Люди по эту сторону - Расселл Джонс 13 стр.


В этом сходстве Алана почувствовала свою судьбу. Ничего не потеряно! Нарушить закон – зайти в одиночку в Мёртвые Ямы, да ещё в разгар дождей! – было как поставить свою подпись, обхитрив Стену.

Алана смотрела на предупреждающие надписи, на растопыренную красную ладонь в жёлтом круге, что значило "стой, здесь опасно!" – и представляла свою прапрапрабабку. Сколько раз знаменитая Алана Шаддат оказывалась в похожей ситуации? Когда все кричат "нельзя", "надо подождать" и "зачем риск", а ты делаешь то, чего боятся все остальные, и побеждаешь!

"Вот так и делают историю", – подумала Алана.

Тугая щеколда на тяжёлых воротах заставила призадуматься. Летом Алана не обратила на это внимания, потому что они были распахнуты.

Ворота такие, что не откроются случайно – и если будет открыто, то каждый поймёт: кто-то зашёл туда, куда нельзя.

"Времени у меня мало", – поняла она. Но его и так было в обрез: следует до ночи вернуться в Сухие Ветряки. Знакомая старейшина, в доме которой остановилась Алана, не лезла с расспросами к подруге внучки Ру Онги. Но старейшина не станет молчать, если что-то будет не так!

Значит – зайти, найти и бегом назад.

На Мёртвых Ямах Алана была трижды – на школьных экскурсиях, сначала со своим кругом, потом со следующими. Не она одна интересовалась: Инкрис, например, тоже ходила, и не единожды.

Разумеется, школьников не пускали вглубь: водили по периметру, по специально оборудованной крытой дороге. И даже летом здесь было трудно ориентироваться: верёвочные лесенки и галереи терялись на неестественно пёстром фоне.

Мёртвые Ямы можно было назвать "Мёртвыми Холмами": повсюду громоздились высоченные кучи из слежавшихся глыб, кусков и фрагментов непонятно чего. Какие-то кучи были разноцветные, как горы бусин, какие-то серо-синие, серые, беловато-жёлтые и иссиня-чёрные.

Некоторые кучегоры, как их называл старатель, были настолько крепки, что на них можно было безбоязненно забираться (но он не показал, какие), некоторые осыпались даже от сильных порывов ветра (поэтому рядом с ними строили галереи с крышами и стенами – и туда тем более не пускали никого из школьниц).

Опытный старатель по одному запаху определяет, грозит обвал или всё спокойно. Но и опытные ошибаются.

В сезон дождей сумрак скрадывал пространство, и все кучегоры казались серыми. А ведь именно серые, как вычитала Алана, наиболее надёжные.

Но лучше не полагаться на зрение или обоняние – Мёртвые Ямы воняли во сто крат сильнее, чем она помнила по экскурсиям. "Потому что дождь размывает", – вспомнила она. И покрепче ухватилась за верёвочные перила мостка, который вёл вглубь территории.

На периметре, где их водили, перила были деревянные, полированные, удобные. И нигде не упоминалось, что дорожки внутри территории такие узкие и неровные!

Маршрут, который смотрители запланировали для поиска странного объекта, был простым: "Налево, налево, мимо белого гребня, потом направо, вверх и вниз".

Примерное направление, по которому никто не ходил, не проверял, насколько оно точное. Но опытный смотритель вряд ли ошибся, решила Алана, повторяя про себя описание: "Налево, налево, мимо белого гребня, потом направо, вверх и вниз".

Первое "налево" получилось легко: мостки расходились под углом в шестьдесят градусов. На перекрёстке стоял указатель с объявлениями и предупреждающими записками, но все бумажки давно сорвал ветер, лишь кое-где остались жалкие клочки.

Стоило Алане повернуть налево, как кончились перила. Между тем дорога, и без того узкая, ухудшилась: доски перекосило, вспучило, некоторые вообще сорвало с креплений. Поэтому Алана шла медленно, на каждом шаге пробуя, что дальше… "Так я до вечера не дойду!" – решила она – и прибавила шаг. И тут же едва не поскользнулась.

К счастью, дождь ослаб, да и перила снова появились. Вместе с крышей. Правда, мостки всё равно были скользкие, набухшие.

"Как они по ним только ходят!" – раздражённо подумала Алана. И сообразила: "Не ходят же! В сезон дождей не ходят, а потом всё здесь ремонтируют".

"Зато я хожу", – от этой мысли она ощутила прилив гордости пополам с облегчением. Там, где боятся ходить опытные взрослые, она прошла. И ни разу не упала!

Вонючие кучегоры перестали нависать. Это были просто высокие мусорные кучи, там никто не жил, а сами они не могли напасть. И дождь был просто падающей с неба водой. Ничего не случится, если не сходить дороги!

С таким настроением Алана повернула на следующем перекрёстке – и уткнулась в груду серо-зелёных бугристых обломков, заваливших мостки. Судя по сорванным лианам, обвал произошёл недавно. И он был небольшой: приподнявшись на цыпочки, Алана увидела, что доски на той стороне целые, и даже крышу не особо перекосило.

Перебираясь через завал, Алана старалась ничего не касаться руками, балансировала и тихонько ойкала. А спустившись, от переизбытка чувств погрозила кулаком тучам, затянувшим небо: "Что, взяли?!"

Белый гребень был на месте, и к его боку крепилась длинная галерейка, которая обнимала кучегору, так что не различить, где расположен выход.

Войдя в галерею, Алана увидела многочисленные дыры в стенах. В некоторых местах доски держались за счёт собственного веса, а под руками не было перил, чтобы ухватиться.

И тогда она побежала, что было сил. Доски противно скрипели и трещали, некоторые ломались под её весом, и вся галерея ходила ходуном. Но если медлить, будет ещё хуже, и Алана не снижала скорости, благо дорога шла с наклоном. Или это галерею так перекосило?

Подумать об этом юница не успела, потому что выскочила наружу и увидела прямо перед собой жерло своей первой Мёртвой Ямы. Словно горлышко огромного кувшина, чёрного, бездонного, но не пустого…

Ещё шаг – и Алана бы покатилась по откосу. Затормозить ей помогли лианы, плотной шкурой укрывавшие бок белой кучегоры. Она крепко вцепилась в них руками и ногами, и так держалась, приходя в себя.

Часть галереи сорвало с креплений, поэтому она и наклонилась, а должна была подниматься вверх: дорога продолжалась над головой Аланы. Улыбнувшись, она бойко полезла вверх, как геккон по стене дома, и вот уже стояла на мокрых мостках.

Ещё одна победа! "Как всё просто, – подумала она, переводя дух, – чего тут бояться?"

Ужасно хотелось осмотреть Мёртвую Яму, но времени совсем не оставалось, и Алана поспешила дальше.

"Налево, налево, мимо белого гребня, потом направо, вверх и вниз, – повторила она, – осталось направо, вверх и вниз. Всего ничего!"

Дождь усилился, когда Алана достигла следующей развилки. И там было два направления "направо", не считая "вперёд" и "налево". Оба "направо" были с относительно крепкими дорожками. И не увидеть, какая ведёт вверх…

Рискнув, она пошла по крайней правой. Но вскоре наткнулась на непреодолимый завал. Груда чернильно-чёрных камней с острыми краями была выше её роста – ни посмотреть, что дальше, ни тем более перебраться.

Пришлось вернуться к перекрёстку и пойти по второй правой дороге. Мостки здесь были склизкие, покрытые чем-то белым, вроде соплей, а перила как будто кто-то перегрыз, судя по разлохмаченным обрывкам верёвок. Зато дорога ощутимо поднималась наверх, что обнадёживало.

Выше и выше, сквозь туман и дождь, за которым не разглядеть, какие вокруг кучегоры… Алана брела, с трудом поднимая уставшие ноги, и пыталась представить, на что похож этот "объект крупнее мячелёта".

Мячелёт она видела на рисунке – и он не походил ни на одно живое создание. Шар с сетчатыми крыльями, огромные тёмные глаза… Что может быть страннее?

Она поднялась на вершину, и тут доски под её ногами обломились, и Алана заскользила вниз, по склону, обильно смоченному всё той же белой слизью.

Уцепиться было не за что – здесь тоже всё недавно осыпалось. Или лианы здесь просто не росли, из-за слизи или чего-то ещё.

Влажные камни не позволяли затормозить, несмотря на все попытки, и наклон был слишком крутой. Алане удалось перевернуться на живот. Но как она ни барахталась, падение продолжалось.

Боль от сорванного ногтя наставила Алану очнуться, и она, наконец, закричала. Со всех сил ударила окровавленными кулаками, стараясь хоть немного замедлить падение. Без толку – и ещё больше рассадила кожу.

Вот кончилась галечная насыпь, началась грязная, с потёками, чёрная стена Мёртвой Ямы. Вокруг смердело, как от старой уборной. А далеко внизу что-то пульсировало, вздыхало и ждало…

Алана с жалостью подумала о бабушке – и внезапно резкий рывок поднял её в воздух.

Алана не могла разглядеть, кто её держит. Спаситель был за её спиной. Держал её за дождевик и кофту. Даже безрукавку зацепил!

Она увидела под собой Мёртвую Яму, бездонную и страшную. Увидела галерею, резко обрывавшуюся на вершине. И другие галереи, покалеченные, перекрученные, бесполезные. Разноцветные кучегоры и бурые озёра между ними.

Неведомый спаситель опустил её в ложбинке между двух серых холмов. Вокруг росли лианы – место было на удивление уютное.

Встав на ноги, Алана пошатнулась, но устояла. Отдышалась. Осмотрелась. И оглянулась на своего спасителя.

Он опустился поодаль. И он не был похож на человека: выше самого рослого мужчины, восемь лап, сетчатые крылья, как у мячелётов, но много больше, округлая голова с одним огромным чёрным глазом.

Вдруг он разделился на серебристую человекоподобную фигуру – и скелет с крыльями, широким торсом и без головы.

Скелет остался на месте, а человекообразная часть приблизилась. Двигалось это создание совсем по-человечески, а когда Алана пригляделась, то увидела сквозь поверхность чёрной полусферы чьё-то лицо.

Два обычных глаза, нос, щёки и рот. Кожа странного цвета – или это искажала затемнённая поверхность? Детали было трудно различить, но лицо определённо было без татуировок!

"Безродный!"

Женщина, которая пришла к ним в деревню якобы из Зелёных Парусов, тоже казалась странной, но это!..

– Спасибо! – выдохнула Алана, тревожно поглядывая на крылатый скелет, который переминался с ноги на ногу.

– Опасно быть для тебя здесь, – мертвенным монотонным голосом ответил человек.

Алана подпрыгнула он неожиданности. "А та безродная говорила нормально!" – вспомнила она.

У человека за тёмным стеклом зашёвелился рот – и вновь зазвучал неживой голос:

– Не бойся. Со мной не будет вреда.

– Да я поняла, – улыбнулась Алана.

Она перестала бояться. Тот, кто тебя спас, не может быть опасным – и когда она это осознала, то осталось одно чувство: всепроникающее любопытство.

Дождь утих, но по-прежнему было сумрачно.

– Опасно быть для тебя здесь, – повторил спаситель.

– Почему? – не поняла Алана.

В ответ он произнёс что-то непонятное.

– Если ты боишься, что я заболею, то это зря, – Алана указала на ближайшую лиану с мелкими белыми цветочками. – Видишь, вагга цветёт. Там, где цветёт вагга, там не опасно. Ничего плохого со мной не будет.

Она вгляделась в тёмное стекло, пытаясь поймать взгляд безродного… Безродной! Это была женщина. Молодая женщина!

Её спасла женщина.

– Ты знаешь про ваггу? – Алана сорвала верхнюю часть лианы, чтобы показать. – Если поливать её водой с пеплом и жиром и обрезать верхние лепестки, то они начнут отрастать длинные-длинные, и на них можно писать. Или что-нибудь заворачивать.

Иллюстрируя свои слова, она оторвала часть листа и протянула ваггу своей спасительнице.

Неожиданно её правой руке стало тяжело и жарко. Перед глазами Аланы что-то вспыхнуло, жар превратился в непереносимую боль, и затопил её, словно кипящая вода.

Падая, она ясно увидела руку, лежащую на земле. Ладонь и предплечье до локтя. Пальцы все в ссадинах, ногти обломаны, одного и вовсе нет. Предплечье как будто в рукаве, а рукав совсем как у Аланиного дождевика. И в пальцах зажат обрывок лианы.

Земля вокруг была залита чем-то красным, даже на глянцевитых листьях и белых цветах вагги сверкали красные брызги… "Она же спасла меня!" – удивилась Алана, и сознание ускользнуло от неё.

Когда смотритель, совершающий обход вокруг Мёртвых Ям, заметил открытую щеколду на воротах и заглянул внутрь, он нашёл Алану.

Она лежала навзничь прямо на мостках. Кожа её посерела, глаза были закрыты. Вместо правой руки у неё была культя, закрытая у локтя чем-то белым. Но грудь её еле заметно поднималась.

Пуповины

Шея зудела так, что орать хотелось. А следовало оставаться неслышными и невидимыми.

В который раз за последние дни я подумала о высоких горловинах. Вот чего не хватало поддевкам, которые шли в комплекте с толстыми шерстяными свитерами. Надо бы запомнить, записать, самой пришить, в конце-то концов!

А ведь опять замотаюсь и забуду. Слишком многое нуждалось в немедленной фиксации. Опять буду диктовать без передыха, а потом отрублюсь, а завтра снова наблюдать и терпеть колючую шерсть.

Словно прочитав мои мысли, Тасья отложила подзорную трубу и почесала мне шею – сзади, сразу под волосами.

– Так лучше? – шёпотом спросила она.

– Спасибо! Теперь пониже, – так же тихо попросила я, беря трубу.

Я никогда не спрашивала, почему наедине со мной Тасья такая нежная и понимающая, но стоит показаться постороннему – и она вновь становится толстокожей грубиянкой. Возможно, она сама не замечала этой перемены. Или просто стеснялась наших отношений: у нас была разница в возрасте и ещё больше несовпадений во внешности. Она иногда шутила, что такую красотку, как я, трудно завоевать и ещё сложнее удержать… Я не спорила и вообще ничего не говорила об этом. Не вижу смысла в словах, когда главное – поступки.

…Между тем внизу ничего не изменилось: недомеченные копошились на берегу коричневого озера. Дождь их не беспокоил, потому что все они были с головы до ступней в сплошной одежке из серебристо-матовой ткани и в щитках, закрывающих лицо.

Но вряд ли это из-за дождя. Вероятнее всего, они предохранялись от вредного воздействия Мёртвых Ям. И пускай вокруг цвела вагга, сигнализируя о безопасности, защиты никогда не бывает слишком много. Только дураки не боятся Мертвых Ям.

Вокруг недомеченных застыли крылолёты. Или шестилапики – мы продолжали спорить насчёт названия. Зато с их функциями разобрались: носить людей по воздуху и охранять на земле.

Процесс переноски мы сами видели, и неоднократно: шестилапый страж обхватывал человека сзади, как бы вбирал в себя и поднимался, а совершив посадку, отпускал. Что касается охраны, то стишком уж характерно они стояли: правильным кругом, один даже в воду зашёл, и на равном расстоянии друг от друга. И специфически шевелились, точнее, не шевелились напрасно.

Выглядели они точно так же, как полчаса назад, когда я наблюдала, а Тасья отдыхала. На тех же местах. В тех же позах.

– По-прежнему считаешь, что это дрессировка? – спросила я шёпотом, изучая жуковидных стражей.

Возможно, глаза у них были на всех сторонах тела, потому что они явно держали в поле зрения всё происходящее вокруг. Стоило кому-то из недомеченных приблизиться к периметру крылатой охраны, как ближайший страж распрямлялся и делал маленький шажок назад, готовясь расширить контролируемое пространство. Когда человек отходил, страж возвращался на прежнюю позицию и снова "засыпал".

– Дрессировка бывает разной, – отозвалась Тасья, но её голос был не такой уверенный, как вчера. – Например, дрессировка пастушьих собак. Да ты и сама знаешь, ты же рассказывала про вашу деревню!

– Невозможно выдрессировать так живое существо, – улыбнулась я, – да и не нужно! Овчарка не слуга, а друг. И у неё полно своих интересов. А эти… Они живые, но не любопытные. Они слушают и смотрят, но не больше, чем надо. Как будто у них нет ничего кроме поставленной задачи. Как будто они и есть эта задача!

– Если это такие же живые объекты, как Стена и Белая Гора, но при этом новички, и без возможности обменяться информацией с теми, кто здесь давно… – Тасья умолкла.

Я не стала её понукать. Перспективы открывались любопытные.

Мы уживались с Великой Стеной и её родственниками, но никогда не контактировали по-настоящему. Мы подлаживались под них – это другое. Мы изучали их поведение и свойства, а потом решали, как можно их использовать. Или как их лучше обходить. Менялись сами или меняли мир – например, прорыли каналы, чтобы корабли могли подняться по Большой Муэре выше Высокого Брода. Огромный объект, который перегораживал реку и образовывал тот самый высокий брод, уже сотни лет служил достопримечательностью.

Мы менялись, а они оставались такими же, как и тысячу лет назад.

Иногда они вовлекали нас в свою деятельность – например, за хорошую историю Белая Гора могла вознести к себе на вершину. Но критерии качества такой истории оставались невыясненными.

Чаще всего мы не могли выяснить предназначение этих объектов и находили им своё применение: например, Сухие Ветряки, о которых я читала. Там из-под земли постоянно дул сильный ветер – и люди понастроили вокруг мельниц, чтобы ветер раздувал меха и управлял ткацкими станками.

Но получается, что можно сотрудничать более гибко! И хотя характер взаимоотношений, установившихся между недомеченными и крылолётами, оставался не до конца понятен, вряд ли главенствуют неподвижные стражи. Они охраняют, возможно, принимают какие-то тактические решения, но власть остаётся у людей.

– Я бы хотела такую одежку, – вдруг прошептала Тасья и осторожно почесала себе с обратной стороны шеи.

– Иди, попроси, – пошутила я.

– Не знаю, на что можно поменять, – отозвалась она.

Тоже проблема: что им надо от нас? И что им надо в Мёртвых Ямах?

Особенно в Сизой Долине, как называлось это место на старательской карте. Раньше здесь находили горючие камни и стекло, которое при переплавке становилось синим. Трубки из него использовали в перегонных аппаратах – у нас в лаборатории был такой. Но последний раз синее стекло находили лет двести назад. Сейчас это был просто пустырь, заросший ваггой и другими лианами, – безопасное место стоянки для старательских экспедиций.

В сезон дождей треть Сизой Долины скрывалась под огромной коричневой лужей, которая сохла по полгода. Что там можно искать?

Недомеченных заметили семь дней назад – смотритель, дежуривший у ворот, сообщил о стае странных птиц, не похожих на птиц. Старатели расставили посты. Долго караулить не пришлось: чужаков засекли уже вечером, когда они улетали.

Возможно, они уже бывали здесь. И посещали другие Мёртвые Ямы, не только возле Высокого Брода.

В любом случае, у нас не собирались ждать окончания сезона дождей. Добровольцев было много – вызвались со всех лабораторий. Поначалу мы едва не подрались, потому что каждый считал себя достойнее остальных. Хотели тянуть жребий, но в итоге выбор старателей пал на нас с Тасьей.

Назад Дальше