Постепенно Жук остыл. Обвинения звучали реже, пока не прекратились вовсе. Он начал дышать ровнее. Огляделся по сторонам, но в книжном дворе больше никого не было – ни поддержки, ни потенциального свидетеля. Тогда он просто постоял рядом, закусив губу. И, наконец, пробурчал еле слышно:
– Прости…
Вайли молчала.
Вздохнув, юнец извинился громче:
– Прости! Я не правильно… ну, это. Я не должен был орать… Ты, наверное, ничего не говорила. Это мать. Я её просил, но она… Ей надоело, конечно. И жалко, ну, меня. Это точно мать.
Вайли пристально посмотрела на него.
– Ты меня простишь? – прошептал Жук, присаживаясь рядом с ней на корточки. – Я больше не буду. Прости… Я не хотел тебя обидеть! Мир?
Вздохнув, Вайли кивнула и встала с лавки.
– Я за мазью. Посиди здесь.
Когда она вернулась – а идти было далеко, книжный двор располагался в стороне от улочки, где жили старейшины, – Жук уже листал альбом с попугаями. Делал он это аккуратно, и руки у него были чистые, так что Вайли не стала придираться, что он взял книгу без спроса.
– Садись сюда, – скомандовала она. – Вот так. И не шевелись. Ну, что там стряслось? – спросила она, втирая мазь в синяк.
– В общем, сегодня я с ними встречался, – принялся рассказывать Жук, не выпуская альбома. – Мы только начали. Ну, они начали. Ялька начал. И я ему… хотел. Не успел, потому что меня… И тут приходят Холрен с Гийей. И ещё Сурри. И всех их поразбросали, – он рассмеялся, вспоминая. – И потом сказали, что мы все правильно делаем, что больше не дерёмся на уроках. Что им, в смысле, Холрену, Гийе и Сурри, очень удобно, что мы дерёмся в такое время, после обеда. Касси с малышкой спит, и на кухне перерыв… И мы зря их не звали. Но теперь они будут приходить. И спросили, куда прийти в следующий раз… – Жук принялся хохотать, вникнув в смысл шутки.
Вайли покачала головой и закрыла баночку с мазью.
– И куда – они сказали? Ну, Ялька и кто там с ним был?
– Да нет же! Они свалили! Не пискнули!.. А можно я возьму почитать? До послезавтра? – и он прижал альбом к груди. – Я осторожно! Ты же меня знаешь!
– До послезавтра, – разрешила она. – Я на тебя оформлю, а ты верни правильно.
Жук просиял и бросился к калитке. А в следующий миг резко затормозил и обернулся. Лицо у него было одновременно извиняющееся, грустное и задумчивое.
– А от Аланы… то есть от Ёрики ничего? Ну, письмо или ещё что… Совсем-совсем ничего?
– Она уехала, – просто сказала Вайли. – Не как Инкрис. Она больше не вернётся.
Жук потряс головой, старательно отгоняя странную идею "совсем уехала и не вернётся". Даже Емъек обещал вернутся!
– А куда она? Не знаешь?
Он спрашивал много раз. Жук ещё не потерял надежду, что всё станет как прежде. Был уверен, что происходящее не всерьёз, понарошку, ничего не значит, скоро кончится – и опять будут "правильные" времена.
"Так вот почему он не меняет своё прозвище! – вдруг поняла Вайли. – Не из-за брата. Емъек назвал его когда-то "Жуком", но дело в другом. Это имя – связь с прошлым, с тем, какие мы были. Как в тот день, когда мы впятером шли по дороге в Сухие Ветряки и играли в цвета. Отказаться от "Жука" – значит признать, что всё прошло".
Вайли испугалась того, куда её могут завести подобные рассуждения. Аналогия напрашивалась сама собой – ответ на вопрос, почему кое-кто сменила имя.
– Я не знаю, – солгала она, – не знаю, где теперь Ёрика.
Жук поверил. Возможно, он догадывался, что Вайли что-то известно. По правде говоря, он хотел, чтобы ей было известно всё! Поэтому не расспрашивал дальше. Иллюзия всеведения Вайли была намного приятнее, чем правда.
Вайли была согласна: правда намного неприятнее иллюзий. На самом деле Вайли знала, что Ёрика отправилась в Высокий Брод. И будет присылать оттуда выплаты по штрафу, который сама себе назначила. И пока будут приходить выплаты, местонахождение Ёрики будет известно, и можно будет понять, что с ней всё хорошо. А потом её след окончательно затеряется, ведь она не собирается писать…
Она уехала больше месяца назад, ничего никому не объясняя. Куда, рассказала бабушка. В Высоком Броде Ёрику ждала работа и новый опекун. Больше Ру ничего не смогла выяснить… И без того ей стало известно слишком много!
Сообщив эти сведения внучке, старейшина нарушила строгий запрет на распространение информации. "Ты понимаешь, что меня исключат из совета деревни, если узнают?" И Вайли в который раз пообещала "никому и никогда не говорить об этом". Даже Жуку. Особенно Жуку.
Бабушка часто говорила ей, что в тайнах нет ничего приятного. Что они разделяют людей и лежат тяжким грузом на сердце. Тайны неотделимы от власти, и потому всегда опасны… Теперь Вайли понимала смысл этого предупреждения.
– Ну, до завтра. В школе увидимся! – и Жук аккуратно прикрыл за собой калитку, другой рукой прижимая к груди альбом.
Вайли вернулась на лавочку. До вечера надо было проверить ещё один стеллаж, чтобы запереть обработанную комнату книгохранилища. И приступить к следующей. Профилактическую защиту от буквожорки проводили ежегодно: окуривали помещения, раскладывали ароматические плитки и пролистывали каждую книгу. Разрушительный грибок легче уничтожить, если он не успел распространиться…
Первый раз она занималась этим в одиночку. Бабушка не заходила. "Ты всё умеешь и разбираешься куда лучше меня", – слова, которые заставляли её улыбаться всякий раз, когда Вайли их вспоминала. Главный подарок на шестнадцатилетие – признать её опыт в любимом деле!
Но почему-то пропало всякое настроение возиться с книгами.
– Тебе помочь?
Вайли вздрогнула, подняла взгляд.
– Здравствуйте, Птеша. Спасибо, но я сама. Это моя работа.
– Если не успеешь, завтра придётся начинать сначала, – мягко предупредила помощница старейшины. – Давай лучше помогу. Потом придумаем, чем ты расплатишься!
Вначале они листали молча. У Вайли не было желания болтать. Ей хотелось плакать, но при Птеше это было неудобно.
– А что с тем юнцом? – вдруг спросила помощница, осторожно перелистывая страницы пятисотлетней хроники. – Я его который раз вижу с синяками! Жук его зовут?
– Да, Жук, – кивнула Вайли и тяжело вздохнула. – Его Ялька… есть у нас такой, в школе. Противный. Ялька его дразнит. Типа "если ты жук, то где твои крылья?" и всё такое. Из-за этих жукокрылов. Это всё после уроков бывает. Ялька обзывается, Жук сначала терпит, потом лезет, а Яльку защищают. Ну, и… У него много друзей. А Жук один.
– Гадство какое, – фыркнула Птеша. – Что можно сделать?
– Уже ничего, – Вайли выдавила улыбку. – Ему уже помогли. Наверное, больше ничего не будет.
Она отложила проверенную книгу, закрыла лицо руками и тихонько зарыдала.
Помедлив, Птеша обняла её и прижала её голову к своей груди. Ничего не говорила – ждала, когда Вайли выплачется. Ласково поглаживала по плечу и поглядывала на ворота. Когда же слёзы кончились, достала чистый платок и вручила юнице.
– Спасибо, – пробормотала Вайли, очищая нос и вытирая щёки, – простите…
– Ничего, – и Птеша вновь раскрыла хронику.
– Только вы, пожалуйста, никому ничего не говорите, – шёпотом попросила Вайли и шмыгнула носом, – особенно бабушке… старейшине Ру. И маме. Вообще никому.
– Договорились, – кивнула помощница. – А хотя бы мне можешь рассказать, что стряслось?
Вайли помолчала, собираясь с мыслями. Что можно рассказать взрослой? Даже такой взрослой, как Птеша… Объяснить, что бабушка ни в коем случае не должна узнать про слёзы? Потому что если узнает, то решит, что Вайли ещё маленькая, и больше ничем не будет с ней делиться. А у Вайли это теперь единственная радость…
Мама и остальные тем более не должны ничего заподозрить! Для них Вайли – помощница старейшины Ру. Птеша помогает с письмами и татуировками, а Вайли – с хрониками. Все так и говорят: "Ты разбираешься, как будто тебе двадцать шесть, а не шестнадцать". А то ведь могут нанять кого-нибудь другого. А бабушку это расстроит.
Можно признаться в своих страхах – что Инкрис не вернётся, останется в своей Речной Бороде с этим Ганном! Она про него много пишет, и про свою жизнь, и про школьные проекты, и про поездки. Ей там нравится, несмотря на рыбную вонищу и отсутствие привычной еды. У неё там любимые учителя, и книжный двор там в десять раз больше, чем в Солёных Колодцах. После окончания школы она может жить в любой деревне – инженеры везде нужны. Зачем ей маленькая деревня у самой Стены, вдали от всего интересного?
Но была проблема важнее – и сложнее. Вайли долго подбирала слова, потому что боялась задать этот вопрос самой себе:
– Почему Ёрика уехала? Из-за меня? Из-за того, как я стала себя вести, из-за отношения к ней? Она думает, что я плохо о ней думаю?
Птеша знала эту историю не хуже Вайли, а в чём-то лучше. Потому что записывала историю о том, что случилось Мёртвых Ямах в сезон дождей, – сначала в хронику деревни, потом в Журнал Странностей. И вместе с мрачной Ру она была первой, кто услышал от Аланы пожелание сменить имя и отказаться от фамилии.
– Ты тут ни при чём, – сказала Птеша, быстро и при этом бережно переворачивая страницы проверяемой книги, – ни при чём, – эхом повторила она. – Никто ни при чём. Она уехала не из-за вас. Она уехала, потому что изменилась. Она стала другой, и мир для неё стал другим. Она новый человек теперь.
– Я понимаю, – прошептала Вайли, хотя смысл этих слов был для неё трудноуловим.
"Что значит "новый человек"? Та же Алана, лишившаяся руки. Та же самая Алана!"
Птеша покачала головой:
– Это невозможно понять. Той юницы, какую ты знала, больше нет. Даже если бы она осталась и потратила годы на то, чтобы объяснить вам всем, что произошло, вы бы продолжали искать в ней её прежнюю. Потому что вы сами не изменились. Для вас всё осталось таким, как было.
– Значит, всё-таки из-за меня, – упрямо пробормотала Вайли.
Птеша прервалась и погладила её по пышным волосам.
– Не из-за тебя. И не надейся!
– Давай я тебе кое-что расскажу, – помощница старейшины посмотрела на запад, оценила высоту солнца и придвинула к себе стопку оставшихся книг. – Я сама была, как Ёрика. Тоже лишилась части себя. Ты знала?
Вайли растерянно кивнула. Она слышала историю Птеши, но никогда не соотносила её с чем-нибудь ещё. А теперь сообразила, что могла обидеть взрослую, что-то не так сказать – и от смущения спрятала лицо в ладонях.
– Простите…
– За что? – удивилась Птеша. – В этом нет ничего обидного. Ну, может, когда-то давно было… Знаешь, лет десять назад, я бы точно обиделась на предположение, что кто-то другой виноват, что я ушла! На самом деле никто не виноват.
– Вы ушли, потому что не могли иметь детей? – тихо спросила Вайли.
– Так другие думают, – отозвалась Птеша, – до сих пор. Давай я с самого начала. Такое всегда начинается раньше, чем становится заметно, что что-то не так.
– Моя кровная мать родила меня для своей старшей сестры. Обычное дело. И моя опекунша была очень заботливой. Для ребёнка она делала всё. У неё не было своей жизни, она не воспитывала других детей и жила одна. Вот только она не любила свою доченьку.
– Как это? – удивилась Вайли.
– Не любила, – и Птеша горько усмехнулась. – Она любила своих будущих внучек. Она любила себя как лучшую мать. И свою идеальную семью. А настоящую дочь не любила… Я это потом поняла. Когда узнала, что она отправила письмо в деревню, где жила её двоюродная сестра. Она хотела, чтоб я взяла на воспитание ребёнка, раз не могу родить своего. Думаю, и сама бы взяла, но ей бы не позволили. Из-за возраста, а главное, из-за того, что она сделала со мной.
Вайли осторожно погладила Птешу по плечу. Та печально улыбнулась юнице.
– Когда я окрепла достаточно, чтобы ходить, то ушла к подруге. А потом вообще ушла из своей деревни. И несколько раз потом меняла место. Как будто продолжала убегать… Не бойся, больше не уйду! Мне хватит. Я теперь знаю, кто я и чего хочу. Но я слишком долго жила чужой жизнью. Я слишком долго не знала себя настоящую. И чтобы понять себя, чтобы выбраться из прошлого, мне надо было начать жить среди людей, которые меня не знают, которые не были знакомы со мной прежней. Тогда есть шанс измениться и стать собой. Для Ёрики очень важно начать новую жизнь среди тех, кто ничего о ней не знает. Она правильно сделала, что сменила имя. Я жалею, что не сменила своё – многое стало бы проще! Главное, у неё новая жизнь, и всё вокруг стало другим, как и она сама.
– Я понимаю, – голос Вайли звучал иначе, чем в прошлый раз, когда она произносила эти слова. – Она хочет, чтобы всё вокруг изменилось, потому что она сама стала другой. И она не может стать прежней. Поэтому и жизнь не должна оставаться прежней… – юница вздохнула. – Я всё равно хотела написать ей. Но теперь не буду. Не надо.
– Бабушка тебе рассказала, куда она уехала? – и Птеша проницательно прищурилась. – Знаю, что есть запрет. Нас просили сохранить всё в тайне. Я оставила в хронике свободное место. Через год я впишу название этой деревни. Запрет-то всего на год!
– Я не знала про год, – призналась Вайли.
– Никогда раньше я о таком не слышала, – задумчиво проговорила Птеша. – Секреты, запреты… Но раньше и такого не было, что теперь происходит. Безродные и жукокрылы… Про них же никто ничего не знает!
– Вы думаете, что это из-за них? – встрепенулась юница. – Что Ёрика как-то связана с ними?
– Она уже связана с ними, – и Птеша выразительно посмотрела на Вайли. – Жукокрыл выстрелил в неё, а безродная девушка залечила руку. Тот состав, которым была закрыта культя, не только кровь остановил, но и не дал начаться воспалению. И зажило всё быстрее, чем должно было. Наш доктор припрятал для себя кусочек, я видела, – и она подмигнула юнице. – Сокровище!
Вайли прыснула – и тут же стала серьёзной.
– Можно я признаюсь? Но вы, пожалуйста, никому не говорите, что я знаю, – она понизила голос. – Я знаю про тот запрос, который пришёл. Про переселенцев. Сколько у нас гостевых домов, сколько расчищенных полей под паром, сколько мы можем принять. И про просьбу расширить резервы.
– Я писала ответ, – кивнула Птеша. – Это тоже странно. Во все деревни такое направили.
– Из Ста Водопадов, – добавила Вайли. – А почему оттуда?
– Высокий Брод изучает, – Птеша закрыла последнюю проверенную книгу, – а в Речной Бороде придумали Журнал Странностей. Сто Водопадов – третья крупнейшая деревня. Видимо, там будут распределять. Да и стоят они на Большой Муэре…
– Что распределять? – перебила Вайли. – Откуда возьмутся переселенцы?
Птеша пожала плечами:
– Может, и не будет никаких переселенцев. В Ста Водопадах хотят знать возможности каждой деревни – свободные руки, отложенные припасы, обработанные территории. Лучше всего резервы измеряются количеством людей, которых мы можем принять.
– А зачем им это? – не унималась Вайли. – И почему они не сказали прямо, зачем им нужно? Зачем все эти секреты?
Когда она задала этот вопрос бабушке, Ру посмотрела на неё своим характерным ты-сама-знаешь-ответ взглядом и процитировала отрывок из Утерянных Хроник: "Открыв тайну, ты не освободишься от неё, а лишь переложишь тот же вес на чужие плечи; но то, что ты сам способен вынести, другого может сломить".
Вайли это не удовлетворило: понятно, что там какая-то важная тайна, понятно, что в Ста Водопадах не хотят посвящать в эту тайну других, потому что у дальних деревень свои заботы, но всё-таки – что происходит?!
– Я знаю, что нас не заставят принять переселенцев против нашей воли, – поспешно добавила она. – И ещё есть такое правило, про активный и пассивный резерв. Вы про это тоже отвечали?
– Конечно! Ещё есть экстренный резерв, – напомнила Птеша. – Если где-то беда, мы не можем отказаться. Самое худшее, что мне приходит в голову, это деревни, в которых больше нельзя жить. Из-за чужаков. Поэтому хотят эвакуировать оттуда людей. И поэтому всех опрашивают – чтобы переселенцы могли выбрать, где им жить. Ну, и резерв чтоб остался. На будущее… Не смотри ты на меня так! – не выдержала она. – Это в самом худшем случае. Может, ничего такого и не будет. И главное, нас не коснётся.
– Откуда вы знаете? – осторожно спросила Вайли.
– Потому что переселять будут к нам. Значит, не нам уходить.
– А если они специально, чтобы не было паники?
Теперь Птеша выглядела так, что Вайли испугалась своих слов.
– Не стоило говорить с тобой об этом, – тихо проговорила помощница, – вообще не нужно об этом говорить. Чужие тайны – чужие заботы…
– А я рада, что мне бабушка рассказала, – прошептала Вайли. – Я больше никому не скажу. Но лучше знать заранее.
– Если бы мы что-то знали! – Птеша встала, потянулась и подняла стопку книг. – Пошли загружать, а то вечереет. Уже на ужин зовут.
Вдалеке мерно бил колокол. Чувствовалась рука Сурри – у него получался лучший ритм. И лучшее тушёное мясо с перцем и бататом.
– А я сегодня представляла себя стогом, – Вайли улыбнулась. – И правда, работает!
– Вот и хорошо! Значит, теперь сможешь представить себя рыбкой.
– А что у рыбок? – удивилась Вайли, поднимая свою стопку.
– Они не умеют думать о будущем. И всегда улыбаются!
(Не) явные различия
У пристани, рядом с уборной, стояла доска объявлений, и, разумеется, Патси застряла возле неё. Внимательно осмотрела – сначала поводила глазами в разные стороны, как привыкла, а потом уже принялась изучать по правилам: из центра, где размещали обращения старейшин, по правой спирали, к самому простому. Наконец, выбрала заявку покороче и, нахмурившись, попыталась прочесть.
Её обучали уже четыре с лишним месяца. Говорила она вполне связно, ошибалась всё реже, а с подсказками Ёрики получалось так и вовсе хорошо. Другое дело – грамота. С белокожей чужачкой надо было регулярно заниматься, сидеть рядом и следить за каждым прочитанным словом, каждой записанной буквой, поправлять снова и снова… Фактически, устроить школу для неё одной.
Но нанимать учителя бюджет не позволял. Персональная советница оказалась удачным решением, благо Ёрика была в числе лучших своего круга – и занималась с детишками помладше.
Правда, обходилась она недёшево: платили ей по двойной ставке. Работа начиналось с пробуждения – и завершалась отходом ко сну, с перерывом на консультации в лабораториях, когда чужачку опекали учёные. Но в этот промежуток советнице было не до отдыха: она просиживала на книжном дворе, перерывая горы книг в поисках очередного "простого" ответа. Итого ежесуточно выходил полный день. Как у докторов!
Ёрика согласилась бы и на меньшее – отработки из Высокого Брода принимались в Торговой Семье в соотношении один к полутора. Но и без этого штраф можно было выплатить всего за три месяца.
"Это из-за секретности, – решила для себя Ёрика, – и потому что может быть опасно".