- Красных ждут огорчения, - поддержал его Чолда-нов. На спуске он оступился и теперь заметно прихрамывал. Чтобы не отставать, штаб-ротмистр иногда по-медвежьи, переваливаясь с ноги на ногу, подбегал, совершая невероятно длинные прыжки на одной ноге. При этом рюкзак с патронами и консервами он переместил на грудь, поддерживая его у низа живота - Черный Кардинал патронов зря не тратит.
Черный Кардинал - кличка Власевича. Он почему-то недолюбливал офицерский мундир и при первой же возможности облачался в черную тройку, черный цилиндр и черные штиблеты. Выглядел он в них, как служащий похоронного заведения, однако мало находилось таких, кто бы решился сказать ему об этом. Несмотря на строгий приказ генерала Семенова, запрещающий дуэли, остановить Власевича он не смог бы.
Опушка, по которой нужно пройти к хижине, просматривалась с ближайшего хребта. Чтобы не подвергать груп; пу излишней опасности, Курбатов провел ее по зарослям и метрах в ста от хижины, посреди кустарника, обнаружил еще одно строение, возведенное на сваях и опоясанное террасой.
- Лабаз, - сразу же определил Чолданов, хорошо знакомый с бытом охотников. - В меру сухой, в меру теплый и вполне пригодный для отдыха.
Он же и отправился в разведку. Но оказалось, что вокруг все спокойно.
- Полтора часа для привала, - скомандовал ротмистр. - Реутов - на пост. Матвеев - радиосвязь.
Первая радиограмма, ушедшая за кордон, была предельно краткой: "Перешли. Продвигаемся в стычках с противником. Легионер".
43
Фюрер вновь пригласил всех занять свои места. Еще более получаса он выслушивал доклад Риббентропа о положении в Италии, действиях англичан и американцев, рассчитывающих окончательно отвлечь эту страну от сотрудничества с Германией, а также короткие сообщения Гиммлера, Йодля и Геринга о положении на фронтах. И лишь потом объявил, что все свободны. Пропуская старших по чину, Скорцени немного задержался у двери. Этим воспользовался фюрер. Взяв под руку, он отвел его чуть в сторону.
- Хочу сказать вам еще вот что, гауптштурмфюрер Скорцени. Вполне возможно, что к моменту, когда я дам приказ осуществить эту операцию, новое итальянское правительство все еще будет считаться, по крайней мере официально, нашим союзником. Поэтому, если вы вдруг потерпите неудачу, - не хочется, конечно, даже допускать такое, - я вынужден буду вас дезавуировать. Вы понимаете меня?
- Дезавуировать? - некстати переспросил Скорцени, признаваясь в том, что не совсем понимает тонкости этого Дипломатического термина. Вернее, значение ему было известий, просто он не сразу сумел истолковать его применительно к той ситуации, которая могла возникнуть, если операция действительно сорвется.
- Меня принудят к этому обстоятельства, гауптштурмфюрер. Нашими дипломатами дело будет представлено так, будто вы действовали под собственную ответственность, в обход начальства. Посему вам придется испытать на себе все последствия акта неповиновения, а если хотите, то и безрассудства. - И он посмотрел на Скорцени таким сочувствующим взглядом, словно эти "последствия" наступают сразу же, как только гауптштурмфюрер переступит порог кабинета.
- Я готов, мой фюрер.
- Думаю, вы понимаете, почему я вынужден буду, хотя и скрепя сердце, наказать вас в случае провала?
- Такое наказание является составной частью общего риска. Идя на выполнение задания, на него обязан решаться каждый диверсант. Меня это не страшит.
Гитлер пожал ему руку, задержал ее в своей и несколько мгновений смотрел прямо в глаза. Белесые водянистые зрачки фюрера показались Скорцени потускневшими линзами.
- В конце концов вам удастся освободить Муссолини. Удастся, я уверен в этом.
44
То, что уже через тридцать минут Курбатов поднял группу, показалось диверсантам сумасбродством. Откровенно протестовать никто не решился, но было очевидно, что в душе каждый проклинает его. Устроившись на стволе лиственницы, Чодданов уверял, что все вокруг спокойно. Даже выстрелы на перевале то ли затихли, то ли просто не долетали до лесной чащобы, в которой расположился лабаз.
Однако Курбатов и не пытался убеждать своих легионеров, что предчувствует какую-то опасность. Он просто-напросто приказал выступать, а на посыпавшиеся вопросы ответил двумя словами: "Движемся к тропе".
Так ничего толком и не. поняв, диверсанты с километр пробежали, потом, уже заслышав выстрелы, еще долго пробирались сквозь бурелом и через широкую каменистую падь… И лишь когда ротмистр расставил их по обе стороны тропы - в том месте, где она пересекала широкий ручей, плес которого путнику приходилось преодолевать, перескакивая с камня на камень, - поняли: Их командиром руководило не сумасбродство, это сработала интуиция.
Прошло еще немного времени, и они увидели Радчука. Он тащил на себе раненого Корецкого. Реутов и Вознов бросились к нему, помогли перенести поручика через ручей и только в зарослях, уже встретившись с Курбатовым и Тирбахом, обнаружили, что поручик мертв. Он скончался, очевидно, на руках Реутова и Вознова.
Сам Радчук упал к ногам командира и минут десять лежал, не пытаясь произнести ни слова. Казалось, он был в состоянии крайнего физического истощения.
Тирбах, наиболее смысливший среди них в медицине, - он единственный окончил ускоренные шестимесячные курсы военфельдшеров - даже пытался осмотреть его, подозревая, что Радчук ранен.
- Жив, пока жив, - нервно отреагировал поручик на его общупывание. - Что вы меня, как девку?
- Тогда возьмите себя в руки, - обиделся подпоручик.
- Где Власевич? - спросил проводника Курбатов.
- Где-то там, - махнул Радчук в сторону хребта. Услышим карабин - значит жив. Молодец Черный Кардинал, меток и хладнокровен. Если бы не он… - тяжело отсапывался поручик, изогнувшись на своем вещмешке, который так и не сбросил, несмотря на то что пришлось тащить раненого. - Вы знали, кого оставить, ротмистр.
- Знал, конечно, - мрачно признался Курбатов. - Вы тоже благородно повели себя, пытаясь спасти Корецкого. Чолданов, Вознов, документы и оружие у погибшего изъять, тело предать земле. И как можно скорее.
Пока они уносили поручика к ближайшей расщелине и забрасывали камнями, вновь ожил карабин Власевича. Прозвучало всего два выстрела, на которые красноармейцы огрызнулись десятком автоматных очередей. Но по тому, сколь коротки были эти очереди, Легионер сразу же определил, что патроны у преследователей на исходе. Слишком уж экономно они собирались их расходовать.
- Иволгин, - обратился он к штабс-капитану в те минуты, когда выстрелы послышались почти рядом, за скалой, багрянившейся на утреннем солнце метрах в двухстах от ручья. - Постарайтесь предупредить Власевича, что мы здесь, и увести его с тропы. Всея остальным - подальше от нее. Огонь открывать не раньше, чем красные преодолеют ручей. Пусть втянутся, пройдут между "почетным караулом".
Вместо ответа Иволгин поднял руку, приветственным жестом римского трибуна давая понять, что ему все ясно.
- Похоронили, - вернулись через несколько минут Чолданов и Вознов. - Не по-христиански мы как-то его, - почти простонал Вознов. - Без креста, салюта.
- За салютом дело не станет, - спокойно ответил Курбатов, - меня разрешаю похоронить точно так же.
- Не приведи Господь, - предостерегающе заслонился ладонями Вознов. Этот парень давно показался Курбатову слишком нервным и излишне эмоциональным. Но Родзаевский представил подпоручика как отличного взрывника. И четыре мины, которые он тащил в своих вещмешках, должны были подтвердить его репутацию.
Ждать пришлось недолго, однако минуты эти были тягостными. Особенно для Курбатова. С одной стороны, он уже по существу оправдал свой "марш к тропе" тем, что сумел вернуть в группу Радчука и предать земле Корецкого. К тому же появилась надежда спасти и Власевича. С другой - Курбатов прекрасно понимал, что если группа увязнет в стычке, красные получат подкрепление и его рейд к границе рейха может закончиться прямо здесь, у границ Маньчжурии.
Курбатов явственно ощущал, что группа сковывает его. Не очень-то соглашаясь поначалу с тем, чтобы группу возглавил он, Родзаевский как-то сказал полковнику Сытову, ведавшему физической подготовкой диверсантов: "А вам не кажется, любезнейший, что этот Курбатов - волк-одиночка? По-настоящему он способен развернуться, лишь оказавшись предоставленным самому себе".
"Приблизительно так оно и есть, - без особых колебаний согласился полковник. - Поэтому-то считаю, что его группе следует предоставить максимальную свободу действий. Пусть это будет группа "вольных стрелков". В ходе рейда состав расселится по диверсионным квартирам в разных городах России и каждый из боевиков будет возвращаться сюда, - выполнив задание, естественно, - уже в одиночку".
Когда весть об этом разговоре достигла Курбатова, он обиделся на Сытова: по существу, тот усомнился в его командирских способностях. Но потом, когда начались тренировки уже в составе группы, постепенно убедился: а ведь полковник прав. По-настоящему он способен раскрыть свои возможности, только будучи предоставленным самому себе. И первые сутки рейда лишь укрепили его в этой мысли.
- Сколько их там? - поинтересовался ротмистр у Радчука, решив, что тот наконец отдышался и пришел в себя.
- Было человек двадцать. Двух-трех мы с Власевичем уложили. Надеюсь, он усмирил еще хотя бы одного.
- Подкрепления не видно было?
- Похоже, пограничники решили, что имеют дело с контрабандистами. Я слышал, как один из них крикнул; "Эй, контрабанда, бросай свое барахлишко! Все равно всем каюк!"
- Это обнадеживает. Куда лучше, чем если бы сразу разгадали в нас диверсантов. Долго тащиться за контра-, бандистами, да еще вызывать солидное подкрепление, пограничники не станут. Предоставят разбираться с ними милиции.
Он хотел сказать еще что-то, но выстрелы, прозвучавшие уже по эту сторону скалы, заставили его умолкнуть.
- Надо бы пойти на помощь. Власевичу, - упрекнул ротмистр Вознов.
- Затаиться! - осек его ротмистр.
45
Корсика встретила Скорцени легкой дымкой утреннего тумана, которая превращала вершины окрестных холмов в кратеры оживших вулканов. Небольшие террасы виноградников на их склонах казались полуостывшими лавинами, медленно, неотвратимо надвигающимися на окраины городка, в котором расположился штаб корсиканской бригады СС. Еще немного, и они навсегда поглотят в своей черной пучине и хижины окраин, и старинный переброшенный через небольшое ущелье мост, и серый трехэтажный особняк, в котором нашел себе приют штаб корсиканцев.
"Генерал Йодль пророчил мне "второе пришествие" с острова Эльба, - поиграл желваками Скорцени, переводя взгляд с холмистой гряды на открывающуюся часть небольшого залива. Где-то там, в утренней туманности пролива Бонифачо, должен был находиться остров Санта-Маддалена. Гауптштурмфюрер поднес к глазам бинокль, но не увидел ничего, кроме ожерелья из прибрежных скал, выступающего из пенистого прибоя, словно прореженная, изуродованная спина динозавра. - Если продолжить его мистическую символику, то ситуация складывается по-иному. Начинать, подобно самому Бонапарту, придется все же с милой ему Корсики. И пройти все то, что надлежало… Впрочем, - осадил себя Скорцени, - пройти этот путь во второй раз не дано никому. И забудем о мистике. У тебя свой путь, и моли Господа, что начинался он не на Корсике, иначе так и вошел бы в историю невыразительной, хотя и громадной, - ухмыльнулся он, - тенью "маленького корсиканца". - У тебя свой путь. Да, свой".
- Слушаю, гауптштурмфюрер, - возник в лоджии адъютант Родль.
- Что нового? Следите за сообщениями, оберштурмфюрер. - Предаваясь мечтаниям, Скорцени очень часто терял грань между раздумьями и молвленным вслух.
- Они поступают каждые полчаса. Следующие ждем через десять минут.
- Где сейчас Гольвег?
- Вчера вечером вместе с двумя радистами и шифровальщиком прибыл в Палау. Остановился на базе минных тральщиков. Радист, осевший на Санта-Маддалене, выходит на связь с ним тоже каждые полчаса.
- Десантники готовы?
- Два батальона и разведывательная рота корсиканской бригады продолжают осваиваться на тральщиках. Солдаты и офицеры охотно жалуются всем любопытствующим, особенно местным красавицам, что завтра утром вынуждены выйти в море для учений по высадке десанта, - уже в третий раз в течение утра повторил Родль.
А что еще он мог добавить к тому, что давно известно Скорцени?
- Этому верят?
- Поскольку корсиканцы только тем и занимаются, что высаживают десант то на Сардинии, то на Корсике, то на островках в проливе, чтобы, вернувшись, пьянствовать так, словно обмывают крупную морскую операцию, это никого не удивляет. Даже английскую разведку.
- Надеюсь, что, передавая радиограммы англичанам, Гольвег столь же пунктуален, как и при передачах, поступающих к нам, - невозмутимо и мрачно пошутил Скорцени.
- Он старый служака, - нарушил Родль свое давнее правило не поддерживать шуток шефа. - Но на всякий случай постучим по дереву. У англичан в Палау и своих агентов хватает.
Завтракал Скорцени в небольшом ресторанчике, расположенном на склоне прибрежного холма. С его террасы хорошо видно было, как северный ветер медленно прогоняет по проливу паруса розовато-серых туч, очищая горизонт для оранжевого, уже наполняющего окрестности флюидами южной жары, светила. Разделявший с ним трапезу командир батальона "корсиканцев" штурмбаннфюрер Умбарт считал себя корсиканским немцем. Предок его, офицер австрийской армии, попал сюда из Италии, где находился в плену. Умбарт так и не установил, из какой именно части Австрии он ушел на фронт. Отец умер, когда Пауль Умбарт был малышом, и семейные предания ушли в небытие вместе с ним.
Однако это не мешало Умбарту сразу же признать в Скорцени земляка. Был этот австро-корсиканец грузным, неповоротливым и на удивление болтливым. Если до сих пор Скорцени и терпел его общество, то лишь потому, что не решался отпускать от себя. Его уже предупредили, что в городке у штурмбаннфюрера завелась красотка и после обеда он обычно старается часик-другой провести с ней.
Правда, гауптштурмфюрер без обиняков предупредил Умбарта: если он исчезнет из штаба хоть на несколько минут, его тотчас же разыщут и расстреляют перед батальонным строем. Тем не менее считал за благо видеть полусонную и в то же время вечно ухмыляющуюся рожу штур-мбаннфюрера перед собой.
- Я хотел бы отправиться с вами, гауптштурмфюрер, говоря это, Умбарт почему-то взглянул на Родля, как бы ожидая от него поддержки.
- Ваш батальон остается здесь. Ему найдется работа, когда мы прибудем сюда. Если, конечно, кому-либо взбредет в голову преследовать нас.
- Батальон останется. Речь идет только обо мне. Похитить с Санта-Маддалены самого Муссолини! Такая операция возможна раз в сто лет.
- Мне не хотелось бы, чтобы вы еще раз упомянули о ней вслух, дорогой штурмбаннфюрер, - грубо осадил его Скорцени.
- Но ведь я упомянул о ней впервые. И прошу вас об этом, как об услуге земляку. Готов повести на приступ виллы первую волну штурмующих.
- Первую? Вы представляете себе это так, будто мы будем взбираться на ее стены по штурмовым лестницам? У вас богатая фантазия, Умбарт.
- И все же, когда человек стремится повести на приступ первую волну, отказывать ему в этом грешно, - смело вмешался в разговор оберштурмфюрер.
- Вы появляетесь, как ангел, Родль. Всегда в нужную минуту и всегда над ликом страждущего.
- Война заканчивается. Возможно, что эта мой последний шанс, - уже почти канючил Умбарт. - Лучше погибнуть в этой операции, чем от пули завшивленного итальянского партизана.
- О, да на вас тоже воздействует бонапартистский воздух Корсики! - лениво отшвырнул салфетку Скорцени, поднимаясь из-за стола. - Вот только не каждая Санта-Маддалена превращается в Святую Елену.
- Браво, гауптштурмфюрер. Вы - философ. Я всегда считал, что возглавить диверсионную службу рейха может только философ. Хотя у штурвала нашего государства топчется слишком много людей, лишенных всякой фантазии.
46
Власевич появился неожиданно. Рослый, кряжистый, он брел, тяжело переставляя ноги, по-волчьи, поворачиваясь всем корпусом, оглядывался, словно затравленный зверь. Карабин в его огромной лапище казался игрушечным.
Он приближался молча, не догадываясь, что свои уже рядом. И сидевшие в засаде диверсанты тоже никак не выдавали себя.
К речушке подпоручик подступал, держась поближе к зарослям, чтобы в любое мгновенье можно было скрыться в них и вновь отстреливаться, отбиваясь от наседающей погони.
Иволгин, который оказался ближе всех к речке и первым должен был окликнуть Власевича, почему-то молчал: Остальные тоже молча проследили за тем, как, перешагит вая с камня на камень, подпоручик переправился через многорукавый плес, прилег за валун и, немного отдышавшись, подполз к воде. Пил он долго и жадно, а потому беспечно. И пока утолял жажду, Курбатов сумел незаметно приблизиться к нему.
- Так как там твоя могильная рулетка, легионер? - Власевич, все еще лежавший на животе, порывисто перевернулся на спину, схватился за карабин и только тогда понял, что рядом с ним, за кустом, командир группы.
- Какого черта вы здесь, ротмистр? Уж эту-то рулетку я бы докрутил сам.
- Похоже, вы недовольны, что оставил именно вас.
- Что вы, ротмистр, - насмешливо ответил Власевич. - Как графиня-девственница после первого бала.
По красновато-лиловому лицу его стекали струйки воды, напоминавшие потоки слез.
- Ну и прелестно!
- Погоня! - вклинился в их разговор голос Иволги-на, все еще пребывавшего где-то за кустами. - Они рядом. За изгибом, - негромко объяснил штабс-капитан.
Курбатов и Власевич на несколько мгновений приумолкли. Красноармейцы уже были по эту сторону скалы и приближались к изгибу тропы.
- Сколько их там, подпоручик? - негромко спросил Курбатов.
- Человек шесть.
- Всем скрыться. Подпоручик, - вон за тот каменистый гребень, - едва слышно распоряжался Курбатов, показывая Власевичу на видневшийся неподалеку каменный шрам. - И дайте красным втянуться в коридор.
- Это и архангелу Михаилу понятно, - проворчал Власевич и, подхватившись, начал отходить, перебегая от куста к кусту.
Первыми появились двое красноармейцев. Они медленно, без конца оступаясь на каменистых россыпях, подкрадывались к речушке, держась по обе стороны тропы. Потеряв "контрабандистов" из виду, солдаты заметно нервничали.
"А ведь, знай они, что имеют дело с диверсантами, наверняка не решились бы столь упорно и долго преследовать их, - хладнокровно прикинул Курбатов, с интересом рассматривая щупловатых низкорослых бойцов. - Эти явно не из пограничной стражи. Разве что отряд прикрытия".
Разведчики преодолели речушку и остановились на том же месте, где несколько минут назад устроил себе водопой подпоручик Власевич. Они внимательно осмотрели кустарник вдоль тропы, но ничего подозрительного так и не заметили. Пока разведчики по очереди наслаждались прохладой горных родников, подошли еще трое.
- Дак ушли они, старшина, - довольно громко, хотя и не совсем уверенно, доложил один из разведчиков.
- Черти б их носили! В поселке или в городе ими займется милиция. Тем более, что одного мы все же подстрелили.