В иной ситуации это солдафонское "доставить" конечно же покоробило бы щепетильного дуче, но сейчас ему было не до этикета и дипломатических формулировок. Он пребывал в таком состоянии, что, казалось, готов был броситься в ноги этому свалившемуся с неба громиле. И было что-то непостижимо искреннее в том, как он по-детски захватил вытянутую по швам левую руку Скорцени и долго жал и тряс ее своими вспотевшими, дрожащими руками. А затем бросился обнимать.
- Эти двое… Что по громоотводу … Если бы не они, - растерянно бормотал Муссолини.
- Все будут отмечены, все, - прервал его Скорцени, не желая акцентировать внимание на каких-либо двоих.
В объективе камеры, как и в объективе истории, находился сейчас он. "Я еще вернусь в этот мир! Я еще пройду его от океана до океана!"
- Я знал, - почти всхлипывал тем временем дуче, - что мой друг Адольф Гитлер не оставит меня во власти этих негодяев. Он, только он, поспешил мне на помощь. Я верил, что так оно и будет.
Пролепетав еще что-то трогательно-непонятное, Муссолини, наконец, освободил диверсанта из объятий, и гауптштурмфюрер, все еще держа правую руку под козырек, смог продолжить свой доклад:
- Господин Муссолини, мы должны немедленно спуститься вниз и отправиться в Германию. Через несколько минут мои люди окончательно разоружат весь батальон карабинеров. Будьте готовы.
- Их следует расстрелять! Здесь же! Всех! Приказываю!
- Стоит ли спешить? Их ждет суд. - Жестокость история воспринимает, будто банальное должное, зато как величественно склоняет голову перед великодушием победителя. Тем более - запечатленного кадрами кинохроники. Муссолини не способен был понять этого.
- Но мерзавцы!..
- Ими займутся судьи. Не следует лишать их такого удовольствия, - вновь бесцеремонно прервал его гауптштурмфюрер. Устраивать здесь бойню? Казнить бывших союзников? После того, как они сложили оружие? К чему? - Вы свободны, дуче. Я и мои солдаты в вашем полном распоряжении.
- Я-то вначале решил, что вы посланы Черчиллем, - совершенно некстати брякнул Муссолини.
- У нас мало времени, дуче, - покоробило Скорцени от его сентиментов и взывания к духам лорда Черчилля. - Не забывайте, что мы всё еще находимся на вершине Аб-руццо, со всех сторон окруженной враждебными вам итальянскими солдатами.
- Вы правы, вы правы, - заметался по комнате Муссолини, осматривая свои арестантские пожитки.
- Что вам необходимо взять с собой? - пришел ему на помощь первый диверсант империи.
- Прежде всего - это, - выхватил Муссолини из-за дверцы небольшой кладовки довольно громоздкий чемодан.
"Неужели тот самый?! - возрадовался и в то же время усомнился Скорцени. - И письма в нем все еще сохранились?"
- Чемодан - и все? - спросил он как можно безразличнее. - Учтите: у нас нет возможности нагружаться вещами.
- Но чемодан - обязательно! - уставился на него молящим взглядом любитель эпистолярии.
- Только потому, что вы просите об этом, - воспользовался удобным моментом гауптштурмфюрер. - Эй, кто там?! - оглянулся на дверь. - Родль! Штубер!
- Здесь! - мгновенно появились в номере оба офицера.
- Видите чемодан?
- Так точно!
- Головами отвечаете.
- Так точно!
- Я сказал: головами!
Щелкнули каблуками так, что зазвенело оконное стекло.
- Разгильдяи, - почти умиленно добавил Скорцени, обращая усталый взор на великого дуче Италии, и как бы говоря при этом: "Что с них возьмешь? Не проследишь - обязательно что-то напутают, разобьют или потеряют".
- Да-да, берите его. Хотя лучше я сам…
- Взять чемодан, болваны! - все так же благодушно подсказал Скорцени зазевавшимся подчиненным. - Что там внизу? Я вас спрашиваю? - ступил он к двери. - Кто здесь живой?
- Сопротивление сломлено, - подвернулся ему под руку единственный из живых - Мулла. - Гора оружия.
- По канатке кто-нибудь из охраны ушел?
- По ней не ушел бы даже сатана. Там мои парни.
- То-то же. Наши потери?
- Разве что кто-нибудь оступился на лестнице, - самодовольно рассмеялся Мулла.
- Юмор у вас… - непонятно с чего вдруг проворчал Скорцени. Вообще-то ему хотелось похвалить Муллу. Поблагодарить всех парней, которые высадились с ним на этот чертов луг, взяли штурмом отель. Но он не знал, как это делается, к тому же терпеть не мог всей этой процедуры - солдатской похвалы. - Что уставились, Мулла? Еще раз проверьте коридоры.
- Есть.
- Каждого, кто не сдал оружие, - пристрелить. На всякий случай.
- Будет выполнено.
- Штубер, Родль, Ханске и вы пятеро - несете охрану. В эту часть коридора никого не пропускать.
Кинооператор теперь нагло совался со своей камерой куда только мог. Но Скорцени стоически терпел его. А в какие-то мгновения даже позировал, отдавая себе отчет в том, что через два-три дня, - если только им удастся благополучно выбраться из этого итальянского Олимпа, - каждый кадр кинохроники уже будет оцениваться дороже самых дорогих бриллиантов. А главное, в Берлине и в "Волчьем логове" ее будет смотреть вея элита рейха.
- Мы выберемся отсюда, парни, - прогромыхал он своим уверенным тевтонским басом. - Даже если Бадольо бросит против нас всю оставшуюся у него армию.
- Я прикажу следить за подходами к вершине, - скупо отреагировал на зов его мужества Мулла.
45
Тем временем Штубер выглянул в окно-бойницу. Неровный унылый строй лишившихся оружия карабинеров формировался метрах в пятидесяти от отеля. К нему, грубо подталкивая автоматами, подводили неизвестно где выловленных охранников и нескольких человек в штатском, очевидно, из обслуживающего персонала.
"А ведь не прогремело ни одного выстрела", - только теперь открыл для себя оберштурмфюрер, с удивлением осматривая ряды из двухсот рослых крепких парней.
В горячке операции он как-то не обратил на это внимания, но теперь точно вспомнил: не прозвучало. Хотя, стоя у этих бойниц, они запросто могли перестрелять их отряд еще при высадке из планеров и продырявить сами машины.
"Вот что значит деморализованная армия! - подумал он, еще раз оглядывая жалкий строй. - Здоровые обученные парни… есть оружие, есть идеальнейшие позиции, но нет истинного солдатского духа. Даже когда стало абсолютно ясно, что высадившиеся - немцы, ни один из них так и не открыл огонь, ни один не оказал сопротивления, не пытался перекрыть путь к человеку, которого обязан был охранять".
Будь его, Штубера, воля, он расстрелял бы их. Сейчас же. Не как врагов - как трусов. Но, конечно, прибегать к этому не стоит. Из чисто политических соображений. Перед ними уже батальон пленных.
46
Муссолини, одетый в легкое пальто с поднятым воротником, в низко натянутой на глаза шляпе, нервно прохаживался по комнате, время от времени интересуясь у Скорцени: "Ну что там, что там? Будет самолет?", словно тот дежурил у рации, по которой вот-вот мог последовать спасительный приказ. В это время гауптштурмфюрер спокойно сидел в кресле за низким письменным столом, за которым еще недавно, наверное, часами просиживал в ожидании решения своей судьбы Муссолини и, полузакрыв глаза, то ли дремал, то ли о чем-то думал.
В кресле напротив, зажав коленками чемодан, дремал Родль. Чуть дальше, под закрытой дверью, прямо на полу, обхватив руками пулемет, невозмутимо восседал Корсар. Судя по топоту ног и приглушенным голосам, по ту сторону двери нетерпеливо гарцевало еще несколько десантников, составляющих теперь их личную охрану.
- Но скажите же, наконец, гауптштурмфюрер, как мы будем выбираться отсюда? - иссякло терпение дуче. - Вы сами говорили о каком-то самолете. Где он?
- Прибудет с минуты на минуту.
- Вы думаете, ему удастся сесть на этот луг?
- Не сомневаюсь. Мои люди уже подобрали подходящую площадку и освобождают ее от посторонних предметов, - ответил Скорцени, не открывая глаз и не меняя позы.
- Поскорее бы.
- Успокойтесь, господин Муссолини, теперь вы в полной безопасности. Лучше подойдите к окну, полюбуйтесь зрелищем, которым наслаждается господин Штубер.
Муссолини удивленно посмотрел на Скорцени, подошел к окну и, оттеснив плечом Штубера, который и так отступил, подпуская его, уставился на шеренги карабинеров.
- Эти подонки дорого заплатят за позор, который мне пришлось пережить, - пробормотал он. - Будьте уверены, господин Скорцени… Я докажу Гитлеру. Мы еще постоим за великую Италию. Вшивым англо-американцам нас не сломить. А эта свора предателей… - и он зачастил на итальянском, в котором Штубер мог улавливать лишь отдельные слова - хотя в Югославии довольно часто приходилось иметь дело с итальянцами.
"А ведь действительно кровью заплатят ему за этот арест. И не только карабинеры охраны, - мерял его презрительным взглядом Штубер. Это презрение еще осталось в нем от царящего в вермахте всеобщего неуважения к "макаронникам", которое они вполне заслужили трусостью и бездарностью, продемонстрированными на Восточном фронте. - Вместо того чтобы подумать об общей борьбе против англо-американцев, он увязнет во внутренней резне, как когда-то русские в своей Гражданской. И падут десятки тысяч голов. И польются реки крови. И все зря, потому что ничего из этого "возвращения на круги своя" не выйдет. Даже по тому, как этот человек ведет себя сейчас, можно определить, что перед тобой полнейшее ничтожество".
- Господин гауптштурмфюрер, - появился на пороге фельдфебель-парашютист, - только что сообщили: станция фуникулера в наших руках. Охрана сложила оружие без боя. И еще - по радио доложили, что одномоторный самолет "Физелер Шторьх", предназначенный для эвакуации господина Муссолини, прибудет с минуты на минуту. Кроме того, два небольших транспортных самолета сядут в долине, у подножия. Остальным, как и предусматривалось, придется пробиваться к ближайшей немецкой части на джипах. На дороге уже появились посты солдат СС и оставшиеся верными нам итальянские подразделения.
- Ну вот, видите, господин Муссолини, - поднялся Отто Скорцени из-за стола. - Стоило ли так волноваться?
- Но он еще не прибыл! - нервно парировал Муссолини, срывая с себя и снова напяливая на голову уже порядком измятую шляпу. - И не сел! А потом еще нужно будет взлететь. Интересно, приходилось ли кому-нибудь взлетать с этой Голгофы?
- Не приходилось. Никому, - невозмутимо ответил Скорцени. - Мы первые. Это проверено. Тем приятнее будет полюбоваться склонами Абруццо и вообще вершинами Гран Сассо.
Самолет пронесся над отелем, чуть не задев крышу. Тень его кощунственно проползла по шеренгам карабинеров. Штубер видел, как итальянцы, не исключая и Солетти, испуганно поприседали, побаиваясь, как бы летчик не прошелся по ним пулеметной очередью.
- Хеттль! - крикнул Скорцени, уже выйдя из отеля. - Назначаю вас старшим. Обеспечьте эвакуацию людей и оружия. В том числе оружия карабинеров. Самих карабинеров оставить здесь. Пусть ими занимается их собственное командование. Даже Солетти, если пожелает.
47
С первого захода сесть на гору летчик не решился, он только присмотрелся к обстановке и к расположению планеров, которые ему очень мешали, хотя парашютисты и постарались посдвигать их на одну сторону луга. Зато во второй раз приземлился в дальнем углу этой "альпийской посадочной полосы", с ловкостью аса проведя самолет между двумя огромными валунами и едва не поломав о них крылья.
Выйдя из отеля вслед за Скорцени и Муссолини, кинооператор еще раз просеменил с камерой перед поникшими карабинерами, заснял воинственно стоявшую напротив итальянцев группу парашютистов, которых только строгий приказ "не стрелять" удерживал от соблазна жестоко проредить этот строй, и снова обогнал группу Скорцени, чтобы снимать ее вплоть до посадки в самолет.
- Это вы, Фанштофф? - окликнул Скорцени пилота вместо приветствия.
- Я, господин гауптштурмфюрер! - высунулся тот из кабины.
- Я же говорил, что нам еще придется полетать вместе!
- И даже позаботились об этом! - без особого энтузиазма подтвердил Фанштофф.
Скорцени буквально на руках внес дуче в кабину, втиснулся рядом с ним сам, хотя самолет был явно рассчитан на одного пассажира, и еще попытался втиснуть между собой и дуче его огромный чемодан. Но он не влезал. Да и пилот резко запротестовал.
- Ладно. Родль, доставите его, как договаривались. Время дорого. Штубер, Хеттль, - отдавал распоряжения гауптштурмфюрер, - лично отвечаете за пленку, отснятую кинохроникером. Начинайте эвакуацию. С минуты на минуту здесь могут показаться самолеты итальянцев. В воздух!. - приказал обер-лейтенанту.
Но тот растерянно оглядывался на него.
- Что вы медлите?! - не понял Скорцени.
- Самолет перегружен, гауптштурмфюрер. Мы сможем подняться только вдвоем. Очевидно, с господином Муссолини, если прикажете…
- Если бы можно было, мы бы действительно взлетели вдвоем! Только без вас. Поэтому запускайте двигатель и начинайте разбег.
-, Но мы не взлетим, гауптштурмфюрер! Мы просто: напросто погибнем!
- Взлет!
- Здесь очень короткая взлетная площадка. И сильно разреженный горный воздух. Самолет может поднять только двоих. Поверьте моему опыту. Такова его конструкция.
- Мне плевать на его конструкцию. А тем более - на ваш опыт, - спокойно, холодно процедил "первый диверсант империи". - Я лично отвечаю перед фюрером за безопасность господина Муссолини.
- Но, господин Скорцени, - несмело попробовал вмешаться дуче, испуганно поглядывая то на пилота, то на эсэсовца. - Может быть, действительно?.. Иначе мы все трое… Это было бы непоправимо.
- Здесь приказываю я. - Скорцени решительно достал из кобуры пистолет и приставил к затылку пилота. - В конце концов мы сможем эвакуироваться и с помощью фуникулера. Но вы, Фанштофф, останетесь здесь навечно. Это я вам гарантирую.
- Яволь, - дрожащим голосом проговорил пилот. - Я подчиняюсь. Да уберите же свой пистолет! Он мешает. И видит Бог, видит Бог… Я сделал все, чтобы спасти вас.
- В воздух! - рявкнул Скорцени так, что, казалось, самолетик затрясся не от работы ожившего двигателя, а от его звериного рыка.
Все, кто находились в это время на высокогорном лугу, затаив дыхание, следили, как маленький "Физелер Шторьх", неуклюже переваливаясь и по-воробьиному подскакивая на камнях, двигался к краю вершины. Любому непосвященному было ясно, что с таким разбегом перегруженный самолет взлететь не сможет. Он не в состоянии будет оторваться от земли и попросту свалится в подступающее к горе ущелье. Те, кто был поближе, даже побежали вслед за ним, готовясь увидеть то страшное, что вот-вот должно наступить.
И самолет действительно не взлетел, а спрыгнул с края луга и, планируя, начал падать. Но где-то там, внизу, подхваченный воздушным потоком и мастерски поддерживаемый пилотом-асом, медленно запарил между вершинами гор и также медленно, словно состарившийся орел, начал тянуться к ближайшей гряде, уходя все дальше и дальше от Абруццо, от массива Гран Сассо, к ожидавшему его аэродрому.
Провожая взглядом самолет, Штубер рукавом френча вытер с лица холодный липкий пот, словно это он сам сидел сейчас в обессилевшем самолетике, зависая над бездной ущелья. Он был потрясен везением, которое сопутствовало сегодня Скорцени - этому страшному в своей яростной храбрости, загадочному и свирепому человеку. Ему удивительно, просто-таки пророчески, везло.
48
На аэродроме Пратика де Маре Штубер и Родль на время расстались. Родль, в сопровождении дожидавшихся там еще троих агентов СД, улетел первым же предоставившимся самолетом. Штубер оказался в Берлине лишь через двое суток. И сразу же, прямо с аэродрома, помчался на Принц-Альбрехтштрассе. У него была договоренность с адъютантом Скорцени, что тот устроит ему встречу с шефом. Теперь, когда операция успешно завершилась, Штубер мог рассчитывать, что Скорцени выслушает его и постарается устроить так, чтобы он поскорее был переведен из России в Германию.
Даже то обстоятельство, что его, Штубера, специально вызвали сюда для участия в операции "Дуб", свидетельствовало: работа ему найдется. Но здесь он может раскрыть себя значительно ярче, чем в никому неведомом Подольске, в постоянных стычках с кучкой партизан, которых ему все равно не одолеть - это уж ясно, как божий день.
Берлин снова встретил его авиационным налетом. Англо-американцы словно бы мстили столице Германии за похищение дуче: самолеты налетали со всех сторон, истребители прикрытия прямо над городом вступали в схватки с истребителями люфтваффе, штурмовики отчаянно пикировали на расположенные по окраинам зенитные батареи и частокол заводских труб.
Таксист - почти старик, в изрядно потрепанной полувоенной одежде непонятно какого образца и какой армии - был, однако, достаточно привыкшим к таким налетам, чтобы не бросать машину посреди улицы и не прятаться в укрытие. Въехав в предместье, он лишь чуть притормозил и, пропуская над собой звено бомбардировщиков, вопросительно посмотрел на эсэсовца.
- Что, страшновато? - спросил тот, облизывая пересохшие губы. Таксист давно заметил, что его мучила жажда. Возможно, от волнения, а возможно, давала знать о себе незажившая рана.
- А вы - фронтовик?
- Почта.
- Так мы теперь здесь, в Берлине, тоже почти… фронтовики. Если прикажете - едем. Думаю, их придержат в предместьях, к центру не пропустят. Да они и сами не очень стремятся туда, бомбить конторы.
- Тогда гони. На Принц-Алыбрехштрассе.
Таксист как-то отрешенно посмотрел на своего спутника. Очевидно, хорошо знал, почему некоторые чины СС сразу же требуют везти их на эту улицу.
"Выкрасть арестованного дуче почти из центра Италии оказалось куда безопаснее, чем проехать по улицам собственной столицы, находящейся за сотни километров от ближайшей линии фронта", - с досадой подумал Штубер, когда на одном из поворотов задок машины иссекло осколками, а крышу прогнуло увесистым булыжником.
Тем временем таксист вынужден был припарковать машину к подъезду первого попавшегося здания и плюхнуться на землю прямо у крыльца.