- Не беспокойтесь. Сейчас распоряжусь. Вам показать, как вести огонь из него?
- Нет, благодарю.
- У вас всё?
- Почти. Остался всего один вопрос: скажите, кем вам приходился штабс-капитан Пётр Иванович Керже?
- Это мой младший брат. Его расстреляли чекисты. Он участвовал в офицерском восстании. Похоронен в Ставрополе, на кладбище Андреевского храма. Вы знали его? - полковник удивлённо поднял голову.
- Сидели вместе в городской тюрьме. Меня первого повезли на расстрел, но повезло - удалось бежать. А его, видимо, казнили вместе с бывшим начальником сыскного отделения. В камере нас было трое.
Лицо Керже изменилось. На Ардашева он теперь смотрел с явной симпатией.
- Отправка поезда через четверть часа. Я распоряжусь об охране купе, заменим диск пулемёта и тронемся. Ну, а потом, если вы не возражаете, вернусь к вам, и мы помянем брата. Заодно расскажу о бронепоезде. Не возражаете?
- Помянем, конечно. Грех не помянуть, но только самую малость.
- Как будет угодно, - кивнул полковник. - Пора обходить состав.
Вскоре возник солдат с коробкой патронов и запасным диском. Приготовив пулемёт для стрельбы, он вместе с напарником занял пост с внешней стороны двери.
Поезд дал задний ход, протяжно загудел и медленно тронулся. Минут через пятнадцать появился Керже. В руках он держал бутылку вина, пару чайных стаканов и два яблока. Усевшись напротив, полковник молча наполнил стаканы и произнёс, не чокаясь:
- За брата! Да упокоится его душа на небесах!
- Царствие ему Небесное и вечный покой! - вымолвил Ардашев и выпил вино.
- Я не сомневаюсь, что перед смертью он был мужественен, но всё-таки хотелось бы узнать хоть какие-то подробности…
- Особенно и рассказывать нечего. Его привели избитого в первой половине дня двадцать седьмого июня. Я дал ему воды и платок. Он вытер с лица кровь. Штабс-капитан поведал нам о восстании, о постигшей их неудаче. Затем мы услышали выстрелы. Он взобрался на табуретку и, глядя в окно, рассказывал нам о том, кого расстреляли во дворе тюрьмы. А потом меня увезли. Вот и всё.
Полковник молча уставился взглядом в одну точку. Казалось, он не слышал статского советника. Только кадык ходил верх и вниз, да слегка подрагивали руки. О чём он думал? Что вспоминал? Счастливое детство? Времена, когда они с братом ранним утром уходили за раками и лазили по берегам быстрой Ташлы, вытаскивая из нор огромных, будто поросших мхом, старых зелёных чудовищ с длинными клешнями? Или, может, ему привиделась классическая гимназия, где Пётр устроил дымовую завесу, и чуть было не попал под исключение? Ох, сколько они тогда пережили! И отец, и мама, и дедушка - отставной полковник… А как он ждал весточек от младшего брата с фронта, как переживал, когда их долго не было! Как отгонял от себя мысли, что Пётр погиб, и как радовался, когда полковой почтальон принёс от него открытое письмо! Кто мог подумать, что храбрый офицер, не раз ходивший в рукопашную на германские окопы, вдруг будет убит в своём родном городе - там, где были похоронены его предки, в котором стоял его родовой особняк, где он первый раз влюбился, откуда уехал поступать в военное училище? Как такое могло произойти? Уж не пригрезилось ли это в кошмарном сне?
- Благодарю вас, - тихо выговорил командир бронепоезда и вновь наполнил стаканы. И статский советник молча выпил.
- "Офицером" я командую недавно, - сменил тему разговора полковник. - Слава Богу, в Новороссийске установили самый большой тендер - на шесть тонн угля и тысячу ведер воды. Топлива хватает на двухдневный пробег, воды - на сутки. А представьте, был бы, как другие, на дровах? Не приведи Господь! Где в степи отыскать столько леса, если на каждые десять вёрст надобно полкубометра дров? Но есть два недостатка: дым из трубы, демаскирующий состав, и привязанность к железной дороге. Тут неприятелю полное раздолье: хочешь - взрывай пути, а нет взрывчатки - разбирай полотно или делай завалы. Без ремонтной бригады не обойтись. Возим с собой запасные рельсы и шпалы. Жаль, у меня нет ни одной блиндированной дрезины с пулемётом. В случаях с завалами она бы очень помогла.
- Броня надёжная? - осведомился Ардашев.
- От пуль и осколков защитит, но трёхдюймовый снаряд пробьёт с расстояния в полторы версты и "ой!" не скажет (кстати, когда я принял бронепоезд, у меня была всего одна такая пушка образца ещё девятисотого года и две пулемётных площадки). А вот артиллерийскому посланцу с 42-х линейной пушки хватит и две с половиной версты, чтобы попасть в паровоз. И спасения от этой смерти нет. Увеличишь броню, а она большей частью из котлового железа, вырастет вес состава. Тогда не всякий мост выдержит. Выход один - опередить врага. Так и воюем. Шестьдесят семь офицеров и сорок шесть солдат. Единственное, что я смог сделать - это максимально обезопасить паровоз. Распорядился поставить его между двумя броневагонами, а так же провёл телефон в командирскую рубку - небольшую кабину, накрытую куполом из толстого стекла и расположенную на тендере паровоза. Из рубки удобно отдавать приказания, как машинисту, так и бойцам. - Он внимательно посмотрел на статского советника и спросил: - А вам доводилось бывать в бронеплощадках во время боя, да ещё и в летний зной?
Клим Пантелеевич покачал головой.
- Там задохнуться можно. Горячие, как уголь, стволы и раскалённая броня. Некоторые от жары теряют сознание. Но, несмотря на это, десяток пулемётов по одному борту и две пушки, бьющие шрапнелью, остановят любую конную атаку. Потому красные нас в плен и не берут. Расстреливают на месте. А мы всё миндальничаем с ними, разбираемся: кого под трибунал, а кого, как овец заблудших, назад к нам. Даём винтовку, ставим на довольствие - и в бой. А где гарантия, что они не предадут? - Полковник поднялся. - Пойду в рубку. Надеюсь, доберёмся без приключений. Не скучайте.
- Я взял с собой томик Чехова, - кивком Ардашев указал на саквояж.
- Господи, как я вам завидую! Книгу в последний раз открывал ещё до войны. - Он вздохнул. - Ладно, мне пора.
Полковник ушёл.
В вагоне становилось нестерпимо душно, и вскоре носовой платок стал совсем мокрым. Чтение давалось с трудом. Клим Пантелеевич прилёг и закрыл глаза. Но спать совсем не хотелось. Мысли возвращались в Ставрополь, а потом улетали, точно на фантастическом ракетоплане, в Петроград, а оттуда - в Константинополь, Персию, и дальше - в Британскую Ост-Индию. "Помнится, в Бомбее тогда тоже стояла адова жара, - вспомнил статский советник одну из первых заграничных командировок".
Вдруг протяжным воем заскрипели чугунные тормозные колодки. Поезд стал.
Статский советник открыл дверь купе. Лица солдат были взволнованны.
- Вам, - он указал на одного из них, - занять оборону в начале вагона. А вам - велел другому - в конце. Без моей команды никого не пропускать. Огонь открывать после предупреждения: "Стой! Стрелять буду!". Ясно?
- Так точно, ваше благородие!
Клим Пантелеевич крутнул ручку телефона. В трубке раздался щелчок.
- Полковник, что там у вас?
- Впереди завал. Возможно засада. Выслал разведку.
- Ясно.
Не успел Ардашев положить трубку, как совсем рядом закаркал очередями пулемёт и, в унисон с ним, захлопали короткие винтовочные выстрелы - один, второй, третий…
Через смотровую щель было видно, что со стороны железнодорожного полотна короткими перебежками приближались к вагону солдаты. Статский советник привёл "Льюис" в боевое положение и нажал на спусковой крючок. Первой же очередью удалось уничтожить пулемётный расчёт врага. Оставшись без огневого прикрытия, противник залёг. Забухала пушка. Шрапнель скосила редкий кустарник и вонзилась в землю. Застучали остальные пулемёты "Офицера".
Красные вновь сделали попытку приблизиться. Один из наступавших сделал резкий рывок к вагону и успел кинуть две гранаты. В момент последнего броска Ардашев припал к прикладу и дал короткую очередь. Большевик упал, но где-то внизу раздались два взрыва. Вагон закачался, однако с рельс не сошёл.
Из бронепоезда высыпалась штурмовая офицерская группа. Бой шёл теперь по обе стороны полотна.
Противник, прижатый к земле, отвечал нечастыми выстрелами и начал отходить. Шрапнель догоняла отступавших, пытавшихся скрыться в балке. Понимая, что их участь предрешена, красные остановились и подняли на штык трёхлинейки белую нательную рубаху. С другой стороны поезда перестрелка ещё продолжалась, но недолго. Двум красным на лошадях удалось скрыться. Убитых насчитали двадцать два человека. Остальные сдались. Среди личного состава бронепоезда тоже были потери: погибли два офицера и три солдата. Двое получили тяжёлые ранения и три человека - лёгкие.
Восьмерых пленных пригнали к поезду. Опустив глаза и сбившись в кучу, они стояли тут же, прямо перед блиндированным вагоном.
Статский советник вернул охрану к своему купе и спрыгнул на насыпь. Солнце палило нещадно. Сухой степной ветер гонял по полю круги ковыля. Навстречу шагал Керже.
- Что там? завал? - поинтересовался Клим Пантелеевич.
- Развели рельсы. Они придумали изощрённый способ: убирают шпалы, и, привязав к лошадям рельсы, разводят их в стороны на три-четыре аршина. Конной тяги для этого вполне достаточно. Вернуть рельс в обратное положение уже невозможно. Поэтому с ремонтом придётся повозиться. Думаю, часа три-четыре уйдёт на восстановление дороги, - ответил полковник и, указывая на труп большевика с красной звездой на фуражке, лежащего напротив купе Ардашева, спросил: - Уж не вы ли его укокошили?
- Видимо, я. Но две гранаты он всё-таки успел бросить под вагон.
- А лицо интеллигентное. На вид наш с вами ровесник. Совсем не похож на этих бродяг, - он кивнул в сторону пленных. Расстегнув правый карман гимнастёрки убитого, достал красноармейскую книжку, посмотрел, потом хмыкнул удивлённо и прочёл: - Ардашев Пантелей Петрович, 1868 года рождения. Комиссар из Екатеринодара. Уж не родственник ли вам?
- Наверное, однофамилец. Никогда не слыхал.
- Теперь уже всё равно, - заключил Керже и повернулся к арестованным:
- Ну что, господа товарищи, готовы к смерти или ещё надеетесь пожить?
- Вы, господин охвицер, нас не пужайте, - бросив недобрый взгляд исподлобья, вымолвил самый старший по возрасту красноармеец. - Мы люди понимающие. В расход, так в расход.
- Извольте. Не могу противиться вашему желанию, - сухо выговорил полковник и приказал стоящему рядом штаб-капитану: - Расстрелять.
- Постойте, - вмешался статский советник. - Прежде я хотел бы допросить пленных.
Керже пожал плечами.
- Не возражаю. Время есть. Всё равно пути ремонтируем.
Солдат принёс Ардашеву складной стул и поставил под невысокой одинокой акацией, выросшей у самой железной дороги.
Допрос прошёл быстро. Четверо пленных отказались отвечать на вопросы, ещё трое толком ничего не знали, и только один - парень лет двадцати - рассказал некоторые подробности. По его словам, он слышал разговор между комиссаром и неким товарищем Матвеевым, что целью засады было какое-то персидское золото, которое, как говорил тот, должен был перевозить бронепоезд "Офицер". Сам Матвеев, вместе с ещё одним человеком и был в числе тех двух всадников, которые скрылись, когда исход боя был уже предрешён. Молодой красноармеец просил сохранить ему жизнь и выразил готовность перейти на сторону белых. Климу Пантелеевичу стоило большого труда уговорить Керже принять пленного в команду бронепоезда. В конце концов, полковник согласился. Всех остальных после допроса отвели в балку и там расстреляли.
Уже вечером, когда бронированный состав подходил к станции Тихорецкой, из далёких закоулков памяти Ардашева выплыло воспоминание детства: давным-давно отец говорил, что в Екатеринодаре жили какие-то дальние родственники. И вроде бы даже когда-то батюшка гостил у них, а потом с удовольствием рассказывал, что видел своего маленького шестилетнего тёзку. Только вот сам Клим Пантелеевич никогда с ним не встречался. Никогда, до сегодняшнего дня.
Глава 8. Натюрморт
Ардашев вошёл в дом генерала Романовского вслед за Фаворским. Начальник штаба Добровольческой армии пил чай и читал телеграфную ленту. Завидев статского советника, поднялся, протянул руку и сказал:
- Наслышан о вашем геройстве, дорогой Клим Пантелеевич. Мало того, что злодея прикончили, персидское золото отыскали, большевистское подполье разгромили, так ещё и отбили нападение красных на бронепоезд! Вам бы к нам, в войска, а? Такие офицеры ой, как сейчас нужны! - Он улыбнулся и спросил с теплотой в голосе: - Однако как ваше здоровье? Вы ведь получили ранение?
- Благодарю, ваше превосходительство, всё уже позади.
- Я так понимаю, вы прибыли, чтобы продолжить поиски красного лазутчика? - хитро сощурился генерал.
- Совершенно верно. Но сначала я бы хотел взглянуть на список агентуры, который я вам оставил.
- Пожалуйста.
Генерал подошёл к сейфу, бросил взгляд на висевшую на стене картину и набрал код. Замок щёлкнул - открылась железная дверца. Романовский протянул Ардашеву папку и захлопнул сейф.
Клим Пантелеевич принялся перелистывать документы. Затем поднял голову и спросил:
- Как я вижу, список агентуры переснимали. Фотографии делались с вашего согласия?
- Как? Кто? - опешил генерал. - Этого не может быть! Сейф, кроме меня, никто не открывал. Код знаю только я.
- Вы не будете возражать, ваше превосходительство, если я попробую его открыть? - спокойно спросил статский советник.
- Извольте, - пожал плечами генерал, - только это бесполезная затея. Сей железный ящик изготовлен ещё до войны на заводе "Круппа" и весьма надёжен.
Клим Пантелеевич внимательно посмотрел на картину, висевшую над сейфом, и набрал три цифры. Послышался щелчок, и дверца открылась.
Генерал в изумлении сделал шаг назад.
- Как вам это удалось? - тихо спросил он.
- Всё дело в натюрморте. На полотне изображено три яблока, две груши и кисть винограда с девятью ягодами. Я заметил, что вы смотрели на картину, когда набирали цифры. Отсюда я понял, что код: 3–2 - 9. Вероятно, это не укрылось и от внимания большевистского агента. Но тогда, получается, он находится в вашем ближайшем окружении.
- Господи, да как же так! - взмахнул руками Романовский. - Я даже это представить не могу…Однако вы правы. У меня временами тут проходной двор.
- Я попрошу вас написать список тех, кто находился в комнате, когда вы открывали сейф. Постарайтесь, пожалуйста, припомнить, - попросил статский советник.
- В таком случае, придётся подозревать всех офицеров штаба, - генерал растерянно посмотрел по сторонам и опустился на стул.
- Не беспокойтесь, ваше превосходительство, эту работу я возьму на себя, - вмешался в разговор Фаворский. - Безусловно, придётся предпринять дополнительные меры предосторожности. И, перво-наперво, надобно сменить код.
- Обязательно. Сделаю это сегодня же, - пообещал Романовский.
- Позвольте узнать, ваше превосходительство, какие ещё бумаги лежали в сейфе? - спросил начальник контрразведки.
- Мой дневник и деньги. Но они на месте.
- Господа, я бы не советовал менять код, - сухо выговорил Клим Пантелеевич. - Тем самым, вы спугнёте шпиона. Просто не держите здесь секретные материалы. А деньги, личные записи и мой доклад пусть остаются на прежнем месте.
- Пожалуй, вы правы, - кивнул генерал.
Полковник повернулся к Ардашеву и спросил:
- Позвольте полюбопытствовать, Клим Пантелеевич, а откуда вам известно, что с документов сняли копии?
- Один из листов моего доклада имеет две небольшие прогоревшие точки. Они едва заметны, но, тем не менее, есть. Это случилось от того, что на бумагу попали частички горящего магния. Скорее всего, использовалась магниевая проволока. Обратите внимание на сукно, которым обтянут стол. Оно тоже прожжено в некоторых местах. Следовательно, фотографировали именно здесь.
- Возможно, остались отпечатки пальцев? А что, если попытаться их снять?
- Попробуйте, - кивнул статский советник. - Хотя, вероятнее всего шпион пользовался перчатками.
- Стало быть, большевики обладают полной информации по заграничной резидентуре, - обречённо заметил генерал и поднял глаза на Ардашева. - Что же теперь делать?
- Слава Богу, ничего страшного не случилось. Я предвидел такой ход событий и потому отдал вам данные с выдуманными фамилиями, явками и паролями. Пусть красные тратят время и деньги впустую.
- Вот как! - обрадовано воскликнул Романовский. - Какой же вы умница! А где же тогда настоящий список?
- Я его не делал. Считаю, что до поимки шпиона доверять эти сведения бумаге опасно. Думаю, надобно набраться терпения и немного подождать. Спешка в данном случае ни к чему.
- Разумное решение, - согласился начальник штаба. - Жаль только, что от меня вы его скрыли.
- Ваше превосходительство, всё должно было идти своим чередом, так, чтобы большевистский агент ничего не заметил. Теперь, как видите, он у нас на крючке.
- Убедили. Однако хотелось бы знать, какие дальнейшие действия вы планируете?
- У меня есть небольшие накопления. И я собираюсь продать дом. Этих денег на первое время хватит, чтобы встретиться с агентами и поддержать их. Мой долг - любой ценой сохранить агентурную сеть. Я собираюсь выехать за границу как можно скорее. Не волнуйтесь. Документы оставлю в тайнике. Его местонахождение сообщу тотчас же, как только узнаю, что шпион пойман или убит. Думаю, господин полковник изобличит его и без меня. Расставить капкан, зная, что злоумышленник повадился лазить в сейф, - дело техники.
- Знаете что… - генерал поднялся, вынул из сейфа несколько пачек банкнот и положил их на стол, - возьмите. Это английские фунты. Благородно, конечно, с вашей стороны пожертвовать собственные сбережения на государственные нужды. Но пусть ваши деньги останутся у вас в семье. Никто не знает, как долго вам предстоит маяться на чужбине, но этих британских червонцев вам на первое время должно хватить. Потом передадим ещё. Условьтесь с Владимиром Карловичем о каналах связи. Кроме того, я выдам вам бумагу с особыми полномочиями. Она поможет без проблем найти место на пароходе, отплывающем из Новороссийска в Константинополь, перевозящий бывших турецких пленных. - Романовский макнул перо, размашисто написал, поставил подпись и удостоверил штабной печатью. Вдруг он поднял голову и сказал: - Только одна просьба: пересчитайте, пожалуйста, всю сумму и напишите расписку в получении. И советую поторопиться. Скоро пойдёт эшелон на Ставрополь. Красные рвутся к городу. Вам бы лучше на него успеть.
- Благодарю вас.
- Тогда за дело!
Клим Пантелеевич убрал в карман документ, пересчитал валюту, составил расписку и, уложив деньги в саквояж, попрощался с генералом.
Начальник контрразведки вызвался проводить статского советника до поезда.
У самого штаба встретился майор Хоар, одетый в новый, с иголочки, офицерский мундир. Он куда-то торопился и лишь кивнул Ардашеву с Фаворским.
Состав уже стоял под парами. Это были обычные теплушки с казаками.
- Ну, всего вам наилучшего, дорогой друг! - проговорил полковник, протягивая на прощание руку. - Даст Бог, свидимся ещё.
- Непременно, Владимир Карлович, непременно. Всех благ вам!