальное значение.
- Понятно: уровень.
Если генерал Семенов не желает видеть во Власове своего союзника - это его дело. Нам он, однако, нужен. Причем важна любая форма сотрудничества. Нас вполне могут устроить разведка, диверсионные отряды, его агентура в России вообще и за Уралом в частности.
- Ясно.
- Власову хорошо знакомы наши края. Он даже немного владеет китайским и японским. Старые воспоминания помогут генералу по-иному взглянуть на ситуацию в Маньчжурии и пересмотреть отношение к Японии. А если случится, что Германия потерпит поражение, - что, исходя из положения на фронтах, совершенно не исключено, - мы даже готовы будем принять Власова с частью войск здесь, у себя, на Дальнем Востоке. Его армию можно было бы погрузить в одном из портов Югославии или Греции и перебросить в Турцию, а уж оттуда…
- Не могли бы вы чуть яснее очертить мою роль, господни подполковник. Я, что, должен считать себя уполномоченным вести с Власовым переговоры от имени японского правительства?
- Вижу, вам не очень-то по нутру такие обязанности.
- Мне нужна ясность, - твердо потребовал Курбатов.