- Германская нация есть зародыш новой расы, - вдохновенно продолжал Гитлер. - Мы должны помочь ей перевоплотиться в свой высший идеал. В высший идеал! - прокричал фюрер голосом пророка-заклинателя. - И мы поможем! Мы достигнем поставленных нами целей, несмотря ни на какие потери на фронтах. Тем более что жертвы, принесенные нами в ходе этой изнурительной войны, - жертвы высшего порядка жертвоприношения. Неминуемого, как сам ход истории. Мы должны повести арийскую расу к Разуму, к Посвященной вечности сынов Атлантиды и людей-богов Шамбалы. Именно в этом и заключается глубинный, вещий смысл нашего национал-социалистского движения. Тот, кто рассматривает национал-социализм лишь как политическое явление, не постигает ровным счетом ничего из того, что заложено в глубинной природе нашего движения. И вообще мало что знает о нем. Но вы-то, вы, собравшиеся здесь, Посвященные СС, его элита, еще верите в божественное предназначение нашего движения?!
- Верим! - в едином порыве откликнулся зал. И Скорцени с удивлением уловил, что его собственное "верим!", каким-то образом возникшее не по его воле, оказалось в могучем хоре клятвы рыцарской непоколебимости.
- Вы, элита СС, его Посвященные, достигшие высшей стадии понимания сути нашего движения, еще верите в святость СС как ордена, которому предначертано великое будущее и вручен штандарт постижения великой тайны зарождения сверхчеловека? Все еще верите в могущество и высший коллективный разум СС?
- Верим!
- Верим!
- Верим!
- Хайль!
- Но вы, - продолжил свою речь Гитлер именно В тот момент, когда, казалось, уже закончил ее, - только вы одни должны знать, что идеей нации мы пользуемся лишь по соображениям текущего момента. Я, возможно, как никто другой, осознаю временную ценность этой идеи. Придет день, когда даже у нас в Германии мало останется от того, что мы называем национализмом. Ибо к тому времени над всем миром встанет содружество хозяев и господ. Только что все вы подтвердили свою преданность высшему Ордену Третьего рейха, его ордену избранных - СС. Так вот, мы, люди, представляющие внутренний круг ордена СС, его отборный легион, собрались здесь для того, чтобы определить будущее самой нашей организации. Способ ее сосуществования с окружающим нас миром, с европейской цивилизацией. Я не зря употребил слово "орден". Мы должны завершить начатое нами дело и возвести СС в настоящий рыцарский орден посвященных. Пора подумать о создании общин и отдельных городов для ветеранов СС, для достойнейших из достойных. Идея создания в разных точках мира городов и специальных селений СС уже давно витает в воздухе. Однако мы пойдем дальше. Мы создадим государство СС. Образцовое государство, которое преподаст всему миру образец государственного построения. Это будет государство Высших Посвященных. Главенствующая роль в нем будет отведена посвященным второго класса СС мертвой головы , однако найдется там жизненное пространство и для "Ваффен СС". Да, это будет государство, благодаря которому мы сможем испытать все новейшие идеи государственного устройства. Оно станет ядром нации сверхчеловеков, по отношению к которой все остальные нации будут рассматриваться как вспомогательные, призванные обеспечивать достойное существование избранных посвященных. Так хотите ли вы, желаете ли создания такого государства?!
- Да! - воскликнули все, принадлежащие к "внутреннему кругу посвященных", к черному легиону СС.
- Видите в нем, в его осуществлении, прообраз основ Четвертого рейха?!
- Да!
- Так создадим же государство СС, чего бы нам это ни стоило! Мы назовем его Франконией . Оно будет процветать на лучших, древнейших землях Европы.
8
Развеялась магия слов. Угасли яростно извергаемые из глубины клокочущей души эмоции. Улеглась вакханалия усиливаемых сводами, возносимых ими до храмовой торжественности звуков. Люди, все это время очарованно слушавшие кумира, постепенно приходили в себя, возвращаясь; к бренному осознанию того, где они, по какому поводу собрались и что с ними происходит.
Выйдя из медиумического транса, сник и безвольно опустил голову на грудь обессилевший проповедник.
Последние слова его "Говорите, Гиммлер, говорите…" прозвучали до оскорбительного буднично, окончательно развеивая ритуальность всей той "атмосферы плотного воздуха", которая еще недавно царила в стенах замка.
Гиммлер поднялся, прокашлялся и, расстреляв зал свинцовым залпом своих тускловатых, похожих на два оптических прицела, очков, произнес:
- Да, господа, страна Франкония должна и обязательно возродится первоначально на землях былой Бургундии. Мы поставим вопрос об этом на мировой всеевропейской конференции. Это будет официальным признанием нового государства. Франция не достойна иметь в своем составе такую страну, как Бургундия. Разве не она свела ее, страну наук и искусств, до уровня заспиртованного придатка? Суверенная Бургундия, к которой потом, - Гиммлер взглянул на сидевшего со склоненной набок головой фюрера, и все поняли, что между ними существуют разногласия по вопросу названия будущего государства, - будут присоединены новые земли, и она станет называться Франконией, - должна обладать всеми атрибутами современного государства. Всеми (без исключения: собственной армией, сводом законов, деньгами, почтой. Как уже сказал фюрер, это будет образцовое государство.
Гиммлер умолк и взглянул на боковую дверь. В ту и^е минуту она открылась и показался адъютант Гиммлера, личный порученец штандартенфюрер СС Брандт. Приземистый, почти карликового роста, он ступал негнущимися ногами, и видно было, как трудно даются ему те несколько шагов, которые следовало пройти от отделявшей его от мира посвященных двери зала до стола, во главе которого сидели фюрер и Гиммлер.
- Простите, мой фюрер, извините, господин рейхсфюрер, - едва слышно проговорил он сухим и дрожащим голосом, каким обычно говорит человек, во рту которого все пересохло и разжарилось от волнения. - Если позволите, это карта Европы.
"Если позволите" - подергал исполосованной щекой Скорцени, наблюдая, как, остановившись у стола и еще раз извинившись, Брандт расстилает перед посвященными карту. Которую мог бы расстелить и заранее.
Однако дальше этого замечания скепсис Скорцени не распространился. Он знал, что штандартенфюрер - наиболее приближенное лицо Гиммлера, на которое тот полностью полагался и которому безгранично верил. У самого Скорцени отношения с рейхсфюрером складывались пока трудновато. Гиммлер считал его "человеком Кальтенбруннера", к которому всегда относился с некоторой настороженностью. Поэтому гауптштурмфюрер решил, что неплохо было бы наладить более дружеские связи с Брандтом. Это может пригодиться.
- Взгляните на карту, - продолжил Гиммлер, когда Брандт, словно пес на перебитых ногах, потащился к своей спасительной конуре. - Жирной черной линией очерчены предполагаемые контуры нового государства. Наряду с собственно Бургундией они охватывают Пиккардию, Романскую Швейцарию, Шампань, Фран-Коте, Эно и весь современный Люксембург. Кроме того, отдельные города СС возникнут и в самой Германии. Государственным языком станет, естественно, немецкий, а править во Франконии будут иметь право только структуры СС. Национал-социалистской партии никакой власти в нем иметь не позволительно. Уже хотя бы потому, что существование в пределах этого государства какой бы то ни было партии не предусмотрено. И еще скажу: мы должны устроить это государство таким образом, чтобы мир был восхищен им. Чтобы весь мир смог убедиться, насколько действенны концепции нашего нового миропорядка там, где они применены к людям, воспитанным СС, при надлежащей дисциплине и вере в незыблемость идей национал-сЬциализма.
"Гиммлер, черт возьми! - мысленно швырнул ему в лицо Скорцени. - Вы развеяли всю святость этого высокого собрания, Гиммлер! Вы разрушили ее с того мгновения, когда заговорили словами Геббельса. Забыв, что всякая мысль, облеченная в слова этого ничтожества, мгновенно превращается в словесный тлен.
Скорцени никогда не скрывал своего презрительного отношения к Геббельсу. Но так подумав о нем сейчас, невольно осмотрелся, опасаясь, что кто-то из досточтимых отцов СС способен вычитать его мысли. Впрочем, рано или поздно… Вслух он их, конечно, никогда не выскажет. Не из-за страха навлечь на себя гнев обер-пропагандиста. Просто, вступая в клан высшего руководства СС, он тем самым принимал все условия игры, которые здесь были приняты. В противном случае пришлось бы хлопнуть дверью. Хотя в этом благородном собрании хлопать не принято.
9
Некоторое время Скорцени еще прислушивался к пророчествам Гиммлера относительно порядков, которые воцарятся в стране СС Франконии, затем вновь предался своим праздным размышлениям.
"Да, хлопать дверью здесь не принято. Любой такой хлопок принимают за выстрел. И выстрелами отвечают…"
- Ну и что вы думаете по этому поводу, Скорцени?
Гауптштурмфюреру понадобилось несколько мучительных секунд, чтобы прийти в себя и осознать, что Гитлер обращается именно к нему. Задумавшись, он упустил тот момент, когда Гиммлер свою речь завершил и на смену ему вновь поднялся фюрер. Но успел ли вождь произнести что-либо свое, или же его вопрос касался общих рассуждений Гиммлера, - этого Скорцени установить не мог.
- На выстрелы я привык отвечать выстрелами, мой фюрер! - отчеканил он, подхватившись.
Все его недавние размышления - от непозволительной расслабленности. Он был и остается преданным фюреру. Не из-за страха перед его могуществом, а потому, что давно является "романтиком войны", как однажды окрестил его Шелленберг. Именно так - романтиком. И оставаться им сможет лишь до тех пор, пока у власти Гитлер.
- На выстрелы выстрелами? - несколько озадаченно переспросил фюрер.
- Так обязан отвечать каждый воин СС, научившийся убивать и умирать .
Фюрер внимательно, в упор, смотрел на Скорцени, и никто из присутствующих в зале не мог предсказать, каковой окажется его реакция на слова новобранца "Вебельсберга".
- Когда я вижу перед собой этого гауптштурмфюрера, - неожиданно воскликнул Гитлер, мгновенно заражая всех присутствующих магнетизмом какой-то доселе неведомой им энергии, - я вновь начинаю верить, что в войска СС отобраны лучшие потомки германских рыцарей! И обретаю абсолютную уверенность в том, что страна Франкония действительно воскреснет, собирая в стенах своих рыцарских замков только таких, достойнейших из достойных, палладинов СС. Ибо наша Франкония создается именно для таких Посвященных.
10
Идея сотворения страны СС Франконии была принята без голосования, как само собой разумеющееся. Правда, осталось невыясненным, кто конкретно и когда начнет заниматься созданием государства, и какие силы будут вовлечены в этот процесс. И поскольку до деталей дело так и не дошло, Скорцени понял: вопрос о Франконии еще долго будет принадлежать к области теории эсэсовского движения.
- Вам, Скорцени, не кажется, что если идею Франконии мы не переведем в практическую плоскость, она превратится для нас в такую же пропагандистскую формальность, как для большевиков - "светлое коммунистическое будущее"? - на ходу поинтересовался Альфред Розенберг, направляясь к Скорцени с бокалом в руке,
Скорцени встретил его недоуменным взглядом. В зале, где шло заседание высшего совета СС, главу Остминистериума он не видел. Однако братский масонский ужин проходил в другом, более просторном зале, где, как он понял, могли оказаться и люди, не принадлежавшие ко второму классу посвященных СС.
- Вам как министру по делам восточных территорий это виднее, - столь же сдержанно ответил гауптштурмфюрер.
- Именно как главе Остминистериума мне хотелось бы, чтобы идея фюрера о возрождении Франконии начала воплощаться как можно скорее. Гаулейтеры восточных территорий, как никто, нуждаются в проектах, способных овладевать умами местной интеллигенции.
Краем глаза Скорцени наблюдал за тем, как, уже было направившись к нему, штандартенфюрер СС д’Алькен остановился в двух шагах и заговорил с несколько располневшим в последнее время директором Аннербе штандартенфюрером СС Сиверсом. Но Скорцени это не огорчило. Он давно искал возможность познакомиться с Розенбергом, человеком, которого в высших кругах СС считали одним из духовных наставников фюрера.
- Я не политик, господин Розенберг, и уж тем более - не идеолог. Но позволю себе заметить: какой бы идеальной ни была наша Франкония, она вряд ли затмит светлый образ коммунистического рая. Уж вам-то, Альфред Владимирович , это должно быть яснее, чем кому бы то ни было из немцев.
- Вы несколько идеализируете идеал коммунистов, гауптштурмфюрер, - вежливо взял его под руку министр, отводя к окну-бойнице, у которого можно было чувствовать себя чуть-чуть отдаленным от царящего в зале после третьего тоста всеобщего оживления.
Гитлер и Гиммлер уже удалились в отведенные для них комнаты, и теперь эсэсовская "чернь" могла чувствовать себя более свободной в выборе темы общения и собеседников.
- Это всеобщее заблуждение - считать, будто большевизм стал сутью философских взглядов национальной интеллигенции в республиках Совдепии, - бледное, заметно морщинящееся лицо Розенберга оставалось почти неподвижным. Скорцени уже знал, что этому человеку coвершенно чуждо чувство юмора. Настолько чуждо, что он давно избавил себя от необходимости улыбаться даже из соображений вежливости. - И вообще большевизм - не цель, а всего лишь средство, используемое еврейским финансовым капиталом для того, чтобы окончательно искоренить существующий в Европе демократический порядок, разрушить национальные экономики, деморализовать народы, уничтожить в них путем насаждения идеи интернационализма всякое ощущение национальной принадлежности . А уж после этого, путем насаждения большевистских идей, прийти к власти во всем мире.
- Довольно стройная теория.
- Вы, господин Скорцени, должны понять: Октябрьская революция - не что иное, как хорошо спланированная диверсионная операция. Грандиозная по своим масштабам диверсионная операция, слепыми исполнителями которой оказались целые народы. Я бы даже сказал точнее: это классический пример соединения идеологической И вооруженной диверсионных операций. То, чего, поверьте мне, Скорцени, так часто не хватает операциям, затеваемым нашими парнями из СД, абвера или штаба верховного командования.
- Вы правы: армейские диверсии часто нуждаются в таком подкреплении, - по-солдатски лаконично признал Скорцени, не видя здесь предмета для более пространных рассуждений.
- А теперь относительно того, что азиатская диверсия против Европы затеяна евреями… Достаточно вспомнить: Каменев на самом деле Розенфельд, Троцкий - Бронштейн, Ленин - из той же плеяды.
- Я знаком с некоторыми работами Дитриха Эккарта , - учтиво сообщил министру Скорцени.
- Похвально.
- С вашими работами - тоже. Не осмелюсь считать себя знатоком ваших философских взглядов, однако на вашу доктрину: "Мы - избранные, мы - единственные люди, наши умы выдают подлинную власть духа; ум остальной части мира чисто инстинктивен и животен" - меня все же хватило.
- В таком случае вы уже знакомы с моими трудами в значительно большей степени, чем я предполагал. А что касается Эккарта, - поспешил увести разговор от своей персоны, - то ко многому из того, что им написано, особенно по поводу России, я отношусь довольно скептически. Но его не очень-то известную и популярную ныне брошюру "Большевизм от Моисея до Ленина", а также статью "Германский и еврейский большевизм" я бы все же советовал прочесть. Помня о том, какое колоссальное влияние оказал этот писатель на формирование национал-социалистских взглядов фюрера.
- При случае, господин Розенберг, - с подчеркнутой четкостью произнес Скорцени фамилию министра - "Розенберг", - тоже мало чем отличающуюся от тех, которые носили многие немецкие евреи .
- Да, вы не самый подходящий собеседник для человека, вынужденного много сил и времени отдавать теоретическим изысканиям в области национал-социализма, - лишь теперь едва заметно улыбнулся Розенберг. Скорцени так до сих пор и не смог понять, почему министра вдруг потянуло на этот философский диалог с ним, рядовым диверсантом.