- Что общего у тебя с Блотиным? - ответил Доктор вопросом.
- Я был знаком с ним раньше. В школе агентов-радистов абвера. Потерял его из виду в конце сорок четвертого. Вновь встретил его случайно. В лесу.
- Блотин говорил о нас?
- Мало и второпях. Он спешил удрать из Восточной Пруссии.
- Блотин предал, и его настигла высшая справедливость, - напыщенно произнес Доктор.
- Мне трудно судить... Теперь, когда все прояснилось, я свободен?
Стряхивая пепел в берестяной коробок, Доктор усмехнулся.
- Зачем же? Подполью нужны свежие силы. Идешь к нам?
После минутной паузы Черняк признался:
- Я не рискну сказать "нет". Тряпка на глазах - серьезное предупреждение.
- Итак, ты сказал "да". А повязка не более, чем предосторожность. Хочу, однако, заметить, что мы не практикуем ее перед пулей. Человеку надо видеть, что он теряет в сей юдоли. Только тогда последний акт приобретает особую ценность: как рубеж Света и Тьмы, Жизни и Тления. В таких контрастах, согласись, истинный драматизм. Зачем лишать человека возможности с блеском отыграть свой финал?
- Я предпочитаю жанры полегче. Водевиль, на худой конец, мелодраму.
Доктор захохотал.
- Вопроса о репертуаре у нас никто не поднимал. Ты юморист. Подожди, не торопись, мы еще вернемся к этой теме. Но предварительно я хочу узнать твои предыдущие роли.
В этот момент за спиной Доктора зашуршал полог, из-за него высунулось лицо мужчины лет пятидесяти. На Андрея пахнуло медикаментами.
- Что тебе, Иона? - спросил по-русски Доктор.
- Вас зовет отец.
Доктор вышел, и на его место уселся Иона, высокий, костистый. Ковыряясь в зубах, он неожиданно полюбопытствовал:
Веруешь?
- Нет.
- Раньше верил?
- Никогда.
- Накажет бог. Гордыней ты обуян, парень!
- Ты здесь за священника?
Мужичок ответить не успел - появился Доктор.
- Сыновий долг, - пояснил причину отлучки Доктор. - Отец болен, по-старчески капризен... Впрочем, продолжим. Расскажи о себе.
- Не обессудьте, если биография прозвучит заученно: за последние годы часто приходилось повторять ее...
Доктор оказался хорошим слушателем, и Черняк старался быть щедрым в подробностях, которые особенно важны в проверках такого рода. Черняк беспрепятственно наметил этапные вехи жизни своего двойника, рассказал об "обстоятельствах", побудивших его в свое время "перебежать" к немцам. Описывая процедуры допросов у немцев, Андрей упомянул как о забавной детали о стереотипном угощении во время этих допросов: черствый хлеб с повидлом и горький, словно хина, кофе. Далее Черняк сообщил о работе с пропагандистами-власовцами, о зеебургском периоде своей жизни, назвал фамилии некоторых абвер-офицеров, с которыми Андрею довелось общаться. По блеску, возникшему в глазах Доктора, Черняк понял, что попал в точку. Свой рассказ Черняк закончил сетованиями на послевоенные скитания и неудачу натурализации под чужими именами.
Доктор засыпал Андрея вопросами по разведшколе и как будто остался доволен.
- Достаточно. Теперь - о двух последних месяцах. Подробнее, без скороговорки. Умолчания будут против тебя. Места, где проживал, людей, с которыми контактировал и которые подтвердят эти контакты, каналы поступления контрабанды...
- Два месяца назад я едва не подох от голода в Гумбиннене. На мое счастье нашелся человек, давший мне хлеба. Чем-то я ему понравился, скорее всего своим "послужным списком", и он привлек меня к своим делам. К сожалению, конкретный источник поступления контрабанды мне неизвестен. Мой шеф ходил за нею в одиночку. Знаю только, что товары поступали из Варшавы. После того, как в Гумбиннене нас стали допекать, мы перебрались под Зеебург, в Кирхдорф.
Оптовые партии мы перепродавали в розницу и имели на этом хорошие деньги. Однако все хорошее довольно быстро кончается. Шеф получил пулю от ваших людей, и чуть позже был застрелен чекистами...
- Увы-увы...
- Контакты у нас были более чем обширными. Прежде всего, это постоянная клиентура...
Андрей называл людей и думал о том, что легенда его надежна и что серьезных оговорок он не сделал. Цель Доктора - нащупать уязвимые точки в его рассказе. Почувствовал ли их Доктор? Учуял ли истину?
Затем наступила долгая пауза. Доктор вертел портсигар, что-то обдумывал. Наконец снова предложил Черняку папироску, подытожил:
- Безрадостная судьба, не так ли? Какие имел планы до встречи с нами?
- Выбраться в американскую зону оккупации или через Швецию в Южную Америку.
- Разумно. Какие шаги предпринимал?
- Никаких. Выжидал.
- Поэтому не пошел с Блотиным... Он говорил тебе о маршруте движения? Нет? Хорошо. Теперь поговорим с Мареком...
Иона ввел Марека. Доктор не торопясь оглядел его.
- Я ненавижу людей, предавших меня. Но я пожалел твою молодость. Поэтому ты жив. Я хочу, чтобы ты правдиво ответил на несколько вопросов.
...Андрей чувствовал, какие усилия прилагал Марек, чтобы подавить страх и отвечать быстро и вразумительно. Доктор медленно покачивал головой, показывая, что он удовлетворен ответами. Марек сваливал все на Блотина: тот заставил, приказал, велел...
Доктор зевнул во время последней тирады Марека, но не прервал его, выслушал все до конца.
- Черняк знал о вашем маршруте?
Андрей уловил на себе прищуренный взгляд Доктора. На стеклах очков то и дело вспыхивали блики и было трудно понять, что же выражал этот взгляд.
- Нет, не знал. Ты уверен?
- Уверен. Я ни на шаг не отходил от Блотина.
Доктор посмотрел на часы и назидательным тоном сказал Андрею:
- Помни всегда - доверие заслуживают делом. Разговоры остаются разговорами. Ну, а пока ты остаешься с нами. Разумеется, на ограниченных правах. Иона, покажи ему место в общем отсеке. С тобой, Марек, решим позже...
Андрей протиснулся за Ионой через узкий проход и увидел ноздреватый бетон логова, нары, обитателей бункера, закутанных в одеяла. Иона указал на свободное место.
- Здесь. Выход по нужде - с сопровождающим.
Кунерт, задев плечом Черняка, нырнул к Доктору, а Андрей повалился на доски, прикрытые ветками. Молчание прервал Внук.
- С тебя причитается, корешок. Если бы не я, Кунерт сделал бы в тебе дырку. Слышь, что говорю?
- Слышу. При первой же оказии...
- А тебе, Марек, поить меня всю жизнь. Считай, с того света тебя вытащил.
Марек заворочался, шумно задышал.
- У меня ни гроша!
- Ничего, малец, появятся. Жидов тряхнешь при случае - в карманах зазвенит. Знаешь, как это делается...
- Внуку любой повод кстати, - засмеялся Удков. - Если бы мы шлепнули вас, он предложил бы справить поминки...
В отсеке появился Кунерт, разговор затих.
Андрей лежал лицом к бетонной стене, восстанавливал в памяти этапы недавнего допроса. Не слишком ли чиста легенда? Не насторожила ли она бандглаваря своей логической завершенностью? Поверил ли ему Доктор в самом главном - в том, что у Черняка есть основания прятаться от чекистов?
Самое неприятное в его положении - прерванная связь с Грошевым. Наверное, это труднейший момент операции. Рассчитывать здесь не на кого, выпутываться придется самому. Разве что Марек...
...Заснул Андрей внезапно. Уже под утро ему привиделись Кирики-Улиты, пристань на берегу реки, на ней - машущая, кричащая ребятня из его класса: "До свидания, Андрей Сергеевич!", "Возвращайтесь поскорее!"
Берег медленно уходил в сторону, деревенька мельчала, размывалась далью. Пароход выходил на фарватер...
Ощущение простора, свежего ветра и неосознанного счастья сверкнуло в Андрее на миг и пропало...
Колонисты, как себя называли бандиты, скрывались в бункере, предназначавшемся в свое время для "вервольфа". Под двухметровым пластом земли с аккуратными, одна к одной, елочками сверху, тянулась Г-образная бетонная нора, поделенная на пять отсеков. Два из них занимал Доктор и его старик-отец; так называемый "общий" давал приют бандитам; далее располагалась "кают-компания" и склад.
В атмосфере замкнутости и вседозволенности цепко правил Доктор. Колонисты доносили ему друг на друга, и он вовремя пресекал любой бунт. Доктор вел довольно активную жизнь (имел на личной связи людей из города, как проронил однажды Внук), часто совершал вылазки в лес и в обязательном порядке предполуденные прогулки при непременном сопровождении Ионы. Если в окрестностях бункера было спокойно и позволяла погода, на поверхность выносили старика, и Доктор считал своей обязанностью быть с ним.
Связником колонии с внешним миром являлся Кунерт. Он уходил из бункера на двое-трое суток, по возвращении отчитывался перед Доктором, получал инструкции и опять пропадал. Кунерту многое сходило с рук: он не раз доказывал Доктору свою преданность и был инициатором ряда кровавых расправ с поляками и русскими. Колонисты, Внук особенно, люто завидовали Кунерту. Все знали, что он жил в городе с женщиной, создавшей ему подобие дома и семьи. В моменты обострения болезни у старика Кунерт приводил эту женщину, и Рита исполняла обязанности медсестры. Как понял Черняк, Внук подкатывался к ней, но безуспешно, и теперь иначе как "грязной девкой" ее не называл.
Вылазки за продовольствием и "беспокоящие акции" совершали Внук и Удков. Недавний поджог конюшен был совершен ими, и Доктор в целях безопасности временно приостановил активную деятельность банды.
Вынужденное затворничество изнуряюще действовало на Внука, он слонялся по отсекам в поисках развлечений: высмеял Удкова, проявлявшего приторно-пылкий интерес к печальному Мареку; злоехидные подначки не возымели действия; тогда Внук, подсев к Черняку, предложил партию в "очко". По скулам Внука заходили желваки.
- Потрепаться не с кем. Были кореши, да накрылись. Никифор, Гурьянчик, Лосс... Только такое дерьмо, как Марек, и всплывает!
Черняк заметил, как вздрогнул и съежился Марек. Не ускользнуло это и от внимания Ионы, сидевшего у прохода в рабочий отсек Доктора и по обыкновению протиравшего ветошкой автомат.
- Ишь, как корежит тебя, сынок. Грехи разбирают. А отчего? Да потому, что времени много думать. Мне и то пришло в голову: если бы сказал мне бог: "Отпущу тебе прегрешения, Иона Михайлович, но не знать тебе покоя, не ночевать дважды на одном месте и акридами питаться", - принял бы я заклятие. Ходил бы по земле, глядел на жизнь людскую. Эх! Знать бы заранее, как повернется все, - тыщу раз отмерил бы: делать не делать...
- Опять полез бы на рожон, - осек его Внук. - Тебя же раскулачивали, на спецпоселения гоняли. Ты бы и не на то пошел.
- Верно, не люблю я большевичков, - согласился Иона. - Это они заставили меня хлебать из общего котла: то на лесоповале, то с вами. Эх-хе-хе...
- Обществом всегда легче, - назидательно промяукал Удков.
- Э-э, какое у нас общество. Временная компания, шайка-лейка. Их общество посильней оказалось.
Внук с раздражением бросил карты.
- Так тебе и надо, падла! Облапошили тебя еретики! Противно смотреть на твою постную харю, когда ты ковыряешься в Библии. Бога хочешь обмануть? Он затыкает нос - так от тебя смердит! Кореша! Лопнуть мне, но наш Иона на прямом проводе с сатаной!
Глаза Ионы загорелись мрачным огнем, он фанатично устремил костлявый перст в сторону люка.
- Я верую, и Христос-утешитель воздвигнет меня падшего! А ты зол и яр!
Порывистым движением Иона прикоснулся к нагрудному карману с Библией. Поиски божественных откровений, как и чистка автомата, были его любимейшим занятием.
Вкрадчивой змейкой заструился голос Удкова:
- Не поминайте имя господа нашего всуе, добро-почтенные братья-колонисты. Ему и так нехорошо. Следовали мы божьему слову? Ни в коей мере. Нарушали его заповеди, в особенности шестую? Неоднократно. Мы безнадежны, и боженькину фильтрацию не пройдем!..
Слово за слово, колонисты распалились. Внук, скорый на расправу, внезапно ударил Иону под дых, и тот мешком свалился на грязный бетон.
- Опять распускаешь кулаки, сволочь? - возмутился Удков. - Допрыгаешься ты у меня!
- Заткни пасть! Много я видел начальников, обрыдло!
Удков зашарил по стене, нащупывая висевший на крюке карабин.
- Ах! Обрыдло?!
Иона начал медленно подниматься. В отсеке появился Доктор.
- Что за бедлам?
- Развлекаемся, тишина надоела. - И Удков плюхнулся на нары.
- Тишина необходима моему отцу. Внук! Я тебя предупреждал!
- Не люблю попов! Меня тошнит от его гнусавых проповедей! И потому...
- Наши тяготы делятся всеми поровну, - перебил его Доктор. - Никто не имеет преимуществ, а терпимость друг к другу - залог нашего успеха. Цель - вырвать у судьбы право на будущее! И только так! Ты, Иона, купишь ферму в Канаде. Ты, Внук, я знаю, хотел бы заполучить собственную автомастерскую. Что вам делить? Я не дам и ломаного гроша за спасение каждого из вас, если вы не прекратите грызню...
После трапезы всухомятку обитатели бункера расползлись по нарам, лишь Андрей примостился у полуоткрытого люка, вдыхая запахи леса. Доктор, угадав его желание, пригласил на прогулку. Через несколько минут хода Доктор вывел Черняка к запущенной аллее бывшего помещичьего парка. Иона, сопровождавший их, устроился под кустом боярышника и, вцепившись взглядом в Андрея, застыл.
- Внук прав. Мы осточертели друг другу. Только новые люди и оживляют наш затхлый быт. - Доктор искоса посмотрел на Черняка. - Грустно здесь, не так ли?
- Разбитые гнезда всегда печальны.
- О, здесь хватает пищи для раздумий. В пору расцвета в это поместье съезжались на охоту влиятельнейшие люди Третьего рейха. Все растоптано, уничтожено. Я листал книгу, найденную в твоих вещах, - глаза Доктора прищурились за стеклами, как бы читая что-то напечатанное мелким шрифтом:
От жизни той, что бушевала здесь,
От крови той, что здесь рекой лилась,
Что уцелело, что дошло до нас?
Два-три кургана, видимых поднесь...Да два-три дуба выросли на них,
Раскинулись и широко и смело.
Красуются, шумят, - и нет им дела,
Чей прах, чью память роют корни их...
Какие беспощадные строки и сколько в них беспредельного всепрощения!..
Природа знать не знает о былом...
Я задаюсь вопросом: стоит ли сожалеть о тех, кто ушел по собственной воле или насильственно? Маленький человек мимолетен и осужден одним тем, что он мал. Все погибшее не имеет смысла, а мы приобретаем особую ценность: провидение выбрало нас для будущего. - Доктор снял рубашку, подставил беловатое, цвета картофельных ростков, тело солнечным лучам. - Ошибались мы много. Но погрязать в самобичевании, к чему? Возродить великую идею борьбы с коммунизмом - без геополитической арийской чуши и мистической символики - задача на ближайшие годы. Мы можем позволить себе еще одно сражение - решающее!
- Западные политики, Доктор, слишком твердолобы. Каждый тянет к себе. Сумеют ли они договориться? Мы здесь окружены коммунистами, это должно сплачивать нас, но стычки в бункере происходят ежедневно. Я не хочу казаться пессимистом...
- Их надо понять. Парни застаиваются без дела, ищут сильных ощущений...
Беседа текла неторопливо. Доктор старался расположить к себе откровенностью, простотой обращения. Черняк придерживался своей линии. Не заискивал, не избегал полемики (соглашательство всегда подозрительно). Он знал: Доктор продолжает проверку. Нельзя допустить, чтобы нынешняя манера поведения Андрея отличалась от прежней. Это касалось и его высказываний: те, что были до бункера, и те, что сейчас, не должны быть противоречивыми.
- Я твердо усвоил, Доктор: реальность всегда более сложна, чем кажется. Я не верю в распростертые объятия на Западе. Может быть, именно здесь мы на своем месте. Кто знает, выбравшись к шведам или американцам, не будем ли мы с сожалением вспоминать эти леса?
Доктор поощряюще засмеялся. Иона встрепенулся, судорожно схватил автомат.
- Рефлекс, - благодушно кивнул в его сторону Доктор. - Без оружия у нашего милейшего стража появляется неуверенность в прочности бытия. Мне кажется, и ты тоскуешь по своему парабеллуму. Потерпи. Надеюсь, все будет в норме.
- Надеюсь.
- А прошлое, прошлое всегда привлекательней. Настоящее - убийца иллюзий. Когда уходит последний мираж - человеку незачем оставаться на земле, он исчерпан. Иллюзии - это жизненный оптимизм.
- Опора на иллюзии опасна.
- Опасность всегда рядом. Иллюзии - кожура, в которой созревает плод.
Иона, убаюканный разговором, начал клевать носом, рука с автоматом скользнула в траву.
- Э-эй! - позвал Доктор.
Иона дернулся, заморгал бельмоватыми глазами. Встал, встряхнулся, как пес, заспешил следом.
В бункере у прохода в кают-компанию сидел на корточках и громко стонал Марек.
- Подтвердил? - спросил Доктор Удкова, мывшего руки в ведре.
- Пока нет.
- А в отношении пансионата?
- Подтвердил. Они с Блотиным знали. Потому и торопились уйти.
- Хорошо. Больше его не трогайте. Я думаю, он сказал все, что знал...
После этой прогулки Черняку вернули вещи, нагрузили хозяйственными заботами, связанными с приготовлением пищи и поддержанием чистоты в бункере. Марек помогал Андрею и делал это со рвением, в котором сквозило желание еще больше сблизиться с Черняком.
Марек был откровенен с Андреем. В один из вечеров, когда они ссыпали в ручей мусор из бункера (Удков маячил в отдалении), Марек неожиданно признался:
- Я ненавижу их: они заставляли меня убивать. Теперь с этим покончено, будь что будет.
- Тогда они убьют тебя.
- Пусть. Может, я хочу этого.
- Зачем торопиться? Умереть всегда успеем.
- Они подбираются к тебе. Меня допрашивал Удков, потом Внук, когда ты был на прогулке с Доктором. Они спрашивали, с каких пор мы работаем на чекистов, спрашивали, знал ли ты о том, что я и Никифор шли вдоль Алленштайнского тракта. Мне кажется, они считают, что ты навел на нас патрули.
- Эти идиоты везде видят чекистов.
- Они заставляют меня шпионить за тобой. Но ты не думай, я не буду доносчиком.
Черняк скатал мешки из-под мусора, пошел к бункеру.
- Мне нечего бояться.
Отчего так поразили его слова Марека? Разве Андрей сомневался в том, что его будут скрупулезно проверять?
Доктору не откажешь в проницательности. Гибель Блотина, последовавшая за встречей с Черняком, - настораживающий факт. В таком же свете они могли воспринять мнимую смерть Юзина. Даже Марек в более выгодном положении: он соприкасался только с Блотиным. Доктор спросил Удкова о пансионате. Андрей понял правильно: Доктор хотел определить подлинный характер "случайностей", которые привели Андрея к колонистам. Марек и Блотин знали, что их местопребывание выслежено. Значит, Доктор не мог не задаться вопросом: знал ли об этом Андрей? А если знал и все-таки пошел, то почему? Недооценил предупреждения Блотина и Марека? Не поверил им? А может, искал встречи сознательно? И если так, то для чего?