- И все же… Надо спешно что-то предпринять. А что?.. Позови-ка ко мне Умара из Адага! - приказал комиссар Али-Баганд своему младшему брату Муртузу-Али, который постоянно находился рядом с ним.
Муртуз-Али очень скоро вернулся с Умаром из Ада-га. Это - человек особой закваски. Сын знатного отца и бедной горянки - "чанка" называют таких, - он с раннего детства изведал много горя и несправедливости. А в юности с ним и вовсе случилось такое (расправился с сельским старшиной - обидчиком матери), что заставило его долгое время скрываться в лесу… Затем обстоятельства свели Умара из Адага с комиссаром Али-Багандом, и он навсегда связал свою жизнь с человеком, устремления и цели которого были во всем близки ему…
Прежде чем уединиться с Умаром, Али-Баганд попросил жену распорядиться всем, что связано с продовольствием: люди везли в Чишили хлеб, мясо и все, что могли собрать в аулах. Надо было организовать хранение продуктов.
Али-Баганд с братом и с Умаром из Адага обсуждали, что же произошло с Хасаном из Амузги и как им быть.
- Допустим, он не убит. Если так, то его либо арестовали, либо… Не знаю, что и подумать! - сказал Али-Баганд. - В общем, надо ехать, Умар. Муртуз-Али поедет с тобой.
- А как же с паролем?
- Пароль один. Вот газырь. Езжайте к Али-Шейху в Агач-аул. У него все разузнайте. Если же Хасан там не появлялся, отдайте Али-Шейху этот газырь, в нем есть записка, пусть он прочитает. Итак, на коней! Время не ждет. Турки близко, если они узнают, что мы собираем здесь силу и что большинство наших людей не вооружены, тотчас нагрянут и раздавят нас, как лягушек. Без оружия мы бессильны! Скачите. В добрый час!
Они обнялись. Муртуз-Али и Умар из Адага сели на коней и пустились в дорогу. А комиссар ушел на полигон, где он обучал новобранцев ведению боя.
- Саблей-то мы владеем, комиссар. Дай нам огнестрельное оружие, - просили люди. - Недаром ведь говорится: появилась винтовка - погиб Кёр-оглы.
- В руках у джигита и сабля оружие. В атаке конному лучше оружия не сыскать! - И Али-Баганд с ловкостью демонстрировал свое искусство: на скаку срубал и слева и справа воткнутые в землю жерди с надетыми на них папахами. - Э-эй, джигиты! - подзадоривал он. - Я же староват, а вы молодые, глаз у вас острый и рука быстрая. Померяемся силой. А ну ты, на гнедом, попробуй-ка поднять прямо с коня из двенадцати папах, что слетели с жердей, хотя бы четыре.
Тот помчался и на удивление всем, свесившись с седла на одну сторону, подобрал на скаку все папахи. Считай, сын оружейника из Харбука - уже джигит. А сколько еще таких…
Гости талгинского хутора
Хасан сын Ибадага из Амузги ехал в стан Исмаила, и не ведал он о том, что еще днем туда прибыл турецкий офицер Ибрахим-бей со своим отрядом аскеров. Не знал и того, что от роду коварный, неприветливый и очень грубый Исмаил, будто наизнанку вывернутый, встретил турка с необыкновенным радушием. Устроил в честь столь достопочтимого кунака пир, каких в округе давно не бывало. Ибрахим-бей для спокойствия выставил дозорных, повелев им каждые два часа сменяться и объезжать посты. К тому же был отдан приказ: из аула никого не выпускать и в него никого не впускать. А кто нарушит приказ - задержать и бросить в хлев крайней сакли, утром, мол, разберемся.
Исмаил вырядился в парчовый халат и был похож скорее на узбека, чем на горца, не хватало только тюбетейки. Встречая гостей, он долго пожимал руку Саиду Хелли-Пенжи, все всматривался в знакомое лицо. Ибрахим-бей заметил это и потому спросил:
- Что, Исмаил, знаком он тебе?
- Кажется, да. Но, может, я путаю…
- Тебе ведь, наверное, сказали, что я убит? - сверкнул глазами Саид, наблюдая за тем, как меняется выражение на хитрющей физиономии Исмаила.
- А-а, теперь припоминаю! - И Исмаил, заговорщически улыбаясь, добавил: - Коран с медной застежкой.
- Да! Чтоб околеть тебе на месте!
- Чтоб твой род передох, ты же рассердил меня! Рассчитался бы за труд, тогда другое дело. А то пожалел два золотых…
- Признавайся лучше, где шкатулка?
- Ты, конечно, уверен, что она была полна драгоценностей и золота?
- А как же иначе. Шкатулка ведь была такая тяжелая…
- Проходите! Проходите в дом… - предложил Исмаил Ибрахим-бею и его приближенным и снова повернулся к Саиду: - Ты ошибся. Да и я тоже. В шкатулке ничего не было, кроме…
- Кроме?..
- Скажи-ка лучше, где коран? - не ответив ему на вопрос, спросил Исмаил.
- Какой коран?
- Тот самый, с медной застежкой?
- Будьте вы прокляты! Хватит наконец смеяться надо мной! - взбесился Саид.
- Не свирепей, Саид! Я говорю тебе истинную правду, в шкатулке был всего-навсего только ключ от тайника, который находится в другом месте, а где именно - сказано в записке, вклеенной в обложку того самого корана. Вот все, что я узнал, завладев этой шкатулкой. Хочешь верь, хочешь не верь. И потому-то я, между прочим, спрашиваю тебя: где коран?..
- Он остался возле той ямы…
- Выходит, книга попала в руки какому-нибудь куймурцу или же… Я послал туда людей… Ну ладно. Забудем все, что было. Друг моих кунаков - мой друг. Не бойся, я не такой жадный, и тайник к тому же еще не найден… Что с тобой?! - последние слова Исмаил сказал, заметив, как Саид перекосился, вроде бы от боли, когда Исмаил пожал его руку.
- Это твои головорезы так меня ранили.
- Ну, будет! Смягчи свое сердце, Саид Хелли-Пенжи - гроза Кара-Кайтага. Хочешь, прощения у тебя попрошу, хочешь - и на колени стану! - улыбаясь, сказал Исмаил.
- Не надо!.. Слишком много будет чести. Отплатить не сумею!
Исмаил заискивал перед Саидом, в душе надеясь, что коран с медной застежкой все же находится у него. Он даже обнял его за плечи и торжественно, как дорогого гостя, повел на верхний этаж сакли, где в просторной кунацкой на коврах было расставлено видимо-невидимо вкусно пахнущей еды, разных пряных трав, от перечной мяты до горного лука… Были и вина, но турки пить отказались…
- А зря… - пожалел Исмаил, беря в волосатые пальцы кубок, - это бодрит тело и веселит душу. Особенно русская огненная вода.
- С каких пор правоверные позабыли завет пророка, запрещающий им пить вино? - проговорил Ибрахим, развалясь на мутаке.
- Пророк запрещает вино, а это же белая вода, просто огненная. На нее нет запрета. Что же, Саид, давай с тобой выпьем за приезд столь уважаемых кунаков.
- Дерхаб! - молвил Саид. - Давай и правда забудем нашу ссору да выпьем за хороших людей.
Они пили, а Ибрахим-бей думал о своем. Вспомнил дом близ Измира, небольшой садик при доме, жену, что небось ждет не дождется его. И тут вдруг, спохватившись, попросил слугу принести подарок, что он привез для жены Исмаила.
Слуга принес сверток. Ибрахим-бей развернул его и подал хозяйке дома отрез цветастой турецкой ткани. Женщина от радости всплеснула руками и, тут же сказав, что сошьет платье старшей дочери, исчезла, видно пошла к дочерям хвалиться подарком гостя…
После двух-трех выпитых чарок при посредничестве Ибрахим-бея мир между Исмаилом и Саидом был окончательно восстановлен. На радостях Исмаил позвал свою старшую дочь, Зейнаб. Она вошла, жуя жвачку. Увидев чужих мужчин, смутилась.
- Не правда ли, хороша? Так вот знай, я даже готов породниться с тобой. Старшую, любимую дочь готов за тебя отдать. Смотри, Саид Хелли-Пенжи, я из тебя человека сделаю. Ха-ха, оседлаю, навешу уздечку! И помни, в суете счастье за хвост не ухватишь…
Исмаил еще бы долго болтал, благо водка за него говорила, но Ибрахим-бей прервал его. Крутанув ус, он сладострастно глянул на дочь Исмаила и сказал:
- Что ж, Саид, девушка достойна украсить любой дом!
Турку, видно, поднаскучила пресная жизнь. Сейчас ему любая юбка могла бы показаться даром небес.
Саид хотел сказать, что не красавица красива, а любимая. Хотел, да не сказал. Решил, что лучше промолчать…
А девушка, между прочим, была удивительно хороша. И на колючке, говорят, цветок растет. Кто бы подумал, что у такого отца такая дочь. Белолицая, полненькая, румянощекая, Зейнаб была что персик в зелени листьев: возьми кончиками пальцев, надкуси - и не только губы, вся душа нальется шербетом. Но берегись, не приведи аллах с косточкой проглотить, застрянет в горле.
Зейнаб смущенно прикрыла лицо краем легкой накидки и убежала. Потом пошли разговоры о делах, о будущем Дагестана под протекторатом султанской Турции. Исмаил все молил аллаха, чтобы поскорее это произошло.
- Большевики с их Советами и ревкомами свергнуты. Им уже не поднять головы! - утверждал он. - Но мне непонятно одно, уважаемый Ибрахим-бей, неужели вы позволите этим бичераховцам хозяйничать здесь? У вас что, союз с ними?
- Ты же хитер, Исмаил? Неужто до сих пор не разгадал? Эти люди в английском обличье были нужны нам в борьбе с самым страшным нашим врагом, с большевиками.
- А теперь?
- Теперь наш славный генерал Нури-паша предложит им убраться восвояси.
- Добровольно они не уйдут!
- Тогда мы объявим им войну и посмотрим, устоят ли они перед нашей силой! - важно заявил турок.
- Я с вами, Ибрахим-бей. Во всем с вами. Мои люди жаждут участвовать в боях рука об руку со своими братьями по вере.
- Вот за это, пожалуй, и я выпью немного огненной воды, - сказал Ибрахим-бей, чем несказанно обрадовал хозяина, кинувшегося наполнить ему чарку кубачинской работы…
Саид Хелли-Пенжи вышел проветриться. Неподалеку от лагеря аскеры просеивали ячмень, а затем насыпали его в мешки - припасали корм для коней, готовые в любую минуту пуститься в поход. Саид прошел в сторону водопада, куда по склону спускался тенистый буковый лес, разделся и уже хотел подставить свое разгоряченное от хмеля тело под холодную струю, как вдруг увидел, что к его одежде подошли двое каких-то подозрительных людей.
- Кто вы и что вам нужно? - спросил он, машинально отвернувшись от них и прикрывая ладонями укромное место: спина боится, лицо не видит.
- Мы тебя не тронем. Нам бы только спросить надо: не знаешь ли ты некоего Саида Хелли-Пенжи?
- А зачем он вам нужен?
- Нам сказали, что он вместе с турками прибыл к Исмаилу. Ты не видел его?
- Видел… - Мысли завертелись в голове у Саида, а на лице отразилось беспокойство.
- Где он сейчас?
- В доме у Исмаила! Где же ему быть? А кто вы все же будете?
- Мы сыновья Абу-Супьяна, человека, которого он убил. Могила отца ждет его крови, вот за этим он нам и нужен.
- Ну, а я-то здесь при чем. Ловите того, кто вам нужен, и не мешайте мне, я хочу искупаться! - сказал Саид Хелли-Пенжи, внутренне сжавшись от страха за свою шкуру.
- Не будем тебе мешать. Но мы недалеко уйдем, и, если увидишь его, передай, что и под землей ему от нас не спрятаться.
- Передам.
Высказав свой приговор, пришельцы удалились. Саид для виду на минуту встал под струю, быстро оделся и бежать.
А сыновья Абу-Супьяна между тем встретились с Мустафой, сыном Али-Шейха.
- Что же вы отпустили его? - вскричал он.
- Кого?
- Саида Хелли-Пенжи.
- Да разве это он?
- Я, правда, издалека его видел, но, по-моему, он.
- Ох, подлец! Ну, тем лучше! Пусть подготовится к смерти. Мы, по крайней мере, теперь знаем, каков он из себя, и второй раз живьем из рук не выпустим.
- А сейчас пока идемте отсюда! Если это он, может учинить погоню.
- Мы пойдем к тебе, Мустафа. От тебя до него ближе.
- Буду рад. Я затем и ехал, чтобы пригласить вас к себе.
Отъявленный головорез Саид Хелли-Пенжи еще ни разу не испытывал такого страха. Выходит, звезда его пока не закатилась. Ведь сегодня он избежал верной смерти. Саид проклинал того, кто в злосчастную ночь был его спутником. "Говорил же я ему, - твердил про себя Саид, - чтобы не убивал старика. А теперь вот мне расплачиваться!.." Правда, старик оказался уж очень несговорчивым, стал размахивать кинжалом и кричать: "Убейте, но книги этой я вам не отдам!" Ну, нервы, конечно, не выдержали, и тот вонзил кинжал прямо в самую грудь старика, точнее, не вонзил, а бросил издалека, как в ствол дерева. А старик и мертвый цепко держал в левой руке эту злополучную книгу с медной застежкой, так что еле ее вырвали. Но убийце тоже не повезло. В следующую же ночь и его прикончили у Куймурской башни. А Саид теперь за все в ответе.
Ночной разговор
Ночь была облачной и беззвездной, когда Хасан из Амузги подъезжал на своем белом коне к стану Исмаила в Талгинском ущелье. Ехал он вдоль речки и только хотел свернуть в сторону, чтобы не нехоженой траве, неслышно подъехать прямо к дому, как из кустов, словно бы давно его поджидавшие, выскочили несколько человек, и не успел Хасан взяться за оружие, его стащили с лошади, попробовали поймать и коня, но Хасан свистнул, конь вырвался и ускакал прочь. Присмотревшись, Хасан понял, что его связали не люди Исмаила, а турки.
- Ведите меня к Исмаилу, - сказал он. - У меня к нему срочное дело.
- Ты не первый, - ответили ему, - кто рвется к Исмаилу. Тут недавно двое тоже к нему просились. Не торопись. Завтра вы все увидите своего Исмаила.
С этими словами один остался на посту, а двое повели Хасана и втолкнули в хлев крайнего дома, где уже сидели и те двое, о ком говорили стражники. Заперев хлев, турки ушли. Двое пленных до Хасана были не кто иные, как те, от кого Хасан из Амузги спас прелестную Муумину.
- Вшивые турки еще кого-то поймали, - проговорил один из них. - Эй, кто ты?
- Я? Сын своего отца, - проговорил Хасан.
- А кто твой отец?
- Время.
- Смотри какой загадочный, а? Ну и шайтан с тобой!
- И верно! Не связывайся с ним, - поддержал его дружок.
- Ну и задаст же завтра наш Исмаил этим туркам за то, что упрятали нас сюда! - тешил себя надеждой Аждар.
- Вряд ли. Боюсь, что Исмаил и сам у них в руках.
- Да что ты говоришь, он их очень ждал, они его кунаки.
- Сейчас, брат ты мой, такие пошли кунаки, явятся к хозяину и говорят: "Ну-ка, вытряхивайся и живи на нижнем этаже вместе со скотом, а нам здесь нравится". Боюсь, как бы завтра Исмаил при всем честном народе не огрел нас плетью.
- За что?
- А коран? Разве этого мало?
- Так что мы могли сделать, если его там нет? Подобрал, наверное, какой-нибудь куймурец…
Услыхав последние слова, Хасан насторожился: значит, коран где-то, но не у Исмаила.
- У меня мыслишка одна есть, - проговорил Аждар. - Пусть хозяин даст нам десятка два овец, пригоним их в Куймур и попросим, чтобы глашатай объявил; мол, кто принесет коран с медной застежкой, тот получит в обмен десять - пятнадцать барашков. Какой куймурец устоит перед такой платой!..
- Верно ведь говоришь! Ну и голова у тебя, как у мудреца.
- Не велик мудрец. Из медресе меня выгнали за то, что я не мог вызубрить молитвы. Казалось, уж запомнил, а стоило мулле назвать меня, все вылетало из головы.
- Да, не повезло нам.
- Повезет еще, Исмаил поможет. Он с турками такое затеял! Похоже, хочет, чтобы Дагестан впал в зависимость от Турции.
- И что это будет значить?
- А то, что будем входить не в состав России, как раньше, а примкнем к Турции.
- И турки ощиплют вас, как зарезанных кур, да бросят в кипящий котел султана! - не выдержал Хасан.
- Заговорил все ж! Да как зло заговорил.
- Белого царя с трудом скинули, а вы теперь хотите перед султаном спину гнуть, перед теми, кто вас в этот хлев загнал? Безмозглые ослы!..
- Эй ты, человек со змеиным шипением! Жаль, руки наши не свободны, мы бы тебе показали, кто ослы…
- Знаю я ваши повадки… И вас, кажется, знаю… Может, скажете, куда вы дели шкатулку, что вырыли у Куймурской башни? - наугад спросил Хасан из Амузги, желая убедиться, те ли это люди, которых послал следом за Саидом хитрый Исмаил. - Что же вы умолкли? Оглохли! Я ведь вас спрашиваю?
- Не много ли ты хочешь знать? Это опасно для тебя.
- Я спрашиваю, где шкатулка?
- Дерзкий человек. Кто ты?
- Я Хасан сын Ибадага из Амузги.
Аждар и Мирза от удивления даже присвистнули и… оба расхохотались.
- Чего смеетесь?
- Во-первых, недостойно человеку называть себя именем того, с кем он схож не больше, чем кошка с тигром. Во-вторых, мы знаем, что Хасан из Амузги не мог попасть в такие дырявые сети… А потому ты уж лучше не пляши под чужой ветер, ногу сломаешь!
- Ну, а представьте, что он вдруг взял да и сам пошел в эти сети?
- Этого не может быть. Хасан из Амузги не такой простак, не может он не знать, что за его голову Исмаил обещал три сотни овец, а что значит три сотни овец для человека, который ни за что другое и одной овцы не даст, это уж я знаю…
Судя по выражению лица Аждара, кто-кто, а он-то хорошо знал своего хозяина.
- Так что, милый человек, не храбрись, будто ты тигр, когда всего-навсего - полосатый кот… Назовись-ка своим именем. Да скажи, кстати, откуда ты знаешь о шкатулке?
- Знаю, и все!
- И о коране с медной застежкой тоже знаешь?
- Тоже знаю.
- Тем лучше. В шкатулке был ключ, он сейчас у Исмаила. Только никто не знает, от какого замка этот ключ. Вот завтра ты ему и расскажешь. Васалам-вакалам, и нам незачем будет еще раз ехать в Куймур. Ты ведь, наверно, тамошний?
- Я Хасан из Амузги!
- Ну пой свою песню! Посмотрим, как ты ее завтра пропоешь! Руки у тебя связаны?
- Да. И вы их развяжете!
- Смотри какой самоуверенный! Не можем мы развязать тебя, потому что и нам эти турки скрутили руки, но если бы они у нас даже и не были связаны, мы бы тебе свободы не дали. Сказочку, видно, ты не знаешь про то, как хвост змеи камнем прижало к земле и не могла она высвободиться, а мимо в это время шел горец. Змея взмолилась: "Смилуйся, добрый человек, освободи меня, я, может, тебя отблагодарю". Он возьми да и освободи ее. А змея и говорит: "Я ужалю тебя своим ядовитым жалом!" - "Зачем же? - спрашивает горец. - Я ведь тебе добро сделал, от смерти спас!" - "Не могу я иначе, - зашипела змея, - норов у меня такой".
Глава пятая
На острие кинжала
Наутро Исмаил решил показать чужестранцу своих людей и потому вызвал к себе племянника, того самого бывшего царского офицера Сулеймана, который теперь стал у него командиром отряда.
Сулейман вошел злой как черт. Всю ночь он мучился зубной болью и досадовал на то, что дядюшка с эдакой радостью встретил турок, с которыми он, Сулейман, воевал под Эрзерумом, где был ранен, и которых ненавидел поэтому, как своих кровных врагов.
- Пока гости будут завтракать, - сказал Исмаил, - вели построить на площади весь отряд.
Сулейман, ничего не ответив, молча вышел из сакли…
Ел Исмаил всегда с удовольствием. Он предпочитал сушеное мясо и считал глупцами тех, кто употребляет в пищу свежее мясо. С осени в его доме всегда резали двух-трех бычков и заготавливали сушеного мяса.
Турки тоже не отставали от хозяина в чревоугодии. Но трапезу вдруг прервал турецкий солдат. Он вошел и что-то зашептал на ухо Ибрахим-бею.