Питер положил трубку и понял, что усталость прошла: он чувствовал себя полным жизни и энергии. "Душевный подъем опытного солдата перед началом действий, – подумал он, – или просто перспектива покончить с нерешительностью и страхом перед неизвестным?" Скоро – плохо или хорошо – все будет кончено, и его это радовало.
Он прошел в ванную и вылил в раковину остатки виски из стакана.
* * *
Самолет УТА "DC 10" заходил на посадку на Таити с востока, под левое крыло убегали острые вершины Муреа. Питер помнил великолепные мрачные горы острова-спут–ника Таити как фон снятого здесь музыкального фильма "Южный Тихий океан". Черные вулканические скалы не разрушены ветрами, а вершины остры, как плавники акулы.
Они пролетели над узким проливом между двумя островами, и посадочная полоса словно протянула руку в море, приветствуя большую серебряную машину.
Воздух был тяжелым, теплым, насыщенным ароматом цветов красного жасмина, красивые смуглые девушки грациозно раскачивались в приветственном танце. Острова встречали гостей с необыкновенным дружелюбием и радушием, но, когда Питер взял свою легкую сумку и пошел к выходу, произошло нечто необычное. Один из полинезийских таможенников у выхода обменялся несколькими словами с товарищем и преградил Питеру дорогу.
– Добрый день, сэр. – Он широко, дружески улыбался – но в глазах радости не было. – Будьте добры, пройдите сюда.
Двое таможенников проводили Питера в крошечный кабинет для досмотра.
– Пожалуйста, откройте сумки, сэр. – Быстро, но тщательно они просмотрели содержимое его сумки и крокодилового "дипломата"; один из них измерительной линейкой проверил наличие скрытых отделений.
– Должен поздравить вас: вы работаете очень эффективно, – заметил Питер, и голос его звучал напряженно.
– Выборочная проверка, сэр, – ответил, улыбаясь, старший офицер. – Вы, к несчастью, оказались десятитысячным пассажиром. А теперь, сэр... вы не против личного обыска?
– Обыска? – выпалил Питер. Он хотел возмутиться, но потом просто поднял руки и сказал: – Валяйте.
Он представлял себе, что Магда Альтман здесь – такая же знатная дама, как и во Франции, владелица целой группы островов. Достаточно ей просто кивнуть, как посетителя подвергнут самому тщательному обыску.
Таможенник прощупал его руки и бока от подмышек до пояса, а второй в это время пригнулся и проверял ноги.
"Кобру" Питер оставил в сейфе "Хилтона" в Брюсселе. Он ожидал чего-то подобного. Так и должен был действовать Калиф.
– Довольны? – спросил он.
– Спасибо за содействие, сэр. Желаем хорошо провести время на островах.
Личный пилот Магды ждал Питера в главном зале и торопливо пошел ему навстречу. Они обменялись рукопожатием.
– Я встревожился, когда вас не оказалось среди пассажиров.
– Небольшая задержка на таможне, – объяснил Питер.
– Мы должны лететь немедленно, если не хотим садиться на Les Neuf Poissons ночью. Это трудно.
На площадке для обслуживания стоял "Лир" Магды, рядом с ним "Норман трислендер" казался маленьким и неуклюжим. Этот небольшой, похожий на журавля самолет способен взлетать с коротких полос и садиться на них.
В самолет уже погрузили коробки и ящики с припасами: от туалетной бумаги до шампанского "Вдова Клико". Все было увязано и упаковано в сеть с широкими ячейками.
Питер занял правое сиденье, пилот поговорил с диспетчером и повернулся к Питеру.
– Час полета. Едва успеем.
Солнце садилось у них за спиной, когда они подлетали с запада и перед ними открылись Les Neuf Poissons, как драгоценное изумрудное ожерелье на синем бархате океана.
Девять островов характерной круглой вулканической формы окружали лагуну с такой чистой водой, что все изгибы кораллов были видны чрезвычайно ясно, словно не под водой, а на суше.
– Когда барон в тысяча девятьсот сорок пятом году купил острова, у них было полинезийское название, – объяснил пилот на четком французском уроженца юга. – Один из местных королей подарил их своему любимому миссионеру, а барон купил их у вдовы того. Альтман не мог произнести полинезийское название и потому изменил его... – Пилот усмехнулся. – Барон диктовал миру свои условия.
Семь островов представляли собой просто полоски песка с цепочкой пальм, но два восточных были чуть больше, и их базальтовые вулканические холмы блестели на заходящем солнце, как шкура большой ящерицы.
Когда они зашли на посадку, Питер в иллюминатор у своего локтя увидел центральное здание с крышей, крытой пальмовыми листьями и по островной традиции изогнутой, как нос корабля, а вокруг, полускрытые в роскошной зелени, были рассыпаны небольшие бунгало. Самолет снова оказался над лагуной, и Питер увидел длинный причал, далеко уходящий в спокойные воды; у него стояли несколько яхт, большая моторная шхуна, которая, очевидно, использовалась для доставки с Папеэте тяжелых припасов, например бензина, множество моторных лодок для катания на водных лыжах, ныряния и ловли рыбы. Одна лодка шла по лагуне, оставляя широкий волнистый след; крошечная фигурка на водных лыжах подняла руку и приветственно помахала. Питер подумал, уж не Магда ли это, но тут "трислендер" резко накренился, и в иллюминатор стали видны только кучевые облака, обагренные закатным солнцем.
Посадочная полоса, короткая и узкая, была вырублена посреди плантации, на ровном месте между берегом и холмами, и засыпана дроблеными кораллами. На приземление самолет пошел над пальмовой рощей. Питер заметил, что пилот не преувеличил, назвав посадку трудной. Из-за холмов дул сильный поперечный ветер, он раскачивал крылья самолета. Пилот отклонился от курса, повернув отчасти навстречу ветру, и, когда "трислендер" пролетал над самыми верхушками пальм, отключил двигатель, аккуратно опустился на землю в пятидесяти футах от начала полосы, мгновенно включил тормоза и остановил машину.
– Превосходно! – с невольным восхищением воскликнул Питер, и пилот чуть удивленно посмотрел на него, словно это была мелочь, не заслуживающая похвалы. Баронесса Альтман нанимает только лучших.
В конце полосы, среди пальм, ждал электрокар – в таких перемещаются игроки в гольф, – а в нем молодая полинезийка, чуть ниже подмышек завернутая в парео. Цельная полоса алой и золотой ткани спускалась до середины бедер. Ноги оставались голыми, на голове красовался венок из свежих цветов.
Она на огромной скорости вела кар по узкой тропе, вьющейся по саду, полному редких экзотических растений, искусно расположенных, так что за каждым поворотом ждал новый сюрприз.
Бунгало – изолированное, словно это единственная постройка на острове – располагалось над самым берегом, песок начинался под верандой, а океан тянулся до горизонта. Девушка по-детски взяла Питера за руку – жест полной невинности – и провела по бунгало, показывая, как включать кондиционер, свет и видео; все это она объясняла на местном французском и непрерывно улыбалась.
В баре и на кухне оказалось полно припасов, в небольшой библиотеке – самые свежие бестселлеры, газеты и журналы, устаревшие всего на несколько дней. В видеоколлекции – несколько новых фильмов, лауреатов "Оскара".
– Робинзону Крузо следовало бы выплыть на этот берег, – засмеялся Питер, и девушка тоже засмеялась и выгнулась, как веселый дружелюбный щенок.
Два часа спустя она пришла за ним. Он уже успел принять душ, побриться, отдохнуть и переодеться в легкий холщовый костюм с рубашкой-апаш и сандалии.
Полинезийка снова взяла его за руку, и Питер понял, что, если бы принял это за разрешение, девушка бы обиделась и смутилась. Она провела его за руку по тропе, освещенной искусно скрытыми фонарями; вечер был полон рокотом океана и мягким шелестом пальмовых листьев на ветру.
Они подошли к зданию с крышей, напоминавшей длинную ладью, тому самому, что он видел с воздуха. Изнутри доносились негромкая музыка и смех, но когда Питер вышел на свет, смех прекратился и с полдюжины фигур выжидательно повернулись к нему.
Питер не знал, чего ожидал, но определенно не этого веселого сборища, загорелых мужчин и женщин в дорогих элегантных нарядах, с высокими, в изморози, бокалами, в которых пестрели дольки фруктов в соке.
– Питер! – Магда вышла из группы и пошла ему навстречу своей скользящей походкой.
На ней было мягкое блестящее платье, золотистое, как спелая пшеница, высоко собранное у горла тонкой золотой цепочкой, но оставлявшее обнаженными плечи и спину почти до самых ягодиц. От этого зрелища захватывало дух, потому что тело у нее было как розовый лепесток и загорело до цвета свежего меда. Темные волосы собраны в косу толщиной с запястье и уложены короной, а легкие тени на веках делали ее глаза еще более раскосыми, зелеными и загадочными.
– Питер, – повторила она и легко поцеловала его в губы. Прикосновение было легким, как касание крылышка мотылька. Питер ощутил аромат ее духов и волшебное тепло ее тела.
И пришел в смятение. Что бы он ни узнал о ней, он никак не мог спокойно реагировать на ее физическое присутствие.
Баронесса была холодна, красива и спокойна как никогда; ни следа смущения или страшного одиночества, которые он слышал через полмира в ее сдавленных рыданиях. Она отступила на шаг, склонила голову и быстро, с легкой улыбкой, осмотрела его.
– О, cheri, ты выглядишь гораздо лучше. Я так о тебе беспокоилась после нашей последней встречи!
Ему показалось, что он заметил тень в глубине ее глаз, легкую напряженность в рисунке рта.
– А ты еще прекраснее, чем я помню.
Это правда, он может сказать это вполне искренне. Баронесса рассмеялась от удовольствия.
– Ты никогда не говорил мне этого, – ответила она, но ее сдержанность не исчезла. Выражение привязанности и дружелюбия могло бы обмануть его в другое время, но не сейчас. – Спасибо.
Она взяла его под руку, сжала пальцами локоть и подвела к группе ожидающих гостей, как будто не могла больше оставаться с ним наедине, опасаясь что-то выдать.
Там были трое мужчин с женами.
Американский сенатор-демократ, обладающий солидным политическим весом, человек с величественной седой гривой, глазами как мертвые устрицы, в сопровождении красавицы жены по меньшей мере на тридцать лет моложе его, которая посмотрела на Питера, как лев на газель, и задержала его руку на секунду дольше, чем нужно.
Пузатый австралиец с могучими плечами, дочерна загорелый. Вокруг глаз – паутина морщин. Его глаза словно постоянно смотрели сквозь пыль и солнечный блеск на далекий горизонт. Он владел четвертью известных мировых запасов урана, а также скотоводческой фермой площадью вдвое больше Британских островов. Жена у него была такая же загорелая, с таким же крепким рукопожатием, как у мужа.
Третий – испанец, фамилия которого стала синонимом хереса, вежливый и воспитанный дон, но с явно мавританскими чертами тонкого лица. Питер где-то читал, что хересы и коньяки, которые выдерживаются в погребах этого человека, стоят свыше пятисот миллионов долларов и это лишь часть унаследованного им огромного состояния. Жена – смуглая испанская красавица с удивительной белой прядью в черных как ночь волосах.
Когда знакомство состоялось, разговор вернулся к дневным занятиям. Австралиец утром поймал большого марлиня, рыбу свыше тысячи фунтов весом и длиной от клюва до кончика хвоста пятнадцать футов, и все общество бурно переживало это.
Питер почти не принимал участия в разговоре, но украдкой следил за Магдой Альтман. Что не ускользнуло от ее внимания – он понял это по тому, как она держала голову, по тому, как напряглось ее длинное стройное тело... но она смеялась вместе с остальными и на Питера взглянула только раз или два, с улыбкой, однако в глубине ее зеленых глаз оставалась тень.
Наконец она хлопнула в ладоши.
– Начнем пир.
Она взяла за руки сенатора и австралийца и повела на берег. Питеру пришлось вести жену сенатора. Она прижалась к его руке пышным бюстом и провела кончиком языка по губам.
Двое слуг-полинезийцев ждали у длинной груды белого песка. По сигналу Магды они набросились на нее с лопатами и быстро обнажили толстый слой водорослей и банановых листьев, из-под которых вырвался густой ароматный пар. Под этим слоем обнаружилась стойка из стеблей банана, к которой, над вторым слоем листьев, были подвешены яства. Послышались радостные восклицания: аромат рыбы, цыплят и свинины смешался с запахом свежевыпеченного фруктового хлеба и древесного угля.
– Получилось! – радостно объявила Магда. – Если внутрь проходит воздух, все пропадает. Остаются только угольки.
За едой и выпивкой смех и разговоры стали громче и свободнее, но Питер единственную порцию спиртного растянул на весь вечер и спокойно ждал – не участвовал в разговоре и избегал льстивых речей жены сенатора.
Он ждал какого-нибудь указания на то, когда и где это произойдет. Не здесь, он знал, не в этом обществе. А когда придет время, все будет проделано быстро и эффективно, в обычной манере Калифа. Питер вдруг удивился, почему явился на арену, избранную и подготовленную врагом, безоружный и без поддержки. Он знал, что лучшая оборона – нападение, следовало был первым нанести удар, пожалуй, этой же ночью, если представится возможность. Чем быстрее, тем безопаснее. Магда улыбнулась ему через стол, стоявший под пальмами и ломившийся от еды, которой хватило бы на пятьдесят человек. Питер улыбнулся в ответ. Она поманила его легким кивком и, пока мужчины спорили и громко хвастались, извинилась перед женщинами и незаметно скользнула в тень.
Питер посчитал до пятидесяти и последовал за ней. Она ждала на берегу. Он увидел при лунном свете ее белую обнаженную спину и пошел туда, где, глядя на волнуемые ветром воды лагуны, стояла Магда.
Он подошел к ней сзади. Она, не поворачивая головы, прошептала:
– Я рада, что ты прилетел, Питер.
– Я рад, что ты позвала.
Он коснулся ее шеи за самым ухом, которое было заостреннвм, почти как у эльфов, – он не замечал этого раньше. Волосы на шее – шелковистые на ощупь. Он легко нашел ось, тонкую кость в основании черепа, которую палач ломает, когда казнит на виселице. Он может сделать это пальцами, так же быстро, как веревкой.
– Извини меня за остальных, – сказала она. – Но я избавлюсь от них – боюсь, с неприличной поспешностью. – Магда протянула руку за спину и сняла его руку со своей шеи. Питер не сопротивлялся. Она расправила его пальцы и прижала открытую ладонь к своей щеке. – Они уедут завтра рано утром. Пьер летит с ними назад в Папеэте, и тогда Les Neuf Poissons будут наши, твои и мои... – С хрипловатым смешком баронесса добавила: – И еще тридцати одного слуги.
Он прекрасно понимал, как все будет. Единственные свидетели – верные подданные знатной дамы на островах.
– Теперь нам нужно вернуться. К несчастью, гости у меня очень важные, я не могу надолго бросать их, но наступит завтра. Слишком медленно для меня, Питер, но оно придет. – Она повернулась в его руках и поцеловала, неожиданно крепко, так что его губы прижало к зубам, потом оторвалась от него и прошептала на ухо: – Что бы ни случилось, Питер, у нас, у тебя и у меня, есть нечто ценное. Может быть, самое ценное, что было у меня в жизни. И этого у меня не отнимут.
И, с необыкновенной быстротой и проворством выскользнув из его объятий, она скользнула по тропе обратно к свету. Он медленно пошел за ней, смущенный, не зная, как понять ее последние слова, заключил, что именно такова была их цель – смутить его и вывести из равновесия, – и в этот миг скорее почувствовал, чем услышал за собой движение, мгновенно развернулся и пригнулся.
Человек был в десяти шагах за ним, он двигался, как леопард, молча, под прикрытием лиан и цветущих вьюнков у тропы; только чутье сродни звериному предупредило Питера, и его тело мгновенно приняло боевую стойку – без суеты, готовое развернуться, как стальная пружина, и напасть или защититься.
– Добрый вечер, генерал Страйд.
В последнее мгновение Питер сумел остановиться и медленно распрямился, но руки по-прежнему держал у боков, как ножи.
– Карл! – сказал он. "Значит, "серые волки" были рядом, в нескольких футах, охраняли свою хозяйку даже в самые интимные моменты".
– Надеюсь, я не напугал вас, – сказал телохранитель, и, хотя его лица Питер не видел, в голосе Карла он уловил слабую насмешку. Если ему и требовалось подтверждение, полное и окончательное, то вот оно. Только Калиф нуждается в телохранителях во время романтического свидания. Теперь Питер твердо знал, что до наступления следующего вечера кто-то – либо он, либо Магда Альтман – умрет.
Прежде чем уйти в бунгало, Питер осторожно обошел кусты, окружавшие дом. Ничего подозрительного он не обнаружил; внутри была приготовлена постель, его бритвенные принадлежности вычищены и аккуратно расставлены. Грязную одежду унесли для чистки, а чистую разложили и развесили аккуратнее, чем он сам. Он не знал, обыскали ли остальное его имущество, но безопаснее было предположить, что обыскали. Калиф не упустил бы такую элементарную предосторожность.
Замки на дверях и окнах были слабые – вероятно, ими годами не пользовались, потому что в этом раю не было змеев. До последнего времени. Поэтому Питер расставил стулья и другие препятствия таким образом, чтобы вошедший наткнулся на них в темноте, потом смял постель и положил подушку и одеяла так, что они напоминали спящего, а сам отнес одно одеяло на диван в гостиную. Он вообще-то не ожидал нападения, пока гости на острове, но, тем не менее, хотел, насколько возможно, нарушить сценарий Калифа.
Спал он беспокойно, просыпаясь от каждого прикосновения пальмовых листьев к крыше, от бликов луны на стене. Перед самым рассветом заснул крепче, но сны его были кошмарными и бессмысленными; когда он проснулся в памяти остались только искаженное ужасом лицо Мелиссы-Джейн и ее крик. Это воспоминание всколыхнуло в нем холодную жажду мести, которая постепенно притихла после ее освобождения, и он обрел новую цель, почувствовал новую уверенность, решимость преодолеть расслабляющий гибельный обман Калифа.
В предрассветной жемчужной полутьме он поднялся и спустился на пляж. Проплыл милю, за риф, потом долго возвращался против сильного течения, но выбрался на берег освеженный, впервые за много недель чувствуя себя сильным, собранным.
"Ладно, – мрачно подумал он. – Пусть приходит. Я готов, как никогда".
На сахарном песке пляжа, выглаженном ночным приливом, давали прощальный завтрак для улетающих гостей: розовое шампанское "Лоран Пьер" и оранжерейная клубника, доставленная самолетом из Новой Зеландии, из Окленда.
На Магде Альтман были зеленые шорты, демонстрировавшие великолепие ее длинных ног, и такого же цвета лифчик, прикрывавший маленькие груди, живот и плечи оставались обнаженными. Тело прекрасно тренированной спортсменки, но нарисованное великим художником.
Питеру она показалась необычно взволнованной, веселье ее было чуть принужденным, а хрипловатый негромкий смех чуть торопливым – и чуть резковатым. Как будто она приняла какое-то трудное решение и собиралась с силами, чтобы осуществить его. Питеру они с Магдой казались подлинными противниками, которые тщательно готовились к предстоящей схватке, – подобно профессиональным боксерам перед взвешиванием.