"Господи, зачем Ты придумал такое жестокое испытание моей стране? - закрыв глаза, думал Ардашев. - Брат убивает брата, сын - отца, а вчерашняя гимназистка готова идти на эшафот за идеи какого-то Маркса, всю жизнь считавшего Россию врагом Европы. Помнится, читал, как этот, с позволения сказать теоретик, ратовал за поражение русских не только в Крымской, но и в Кавказской войне и восхищался героизмом польского наёмника полковника Теофила Лапинского (Теффик-бея), который на деньги англичан высадил польский десант на Кавказе и два года воевал на стороне горцев. И жал ему руку… Что может объединять германца Карла Маркса и Юлию Воронкову из Ставрополя? Ненависть к России? К русским? Как это возможно?.. Что за бред?!".
II
На третий день нахождения Ардашева в госпитале охрану у его палаты сняли. А вечером, к нему наведался Каширин и, как проигравший пари, принёс в свёртке бутылку настоящего мартеля и шоколадку с миндалём "фабрики Абрикосова". Клим Пантелеевич тут же предложил сыщику выпить по рюмочке, но тот наотрез отказался и предложил посидеть во дворе, потому что курить в палате воспрещалось.
По ступенькам статский советник спустился сам, но не без помощи своей привычной трости, которую по его просьбе принесла в госпиталь Вероника Альбертовна.
Начальник городского уголовно-розыскного отделения был не на шутку расстроен. Курил одну папиросу за другой и сетовал, что лавры по поимке большевистского подполья и отыскания персидского золота достались контрразведке, а ему лишь нагоняй от военного начальства. Мол, не сумел доставить красного резидента живым на допрос.
Где-то посередине разговора, Антон Филаретович задумался на миг, а потом спросил:
- Выходит, Савраскин следил за вами?
- Два дня ходил по пятам.
- Но не могли же вы этого не заметить?
- Естественно.
- Так чего же вы тогда пошли искать золото сами, без чьей-либо помощи?
- Ловил на живца.
- Это на кого? На самого себя, что ли?
- Совершенно верно.
- Но зачем надо было так рисковать? Почему ко мне не обратились? Я бы за ним "хвост" послал.
- Эх, Антон Филаретович, я слишком хорошо знаю, как работают местные топтуны. К тому же их лица всем известны, независимо от наклеенных усов и бороды. А Савраскин не промах, сразу бы всё раскусил. В лучшем случае, я бы отыскал золото, а убийцу Шахманского - нет.
Каширин недовольно фыркнул:
- Думаете, я не сумел бы его арестовать?
- А на каком основании, позвольте узнать? Разве у вас или у меня были доказательства его причастности к убийству Аркадия Викторовича? Нет, это были лишь мои предположения. А попытались бы вы задержать Савраскина, так он бы рассмеялся вам в лицо. "Да, - сказал бы он, - я был осуждён на вечную каторгу. Но меня освободила революция. Я вышел по амнистии. И что, теперь вы будете подозревать меня в каждом преступлении, которое совершается в Ставрополе?"…А так я стал для него и следователем, и судьёй, и палачом.
- А когда вы поняли, что он спустился в колодец и идёт за вами?
- Ещё до того, как я наткнулся на мешки с золотом, я услышал, как где-то сажени за три позади меня, он споткнулся о камень, который я положил прямо посередине хода. Савраскин крался за мной и, чтобы не быть обнаруженным, не зажигал фонарь. Да это ему и не особенно было нужно. Мой свет служил для него своеобразным маяком.
- Очередной раз восхищаюсь вашим точным расчётом. Вы предусмотрели всё, - сыщик вздохнул, - не то что я, вечный неудачник.
- Вы явно преувеличиваете мои достоинства. Если бы я не переоценил своё умение стрелять из неудобного положения, я бы не оказался в госпитале. Ведь первая пуля попала злодею в шею, а не в голову, как я рассчитывал. Поэтому, падая, он и успел меня ранить.
- Но зачем вы допустили развитие ситуации, как говорится, до точки кипения? Если вам было известно, что сзади следует опасный преступник, убивший Шахманского, то почему вы не устроили засаду и не пристрелили его там, в подземелье, из-за какого-нибудь угла?
Клим Пантелеевич достал из кармана больничного халата коробочку монпансье, положил под язык зелёную конфетку и сказал:
- Во-первых, его причастность к смерти Аркадия Викторовича была лишь предположительной, а во-вторых, согласитесь, позади меня мог красться кто угодно. И он мог не иметь никакого отношения к преступлению на Александрийской. Я бы не простил себе случайное убийство невиновного человека.
- Да кто бы там разбирался! - Каширин подскочил и взмахнул руками. - Найти такой клад! Это же полная индульгенция. Никто бы даже не посмел вам задавать вопросы. Вам бы всё простили. Разве вы этого не понимаете?
Статский советник посмотрел внимательно на собеседника и промолвил:
- С некоторых пор мнение окружающих мне безразлично. Главное, я бы себе этого не простил. А человека, как известно, до могилы могут довести только болезнь и угрызения совести. - Опираясь на трость, Клим Пантелеевич поднялся. - Я опять переценил свои возможности. Плечо разболелось. Пора прилечь.
Антон Филаретович кивнул на прощанье, заложил руки назад и побрёл к калитке.
Статский советник так и остался стоять, любуясь верхушками старых тополей, озарённых золотым светом заходящего солнца.
Дышалось легко, и пахло свежестью, как всегда бывает перед грозой. Неожиданно ударил большой колокол Казанского собора. За ним, точно по команде, прокатились раскаты грома, и на ещё не остывшую от летнего зноя землю упали редкие, размером с вишню, капли дождя.
Впервые за последние два года к Ардашеву вернулись мир и покой, но, как вскоре выяснилось, ненадолго.
Глава 7. Бой
I
Уже через неделю с плеча сняли швы, и Клим Пантелеевич вернулся домой. Рана ещё ныла, но теперь эта была тупая и вполне терпимая боль. Начальник контрразведки слово сдержал: юную подпольщицу помиловали и выпустили из тюрьмы под честное слово не воевать на стороне большевиков. Не раздумывая, девушка согласилась и дала подписку, в которой обязалась проживать в Ставрополе по указанному ею адресу и, кроме того, должна была раз в неделю отмечаться в бывшем полицейском управлении. Но уже на второй день поднадзорная исчезла. Об этом стало известно от дворника бывшего доходного дома, где она проживала. Ни мать, ни отец, так толком не смогли пояснить, посланному к ним офицеру контрразведки, куда же она запропастилась.
Всё выяснилось на следующий день, когда казачий разъезд под селом Татарка попытался остановить незнакомку, шедшую окольными путями в сторону станицы Невиномысской, где засели красные. Стоило всадникам приблизиться, как девушка попыталась скрыться в лесу, но, понимая, что её догонят - открыла стрельбу из револьвера. Пуля попала коню старшего разъезда прямо в глаз, и добрый конь пал. Другой казак догнал беглянку и со всего маху рубанул шашкой. Труп доставили в город. В её платье обнаружили записку, в котором указывались фамилии и адреса особо опасных контрреволюционеров, подлежащих ликвидации. Первым среди них значился Клим Пантелеевич Ардашев, проживавший в доме № 38 по Николаевскому проспекту. Каким образом ей стало известно о его причастности к поимке всей группы подпольщиков, осталось загадкой.
Всё это статский советник узнал из телефонного разговора с полковником Фаворским, позвонившим в тот же день со станции Кавказской, уже отбитой у большевиков. Он также просил Клима Пантелеевича прибыть в Ставку, в Тихорецкую, на только что отремонтированном бронепоезде и лично сопроводить персидское золото, уже погруженное в блиндированный вагон первого класса. Поезд отправлялся в семь вечера со второго пути и был под охраной. Ардашев согласился, и через два часа посыльный доставил на квартиру специальный пропуск.
II
- Куда ты опять? - тревожным голосом спросила Вероника Альбертовна, войдя в кабинет.
- Просят сопроводить персидское золото, - укладывая саквояж, ответил Клим Пантелеевич.
- Неужто, кроме тебя, больше некому? Ведь плечо ещё болит. Там что, охраны не хватает?
- Охраны, как раз, предостаточно. Вагон бронированный, из состава бронепоезда. Не волнуйся. Буду, как у Христа за пазухой. В Тихорецкую я давно собирался. Дело там у меня одно осталось. Потому и просят приехать.
- Надолго?
- На несколько дней, - статский советник повернулся к жене, и, глядя на неё, ответил: - Ты же знаешь, как я без тебя скучаю. Не волнуйся, пожалуйста.
- Клим, - опустив глаза, вымолвила супруга, - у нас деньги скоро закончатся…Я всё хотела спросить, но было как-то неловко…Послушай, а власти могут выдать тебе какую-нибудь денежную награду? Как-никак, ты отыскал для них сокровища, пропавшие почти сто лет назад. Может, не стоит стесняться, а?
Ардашев закрыл саквояж, опустился в кресло и сказал:
- Присядь, мне надо с тобой поговорить.
Вероника Альбертовна, точно прилежная ученица, послушно расположилась напротив.
- Видишь ли, какое дело… С самого начала я был убеждён, что с большевиками надо было покончить, как можно скорее. Горстка авантюристов, скитавшаяся по ссылкам, а потом бежавшая за границу и квартировавшая там на деньги с так называемых "эксов" в России (по сути грабежей и разбоев), вносила смуту давно. Однако их опасность недооценили. И они вернулись. На средства немецкой разведки совершили государственный переворот. Многие думали, что незаконная власть продержится недолго, неделю или, самое много, месяц. Но случился удивительный парадокс: большая часть населения страны их поддержала. Это произошло от того, что большевики бросили в народ популистские лозунги: "Долой войну!" и "Земля - крестьянам, фабрики - рабочим!". Конечно, народ от войны устал, да и землепашцам захотелось присвоить помещичьи земли, скот, дома, а рабочим - управлять фабриками и заводами, начисляя себе высокое жалование. Никто из этих обманутых до сих пор не понимает, что сразу после установления коммунистической диктатуры их лишат всего. Это неминуемо. На смену частным хозяевам всё тех же заводов и фабрик придут чиновники от новой власти, а крестьян, вероятно, загонят в какие-нибудь новые образования: "сельхозкоммуны", "красные крестьянские артели", да, в общем, дело не в названиях…Всех несогласных с новыми порядками либо казнят, либо приговорят к каторжным работам, что неминуемо. Допускаю даже, что начнётся полное истребление всех бывших сословий: духовенства, дворянства, купечества, мещан и других. Естественно, наиболее образованная часть населения всё это понимает, и потому миллионы людей поднялись на борьбу с красным злом. Идёт гражданская война. И я тоже принимаю в ней участие… Буквально за день до отыскания персидского золота мне удалось раскрыть в Ставрополе большевистское подполье. Арестовали почти всех. Не расстреляли только одну юную барышню. Взамен денежного вознаграждения за отыскание сокровищ я попросил сохранить ей жизнь. Её отпустили под честное слово, что она больше не будет воевать на стороне красных. Но своё обещание подпольщица не сдержала и была убита. В её платье нашли список подлежащих уничтожению контрреволюционеров. Первым в списке стоял я. - Ардашев поднялся, подошёл к окну и, не оборачиваясь, сказал: - Теперь о главном. Считаю своим долгом довести до конца начатую работу и сохранить агентурную сеть за рубежом. Понимаешь, многие из тех, кого я с таким трудом внедрил в другие страны, сейчас находятся в растерянности. Они потеряли связь с Центром, не знают, что делать дальше. Необходимо с ними связаться, объяснить создавшуюся ситуацию, словом, успокоить и вселить уверенность, что наша победа над большевиками - дело времени.
- Клим, а ты сам веришь, что такая победа возможна? - с сомнением в голосе осведомилась Вероника Альбертовна.
Он помолчал, повернулся и, глядя на жену, сказал:
- Не знаю, но надеюсь. Однако после моего возвращения, мы уедем из России. Нам придётся продать дом вместе с обстановкой. С собой возьмём только деньги, документы и минимум вещей. Тебе надобно уже сегодня связаться с комиссионерами по продаже недвижимости. Пусть ищут покупателей. Соглашайся на любую цену. У нас мало времени, и мы не можем торговаться.
- А куда мы денем наших питомцев Малыша и Лео? Заберем с собой?
- Оставим горничной. Дадим ей денег. Пусть вернётся к родственникам в Надежду. Большевики, если придут опять, Варвару не тронут. Домашняя прислуга относится к числу, - он усмехнулся, - угнетённых буржуями слоёв населения.
- А мы с тобой, что - буржуи? - прикрыв ладонью рот, тихо спросила жена.
- По их классовой теории - несомненно.
- А книги куда девать? Их так много… Тоже продавать?
- Не стоит. Барышей мы за них всё равно не выручим. Лучше подарим городской библиотеке. Может, дойдут до тех, кто будет жить в Ставрополе лет через сто.
Клим Пантелеевич выдвинул ящик письменного стола, взял неприметный маленький ключик, снял с книжной полки несколько толстых фолиантов и, открыв потайную дверцу, достал браунинг. Привычным движением он вытащил обойму, проверил патроны и, вставив в специально пришитую к внутренней части поясного ремня лямку, прикрыл пистолет модным пиджаком.
- Мне пора, - статский советник поцеловал жену в щёку.
- Удачи, милый, - проронила Вероника Альбертовна и смахнула, набежавшую слезу.
- Ну-ну, дорогая, слёзы ни к чему. Видимо, Господь решил подвергнуть нас новым лишениям. Что ж, пройдём и это испытание. Всё плохое, когда-то заканчивается. Будут и у России ещё светлые дни. Очень в это верю.
Ардашев ушёл.
На улице ещё держалась дневная жара, и старые вязы отбрасывали длинные тени. От дома до железнодорожной станции - всего ничего, каких-нибудь полверсты, но идти пешком не хотелось, и Клим Пантелеевич нанял пролётку.
Площадь перед вокзалом превратилась в подобие базара. Сестра милосердия меняла лакированные туфли на круг колбасы, пожилая дама с печатью горя на лице предлагала шляпу с павлиньим пером, но все проходили мимо, не обращая на неё никакого внимания. Бывший судья Окружного суда продавал английские офицерские бриджи. Увидев Ардашева, он смутился и опустил глаза. И в этой грустной толпе какой-то горец-лоточник, окружённый ребятнёй, завистливо поглядывающей на деревянный ящик со льдом, выкрикивал: - "Клюбничный мороженне! Плати дэнги и кушай на свой здоровье!".
- Надо будет обязательно купить Веронике и Варваре, когда вернусь, - шагая к перрону, решил для себя Ардашев.
III
Лёгкий бронепоезд стоял на втором пути. Надпись "Офицер", выведенная белой краской на броне, виднелась издалека. Сам паровоз был укрыт металлическими щитами. За ним стоял тяжёлый вагон с торчавшей наверху орудийной башней. Низко нависли над рельсами скошенные стенки бронированной защиты. Впереди виднелся флагшток с белым черепом и перекрещенными костями. Пахло угольной гарью и мокрой пылью - дворник поливал из шланга дальнюю часть перрона. От раскалённой брони "крепости на колёсах" веяло жаром и, казалось, было видно, как в воздухе колышутся бестелесные призраки.
Вокруг было выставлено сторожевое охранение. Ардашев предъявил пропуск караульному, тот козырнул и провёл к вагону, обшитому бронёй. У самых окон проступала закрытая железными щитами голубая краска - отличительный признак первого класса. Солдат постучал в узкую дверь, она вскоре отворилась. Из тёмного проёма появился полковник лет сорока пяти в ремнях и облегающем френче. Он носил роскошные кавалерийские усы, но подбородок был брит. Лицо его показалось статскому советнику очень знакомым. Он внимательно изучил пропуск и представился:
- Полковник Керже, Сергей Иванович. Прошу.
Ардашев поднялся в вагон. Идя по коридору, офицер остановился у двери с номером "три" и сказал:
- Вот ваше купе. Располагайтесь.
- Благодарю, но сначала я хотел бы осмотреть место, где хранится золото.
Военный недоумённо поднял брови.
Не дожидаясь ответа, Клим Пантелеевич осведомился:
- Надеюсь, вам пояснили, что именно я отвечаю за его сохранность?
- Да, - нехотя кивнул тот. - Я впервые сталкиваюсь с ситуацией, когда статский командует полковником.
- Совсем нет, - возразил Ардашев. - Вы начальник бронепоезда, а я лишь помогаю вам доставить ценный груз в Тихорецкую. Но в случае возникновения спорной ситуации последнее слово остаётся за мной. Однако на данном этапе я не собираюсь вмешиваться в вашу службу. Вы согласны?
Полковник пожал плечами, но мелькнувшее ранее неудовольствие, так и осталось на его лице.
- Золото находится в соседнем с вами купе, - отчеканил военный.
Он вынул из кармана ключи и открыл дверь. На полу стоял большой деревянный ящик, обшитый мешковиной и обвязанный крест-накрест шпагатом. В трёх местах верёвочные соединения были залиты красным сургучом и пропечатаны печатью Ставропольского гарнизона. На столике стоял телефон, а в окне торчал пулемёт "Льюиса".
- Как видите, на всякий случай, я приказал установить связь с командирской рубкой.
- Очень правильное решение, - согласился Ардашев, снял диск пулемёта, осмотрел его и сказал: - Тем не менее, у меня, господин полковник, будет к вам четыре просьбы. Во-первых, я размещусь здесь, а не в третьем купе, постель, как вы понимаете, мне не нужна, во-вторых, прошу выставить у этой двери охрану из двух солдат, которая будет подчиняться только мне, в-третьих, я был бы вам очень признателен, если бы вы, хотя бы очень кратко, поведали мне об имеющимся вооружении и технических возможностях этого "сухопутного дредноута". Ну и в четвёртых, - в диске почти не осталось патронов. Велите зарядить.