– Не будем ломать, – добавил один, похоже, главный в этой компании, – кто ты такой,
вообще? – и он добавил к этому несколько непечатных выражений.
Алексу пришлось долго объяснять молодежи "что", "зачем" и "с какой целью"
необходимо сделать. Спустя пару часов у Дома Советов были частично разобраны
некоторые укрепления, предназначенные не столько для противостояния подконтрольным
ГКЧП войскам, сколько для поддержания морального духа и уверенности в победе.
Была ровно полночь.
* * *
Бом-бом!
События развивались по минутам. Радио Белого Дома освещало обстановку в
столице и передавало обращения правительства РСФСР и депутатов. Так сообщалось о
первой победе команды Президента России – десять боевых машин, находившихся на
Красной площади, перешли на сторону парламента, что стало сильным ударом по ГКЧП:
оказавшиеся под боком танки "противника" были весьма некстати.
Геннадий Бурбулис16 [ Бурбулис Геннадий Эдуардович, в августе 1991 года – советник
Президента РСФСР Б. Н. Ельцина, Государственный секретарь РСФСР ] попросил
защитников Дома Советов не бросаться под машины. "Мы должны победить морально", -
сказал он.
Кто-то командовал организацией заграждений: защитники разбивались на сотни и
разворачивали бульдозеры в сторону возможного нападения. Нервы были напряжены до
предела. Час икс неумолимо приближался. Эта ночь должна стать решающей в истории
СССР. Ночь с двадцатого на двадцать первое августа 1991 года.
К Алексу подошел Шурик.
– Слышал?
– Что?
– Говорят, Александр Владимирович приказал охране стрелять без предупреждения в
случае проникновения в здание переодетых в штатское сотрудников госбезопасности.
– Какой Александр Владимирович? – сходу не понял Алекс.
– Руцкой. Вице-президент РСФСР, – с укором произнес Шурик.
Алекс про себя усмехнулся. Долго же они раскачивались. Да здесь, наверное, уже
каждый пятый комитетчик. Как-никак и он сам является сотрудником спецслужб, а уже –
без пяти минут доверенное лицо одного из занимающих высокий пост чиновников,
находящихся в Белом Доме, удачно прошедший тест на лояльность. И ведь не на пустом
месте родился приказ. Ну, медвежью услугу оказал капитан.
* * *
Внутреннее радио передало о движении бронетехники к Краснопресненской
набережной.
* * *
На подходах к зданию парламента появились БТРы. Промедлить, значит,
подчиниться. Ополченцы приступили к действию. В бронемашины полетели булыжники –
части от мостовой. Раздавались крики, шум и гам. Кто-то кинулся под БТР, но, увидев, что
тот и не собирается останавливаться, выскочил прямо из-под колес.
Бронемашины продвигались медленно, дав шанс разъяренной толпе одуматься и
уступить дорогу силе. Никто не хотел отступать, считая, что противник слабее. Защитники
брали количеством, армия – мощью. Противостояние грозило перерасти в кровопролитие.
– Остановите их…
– Нам отступать некуда…
– Мы защищаем свою свободу…
– Насилие не пройдет…
Призывные крики переплетались с матом, выхлопные газы – с перегаром, рев
моторов – с ударами булыжников о броню, лучи прожекторов – с завесой ночной темноты.
Все смешалось в адской пляске на Краснопресненской набережной. Небритые несколько
суток мужчины походили на чертей, бронетехника – на невиданные машины преисподней.
Худощавый парень постарался вскарабкаться на броню, но, не удержавшись, со
стоном рухнул на мостовую.
– Бутылки! – призывно заорали на передовой.
В воздух взметнулись с десяток бутылок с зажигательной смесью, и только одна
достигла цели, воспламенив колесо БТРа, остальные образовали костры на асфальте.
Перед бронемашинами разлеглась целая живая дорога. Одни были пьяны, другие
свято верили в необходимость происходящего. Кто-то, вытянув вперед руки, старался
остановить продвижение техники. Ослепленные идеей защиты демократических
ценностей, люди шли на любые безумства.
Душераздирающий детский плач и последовавший за ним женский крик копьем
пронзили скрежет и рев бронетехники. Люди замерли на мгновение, отрезвленные
голосом материнской боли. Страх, беспомощность и сожаление застыли в их глазах.
Маленькая девочка лет шести, в голубом ситцевом платье сидела на голом асфальте в
полуметре от надвигающейся горы брони и плакала, вытирая пыльными ладонями глаза и
размазывая грязь по щекам. В стороне, на краю толпы, белая, словно полотно, билась в
истерике ее мать, удерживаемая несколькими людьми от попытки броситься под
многотонную махину.
Из БТРа ребенка не могли видеть, и казалось, что в считанные секунды все
закончится.
Алекс летел вперед, расталкивая людей в разные стороны, активно работая кулаками
и локтями, чертыхаясь, перепрыгивая через упавших, острым клинком рассекая толпу.
Внутри его сработала доселе неизвестная пружина, в голове что-то щелкнуло, и он понял,
что не может позволить крохотной жизни угаснуть. Это была не жалость. Озарение! Ведь
люди собрались здесь именно ради ее будущего, счастливого и безоблачного детского
завтра. Сейчас нет ничего ценнее, чем этот маленький человечек в голубеньком платьице.
Неожиданно толпа оборвалась, и он увидел застывший в больших васильковых
глазах немой нечеловеческий ужас.
Бом-бом!
Их разделяли секунды и добрых три, четыре метра. Резко выпрямив ноги,
оттолкнувшись, Алекс пулей выстрелил вперед, изогнувшись в прыжке, буквально смел
девочку с асфальта. Нутром почувствовал, как рядом прокатилось огромное колесо БТРа.
Все закончилось.
Он прижимал к себе небольшое детское тельце, чувствуя ее дыхание и
биение сердца. Это жизнь! Чужая жизнь, ради спасения которой, можно отдать свою.
Чувство, невиданное им ранее.
Перепуганная девочка всхлипнула, и Алекс ослабил объятия, выпустив ее из рук.
Болело плечо, а в голове пульсировал только один вопрос: "Зачем сюда привели ребенка?
Зачем?"
Мать взяла дочурку на руки и счастливо отошла в сторону.
На остановившийся БТР кинулась разъяренная толпа. Вылезший на свою беду из
бронированного душного нутра парнишка, заикаясь от испуга, пытался оправдаться, но
слушать его никто и не собирался. В лице тщедушного срочника-танкиста защитники
видели звериный оскал ГКЧП. Именно ему предстояло хлебнуть полную чашу народного
негодования.
Алекса обступили люди, спешащие помочь герою и восславить его подвиг. Не
дожидаясь благодарностей и не желая участвовать в суде Линча, он, прихрамывая, пошел
прочь, жалея, что привлек к себе излишнее внимание. Его поступок – крайнее проявление
непрофессионализма. Чем он лучше капитана, проворонившего служебное удостоверение
в стане врага? И что его заставило поступить именно так?
Кто-то дернул его за руку, не позволяя скрыться в толпе. Перед ним стояла все та же
маленькая девочка с бездонными голубыми глазами. Лицо, обрамленное светлыми
кудрями, походило на лик ангела, а яркий свет прожекторов создавал ореол над ее головой.
Алекс припал на колено, чтобы стать с ней одного роста.
– Спасибо, – девочка протянула вперед руки и обняла своего героя, – я тебя не забуду, -
она поцеловала его в разодранную щеку.
– Будь аккуратнее, малыш. Хорошо? – по лицу спасителя потекла скупая слеза,
растопившая ледяное сердце. Он понял, что не смог бы поступить по-другому.
В одночасье он стал народным героем и оставался им, пока его подвиг не затмила
смерть других людей.
* * *
"По Хорошевскому шоссе к Дому Советов продвигаются два водомета", – сообщило
радио Белого Дома.
Следующее сообщение: по набережной движутся танки.
* * *
Представители стачкомов столичных аэропортов "Быково", "Домодедово" и
"Внуково" сообщают, что отказываются от уже ставших обыденными забастовок лишь по
одной причине: народные депутаты РСФСР должны добраться в Москву для участия в
сессии.
* * *
Алекс стоял на берегу и смотрел на черную гладь Москвы-реки. Вода отражала не
только внешний вид, но и внутреннее состояние человека, народа, страны. Где-то там, в
бездне, плавали рыбы-мутанты – почти фантастические организмы, отображающие все
существо советских граждан, в которых под действием перемен трансформировалось и
мутировало сознание. Старые ценности подменялись новыми туманными ориентирами,
психология рынка наслаивалась на правила административно-хозяйственной системы –
все это никак не укладывалось в головах рядовых граждан Страны Советов.
Река заволновалась, и на водной глади появились, рассекая темноту, белые лебеди в
темном царстве – речники вывели суда к Краснопресненской набережной, поддерживая
курс Президента и парламента РСФСР.
Неподалеку собралась небольшая компания, с увлечением слушая сбивчивый рассказ
участника очередных столкновений на улицах Москвы.
– Сидим, как в засаде, – повествовал пожилой мужчина с проседью в густых волосах,-
по Садовому кольцу идут несколько БМП. Что с ними делать?.. Идут-то, наверное, к
Белому дому. Они зашли в тоннель, тут-то мы их и остановили. Выход перекрыли
троллейбусом и автомобилями. Ослепили их, накрыв брезентом, и вперед на штурм!.. Ну,
они тоже не лыком шиты. Две машины тут же, как втопили, дали по газам, троллейбус под
гусеницами так и затрещал… противный лязг. В бой прошли бутылки с зажигательной
смесью. Одна БМП загорелась. Двое из них кое-как изловчились и выбрались, но
остальные попались, заблокированные живой стеной. В общем, мы их "закупорили",
стали влезать на броню. Кто-то попытался прорваться внутрь и поплатился за это. Какая-
то мразь саданула из пистолета, и все! Кого-то еще разворотило гусеницами. В запале
схватки мы этого и не заметили вовсе, только потом лужи крови увидели на мостовой…
Трупы вроде бы увезла "скорая", машины же остались заперты на Калининском
проспекте17[ ныне улица Новый Арбат ]. Пожар на БМП погасили, кто-то предложил
отправить технику сюда, к Дому Советов. Пришлось проявить все познания в дипломатии,
пока не уговорили экипажи перейти на нашу сторону. Сейчас они должны появиться. Так
что, не волнуйтесь и соблюдайте спокойствие, – опьяненный победой в бою, он громко и
раскатисто захохотал.
К половине пятого утра по всему Садовому кольцу неожиданно отключили свет.
Асфальт был перемолот гусеницами тяжелой техники. По всей Москве слышался рев
двигателей и топот солдатских сапог. Передислокация войск объяснялась просто – части
Министерства обороны заменялись частями войск КГБ СССР.
Ожидая сигнала к действию, Алекс слонялся без дела. Обстановка меняется
стремительно, и если инициатор промедлит, то события в своем развитии пройдут "точку
невозврата", после которой уже ничто не повернуть вспять. Кипит народное негодование,
и он теперь сильно сомневался, что даже удачно выполненный приказ сможет переломить
ситуацию в пользу Империи.
Известие о том, что группа "Альфа" пыталась проникнуть в здание парламента, не
применяя оружия, не могло не развеселить Алекса. "Альфа" – элитное подразделением
КГБ, бойцы которого выполняли немыслимые задачи, невозможно поверить, чтобы они не
справились и не достигли цели? Это могло быть только популизмом, сплетней,
направленной на поддержание боевого духа защитников. Тем более что попытка не
увенчалась успехом.
* * *
Радио по-прежнему продолжало трансляцию. Находившийся в студии Мстислав
Ростропович говорил о том, что был счастлив провести ночь среди таких людей –
достойных граждан страны Пушкина и Лермонтова.
Руслан Хасбулатов заявил, что не ошибался, считая переворот в Советском союзе
невозможным, поскольку для этого руководителям переворота необходим высокий
интеллект.
Около шести утра была передана информация, подтверждающая, что Брянская,
Орловская и Владимирская школы милиции перешли на сторону ВС РСФСР.
* * *
"С переворотом должно быть покончено 21 августа"…
* * *
Комендантский час закончился в пять утра, и Армия начала освобождать занятые ею
позиции. В шесть часов от гостиницы "Украина" ушли БТРы и танки. Народ на улицах
готовился к празднованию победы, которая не могла еще быть полной и однозначной, но
ГКЧП уже отправлен в нокаут. А о Президенте СССР Михаиле Горбачеве до сих пор не
было никаких вестей.
– Как ты думаешь, они могут еще что-нибудь предпринять? На нашей стороне и
народ, и бронетехника.
– Могут! – Алекс лихорадочно думал о своем задании, понимая, что приказа на
исполнение уже не поступит. Там наверху кто-то сильно обосрался, почуяв, что почва
уходит у ГКЧП из-под ног. Главное, чтобы ума у них хватило не дергаться в агонии, не
совершать необдуманных поступков.
– Да, КГБ – структура мощная и страшная…
Алекс кивнул головой.
– Там тоже люди отнюдь не глупые сидят, просчитывающие все на несколько шагов
вперед, – говоря это, он думал о своем будущем, будущем спецслужб и о том, как кто-то
сильно ошибся в расчетах, заварив эту кашу и не доведя дело до конца. – Остается
надеяться, что у них хватит ума не продолжать борьбу. Ведь дальнейшее противостояние
выльется лишь в новые жертвы и затянется на длительное время, но не переломит хребет
народному негодованию. Их дни, в любом случае, сочтены…
* * *
Из интервью генерал-полковника Кобеца корреспонденту газеты "Комсомольская
правда": "Итоги ночи. С обеих сторон – семь жертв. Двое из них – солдаты. Ополченцами
захвачено три БТРа. Я несколько раз предлагал командующему Московским военным
округом Калинину забрать машины. Но он этого не сделал. Наши ночные переговоры
были похожи на игру в шахматы: у него – регулярная армия, у меня – ополченцы. В конце
концов, Калинин сказал мне, что выводит две дивизии".
* * *
– Сбор денег в помощь семьям погибших, – зазывал чей-то голос.
Люди отдавали, сколько могли. Алекс без сожаления расстался с содержимым
бумажника. По какой бы причине не погибли люди, он не снимал с себя вины в их смерти,
считая, что напрямую причастен к происходящему. Он был человеком Системы, по уши
увязшей в текущем конфликте. Ведь именно ему поручили ликвидировать одного из
видных деятелей оппозиции.
Что будет дальше?
В половине двенадцатого было собрано около ста тысяч рублей.
Борьба еще продолжалась и грозила вскоре перерасти в полномасштабные боевые
действия по всей стране. На суше и на море войска разделились. Командование
Камчатской атомной подводной флотилией во главе с адмиралом Фалеевым поддержало
команду Президента РСФСР, тогда как корабли надводного флота Вооруженных Сил
встали на сторону ГКЧП. Страшно было даже подумать о том, кто окажется сильнее.
День был последним в жизни ГКЧП.
Уже в четвертый раз Алекс оказался в просторном кабинете. Но сейчас он
продвинулся дальше стола и оказался в маленькой комнате, где, как и в предыдущие его
посещения, работал телевизор. Балет больше не показывали, но транслировали по всем
телевизионным каналам сессию Верховного Совета России. Поступило предложение
закрыть газеты, присягнувшие на верность ГКЧП.
– Вот и все, – хозяин кабинета не скрывал радости. – Все закончилось.
– Нет, все только начинается, – не согласился Алекс, – и для страны, и для народа, и
лично для меня…
Вскоре он ушел. Действительно, для огромной Империи начиналась новая, совсем не
похожая на прошлую, жизнь. А его ожидало непредсказуемое будущее, первые весточки
которого проявятся уже в ближайшие дни, если не часы.
На завтра намечался митинг, но его миссия уже окончена, а операция с треском
провалена. Теперь любые его действия покажутся лишь местью, проявлением слабости.
Так что ему больше нечего делать среди победителей.
В ликующей толпе чья-то рука легла на плечо. Он невольно вздрогнул, погруженный
в свои невеселые мысли, и обернулся. Сзади стоял куратор, находившийся явно в плохом
настроении.
– Пойдем, надо поговорить, – капитан развернулся, и, не глядя на Алекса, направился
в сторону набережной.
Параллельными курсами на почтительном расстоянии они шли вдоль реки, толпа
редела. Народ не мог прийти в себя после перенесенного потрясения.
Маленькое уютное кафе на открытом воздухе, приветливо хлопало тентами на ветру.
Следуя за капитаном, Алекс присел за столик.
– Вы от Белого Дома? – поинтересовался бармен, уверенный в ответе.
Оба молча кивнули головами, заказав кофе.
– Ты учти, у меня денег нет, – предупредил Алекс.
– Я знаю, – ответил капитан, – я наблюдал за тобой на протяжении всех трех дней. И
после того, как ты отчитал меня за ксиву…
Алекс пристально посмотрел на куратора. Ох, не прост этот комитетчик, ой, как не
прост, а как дурачком прикидывался. Если и правда он все три дня за Алексом следил, да
так, что Алекс интереса к своей персоне не заметил, то это делает ему честь.
Профессионал. Только как такой специалист карманника не заметил и документы свои
потерял, поставив всю операцию на грань провала – это вопрос, который останется без
ответа.
– Не думал я, что ты кинешься под БТР, – продолжал капитан. – Спасти ребенка, но