Маленький черный "астон" медленно катил по пустынной деревенской улице. Дождь стучал по его крыше и капоту. Крошечные белые взрывы смазывали очертания автомобиля, поток, льющийся по ветровому стеклу, не позволял разглядеть сидящих в машине. Только когда "астон" остановился возле единственного деревенского магазина и обе его дверцы открылись, любопытство жителей, поглядывавших из окон, было удовлетворено.
На двух ирландских полицейских были синие зимние мундиры с темными эполетами. Полисмены торопливо направились к магазину; дождь окропил их кожаные фуражки.
– Мэйв, золотко, доброе утро, – приветствовал сержант полную краснолицую женщину за стойкой.
– Оуэн О'Нийл! – Она засмеялась, узнав сержанта: тридцать лет назад они заставляли исповедников ерзать. – Что привело тебя сюда из большого города?
Конечно, очень великодушно было называть так курортный городок Уиклоу в пятнадцати милях ниже по дороге.
– Твоя цветущая улыбка...
Минут десять они болтали, как старые друзья; на звон чайных чашек явился из кладовки муж.
– Что новенького в Ларагхе? – спросил наконец сержант. – Может, поселился кто?
– Нет, все те же самые. В Ларагхе, слава богу, ничего не меняется, – Хозяин магазина покачал головой. – А вот внизу, в Старом Поместье, поселился какой-то малый с подружкой. – Он понимающе подмигнул. – Да только он приезжий, и мы его не считаем.
Сержант неуклюже извлек блокнот, открыл его и достал оттуда листок: обычный полицейский снимок анфас и в профиль. Прикрывая имя пальцем, он показал фотографию.
– Нет. – Женщина решительно покачала головой. – Тот, что из Поместья, на десять лет старше, и усов у него нет.
– Фото сделано десять лет назад, – ответил сержант.
– Почему ты сразу не сказал? Тогда это он. Это мистер Барри.
– Старое Поместье, говоришь? – Сержант надулся от важности и спрятал снимок в блокнот. – Разреши воспользоваться телефоном, дорогая.
– А ты потом куда? – подозрительно спросил хозяин.
– В Дублин, – ответил сержант. – Служба.
– Придется взять с тебя деньги за звонок, – быстро предупредил хозяин.
– Видишь, – сказала ему жена, пока сержант разговаривал с телефонисткой деревенского коммутатора, – я тебе говорила, вид у него подозрительный. Только увидела его и поняла, что он с севера и несет с собой беду, как черный ангел.
Джилли О'Шоннеси держался поближе к стене, чтобы укрыться от дождя и возможного наблюдения со склона за рекой. Двигался он осторожно и тихо, как кот ночью, останавливался, осматривая землю в тех местах под стеной, где можно укрыться, изучая влажную траву, где могли остаться следы.
В дальнем углу сада он забрался на старую яблоню и заглянул за стену, стараясь, чтобы его голова не выделялась на фоне неба.
Двадцать минут он ждал, с невероятным терпением хищника, потом спрыгнул вниз и снова обошел стену по периметру, ни на мгновение не расслабляясь, не обращая внимания на холод и усиливающийся дождь.
Ничего, ни малейшего признака опасности, никакой причины для грызущего беспокойства – но тревога не унималась. Он дошел до другого наблюдательного пункта, железной калитки, ведущей на узкую, огражденную с обеих сторон стенами дорогу, прислонился к каменному столбу, укрывая в горсти сигарету и спичку, и чуть пригнулся, чтобы в щель видеть дорогу до самого моста.
И снова стал терпеливо ждать, заставив себя забыть о физических неудобствах и напрягая глаза и мозг.
В который уже раз он удивился необычной системе связи и обмена информацией, на которой настоял Калиф. Он платил чеками на предъявителя, в швейцарских франках. Чеки приходили на адрес Джилли в Рио, а оттуда их пересылали в Лондон.
Однажды он доставил Калифу посылку – бутылочку с ее содержимым – и дважды звонил по телефону. Посылку приготовили через два часа после захвата девчонки, пока она еще находилась под действием большой дозы наркотика. Врач – доктор Джемисон, как нравилось его называть Джилли О'Шоннеси, – выполнил свою работу на заднем сиденье второй машины. Она ждала на стоянке у Кембриджской железнодорожной станции, маленький зеленый форд с полностью закрытым салоном. В осенних сумерках они перенесли девчонку из "триумфа" в "форд", а потом остановились на трассе А10 у придорожного кафе, и доктор сделал свое дело. Все инструменты уже ждали в машине, но доктор работал плохо, руки у него дрожали, он нервничал и клянчил выпивку. Девчонка потеряла много крови, а теперь рана воспалилась.
Мысли о докторе вызвали у Джилли О'Шоннеси еще большую досаду.
Он доставил бутылочку в условленное место; как и договаривались, машина ждала и дважды мигнула фарами – условный сигнал. Джилли даже не остановился, просто медленно проехал мимо и протянул бутылочку, а потом покатил прямо на запад и уплыл на утреннем пароме задолго до того, как подняли тревогу.
Потом пришло время телефонных звонков. Они беспокоили Джилли О'Шоннеси, как и все остальное в этом проклятом деле. Первый раз он позвонил, как только они добрались до Ларагха. Звонок был международный. Джилли сказал всего два слова: "Мы прибыли", – и дал отбой. Неделю спустя он позвонил по тому же номеру, сказал единственную фразу: "Нам очень нравится", – и тут же повесил трубку.
Джилли вспомнил: местная телефонистка каждый раз звонила ему, спрашивала, хорошо ли он поговорил, и голос у нее был удивленный и заинтригованный.
До сих пор Калиф работал не так, здесь он оставлял след для охотников, и Джилли непременно высказал бы свои возражения, если бы было кому. Однако он знал только номер телефона. Никакой возможности связаться с Калифом не было. Здесь, у ворот, он решил, что пропустит очередной звонок. Позвонить следовало через четыре дня.
Тут Джилли вспомнил, что в этот день надо отрезать девчонке руку. Наверное, во время этого разговора он получит указания по доставке руки. Однако ему это не нравилось. Даже при таких деньгах. И он почему-то вспомнил один давний случай.
Они хотели передать англичанам дезу – подробности операции, которая на самом деле проводилась в другом месте и в другое время. Подробные, но вымышленные сведения передали молодому ненадежному бойцу, такому, который не выдержит допросов, и поместили его на явку в одном доме на Шенкилл-роуд. Там англичане его и взяли.
Джилли О'Шоннеси почувствовал легкое, этакое электрическое покалывание в спине, а это ощущение никогда не подводило его – никогда. Он посмотрел на свои дешевые японские часы: почти четыре, над холмами, серыми и холодно-зелеными, сгущаются вечерние сумерки. Подняв голову, он заметил на дороге движение.
С холма по дороге спускалась машина, она прошла поворот и поехала к мосту. Маленький черный фургон. Вот он исчез за стеной. Джилли О'Шоннеси, не особенно беспокоясь, ждал его появления. Его по-прежнему тревожили эти два телефонных звонка. Он пытался понять, зачем они нужны, почему Калиф заставил его рисковать.
Маленькая черная машина миновала мост и свернула на дорогу, ведущую к Старому Поместью, но видно было плохо, и Джилли сумел различить за ветровым стеклом, по которому скользили дворники, только очертания двух голов.
Машина затормозила и поползла немногим быстрее пешехода. Джилли инстинктивно выпрямился, неожиданно насторожившись и внимательно всматриваясь в щель. Он увидел бледные пятна повернутых в его сторону лиц. Машина пошла еще медленнее. Ближайшее боковое окно было чуть опущено, и Джилли впервые ясно разглядел салон машины, увидел форменную фуражку и серебряный блеск кокарды над белым лицом. По спине Джилли снова пробежало электрическое покалывание, и вдруг стало трудно дышать.
Машина свернула за угол стены, и он услышал, что она пошла быстрее.
Джилли О'Шоннеси круто развернулся, взметнув полы просторной накидки, и побежал к дому. В этот миг, когда пришла пора действовать, он вновь обрел хладнокровие, уверенность в себе и спокойствие.
В кухне было пусто. Он пересек ее в несколько скачков и рывком распахнул дверь в соседнюю комнату.
Врач работал у постели. Он гневно сказал:
– Я велел стучать.
Они уже спорили об этом. У доктора сохранились причудливые воспоминания о врачебной этике. Ради денег, в которых отчаянно нуждался, он мог изуродовать ребенка ампутацией, но яростно протестовал, заметив, что Джилли О'Шоннеси стал задерживаться и с вожделением глазеть на полувзрослое тело, когда врач раздевал девочку для мытья, лечения и отправления естественных потребностей.
Смуглый ирландец попробовал подавить этот бунт, но встретил на редкость упорное сопротивление и потому отказался от извращенного удовольствия и заходил во внутреннюю комнату, только когда его звали.
Сейчас девочка лежала лицом вниз на грязных простынях, светлые волосы перепачкались и спутались. Борьба врача за чистоту была такой же неэффективной, как и его хирургия.
Инфекция и наркотики обессилили девочку, на ее спине отчетливо выделялся каждый позвонок, обнаженные ягодицы казались трогательно уязвимыми, тощими и бледными.
Врач прикрыл ее простыней по плечи и повернулся в попытке защитить девочку. Нелепый жест, если посмотреть на грязную повязку на ее левой руке... Джилли О'Шоннеси яростно выкрикнул:
– Уходим!
– Ее нельзя сейчас трогать, – возразил врач. – Она серьезно больна.
– Одевайся, – мрачно согласился Джилли. – Придется ее оставить. – Он пошарил под накидкой и извлек пистолет. Взвел курок и шагнул к постели. Врач схватил его за руку, но Джилли легко оттолкнул его, отбросив к стене.
– Ты прав, сейчас она нам мешает, – он приставил ствол пистолета к затылку девочки.
– Нет, – закричал врач. – Не делай этого. Возьмем ее с собой.
– Уходим, как только стемнеет. – Джилли отступил и разрядил пистолет. – К тому времени будь готов, – предупредил он.
Два вертолета летели почти рядом, второй чуть сзади и выше. Под ними свинцовой простыней с полосками белой пены лежал пролив Святого Георга.
В Карнарвоне они перезаправились и, покинув берег Уэльса, набрали скорость, но ночь обгоняла их, и Питер Страйд, нервничая, каждые несколько секунд поглядывал на часы.
Предстояло преодолеть всего девяносто миль открытой воды, но Питеру они показались Атлантическим океаном. Рядом с ним на скамье, тянувшейся вдоль всего салона, сидел Колин с погасшей сигарой в углу рта – на стене за кабиной пилота горела надпись: "Не курить". Остальные бойцы "Тора", как обычно, полностью расслабились: некоторые лежали на полу, используя в качестве подушек свое оборудование, другие легли на скамью.
Только Питер Страйд был на взводе, словно его кровь была перенасыщена нервной энергией. Он снова встал и посмотрел в перплексовое окно, измеряя количество дневного света, пытаясь сквозь толстый облачный покров определить высоту и положение солнца.
– Спокойней, – посоветовал ему Колин, когда он снова сел. – Заработаешь язву.
– Колин, нужно определиться с приоритетами при штурме. – Ему пришлось кричать, чтобы перекрыть шум ветра и мотора.
– Никаких приоритетов. У нас только одна цель – забрать Мелиссу-Джейн и обеспечить ее безопасность.
– Пленных для допросов брать не будем?
– Питти, в районе цели мы ударим по всему, что движется, и ударим крепко.
Питер с удовлетворением кивнул.
– Все равно это наемники и ничего не знают о хозяине. Но как же Кингстон Паркер? Ему нужны пленные.
– Кингстон Паркер. – Колин извлек окурок изо рта. – Никогда о таком не слышал. Здесь решения принимает дядя Колин. – Он кривовато, но дружески улыбнулся Питеру, и в этот миг бортинженер вышел из кабины и крикнул:
– Впереди ирландский берег. Через семь минут приземлимся в Эннискерри, сэр.
В Эннискерри было объявлено чрезвычайное положение. Все остальные воздушные суда задержали над аэропортом в режиме ожидания, освобождая место для экстренного приземления вертолетов.
Те с громом появились из низких серых облаков и дождя и сели на площадку у ангаров. Между ними тотчас показалась полицейская машина с горящими мигалками и устремилась к вертолетам. Винты еще не замерли, а два представителя ирландской полиции и один – из отдела земельного инспектора уже поднялись на борт.
– Страйд, – быстро представился Питер, одетый в маскировочный черный костюм "Тора"; у его правого бедра на поясе висел пистолет.
– Генерал, мы получили подтверждение, – сказал инспектор полиции, когда они обменивались рукопожатием. – Местные жители опознали О'Шоннеси на фотографии. Он окопался здесь.
– Узнали, где именно? – спросил Питер.
– Да, сэр. В старом полуразвалившемся здании на краю деревни... – Он знаком подозвал очкастого работника земельного отдела, который прижимал к груди папку. В вертолете не было стола, и карты и фотографии расстелили прямо на полу.
Колин Нобл подозвал бойцов из второго вертолета, и двадцать человек сгрудились вокруг карт.
– Вот это здание. – Землемер синим карандашом начертил кружок.
– Хорошо, – сказал Колин. – У нас хорошие ориентиры – возьмем либо реку, либо дорогу и полетим вдоль них до моста и церкви. Цель – между ними.
– Плана здания или какой-нибудь схемы помещений нет? – спросил один из бойцов.
– Простите, но у нас не было времени искать, – извинился землемер.
– Несколько минут назад местные полицейские доложили, что рассматривали дом из-за каменной стены, но ничего не заметили. Никакого шевеления.
– Они не подходили близко? – встревожился Питер. – Им было строго приказано не приближаться к подозреваемым.
– Проехали мимо по дороге. Один раз. – Инспектор слегка смутился. – Хотели убедиться, что...
– Если это О'Шоннеси, ему нужен только намек и он исчезнет... – Лицо Питера словно окаменело, но глаза гневно сверкали. – Почему эти люди не могут точно выполнять приказы? – Он быстро повернулся к пилоту в желтом спасательном жилете и шлеме со встроенными наушниками и микрофоном.
– Можете доставить нас туда?
Пилот посмотрел в ближайшее окно – по стеклу ударил новый порыв дождя – и ответил:
– Стемнеет минут через десять, а то и раньше, облака очень низкие; мы сели только благодаря маякам аэропорта... – Он заколебался. – С борта цель никак не засечь... дьявол, не знаю... может, лучше полететь утром, как только рассветет?
– Мы должны быть там вечером. Немедленно.
– Пусть местная полиция обозначит место посадки, – предложил пилот, – факелами или кострами.
– Категорически нет – нам нужно подобраться незаметно, и чем дольше мы рассуждаем, тем меньше у нас шансов. Постараетесь? – Питер почти упрашивал: решается на вылет только пилот, даже диспетчерская не может заставить его поднять машину в воздух, если тот считает, что это невозможно.
– Нам придется все время следить за землей, условия хуже некуда: пересеченная местность и такая погода...
– Попробуйте, – уговаривал Питер, – пожалуйста.
Пилот колебался еще секунд пять.
– Летим! – вдруг сказал он. Группа "торовцев" мгновенно бросилась к люку второго вертолета, а полицейские и землемер убедились, что их не включили в список пассажиров.
Ветер лупил по вертолету, словно боксер по груше, машина ныряла и раскачивалась, вызывая тошноту.
Внизу проносилась земля – очень близкая и в то же время неразличимая в темноте ночи. Фары одинокой машины на сельской дороге, огни деревни, каждый желтый прямоугольник отчетлив и близок – единственные полезные, узнаваемые ориентиры, остальные – темные пятна леса, скалы, каменные стены, разгораживающие поля, – мало помогали в движении, но и они каждые несколько минут исчезали, когда новый порыв дождя уничтожал всякую видимость. Тогда пилот полностью сосредоточивал внимание на тусклом свете приборов, расположенных перед ним буквой "Т".
Всякий раз, как вертолет выныривал из туч, становилось темнее, земля выглядела все более угрожающе, им приходилось все больше снижаться, чтобы не потерять ее из вида. Питер втиснулся на откидное сиденье между двумя пилотами, Колин стоял за ним. Все смотрели вперед в напряженном молчании, а громоздкая машина тяжело летела над самой землей.
Они добрались до берега. Призрачная линия прибоя фосфорически засветилась всего в пятидесяти футах под ними, и пилот сразу повернул на юг – несколько секунд спустя внизу показались огоньки.
– Уиклоу, – сказал командир, а второй пилот назвал новый курс. Теперь они могли лететь прямо в Ларагх.
Вертолеты пошли над самой дорогой.
– Четыре минуты до цели, – крикнул второй пилот Питеру, тыча пальцем вперед, но тот не стал отвечать ему в грохоте и лязге винтов, только проверил свой "вальтер" в быстро расстегивающейся кобуре; пистолет легко лег в руку.