Она перестала сопротивляться, тело ее обмякло – она наконец признала необходимость умереть. Свирепый зеленый огонь в глазах погас, в них появилось выражение бесконечной печали, словно Магда признала невероятное предательство всего хорошего и истинного.
Питер не смог заставить себя сделать последний нажим, который прикончил бы баронессу. Он скатился с нее, отшвырнул к кубрику тяжелый багор. Тот с грохотом ударился о переборку, а Питер, всхлипывая, пополз по палубе прочь от Магды, зная, что она еще жива и потому опасна, но теперь ему было все равно. Он дошел до предела. Пусть бы даже она убила его – ему было все равно, он даже приветствовал такой исход. Это было бы освобождение.
Питер подполз к поручню и попытался подняться, в любой момент ожидая смертельного удара в шею.
Но ничего не происходило, и он встал на колени, дрожа всем телом так сильно, что застучали зубы; каждое измученное сухожилие, каждая закаменевшая мышца просили об отдыхе. "Пусть убивает, – подумал он, это уже неважно. – Теперь ничто не имеет значения".
Придерживаясь за поручень, он медленно повернулся. Перед глазами все плыло, мелькали темные пятна и вспышки алого и белого пламени.
Сознание покидало его. Сквозь мутную пелену он увидел, что Магда стоит на палубе на коленях лицом к нему.
Ее обнаженный торс был испачкан его кровью, гладкая загорелая кожа блестела от предсмертной испарины. Лицо распухло и побагровело, волосы спутались. На горле, там, где было прижато древко багра, ярко алела полоска; дышала Магда с трудом, маленькие груди судорожно поднимались и опускались в такт дыханию.
Они смотрели друг на друга, не в силах заговорить, дойдя до последнего предела.
Магда покачала головой, словно отрицая весь этот ужас, и наконец попробовала заговорить, но не смогла. Тогда она облизала губы и поднесла тонкую руку к горлу, пытаясь смягчить боль.
Со второй попытки она сумела прохрипеть всего одно слово:
– Почему?
Питер целых полминуты не мог ответить, собственное горло казалось ему перекрытым, сросшимся, как старая рана. Он понимал, что не выполнил свой долг, но не испытывал ненависти к себе. Он мысленно сформулировал ответ, будто на чужом языке, и, когда заговорил, его голос звучал незнакомо и хрипло, в нем слышалось признание поражения.
– Не смог, – сказал он.
Магда снова покачала головой и хотела задать следующий вопрос. И снова сумела произнести только:
– Почему?..
У него не было ответа.
Баронесса посмотрела на него, и ее глаза медленно наполнились слезами; слезы потекли по щекам, повисли на подбородке, как утренняя роса на листьях винограда.
Она медленно поползла вперед по палубе. Долгие секунды Питер не находил в себе сил последовать за ней, потом подполз, привстал рядом с Магдой на колени и приподнял ее за плечи, внезапно придя в ужас оттого, что, может быть, все-таки убил ее.
Она дышала. Измученного Питера затопило облегчение; Магда прижалась головой к его плечу, и он увидел, что из ее закрытых глаз по-прежнему катятся крупные слезы.
Он принялся баюкать ее, как ребенка, – без толку, без смысла, – и только тогда до него начал доходить смысл ее слов.
"Меня предупредили", – прошептала она.
"Я не могла поверить", – сказала она.
"Не ты".
И Питер понял: если бы не эти слова, он убил бы ее. Убил бы, привязал к телу груз и выбросил в море. Но слова Магды, хоть и непонятные, проникли куда-то в самые глубины его сознания.
Она пошевелилась у его груди. Что-то пробормотала – его имя? И Питер вернулся к действительности. Яхта продолжала идти по проливу мимо рифов.
Он осторожно положил Магду на палубу и с трудом поднялся по трапу на мостик. Страшная схватка – от удара ножом до того момента, как баронесса потеряла сознание – заняла меньше минуты.
Яхта на автопилоте шла через пролив прямо в открытый океан. Это укрепило уверенность Питера в том, что Магда предвидела нападение. Она изображала полную сосредоточенность у приборов, искушая его напасть, а сама переключила яхту на автопилот, готовая к атаке.
Нет, это не имеет смысла. Он понял только, что допустил какую-то серьезную ошибку. Питер отключил автопилот и сбавил обороты, прежде чем выключить главный двигатель. Дизели негромко урчали, яхта плавно повернула по ветру и пошла в открытый океан.
Питер бросил взгляд за корму. Острова превратились в темную полоску на горизонте. Он кое-как спустился по трапу.
Магда полусидела, быстро приходя в себя. Приближаясь к ней, Питер увидел, как в ее глазах промелькнул страх.
– Все в порядке, – сказал он еще прерывистым голосом. Страх баронессы глубоко задел его. Он не хотел, чтобы она его боялась.
Питер поднял ее. Магда оцепенела от неуверенности, точно кошка, которую взяли на руки против воли, но была слишком слаба, чтобы сопротивляться.
– Все в порядке, – неловко повторил он и отнес ее в каюту. Все его тело было избито, каждая кость ныла, словно расколотая, но он нес ее так нежно, что ее решимость сопротивляться растаяла и она прижалась к нему.
Питер опустил ее на кожаный диван, но, когда попытался выпрямиться, она обхватила его рукой за шею и удержала.
– Я сама оставила здесь нож, – хрипло прошептала она. – Это была поверка.
– Позволь мне взять аптечку. – Он попробовал высвободиться.
– Нет. – Она покачала головой и сморщилась от боли в горле. – Не уходи, Питер. Останься со мной. Я так боюсь. Я должна была убить тебя, если ты возьмешь нож. И чуть не убила. О Питер, что с нами творится? Мы оба сошли с ума?
Магда отчаянно вцепилась в него, и он опустился на колени и склонился к ней.
– Да, – ответил он, прижимая ее к груди. – Да, должно быть, мы сошли с ума. Я больше не понимаю ни себя, ни происходящего.
– Почему ты взял нож, Питер? Пожалуйста – ты должен мне сказать. Не лги, скажи мне правду. Я должна знать почему.
– Из-за Мелиссы-Джейн... из-за того, что ты с ней сделала...
Баронесса вздрогнула, словно он опять ее ударил, и хотела что-то сказать, но послышался только хрип отчаяния. Питер стал объяснять:
– Я обнаружил, что ты Калиф, и должен был убить тебя.
Казалось, она собрала все силы, но, когда заговорила, послышался лишь хриплый шепот.
– А почему ты остановился, Питер?
– Потому что... – Теперь он знал причину. – Потому что вдруг понял, что люблю тебя. И все остальное потеряло смысл.
Она ахнула и почти минуту молчала.
– Почему ты решил, что я Калиф? – спросила она наконец.
– Не знаю. Теперь я ничего не знаю... знаю только, что люблю тебя. И лишь это имеет значение.
– Что с нами, Питер? – еле слышно пожаловалась она. – О боже, что с нами?
– Ты Калиф, Магда?
– Но, Питер, это ведь ты пытался убить меня. Ты не выдержал проверки ножом. Ты Калиф.
Под руководством Магды Питер провел яхту через узкий проход в коралловых рифах, окружающих Птичий остров. Над ними, шумно хлопая крыльями, с хриплыми криками летали морские птицы.
В пяти футах от берега, где можно было укрыться от ветра, он бросил якорь, на высоких частотах связался с главным островом и поговорил со старшим лодочником.
– Баронесса решила переночевать на борту, – объяснил он. – Не волнуйтесь.
Когда Питер спустился в каюту, Магда уже настолько пришла в себя, что смогла сесть. Она достала из рундука бархатистый спортивный костюм, а горло закутала полотенцем, чтобы скрыть синяк, который выделялся на коже, как сок переспелой сливы.
Питер отыскал в шкафчике над унитазом аптечку. Магда возражала, но он заставил ее принять две таблетки болеутоляющего и четыре таблетки бруфена, чтобы снять воспаление и побыстрее уничтожить кровоподтеки на горле и теле.
– Глотай, – приказал он и, когда она послушалась, дал ей стакан.
Потом осторожно снял с ее горла полотенце и осторожно, кончиками пальцев, намазал синяк кремом.
– Мне уже лучше, – прошептала Магда, теперь почти совершенно безголосая.
– Посмотрим на твой живот. – Питер осторожно уложил ее на спину и расстегнул молнию костюма. Кровоподтек начинался сразу под маленькими грудями, там, где он ударил ее ногами, и доходил почти до пупка; он и его натер кремом, чуть помассировал, и Магда вздохнула и что-то прошептала, успокаиваясь. Когда он закончил, она сумела – с трудом, болезненно согнувшись – дойти до ванной и закрылась там на пятнадцать минут, пока Питер занимался собственными ранами, а когда вышла, оказалось, что она умылась и причесалась.
Он налил в два старинных бокала виски "Джек Дэниэлс" и один протянул Магде. Она опустилась на диван рядом с ним.
– Выпей. Будет легче горлу, – приказал он, и она выпила, ойкнула, когда горло обожгло алкоголем, и отставила бокал.
– А ты, Питер? – хрипло, с неожиданной тревогой спросила она. – Как ты?
– Меня беспокоит только одно, – ответил он. – Как ты могла так рассердиться на меня? – Он улыбнулся, и Магда тоже засмеялась, но закашлялась от боли и в конце концов прижалась к нему.
– Мы можем поговорить? – мягко спросил он. – Нужно кое-что выяснить.
– Да, я знаю, но давай чуть позже, Питер. Давай полежим так еще немного.
Он удивился ощущению спокойствия, которое охватило его. Теплое женское тело, прижимаясь к нему, смягчало боль, телесную и душевную. Он гладил ее по волосам, она уткнулась носом в его шею.
– Ты сказал, что любишь меня, – прошептала она наконец. Произнесла вопросительно, неуверенно.
– Да, люблю. Наверное, я всегда знал это, но, выяснив, что ты Калиф, должен был глубоко похоронить это чувство. И признался себе в этом только в самом конце.
– Я рада, – просто ответила она. – Потому что, видишь ли, я тоже люблю тебя. Мне казалось, я никогда не смогу полюбить. Я отчаялась, Питер. А потом встретила тебя. И тут мне сказали, что ты меня убьешь. Что ты Калиф. Я думала, что умру – найти тебя и тут же потерять... Это так жестоко, Питер. Мне нужно было дать тебе шанс доказать, что это неправда!
– Не разговаривай, – приказал он. – Просто лежи и слушай. Мой голос в порядке, поэтому я буду рассказывать первым. Как это было со мной. Как я узнал, что ты Калиф.
И он заговорил, прижимая ее к себе, – негромко, спокойно. В каюте слышались только мягкий плеск волн о корпус и приглушенный гул кондиционера.
– До того дня, как похитили Мелиссу-Джейн, ты знаешь все, абсолютно все. Я информировал тебя, ничего не скрывая, не утаивая... – Он вздрогнул и стал подробно рассказывать о спасении Мелиссы-Джейн.
– Должно быть, за эти дни у меня в сознании что-то нарушилось. Я готов был поверить всему, попробовать все, только бы вернуть ее. По ночам я просыпался, шел в ванную, и меня тошнило при мысли о ее руке в стеклянной бутылке.
Он рассказал, как собирался убить Кингстона Паркера, чтобы выполнить требование Калифа, как тщательно, дотошно планировал покушение, называл подробности – когда, где. Магда, дрожа, прижималась к нему.
– Способность разлагать даже лучших, – прошептала она.
– Молчи, – попросил он и рассказал о телефонном звонке, который привел к Старому Поместью в Ларагхе.
– Найдя свою дочь в таком состоянии, я утратил последние остатки рассудка. Когда я увидел ее, ощутил жар ее тела, услышал, как она кричит от ужаса, я мог бы убить... – Он осекся. Воцарилось молчание. Вдруг Магда чуть слышно охнула, и он понял, что сильно сжал ей пальцы.
– Прости. – Он поднял ее руку и поднес к щеке. – Тогда мне и рассказали о тебе.
– Кто? – шепотом спросила она.
– "Атлас".
– Паркер?
– Да, и Колин Нобл.
– Что они тебе сообщили?
– Что? Как отец ребенком привез тебя в Париж. Что уже тогда ты была умной, красивой и какой-то особенной... – Он продолжал: – Когда был убит твой отец... – Когда он сказал это, Магда беспокойно пошевелилась у его груди. – Ты стала жить с приемными родителями, все они были членами партии, а ты была таким многообещающим ребенком, что за тобой специально приехали из Польши. Кто-то выдал себя за твоего дядю...
– Я поверила, что это мой дядя... – Она кивнула. – И верила в это десять лет. Он писал мне. – Магда заставила себя остановиться, помолчала немного и сказала: – После папы у меня оставался только он.
– Тебя выбрали для отправки в Одессу, – продолжал Питер, почувствовал, как она напряглась, и повторил более резко: – Тебя отправили в специальную школу в Одессе.
– Ты знаешь об Одессе? – прошептала она. – Думаешь, что знаешь. Кто там не бывал, не может знать...
– Тебя учили... – он смолк, снова представив себе прекрасную девушку в особом помещении, выходящем на Черное море; она учится использовать свое тело как ловушку и приманку, чтобы пленить и обмануть мужчину, любого мужчину. – Тебя учили многому. – Ничего иного он не сумел произнести.
– Да, – подтвердила она, – очень многому.
– Например, как убить человека голыми руками.
– Думаю, что я не смогла бы убить тебя, Питер. Подсознание не позволило бы. Видит Бог, ты не должен был выжить. Я любила тебя и, хотя ненавидела за предательство, не могла заставить себя... – Она вздохнула. – Поэтому при мысли о том, что ты убьешь меня, я испытала едва ли не облегчение. Я готова была принять это. Лучше смерть, чем жизнь без любви, которую, как мне казалось, я нашла.
– Ты слишком много говоришь, – остановил ее Питер. – Побереги горло. – Он приложил палец к губам Магды, заставляя ее замолчать, и продолжал: – В Одессе ты стала одной из избранных, вошла в элиту.
– Это как войти в церковь – прекрасно, таинственно... – прошептала она. – Не могу объяснить. Я все сделала бы для государства, если бы знала, что это нужно "Родине-матери".
– Правда? – Питеру было интересно, не откажется ли она от своих слов.
– От начала и до конца, – кивнула она. – Я никогда больше не буду лгать тебе, Питер. Клянусь.
– А потом тебя отправили обратно во Францию, в Париж? – спросил он, и Магда снова кивнула.
– Ты полностью оправдала и даже превзошла ожидания своих хозяев. Ты была лучшей, самой лучшей. Ни один мужчина не мог устоять перед тобой.
Она не ответила, но и взгляда не опустила. Это не было дерзостью: она подтверждала выводы Питера.
– Были мужчины. Богатые и влиятельные... – Теперь в его голосе звучала горечь. Он не мог с собой справиться. – Много, много мужчин. Никто не знает, сколько именно, и у каждого ты брала капельку нектара.
– Бедный Питер, – прошептала она. – Это мучило тебя?
– Это помогало мне ненавидеть тебя, – просто сказал он.
– Да, понимаю. Ничем не могу тебя утешить – кроме одного. Я никого не любила, пока не встретила тебя.
Магда держала слово. Лжи пришел конец. В этом он был уверен.
– Потом они решили, что тебя можно использовать, чтобы взять под контроль Аарона Альтмана и его империю...
– Нет, – прошептала она, качая головой. – Это я решила насчет Аарона. Он был единственным мужчиной, перед кем я не смогла... – У нее перехватило горло. Она отпила виски, медленно проглотила и продолжила: – Он меня очаровал. Никогда не встречала такого. Такой сильный... такая свирепая сила...
– Ну, хорошо, – согласился Питер. – Ты могла к тому времени устать от своей роли... Куртизанкой быть очень трудно...
Она улыбнулась впервые с тех пор, как он начал говорить, но улыбка вышла печальная и насмешливая.
– Ты все проделала правильно. Вначале стала для него незаменимой. Он уже болел, ему все больше нужна была опора, кто-то, кому он мог бы полностью доверять. Ты дала ему эту опору...
Магда ничего не сказала, но по ее глазам видно было, что она вспоминает: словно солнечный луч осветил зеленые глубины неподвижного пруда.
– И когда он поверил тебе, не осталось ничего, что ты не могла бы дать своим хозяевам. Твоя ценность многократно увеличилась...
Питер продолжал негромко говорить, а снаружи в буре алых и пурпурных вспышек догорал день, свет в каюте мерк, и скоро в ней можно было различить только лицо Магды. Бледное, напряженное. Она внимательно выслушивала обвинения, перечень предательств и обманов. Только иногда делала легкий отрицательный жест, качала головой или сжимала руку Питера. А иногда ненадолго закрывала глаза, словно не могла принять особенно жестокое воспоминание, и раз или два болезненным шепотом восклицала:
– О боже, Питер! Это правда!
Он рассказывал, как у нее постепенно развивался вкус к власти, которую она получила как жена Аарона Альтмана, как это стремление к власти крепло по мере того, как убывали силы Аарона. Как наконец в некоторых вопросах она стала возражать барону.
– Например, относительно поставок оружия правительству Южной Африки, – сказал Питер, и Магда кивнула и сделала одно из своих редких замечаний:
– Да. Мы поспорили. Один из немногих наших споров. – Она чуть улыбнулась, словно какому-то глубоко личному воспоминанию, которое не могла разделить даже с ним.
Питер описал, как вкус к власти, стремление к ее атрибутам постепенно уничтожало ее прежние политические идеалы, как хозяева начали понимать, что теряют ее и попытались вернуть ее под свой контроль.
– Но ты была уже слишком сильна, чтобы поддаться обычному давлению. Ты проникла в связи Аарона с МОССАД, и это давало тебе защиту.
– Невероятно! – прошептала Магда. – Все так похоже, так похоже на правду!
Он ждал пояснений, но она жестом попросила его продолжать.
– Когда они пригрозили, что выдадут тебя барону как коммунистического агента, у тебя не осталось выбора. Нужно было избавиться от него... И ты сделала это – таким образом, что не только избавилась от угрозы своему существованию, но и получила контроль над "Альтман Индастриз", а вдобавок свободные двадцать пять миллионов для дальнейших действий. Ты организовала похищение и убийство Аарона Альтмана, выплатила себе двадцать пять миллионов и лично проконтролировала их перемещение, вероятно, на кодированный счет в Швейцарии...
– О боже, Питер! – прошептала она. В темноте каюты ее глаза казались бездонными и огромными, как провалы в черепе.
– Это правда? – впервые спросил подтверждения Питер.
– Это слишком ужасно. Пожалуйста, продолжай.
– Все прошло так гладко, что перед тобой открылся целый мир новых возможностей. Примерно в это время ты стала Калифом. Захват "ноль семидесятого", вероятно, не первый удар после убийства Аарона Альтмана, могли быть и другие. Вена и министры ОПЕК, деятельность Красных бригад в Риме – но при захвате "боинга" ты впервые воспользовалась именем Калиф. Все опять получилось бы, если бы один из офицеров не нарушил приказ. – Он указал на себя. – Только это остановило вас – и тут я впервые привлек твое внимание.
В каюте окончательно стемнело; Магда протянула руку и включила бра, отрегулировав освещение так, чтобы оно стало мягким и золотистым. При этом свете она серьезно и пристально взглянула ему в лицо, а он продолжал:
– К этому времени через свои источники – вероятно, через МОССАД и почти несомненно через французскую разведку – ты узнала, что кто-то начал охоту на Калифа. Оказалось, что это Кингстон Паркер и "Атлас", и никто не мог бы вернее меня подтвердить, что охотник – Паркер. Кроме того, мне проще других было бы убить его. У меня есть специальная подготовка и способности к такой работе. Я мог подобраться к нему очень близко, не вызывая подозрений, нужен был только серьезный мотив...