Прочие обитатели леса не обращают на меня внимания. Каждое утро стайка гадов разбегается по лесным тропинкам в поисках лемуров. По их свисту можно засечь местонахождение лемуров на склонах и подойти к ним попозже, когда туристы уйдут. Лемуров тут много: тихие, похожие на медвежат бамбуковые, шустрые бурые, расписные краснопузиковые, а высоко в кронах - большие мохнатые лемуры-сифака, черные с белой спинкой. Их семьи то движутся куда-то, с шумом и треском прыгая с дерева на дерево, то вдруг останавливаются и долго сидят под дождем, флегматично жуя листья и разглядывая меня круглыми глазищами.
Впоследствии мне удалось познакомиться со всеми сорока видами мадагаскарских лемуров, от здоровенных индри до крошечных мышиных, но я все равно каждый раз внутренне чуть-чуть вздрагивал, встречаясь с ними глазами. Что-то в них есть, какая-то чертовщина, волшебство леса. Доброе волшебство: нет на свете более дружелюбных, безобидных и вообще очаровательных зверей. Достаточно провести с группой лемуров несколько часов, и они становятся совершенно ручными: прыгают тебе на плечи, берут за пальцы мягкими кожаными ладошками, а уж если их за ушком почесать или бананом угостить - вы друзья навек. Все это, конечно, возможно только в заповедниках: там, где на них еще охотятся, лемуры бывают настолько осторожными, что их даже мельком увидеть трудно. Ночные лемуры не так легко идут на контакт, но все же мне пару раз удавалось и их погладить. Шерстка у лемуров густая и необыкновенно мягкая, это скорее пух, чем мех.
Привыкнуть к ним невозможно. Сколько бы ты с ними ни встречался, всегда потом выходишь из леса, улыбаясь, и еще долго живешь с хорошим настроением. Как будто увидел в саду живого эльфа или, проснувшись среди ночи от шороха, обнаружил возле новогодней елки настоящего Деда Мороза с мешком подарков.
За всю историю Мадагаскара был только один случай, когда лемур укусил туриста: некий любитель природы попытался вытащить из дупла спящего лемура-авахи, чтобы сфотографировать на солнце, и был тяпнут за палец. Эту историю теперь рассказывают во всех национальных парках в качестве ужастика. Не буду говорить, из какой страны был этот человек.
Иногда мне кажется, что все миллионы лет эволюции лемуров были направлены на достижение максимальной очаровательности. Не знаю, почему мировая индустрия мягких игрушек до сих пор не перешла полностью на игрушечных лемуров. Каждый вид хорош по-своему, но абсолютное воплощение симпатичности - серые бамбуковые лемуры, называемые еще нежными (gentle lemurs). Они не любят зря суетиться и целыми днями скрываются в густых зарослях, ловкими пальчиками расщепляя побеги бамбука для методичного пережевывания.
Впрочем, лемурами магия мадагаскарских лесов не ограничивается. В сплетениях лиан и густых кустах прячутся хамелеоны. Мадагаскар - их родина, отсюда они расселились до самой Индии, но нигде больше их не бывает так много. Искать их легче ночью: светлые брюшки хорошо видно в луче фонарика, а иногда даже в свете автомобильных фар. Местные жители еще не так давно панически их боялись. Прикоснуться к хамелеону вообще было немыслимо, но даже перешагнуть через него или отбросить на него тень считалось очень плохой приметой. Кроме полусотни видов "обычных" хамелеонов всех цветов радуги, тут водятся еще карликовые. Размером они со спичку или сигарету и живут на земле в опавших листьях. Увидеть их очень трудно. Мадагаскарцы практически все болезни, невезение и прочие неприятности объясняли тем, что человек перешагнул через незамеченного хамелеона. Сейчас суеверия постепенно забываются, но все же переползающий дорогу хамелеон может надолго парализовать движение: никто даже по другой стороне шоссе не станет его объезжать, пока ящерица, раскачиваясь на каждом шагу, не скроется в придорожной траве.
По гребням холмов в Раномафане расставлено несколько навесов от дождя. В крышах живут дневные гекконы - большие ящерицы невозможно ярко-зеленого цвета с алыми пятнышками. В холодную погоду они прячутся по щелям, но их нетрудно увидеть, если размазать по одной из балок кусочек банана. Они выползут наружу и быстро слижут угощение розовыми язычками. Кроме бананов, полезно иметь при себе апельсин - в сумерках им можно иногда выманить из кустов робкую пятнистую цивету, нечто среднее между кошкой и мангустом.
По вечерам к этим навесам подтягиваются туристы. В национальных парках острова публика на редкость приятная - наверное, потому, что ни "пижамники", ни "пляжники" сюда не забираются. Проливной дождь никого не смущает. На Мадагаскаре многим суждено открыть для себя главную тайну дикой природы: ночь интереснее дня. Прогулки по лесу с фонариками в поисках всякой необычной живности - одно из основных местных развлечений.
Днем хотя бы иногда приходится встречать "нормальных" зверей и птиц. Ночью практически все обитатели леса выглядят настолько причудливо, что их и узнать не всегда удается. Пауки маскируются под цветы или капли птичьего помета, лягушки в ручьях - под гальку, палочники - под обросшие мхом сучки, богомолы - под бутоны орхидей. Один местный жук, так называемый жирафовый долгоносик, поразительно похож на подъемный кран. Змеи притворяются колоннами бродячих муравьев, улитки - ореховыми скорлупками. Вокруг тебя кипит настолько сложная и непонятная жизнь, что голова идет кругом.
Особенно приятно найти в ветвях плоскохвостого геккона. Местные жители когда-то верили, что днем эти гекконы становятся невидимыми. На самом деле они просто распластываются по коре деревьев, растопырив украшенные бахромой пальцы, и становятся неотличимы от пятен лишайников. Ночью же они довольно шустро передвигаются по кустам - можно поймать и угостить червячками. Только брать их в руки надо осторожно: кожа у них очень тонкая и нежная.
После трех дней дождя моя видеокамера перестает работать, а полиэтиленовый плащ покрывается плесенью от сырости. Приходится купить новый за доллар. Выхожу на дорогу и ловлю микроавтобус с местным шофером и парочкой итальянских туристов. Почему-то брать машину напрокат с шофером тут почти вдвое дешевле, чем без.
Путешествующий зоолог в этих краях чувствует себя, как геолог на Юконе во времена золотой лихорадки: все хотят, чтобы ты составил им компанию. С Эриком и Франческой я катаюсь целых три дня. Их шофер - очень интересный собеседник и вообще хороший мужик, но до настоящего гида, а тем более продвинутого, ему далеко. Учиться ему некогда: фирма, в которой он работает, дает отдохнуть дома всего одну ночь между многодневными рейсами. Так что о местной фауне он имеет примерно такое же представление, как большинство горожан. Если бы не я, ребята не увидели бы и пятой доли всей той живности, которая попалась нам по дороге. Я не халявщик, я партнер.
Мы пересекаем южную часть острова с востока на запад по одной из трех имеющихся в стране хороших дорог. Высокие Плато - страна пастбищ, саванн, невысоких гранитных гор, маленьких сел. Тут и там из травы торчат каменные стелы, удивительно похожие на кельтские. В здешнем сухом воздухе моя видеокамера снова работает, но как-то странно.
На Мадагаскаре живет дюжина разных племен. С территории бетсилео въезжаем на земли народа вазо. Архитектура деревень и облик жителей постепенно меняются. Люди выглядят все более по-африкански, а дома - все легкомысленнее. Кирпичей больше не увидишь, хижины глинобитные, а еще дальше - соломенные.
По обочинам попадаются старинные гробницы, украшенные рогами зебу и деревянными тотемными столбиками. Христианство на Мадагаскаре везде сочетается с языческими верованиями. Особенно сильны культ предков и система фоди - ритуальных запретов наподобие полинезийских табу. Нельзя, например, показывать пальцем на могилы и кладбища, приносить свинину на вершины священных гор, заниматься любовью в священных озерах при свете дня. Кроме "федеральных" фоди, в каждой деревне есть еще множество местных.
Похоронные обряды кое-где до сих пор напоминают древние традиции Малайи и Филиппин. Умерших хоронят в пещерах, но через семь лет их кости извлекают, моют, заворачивают в дорогие шелка и кладут в постоянный гроб, нередко подвешенный к отвесным скалам во избежание кражи шелков. После этого каждые семь лет вся семья собирается к месту захоронения, кости снова разворачивают, чистят, фотографируются с ними на память и заботливо возвращают в гроб. Называется это фамадихана - "двойные похороны".
Традиционные деревни чередуются с построенными из мусора поселками старателей. Вот уже несколько лет в этом районе бушует сапфировая лихорадка. Куда деваются камни, не знаю: вдоль дороги продают исключительно стеклянные подделки, дымчатый кварц и изредка аметист.
В ущельях гор на плато встречаются островки сухих лесов, и там живут лемуры катта. Это те самые желтоглазые лемуры с черно-белыми хвостами, которых так часто можно увидеть в зоопарках. Они бродят по лесу большими стаями, а увидев человека, моментально окружают в надежде на бананы и почесывание животиков. Забравшись в пещеры под гигантскими гранитными валунами, можно увидеть, как лемуры спускаются под землю, в кромешный мрак, и лижут стекающую по камням воду с минеральными солями.
В национальном парке Исало есть совсем глубокие, очень узкие каньоны с влажным лесом на дне. В них водятся лемуры-сифака. Здесь они белые с черной спинкой. По земле между деревьями они передвигаются очень забавно: встают вертикально и прыгают боком, размахивая руками, как крыльями.
Среди скал, источенных норами древних морских червей, попадаются крошечные озера с чистейшей водой. Называются они аквариумами (piscines naturelles). При виде этих озер мне впервые приходит в голову, что с девушкой путешествовать было бы веселее. Между камней растет замечательное растение толстоножка: нечто вроде толстого баобаба высотой с вершок, с алыми или желтыми цветами. Еще тут живут ящерки-игуаны с тремя глазами (третий на темечке). Их ближайшие родственники, как ни странно, обитают в пустынях Мексики.
Дорога все еще асфальтовая, поэтому туристов довольно много. Большинство, конечно, французы, но и итальянцев немало. Эрик и Франческа учат меня различать на слух диалекты. Вообще с ними занятно общаться. Эрик неплохо говорит по-английски, а Франческа поначалу стеснялась им пользоваться, но потом втянулась. Тем не менее иногда они меня не понимают, и мне приходится пробовать испанские или латинские слова - авось совпадает! Итальянских слов у меня в голове, оказывается, совсем мало, к тому же это довольно странная подборка. Например, я откуда-то помню, что зимородок по-итальянски martin pescador, но глаголов не знаю даже самых элементарных.
По мере приближения к побережью саванна сменяется сухим кустарником, среди которого тут и там торчат гигантские баобабы. Нам навстречу одна за другой ползут замечательно красивые грозовые тучи, все обвешанные молниями, радугами и белыми полосами града. Асфальт кончается в портовом городке Толиара. Вид у города несколько средневековый, вся цивилизация сконцентрирована в интернет-кафе: там продают вполне продвинутые девайсы, даже можно списать фотки с цифровой камеры на CD.
В Толиаре несколько мечетей. На западе острова много мусульман - арабов, персов, пакистанцев и говорящих на суахили выходцев с Занзибара. В основном они владеют кафе и ресторанами. Еда здесь, впрочем, не лучше, чем в других местах.
Тут нам приходится расстаться: у ребят забронированы билеты на самолет на крайний юг острова (дорога туда настолько плохая, что ехать от Исало минимум два дня). Шофер возвращается домой. Я собираюсь проехать на север по западному берегу. Местные жители относятся к моей идее скептически, но тащиться через столицу - четырехдневный крюк, а до следующего большого города всего триста километров. Какая-то дорога, если верить картам, туда все-таки есть, авось доберусь.
Пешком по Лукоморью
Поговаривали, будто давным-давно кто-то из них взял себе жену из эльфов. Глупости, конечно…
Дж. Р. Р. Толкиен. "Хоббит, или Туда и обратно"
Регулярное автобусное сообщение кончается в Ифати, дальше ходят только грузовики-вахтовки, редкие и непредсказуемые. Я оказываюсь в сонной деревушке из соломенных хижин. В море гоняют на пирогах с балансиром кудрявые детишки. На горизонте маячат латинские паруса дхоу - рыбацких лодочек арабской конструкции. Под ногами хрустят толстенные скорлупки: когда-то эти бесконечные пляжи были местами гнездовья эпиорнисов, родственных страусу птиц размером со слона. Островитяне доели их всего за сотню лет до "открытия" Мадагаскара португальцами в 1500 году. Яйца эпиорнисов были размером с арбуз.
Вдоль берега тянутся отели - от почти бесплатных тростниковых кабинок с пустыми дверными и оконными проемами до дорогих, с душем и электрическим генератором. Населены они французскими мужчинами лет 40–60, приехавшими на секс-туризм. Для франкофонной публики Мадагаскар примерно то же, что Таиланд для англоязычной. Но тут все гораздо менее коммерциализовано.
Лекцию о местных традициях мне читает загорелый дочерна француз - один из немногих встреченных мной на острове, кто говорит по-английски.
- Это бесплатно, - говорит он, потягивая пиво и поглаживая свободной рукой присевшую к нему на колени официантку. - У местных девушек считается особым шиком с иностранцем гулять. Все, что от тебя требуется - подойти и спросить "сколько тебе лет?" По закону можно с шестнадцати. Если она отвечает "пятнадцать", значит, она тебя не хочет. Если любую цифру не меньше 16, значит, хочет. Возраст тут ни при чем. Хочешь Жозетту? - он повернул официантку ко мне лицом.
- Нет, спасибо, но вообще мне тут кое-кто понравился. Можно попробовать. Это ничего, что я завтра уезжаю?
- Тогда не судьба. Нужно как минимум на неделю, иначе ее будут за проститутку считать.
Девушки в деревне очень красивые, и видеть их в компании толстых старых развратников почему-то ужасно противно. А может быть, мне просто завидно. Но застревать в Ифати на неделю не хочется. На всякий случай я записываю на бумажке, как будет по-французски "сколько тебе лет?" и иду гулять в колючковый лес, начинающийся прямо за околицей. Купаться надоело - уж очень теплая вода в океане.
Колючковый лес - одно из самых странных мест на свете. "Нормальных" деревьев в нем нет, только подсвечниковые молочаи, гигантские алоэ, кусты в виде пьяных осьминогов, а также похожие то ли на морковку, то ли на вазу с цветами трехметровые толстоножки. На полянах растут красные и черные баобабы - не очень высокие, но неимоверной толщины. Я думаю, что баобабы тоже возникли на Мадагаскаре - тут их семь видов, а в Африке всего один. В дуплах баобабов живут тысячи божьих коровок, гигантские шипящие тараканы и совершенно прозрачные земляные гекконы. На ветвях раскачиваются сплетенные из травы гнезда общественных ткачиков, ярко-красных птичек фоди и блестящих нектарниц.
Когда-то по этим лесам ползали миллионы звездчатых черепах, самых красивых в мире. Сейчас их осталось очень мало: всех повывозили в Европу и Штаты. Таможня ежегодно конфискует сотни черепашат - притом, что на всем острове их осталось от силы тысяч десять. Для разведения черепах созданы питомники, но их слишком мало.
Самый маленький найденный мной черепашонок размером с грецкий орех.
Выйдя из леса, я как-то случайно ловлю попутную вахтовку. Впоследствии выясняется, что это единственная машина на север за неделю.
Дорога очень плохая. Сезон дождей только что кончился, везде промоины и лужи жидкой грязи. В крытом кузове нас человек сорок. Периодически приходится вылезать: толкать машину, переходить пешком реки или помогать менять колесо. Деревни исчезают, вокруг лишь сухая трава да полоски деревьев вдоль рек. На востоке встают из дымки склоны Высоких Плато, на западе теоретически океан, но до него довольно далеко. Отсутствие населения сказывается: кругом полно птиц. Самые шумные - большие черные попугаи. До вечера проходим километров сорок. Ночуем прямо в степи, немного не дотянув до поселка.
Наутро проезжаем еще немного, потом машина сворачивает к какому-то прибрежному городку, а я шагаю дальше. Удается поймать другую вахтовку, потом трактор, потом упряжку волов. Добираюсь волостопом до маленького, тихого городка. Единственным источником электричества тут служит двигатель развалившейся от старости "четверочки". Его используют для зарядки сотовых телефонов, а в случае прихода вахтовки ночью - для освещения вывески отеля (он же магазин, он же ресторан, он же дом культуры).
Цены в этих местах уже совсем смешные. Новые деньги сюда почти не проникли, но кто-то пустил слух, что старые скоро отменят. За десять центов в новых ариари можно наесться, как удав.
Наутро выясняется, что дальше дорога еще не просохла. Хозяин отеля показывает, по какой колее идти. Там, в семидесяти километрах, есть поселок Амик, из которого иногда бывает taxi-especial в сторону следующего города. Что такое спец-такси, я не спрашиваю. На прощание он дарит мне упаковку лариама, который тут стоит доллар (в других странах - до сорока). В прибрежных районах острова малярией заражена примерно треть населения. Это гораздо меньше, чем кое-где в Африке, к тому же сейчас сухой сезон, но на всякий случай я решаю попринимать профилактическую дозу - это всего лишь раз в неделю.
Весь следующий день шагаю по зарастающей колее, распугивая огромных, неестественно ярких психоделических кузнечиков и крошечных попугайчиков-неразлучников. Там, где колея спускается в речные долинки, между деревьями натянуты золотистые сети нефил, пауков размером с соленый огурец. В более сухих местах вместо деревьев растут сотни высоченных красных термитников. При определенном везении можно найти ночную бабочку-комету. Каждое крыло у нее с ладонь, а на задних еще и полуметровые хвосты.
Раз в два-три часа попадаются деревни, но поселяне, заметив меня, с воплями убегают. Они никогда не видели белого человека и думают, что я - привидение. По-французски тут никто не говорит. Глушь редкостная. Когда позже я рассказывал об этих местах жителям других частей острова, мне не верили.
Христианство сюда не добралось. Многие ходят голыми. На Мадагаскаре вообще спокойно относятся к наготе: на окраинах поселков нередко можно увидеть людей любого пола и возраста, купающихся нагишом. Но здесь и у мужчин, и у женщин ровный загар: они никогда не носят одежду.
К обеду становится жарко. Рюкзак у меня довольно тяжелый, килограммов десять, плюс еще сумка с камерами. Я купаюсь в каждой встреченной речке, но все равно приходится довольно часто отдыхать в тенечке. Потом перехожу большую реку, по шею глубиной, и оказываюсь в местах чуть менее диких. Тут все ходят одетые, у повозок колеса не деревянные, а мотоциклетные, при виде меня не убегают, а дети кричат "бонжур!"
В очередной деревне есть некое подобие магазина. По громкому писку догадываюсь, что под крышей там колония летучих мышей, и прошу разрешения посмотреть.
- Вы по-английски говорите? - спрашивает хозяин. - Подождите минуточку.
Он кричит что-то в темную глубину дома, оттуда выходит девушка и спрашивает:
- You speak English?