По действующему духовному завещанию дом принадлежал Аркадию Шахманскому, а стало быть, имелся единственный способ лишить его недвижимости - убить наследодателя, обвинив в этом наследника, который в таком случае терял право на завещанное имущество. В будущем злоумышленник намеревался обвенчаться с внучкой Загорской - Глафирой. Многочисленная публика узнала всё это из заключительной речи защитника на второй день судебного процесса, завершившегося очередным громким триумфом знаменитого адвоката.
Ардашев тогда был единственный, кто вычислил точное местонахождение клада, однако он решил оставить Богом проклятые сокровища там, где их когда-то спрятал несчастный поручик… И вот, спустя много лет, то страшное предвестие сбылось - не стало последнего представителя рода Игнатьевых - Загорских - Шахманских.
- Значит, Следь снова пришла, - заключил Ардашев.
- Что? - не понял полицейский.
- Следь - тень человека, появляющаяся перед его смертью. Её по-разному называют. Кто кличет Стенью, а кто - двойником. Как гласят русские предания, обычно двойники прячутся до тех пор, пока их хозяевам не приходит пора умирать. Тогда они появляются перед ними, или их родственниками.
- Да-да, слыхал нечто подобное, - кивнул Антон Филаретович. - Помимо хозяев их ещё видят собаки и кошки. Говорят, если собака смотрит широко раскрытыми глазами за спину человека - значит, она увидела двойника, от которого совсем не падает тень. Да и в зеркале он не отражается.
- Как бы там ни было, а с Аркадием Викторовичем надо проститься, - статский советник слегка поклонился и зашагал к дому № 8.
Открытая настежь калитка, люди, толпящиеся у входа, похоронный экипаж, запах кадила, дьяк, которого, как потом выяснилось, за немалую сумму удалось уговорить отпеть человека, чей путь на этой земле закончился страшным грехом перед Господом - самоубийством. Всё говорило о том, что последний потомок полковника Игнатьева отправился на Небеса, к своим ушедшим родственникам.
Гроб с телом покойного стоял на улице на двух табуретках. Лицо Аркадия Викторовича приняло синий оттенок. Волосы, когда-то чёрные, давно посидели. Седой были борода и усы. Нос и подбородок заострились. Чёрный муаровый галстук скрывал шею.
Вокруг сидели старухи-читальщицы. Сослуживцы Шахманского, начинавшего карьеру ещё коллежским регистратором, стояли со свечами в руках. Вдруг Ардашев почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Он обернулся. Чуть поодаль стоял человек с бородой и усами. Встретившись взглядом с бывшим адвокатом, он неожиданно развернулся и зашагал прочь. Лицо незнакомца казалось знакомым, но кто это Ардашев так и не смог вспомнить. Совсем рядом вертелась какая-то полная дама в траурной накидке. На лбу у неё блестели капли пота. Женщина с интересом посматривала на статского советника и, наконец, когда дьяк ушёл, не выдержав, спросила:
- Простите, сударь, а не вы ли Клим Пантелеевич Ардашев?
- Я.
- Ой, я видела вас в суде! Вы тогда в суде отстояли честное имя покойного. Вам весь зал аплодировал. Ой, запамятовала, в каком же году это было?
- В девятом. А вы, простите, кто будете?
- Авдотья Петровна Акиншина. Я живу по соседству. Родственников у Аркадия Викторовича не осталось. Даже похоронить некому.
- Знаете, у меня есть к вам одна просьба, - молвил статский советник. - Не могли бы вы раздобыть портняжный клеёнчатый аршин? На худой конец сгодится кусок верёвки и деревянная ученическая линейка.
- Аршин у меня есть. Но наступило время для выноса тела.
- Думаю, ничего не случится, если похоронная процессия начнётся несколькими минутами позже.
- Хорошо. Тогда схожу за ним.
Ардашев осмотрел двор. С тех пор, когда он наведывался сюда чуть ли не каждый день по просьбе дочери полковника Игнатьева, прошло немало лет. В яблоневом саду всё так же пахло цветами. Вековой клён, ещё живой, заботливо прикрывал от солнца широкими зелёными ветвями землю. Колодец, из которого ушла вода, не стали засыпать, а просто забили досками. Поодаль высилась новая беседка. "А старую, помнившую детство старушки Загорской, видимо, разобрали. И плюща нет, который её держал, вырубили" - грустно подумал бывший адвокат.
- Вот, пожалуйста, - раздался женский голос.
Клим Пантелеевич повернулся. Авдотья Петровна протянула портняжный аршин.
- Я прошу вас вывести со двора всех людей. Мне надобно осмотреть шею покойного, - сказал Ардашев.
- А зачем? Ведь доктор уже дал заключение, да и полиция уже была…
- И, тем не менее, я хотел бы, чтобы вы мне помогли.
- Как скажете, Клим Пантелеевич, как скажете.
Через несколько минут двор опустел.
- И что я должна теперь делать? - вопросила Акиншина.
- Развяжите, пожалуйста, галстук, расстегните воротник и приподнимите голову покойного.
Соседка в точности выполнила указание статского советника, который пропустил под шею Шахманского аршин и сомкнул его у самого кадыка. Затем вновь просунул под шею, ещё раз что-то измерил и сказал:
- Благодарю вас за помощь. Я закончил исследование. Повяжите галстук обратно и можете начинать вынос тела.
- Но я хотела бы знать, для чего вы всё это проделывали?
- Сейчас ещё рано что-либо утверждать, - неохотно ответил Клим Пантелеевич. - Необходимо осмотреть комнаты. Для этого мне понадобятся ключи от калитки и дома. У вас не будет лишних?
- Да-да, вот, - она сняла со стены дома небольшую связку ключей, протянула и добавила: - Это его. Возьмите. У меня свои. Аркадий Викторович сам отдал мне дубликаты. Боялся, что ночью удар может хватить, и никто не узнает. Я иногда наведывалась к нему. Сидели в беседке, чай пили, разговаривали.
- Что ж, пожалуй, я пройду внутрь. Надеюсь, вы не возражаете?
- Нет-нет, извольте.
- Вот и отлично, - кивнул Ардашев и шагнул в переднюю.
Бывший доходный дом Загорской теперь уже не был доходным. Его самая большая часть с комнатами постояльцев была распродана, и Шахманскому остались лишь кухня, гостиная и спальня на первом этаже. Именно поэтому и появился второй вход не изнутри, как раньше, а с улицы. Эти две части никак не сообщались друг с другом и старый проход заложили кирпичной стеной. У покойного владельца не было даже кабинета. Все свои бумаги и книги он хранил в гостиной.
Клим Пантелеевич обследовал письменный стол, открыл выдвижной ящик, но ничего достойного внимания так и не нашёл. Неожиданно его взгляд упал на книжицу в коленкоровом переплёте, стоящую на полке. Она была слегка выдвинута, и это наводило на мысль, что её недавно брали. Он снял её и пролистал. Это оказался дневник Шахманского, который он вёл крайне нерегулярно, от случая к случаю. В основном, в нём присутствовали записи о погоде, чьи-то изречения, названия прочитанных книг и список трат с указанием названий продуктов и цен. По всему было видно, что Шахманский жил скромно. Встречались и поэтические строки, наполненные грустью и предчувствием скорой смерти. Без сомнения, хозяин старого дома был подвержен ипохондриям. Но под последней записью без даты стояла карандашная надпись: "Вот мы и встретились, господин адвокат. Я шлю вам привет с того света. Скоро увидимся".
Статский советник вернул книжицу на место, достал коробочку монпансье, положил под язык красную конфетку и вышел во двор.
Похоронная процессия уже скрылась за поворотом. Широко выбрасывая вперёд трость, бывший присяжный поверенный зашагал к зданию, именовавшемуся когда-то полицейским управлением.
Глава 2. Загадочные обстоятельства
Антон Филаретович Каширин сидел в своём кабинете, прихлёбывал чай и читал поступившие сведения о преступлениях за минувшие сутки. Стук в дверь заставил его поднять голову. В комнату вошёл человек среднего роста с аккуратной боцманской бородой и усами-подковой. Ворот сорочки был расстёгнут. Перемотанной бинтом рукой, он перекрестился на икону.
- Что у вас, Сергей Валерьевич?
- К вам господин Ардашев.
- Хорошо, - вставая со стула, сказал сыщик и спросил: - А ваша рана, вижу, так и не заживает?
- Пуля прошла по касательной. Да чего уж там, потерпим.
- А что говорят доктора?
- Да ну их, - махнул больной рукой Ерёмин. - Надоели со своими перевязками и компрессами.
- Нет, вы уж дорогой мой, так не говорите. Они своё дело знают. Следуйте их советам неукоснительно. Договорились?
- Куда ж от них денешься.
- Вот и ладно. Что ж, просите Ардашева.
Помощник кивнул и вышел.
Из-за приоткрытой двери послышались шаги на лестнице, и в дверях показался статский советник.
- Проходите, присаживайтесь, - гостеприимно предложил Каширин.
- Благодарю. Вижу у вас новый агент?
- Да, на редкость приятный человек. Воспитан, из хорошей семьи. Бежал от красных. Скрывался. Его у большевиков ничего кроме виселицы не ожидало. Попросился к нам. Опыта маловато, но ничего, научится. Правда, немного тугодум. Но с выводами торопиться не буду, посмотрю, как будет работать. Достаточно смел. Четвёртого дня пытался остановить одного подозрительного субъекта, но тот открыл стрельбу и сбежал. Ему руку и задело. Сколько раз ко мне зайдёт, столько на икону и перекрестится. Уважаю таких. Да. - Каширин уселся напротив и, хитро улыбнувшись, спросил: - А вы, я вижу, Клим Пантелеевич, после похорон решили ко мне наведаться. Небось, сомнения одолели в отношении самоубийства Шахманского?
- Да нет никаких сомнений, Антон Филаретович. Аркадий Викторович не совершал самоубийства. Его удавили.
- Позвольте, но доктор осматривал труп. Никаких следов насилия не обнаружил, - удивлённо выговорил начальник городского сыска.
- Так их и не будет. Скорее всего, злоумышленник пробрался в дом, подкрался к спящему Шахманскому, накинул петлю на шею и задушил. А сымитировать убийство - труда не составляло.
- Но как вы об этом узнали?
- Я измерил обхват шеи и длину странгуляционной борозды. При убийстве с имитацией самоубийства через повешенье она будет составлять ровно столько вершков, сколько и обхват шеи, тогда как при обычном суициде через повешенье странгуляционная борозда всегда меньше. Другими словами, при реальном суициде петля не полностью облегает шею. В нашем же случае длина отпечатка верёвки составляет обхват шеи погибшего, то есть замкнутый след. Это свидетельствует о том, что его задушили, а потом уже мёртвого подвесили. Да что это я вам объясняю? Вы и без меня это прекрасно знаете.
- Допустим, вы правы. И Шахманского убили. Но как же тогда быть с предсмертной запиской? Она же написана его рукой?
- Вероятнее всего нет. Знаете, я осмотрел его комнату и нашёл дневник. Все записи выполнены чернилами, а последняя строчка, как и в записке, - карандашом.
- И что?
- Это имитация почерка покойного. Ведь практически невозможно совершенно точно подделать текст, написанный пером и чернилами. Мало того, что перья разные, так ещё и нажим на перо у каждого свой. А вот карандашом - намного проще. И преступник об этом был осведомлён.
- Пусть так. А о чём говорила эта строка?
- "Вот мы и встретились, господин адвокат. Я шлю вам привет с того света. Скоро увидимся".
- Вот это да! - сыщик поднялся и заходил по комнате. - По-вашему, выходит, это написал убийца?
- Вне всякого сомнения.
- Хорошо, но как он мог знать, что вы начнёте листать дневник?
- Тут всё просто. Во-первых, он поставил его на видное место - на уровне глаз, а во-вторых заметно выдвинул, чтобы обратить моё внимание.
- Думаете, Нетопырь вернулся?
- Вероятно.
- Но, насколько я помню, он был приговорён к пожизненной каторге. Такие под амнистию Керенского не попали.
- Ах, дорогой Антон Филаретович! О чём вы? Кто там особенно разбирался? Достаточно было объявить себя политическим заключённым, или даже взять имя другого арестанта. Разве вы не слышали о таких проделках?
- Да, бывало всякое. Но такого безобразия, как сейчас никогда случалось. Ну хорошо, допустим, это Нетопырь. Но как вы собираетесь его отыскать? Девять лет прошло. Это вы почти не изменились, разве что седины добавилось да несколько морщин стали глубже. А каторжанин? Там за год человек меняется, как за пять на воле. К тому же, эти безголовые большевики уничтожили всю нашу картотеку. Не осталось ни фотографических карточек, ни регистрационных карточек.
- Есть у меня одна мысль, - задумчиво выговорил Ардашев.
- И, как всегда, вы мне эту мысль не раскроете, не так ли? - улыбнулся полицейский, снова сел, сделал глоток чая и поставил чашку на стол.
Ардашев покачал головой.
- Эх, Клим Пантелеевич, мне иногда кажется, что вы весь состоите из принципов. Как вы вообще живёте? Вы что никогда не грешите? Не прелюбодействуете? Не напиваетесь, в конце концов? Должны же вы как-то расслабляться?
- Да бросьте вы, Антон Филаретович лепить из меня ангела небесного. Грешу, как же без этого. Карты, бильярд - и всё на деньги. Играю не для того, чтобы куш сорвать, а дабы получить удовольствие. Нервы пощекотать. А пью, как все, не только по праздникам, но иногда и за ужином. Спиртное для меня - часть трапезы, а не попытка уйти от реальности. Да и зачем от неё уходить? Надобно самому управлять обстоятельствами, а не наоборот. А для этого трезвый рассудок нужен… Что касается фривольностей с дамами, то, поверьте, нет никакого желания. Привык я к Веронике Альбертовне, как портной к иголке. Да, красивых женщин много, но все ли умны, преданы и не капризны? И потом, как вы знаете, поносило меня по свету, дай Боже, а супружница преданно ждала каждого моего возвращения. И после ранения помогла на ноги встать. Для меня измена - некое предательство по отношению к ней. Что ж, до расслабления, то, кроме карт и бильярда, есть ещё два способа: чтение и сочинительство. Правда, последнее время было совсем не до писательских дел. А вообще без книг жизни не представляю. Всё-таки, синематограф не так интересен.
- Особенно, когда во время сеанса происходит убийство, да? Помнится, в тринадцатом году вы раскрыли убийство Харитона Акулова - тапёра в кинематографе "Модерне". И как ловко! Я тогда и представить не мог, что такой порядочный человек пойдёт на преступление. А вы раскололи его, как грецкий орех. Мало того, что злодея отыскали, так ещё и пьесу для городского театра сочинили. Простите, запамятовал название…
- "Мёртвое пианино".
- Вот-вот…Но давайте вернёмся в девятый год. Золото тогда ведь так и не нашли, хотя по всему выходило, что оно осталось в Ставрополе. Вы, случаем, не знаете, где оно?
- Я могу только предполагать. Но любые предположения сродни гаданиям на кофейной гуще, - Ардашев помолчал и сказал: - Я решил перевернуть последнюю страницу в деле персидского золота.
- Моя помощь вам не понадобится?
- Благодарю за предложение, но постараюсь справиться самостоятельно. У вас и так много работы с этими красными подпольщиками.
- Это вы точно подметили, - вздохнул Каширин. - Развелось, как клопов. Третьего дня неизвестные бросили зажигательную бомбу в открытое окно "Ставропольских ведомостей". Просто счастье, что бутылка угодила в пустой камин. Пожар успели потушить. Журналисты до сих пор трясутся, как зайцы, и очередной номер газеты не вышел.
- А что была за бомба? С запалом?
- Не знаю… Но огонь появился сразу, как только она разбилась. Да у меня и осколки сохранились. - Сыщик поднялся из-за стола, открыл шкаф, достал картонную коробку и снял крышку. - Извольте.
Клим Пантелеевич взял в руку оплавленный кусочек стекла, посмотрел его на свет, зачем-то понюхал и заключил:
- Это части от большой аптечной склянки.
- Весьма возможно, - Антон Филаретович пожал плечами. - Колба, склянка, бутылка от пива или шампанского. Какая разница?
- Разница есть. Но об этом позже… Суммируя ваши сведения, прихожу к выводу, что в Ставрополе, под носом контрразведки Добровольческой армии орудует организованная подпольная сеть, руководимая большевистским резидентом. Скорее всего, среди её членов действует строжайшая конспирация. Так что выйти на резидента через мелких сошек вряд ли удастся. Они могут его и не знать, а получать приказы через посредника. Система известная и весьма распространённая во многих странах.
- Вы, как всегда, правы. Контрразведка не справляется. Красные стремятся посеять в городе панику. Вот меня и подключили. А как иначе? В трёх колодцах у Осетинских казарм вода отравлена. Хорошо, что вовремя проверили. Спасибо местным жителям. Донесли, что какой-то подозрительный тип там крутился рано утром. Бабы шли по воду и заметили.
- Тогда, пожалуй, я склоняюсь к мнению, что в данном случае, возможно, действует и дилетант от разведки. И потому не исключаю, что он лично встречается с подпольщиками и, следовательно, им хорошо известен. Однако пока, как видите, мои умозаключения больше напоминают догадки, кои противоречат друг другу. Мне нужно время, чтобы во всём досконально разобраться. Скажите, Антон Филаретович, а есть у вас какой-либо план поимки господ большевиков?
Каширин поскрёб подбородок и неуверенно ответил:
- Документы проверяем, паспорта…Народ опрашиваем. Обыски проводим, но пока безрезультатно. Да какой тут план? Это ж не украденную лошадь искать!
- Без плана ничего не выйдет. В данном деле важна наблюдательность и умение выстроить логическую цепочку поступков вероятного противника. - Ардашев улыбнулся. - При неукоснительном соблюдении некоторых моих условий я берусь раскрыть резидента к сегодняшней полуночи. Возможно, удастся найти и его помощников. Но это уже, как получится. Главное - руководитель. Хотите пари на бутылку настоящего мартеля?
- Право, Клим Пантелеевич, вы меня озадачили, - Каширин посмотрел в потолок и проронил задумчиво: - вы хотите сказать, что отыщете главаря к двенадцати ночи?
- Совершенно верно.
- И вы, - Каширин замялся, - в самом деле, назовёте мне его имя?
- Безусловно.
- А потом я смогу его самолично арестовать? - с затаённой радостью в голосе осведомился Антон Филаретович.
- Естественно. Не забудьте прихватить малые ручные цепочки. А в моих правилах игры ничего не меняется с самого девятьсот седьмого года, когда я только начинал работать присяжным поверенным Ставропольского Окружного суда. Разве вы не помните, что покойный Ефим Андреевич Поляничко всегда получал лавры раскрытых мною преступлений?
Начальник сыска посветлел лицом и выпалил:
- О да! Я, грешным делом, страсть, как ему завидовал.
- Давайте условимся так: встречаемся сегодня в полночь на кладбище Успенской церкви. Там есть старый армянский склеп. Справа от главного входа. Рядом с ним я и буду вас всех ожидать. Идёт?
- Простите, а кого всех? - Каширин недоумённо поднял брови.
- Ах, да, сразу забыл предупредить: возьмите с собой вашего помощника. Боюсь, может начаться перестрелка и лишний ствол нам не помешает. Не возражаете?
- Бог мой! Конечно, нет! Приведу столько людей, сколько прикажете.
- Нет, больше никто не понадобится.
- И более того: всей душой желаю вам выиграть сие пари.
- И ещё один уговор: о нашем споре никто не должен знать.
- Буду нем, как пень.
- Тогда, пожалуй, всё. Мне пора. Честь имею.
- До свидания, Клим Пантелеевич.
Сделав пару шагов, Ардашев обернулся и сказал: