Внутри стоял темно-синий "остин", прямо у двери, так чтобы можно было немедленно уехать. Он был угнан в Ольстере две недели назад, снабжен дополнительным багажником на крыше, чтобы изменить внешний вид, и новым номером. Двигатель проверен, Барри заплатил за машину вдвое дороже рыночной цены.
Теперь он сел за руль и повернул ключ в зажигании. Мотор сразу заработал. Барри довольно хмыкнул: успех и провал могут разграничивать секунды, а в его жизни смерть и провал – синонимы. Он с полминуты прислушивался к работе мотора, проверил подачу горючего и давление масла, выключил двигатель и через заднюю дверь гаража прошел на заросший задний двор.
У старого дома был печальный заброшенный вид. Плодовые деревья небольшого сада все были больны грибком и окружены сорняками.
Соломенная крыша прогнила, окна напоминали глаза слепца.
Барри вошел через кухню. Он бросил на пол накидку и шляпу и поставил сумку на доску для просушки у раковины. Сунул руку в соседний ящик и достал оттуда пистолет. Английский офицерский пистолет, захваченный три года назад в армейском арсенале в Ольстере.
Барри привычно проверил его и поместил за пояс. То короткое время, которое приходилось проводить без оружия, он чувствовал себя голым и уязвимым, но неохотно признавал, что рискованно брать с собой в деревню пистолет.
Он налил в чайник воды, и при этих звуках из темного внутреннего помещения послышался голос:
– Это ты?
– А кто еще? – сухо ответил Барри, и из глубины дома появился и встал на пороге кухни второй человек.
Худой, сутулый, лет под пятьдесят; опухшая красная физиономия алкоголика.
– Принес? – Голос у него был сиплый, пропитой, вид – потрепанный, лицо в пятнах и седой щетине.
Барри указал на сумку у раковины.
– Все там, доктор.
– Не зови меня так, я больше не доктор, – раздраженно сказал забулдыга.
– Ну как же, очень хороший доктор. Спроси у девиц, которые расстались со своим грузом...
– Оставь меня в покое, черт побери.
Да, он был хорошим врачом. Давно, еще до виски, а теперь только аборты, огнестрельные раны беглецов и такая работа, как эта. Об этой работе ему не хотелось думать. Он подошел к раковине и стал разбирать покупки.
– Я просил пластырь.
– У них нет. Я принес бинт.
– Я не могу... – начал человек, но Барри гневно повернулся к нему, и лицо его потемнело.
– Хорош ныть! Надо было взять все необходимое, а не гонять меня.
– Я ждал, что рана...
– Бутылку ты ждал, вот что. Пластыря нет. Перевяжешь сучку бинтом.
Старший быстро попятился, подобрал пакеты и исчез внутри.
Барри заварил чай, налил в толстую фарфоровую чашку, добавил четыре ложки сахару и шумно размешал, глядя в окно на неясные очертания сосен. Снова пошел дождь. Барри подумал, что дождь и ожидание сведут его с ума.
Врач вернулся в кухню с грудой бинтов, испачканных кровью и гноем.
– Она больна, – сказал он. – Ей нужны лекарства, антибиотики. Палец...
– Забудь об этом, – сказал Барри.
Из другой комнаты донесся приглушенный всхлип и невнятное бормотание – бред девочки, вызванный лихорадкой и наркотиками.
– Если за ней не будет должного ухода, я снимаю с себя ответственность.
– Ты будешь отвечать, – с угрозой сказал Барри. – Я об этом позабочусь.
Врач бросил бинты в раковину и пустил на них воду.
– Теперь я могу выпить? – спросил он.
Садист Барри сделал вид, что смотрит на часы.
– Еще нет, – решил он.
Врач насыпал в раковину стирального порошка.
– Я не смогу отрезать руку, – прошептал он, и голова у него затряслась. – И палец-то было жалко... а руку я не смогу.
– Отрежешь, – сказал Барри. – Слышишь, старый пьяница? Отрежешь руку и все остальное, что я прикажу.
Сэр Стивен Страйд предложил пятьдесят тысяч фунтов тому, кто предоставит информацию, которая позволит найти его племянницу, оповестив об этом широкую публику по телевидению и в газетах. Тут же печатали портрет преступника. Утихший было интерес к этому случаю вспыхнул снова.
За последние два дня Ричардс вчетверо сократил штат отвечающих на звонки, оставив одного человека, но обещание награды породило новый вал информации, и он попросил второго полицейского вернуться на третий этаж. Поступающий материал разбирали два секретаря.
– Я теперь словно "Литтлвудз", – пожаловался инспектор Питеру. – Вот опять берущие на себя ответственность. – Он взял листок. – Народно-демократическая партия освобождения Гонконга. Слышали о такой когда-нибудь?
– Нет, сэр. – Сержант поднял голову от списка. – Это у нас сто сорок восьмое признание.
– А полчаса назад опять звонил Генрих Восьмой, – одна из телефонисток повернулась и улыбнулась из-за микрофона. – Ни дня не пропустит.
Генрихом Восьмым прозвали шестидесятивосьмилетнего пенсионера, живущего в одном из муниципальных домов Южного Лондона. Его хобби было сознаваться во всех самых громких преступлениях, от изнасилования до грабежа банка, и он звонил регулярно каждое утро.
– Приходите и попробуйте взять меня, – вызывающе говорил он всякий раз. – Но предупреждаю: я не стану мирно ждать...
Когда местный констебль наносил ему визит вежливости – а он делал это регулярно, – Генрих Восьмой ждал его с упакованным саквояжем. И ужасно разочаровывался, когда бобби тактично объяснял ему, что его не собираются арестовывать. Но потом констебль говорил, что за ним приказано постоянно наблюдать, так как комиссар полиции считает его очень опасным человеком, и пенсионер радовался и предлагал бобби чашку чаю.
– Беда в том, что мы не можем упустить ни один звонок, даже самый бредовый, все приходится проверять, – вздохнул Ричардс и пригласил Питера в свой кабинет. – По-прежнему ничего? – спросил он. Ненужный вопрос. Питер уже говорил с ним сегодня по телефону – и из отеля, и из штаб-квартиры "Тора", – справляясь о новостях.
– Ничего, – солгал Питер. Теперь ложь давалась ему легко: он принял ее, как и все остальное, что необходимо для освобождения Мелиссы-Джейн.
– Мне это не нравится, генерал. Мне очень не нравится, что до сих пор не было никаких попыток связаться с вами. Не хочу каркать, но каждый день молчания все больше делает наш случай похожим на месть... – Ричардс смолк и в замешательстве закурил сигарету. – Вчера мне звонил заместитель комиссара. Он спрашивал, сколько еще дней, по моему мнению, нужно держать специальную группу.
– И что вы ответили? – спросил Питер.
– Что если в течение десяти дней не будет никаких сообщений, не поступят требования похитителей, я буду считать, что ваша дочь мертва.
– Понятно. – Питера охватило фаталистическое спокойствие. Он знал. Он – единственный – знал. До назначенного Калифом срока остается четыре дня. Завтра утром он попросит срочной встречи с Кингстоном Паркером. На подготовку, вероятно, уйдет меньше двенадцати часов. Предложение будет невероятно привлекательным для Паркера. Он прилетит.
Однако на всякий случай – вдруг Паркер все же откажется – Питер оставил три дня до окончания срока, чтобы привести в действие запасной план. Согласно этому варианту ему предстояло самому явиться к Кингстону Паркеру. Первый план был лучше, надежнее, но если он не сработает, Питеру придется рискнуть.
Он понял, что стоит посреди кабинета и с отсутствующим видом смотрит на стену поверх головы инспектора. Ричардс глядел на него со смесью жалости и тревоги.
– Простите, генерал, я понимаю, что вы испытываете, но я не могу держать здесь людей бесконечно. У нас их и так не хватает...
– Понимаю, – резко кивнул Питер и ладонью вытер лицо. Это был жест усталости и поражения.
– Генерал, я думаю, вам нужно показаться врачу. – Голос Ричардса звучал удивительно мягко.
– Не нужно, я просто немного устал.
– Человек не все может.
– Думаю, именно на это и рассчитывают ублюдки, – согласился Питер. – Со мной все будет в порядке.
За дверью слышались почти непрерывные звонки и женские голоса: две сотрудницы полиции регистрировали поступающие сигналы. Все это стало уже привычным, так что когда поступил звонок, которого они ждали и о котором молились, никто ничего не заподозрил и никакого ажиотажа не было.
Девушки сидели на вращающихся стульях перед временным коммутатором. Блондинка лет двадцати пяти, хорошенькая, цветущая, с крупным бюстом, распирающим темно-синий китель, заколола волосы в узел, чтобы не мешали. Наушники делали ее старше и серьезнее.
Раздался звонок, на панели перед ней вспыхнул огонек, она включила коммутатор и заговорила в микрофон:
– Доброе утро. Отдел специальной информации... – У нее был приятный культурный выговор девушки из среднего класса, но вежливость не могла скрыть скуку: блондинка уже двенадцать дней занималась этой работой. Послышался предупредительный гудок телефона-автомата, потом звон упавшей монеты.
– Вы меня слышите? – Иностранный акцент.
– Да, сэр.
– Слушайте внимательно. Она у Джилли О'Шоннеси...
Нет, это имитация, при произношении имени акцент исчез.
– Джилли О'Шоннеси, – повторила девушка.
– Верно. Он держит ее в Ларагхе.
– Пожалуйста, по буквам.
И снова, когда человек по буквам произносил название, акцент исчез.
– А где это, сэр?
– Округ Уиклоу, Ирландия.
– Спасибо, сэр. Как вас зовут?
Послышался щелчок: трубку повесили. Девушка пожала плечами и записала сообщение в блокнот, одновременно глядя на часы.
– Семь минут до чая, – сказала она. Вырвала страничку из блокнота и через плечо передала плотному коротко стриженному сержанту, сидевшему за ней.
– Я тебе куплю булочку, – пообещал тот.
– Я на диете, – вздохнула блондинка.
– Что за чушь, ты отлично вы... – Сержант смолк. – Джилли О'Шоннеси. Откуда я знаю это имя?
Старший сержант внимательно посмотрел на него.
– Джилли О'Шоннеси? – спросил он. – Ну-ка дай сюда. – Он выхватил листок и быстро просмотрел его, шевеля губами при чтении. Потом снова поднял голову. – Ты знаешь это имя, потому что видел его в списке разыскиваемых и по телевизору. Джилли О'Шоннеси! Клянусь Богом, это тот самый, что подложил бомбу в "Красного льва" в Лейчестере и застрелил главного констебля Белфаста.
Коротко подстриженный полицейский негромко присвистнул: "Похоже, есть. Клюнуло..." Но старший сержант уже ворвался в кабинет Ричардса, даже не постучавшись.
Ричардс связался с дублинской полицией через семь минут.
– Предупредите их, что не должно быть никаких попыток... – нервничал Питер, пока они ждали, но Ричардс оборвал его.
– Довольно, генерал, предоставьте это мне. Я знаю, что нужно делать...
В этот момент установили связь с Дублином, и инспектора быстро соединили с помощником комиссара. Минут десять он быстро и энергично говорил, потом положил трубку.
– Они воспользуются силами местной полиции, чтобы не терять времени на отправку людей из Дублина. Мне пообещали, что к тому месту, где находятся подозреваемые, никто не подойдет.
Питер кивнул.
– Ларагх, – сказал он. – Никогда не слышал. Там не должно быть больше нескольких сотен жителей.
– Я послал за картой, – ответил Ричардс, и, когда ее принесли, они вместе приступили к изучению.
– На склонах холмов Уиклоу, в десяти милях от берега...
Это все, что им удалось узнать из крупномасштабной карты.
– Придется ждать звонка из Дублина.
– Нет, – покачал головой Питер. – Позвоните им еще раз и попросите связаться с инспектором земельного отдела. У него должны быть триангуляционные карты деревни, аэрофотографии, планы улиц. Попросите доставить все это в аэропорт Эннискерри.
– Стоит ли? Вдруг это очередная ложная тревога?
– Мы потратим всего галлон бензина и время шофера... – Питер не мог больше сидеть, он вскочил с места и принялся расхаживать по кабинету, который внезапно стал слишком мал; ему казалось, что он вот-вот задохнется. – Не думаю. У меня чутье. Я чую зверя.
Ричардс удивленно взглянул на него, и Питер сделал виноватый жест.
– Это я образно, – объяснил он и остановился, сраженный новой мыслью. – Вертолетам придется заправляться – на одной заправке они не долетят, и скорость у них черепашья! – Он помолчал, что-то решая, потом наклонился над столом Ричардса, снял трубку с телефона и позвонил Колину Ноблу в "Тор".
– Колин. – Он говорил резко, отрывисто – напряжение сжимало горло, словно кулаком. – Мы получили сигнал. Подтверждения пока нет, но он кажется самым обещающим.
– Где? – сразу спросил Колин.
– В Ирландии.
– Далековато.
– Верно. Сколько вертолет летит до Эннискерри?
– Подожди.
Питер слышал, как Нобл заговорил с кем-то, вероятно, с одним из пилотов Королевского военно-воздушного флота. Через минуту он снова взял трубку.
– В пути им придется заправляться...
– Да? – нетерпеливо спросил Питер.
– Четыре с половиной часа.
"Сейчас двадцать минут одиннадцатого, до Эннискерри они доберутся к трем. С такой погодой уже к пяти стемнеет. – Питер напряженно думал. – Если они пошлют "Тор" в Ирландию по ложной тревоге... а в это время преступники обнаружатся в Шотландии, или в Голландии, или...
Пахнет зверем. Это оно", – сказал он себе и глубоко вздохнул. Он не мог приказать Колину перейти к "Браво". Питер больше не командир "Тора".
– Колин, – сказал он. – Я думаю, это то самое. Я уверен. Ты поверишь мне? Объявишь "Браво"? Если подождать еще полчаса, мы не доберемся до Мелиссы-Джейн раньше полуночи... если она там еще будет...
Наступило долгое молчание, нарушаемое только дыханием Колина Нобла.
– Дьявольщина, мне это может всего лишь стоить работы, – легко сказал он наконец. – Питер, малыш, объявляю "Браво". Через пять минут мы в воздухе. Через пятнадцать минут подбираем тебя на вертолетной площадке. Будь готов.
Облака расходились, но по-прежнему дул сильный ветер, на открытой вертолетной площадке он проникал Питеру под пальто и пиджак. Ожидающие смотрели в небо над бурной Темзой, напрягая глаза в поисках вертолетов.
– Что если подтверждение придет раньше, чем вы доберетесь до Эннискерри?
– Свяжитесь с нами на частотах воздушного флота, – ответил Питер.
– Надеюсь, у меня не будет для вас дурных новостей. – Ричардс одной рукой придерживал котелок, полы пальто развевались вокруг тощего тела, лицо покраснело от холода. Послышался рокот, и показались два вертолета; пролетев над самыми крышами, они зависли на вращающихся серебряных винтах.
Питер даже за сто футов узнал в открытой двери рядом с яркими розетками Королевского Военно-воздушного флота массивную фигуру Колина Нобла. Вдруг налетел вихрь, поднятый винтами.
– Удачной охоты, – крикнул Ричардс. – Эх, жалко, я не лечу!
Питер легко побежал вперед и запрыгнул в вертолет раньше, чем тот коснулся площадки. Колин, не вынимая сигары изо рта, поймал его за руку и втянул внутрь.
– Добро пожаловать на борт, приятель. А теперь в дорогу. – И он снял с пояса большой пистолет 45-го калибра.
– Она не ест. – Врач появился из внутренней комнаты и выбросил еду с тарелки в мусорное ведро под раковиной. – Я беспокоюсь о ней. Очень беспокоюсь.
Джилли О'Шоннеси хмыкнул, но не поднял головы от тарелки. Коркой хлеба он тщательно вытер остатки кетчупа, сунул хлеб в рот, запил чаем, жуя, откинулся на стуле и принялся разглядывать врача.
Тот может сорваться. Вероятно, не продержится и недели, нервы вконец сдадут. Джилли О'Шоннеси видел, как при таком напряжении ломались и более сильные люди.
Он понял, что и его нервы сдают.
Сказывались не только дождь и ожидание. Всю жизнь он был лисой, и у него развилось чутье дикого зверя. Он чуял опасность, чуял преследователей, даже когда никаких доказательств не было. И не мог долго оставаться на одном месте, особенно во время работы. Здесь он уже двенадцать дней – слишком долго. Чем больше Джилли об этом думал, тем сильнее беспокоился. Почему ему приказали привезти мерзкую девчонку в этот изолированный и потому особенно подозрительный тупик? Сюда ведет только одна дорога, есть только один путь к отступлению. Почему его заставили сидеть здесь и ждать? Он предпочел бы постоянно перемещаться. Если бы он руководил операцией, то раздобыл бы подержанный автофургон и переезжал со стоянки на стоянку... Внимание Джилли немного рассеялось, пока он думал о том, как организовал бы дело. Если бы планировал он...
Он закурил сигарету и посмотрел в залитое дождем окно, рассеянно слушая сетования доктора. На самом деле нужно было отрубить этому отродью все пальцы и с перерывами посылать их папаше, а потом придушить девчонку подушкой и похоронить в огороде или выбросить в море; тогда не нужен был бы врач и все это лечение...
Все остальное было проделано с профессиональным мастерством, начиная с контакта, который установили с ним в фавеле Рио-де-Жанейро, где он скрывался в неряшливой однокомнатной развалюхе с индейской женщиной-полукров–кой и истратил все до последнего фунта.
Его удивили. Он думал, что замел все следы, но его отыскали. Дали паспорт и билеты на имя Барри; документы ничуть не походили на подделку. Хорошие документы, он был в этом уверен. В документах он разбирался.
Все остальное тоже было прекрасно спланировано и быстро осуществлялось. Деньги – тысяча фунтов в Рио, еще пять тысяч в тот день, когда они схватили девчонку. Он был уверен, что получит и обещанные итоговые десять тысяч. Это гораздо лучше, чем "Серебряный город", как англичане называют зону в Мейзе (Калиф пригрозил ему отсидкой, если он не справится).
"Калиф... что за идиотское имя, – в пятидесятый раз подумал Джилли О'Шоннеси, бросая окурок в свой недопитый чай. – Точно, идиотское, да только от него почему-то нападает мандраж". И Джилли вздрогнул, не только от холода.
Он встал и подошел к окну. Все было сделано невероятно быстро, с редкостной целеустремленностью, все тщательно планировали, обо всем подумали заранее – и прокол с доктором казался ему еще более тревожным.
Джилли О'Шоннеси казалось, что Калиф ничего не делает случайно – тогда почему ему приказано сидеть в этом опасном "бутылочном горлышке", откуда, случись что, не уйти? Просто сидеть и ждать?
Он поднял накидку и шляпу.
– Куда ты? – забеспокоился врач.
– Прогуляюсь, – ответил Джилли О'Шоннеси, надвигая шляпу на глаза.
– Ты все время бродишь вокруг, – сказал врач. – Я из-за этого нервничаю.
Смуглый ирландец достал пистолет и проверил, заряжен ли он, прежде чем сунуть за пояс.
– Ты сиделка, вот и сиди, – огрызнулся он. – А мужскую работу оставь мне.