Озару не раз доводилось следить за перемещениями кочевых скифов Иданфирса, и он знал, как это выглядит. Жильем им служили четырех- и шестиколесные кибитки, кругом закрытые войлоком и устроенные подобно хижинам с двумя и тремя отделениями. Они были непроницаемы для воды, снега и ветров, которые дуют в степи постоянно. В повозки запрягали по две-три пары серых безрогих волов. В кибитках помещались женщины и дети, мужчины ехали верхом, а за ними следовали стада овец, коров и табуны лошадей с пастухами. На одном месте животные оставались до тех пор, пока хватало травы для стад, а после скифы кочевали дальше, в другую местность.
Нужно сказать, что скифы отнюдь не были беспечными из-за своей многочисленности; их дозоры, состоящие из лучших следопытов и стрелков, денно и нощно оберегали кочевье, и горе тому, кто попадался этим летучим отрядам. Озару и остальным джанийцам, при всей их сноровке и опытности в деятельности лазутчиков, не раз приходилось попадать в ловушки, расставленные скифами. Иногда джанийцев уносили от погони быстрые кони, а временами случались и стычки. Из-за этого скифы не любили "лесной народ", - так они называли джанийцев - потому что часто терпели от них поражения. А договориться о мире никак не получалось - слишком горды были царские скифы, слишком независимы и свободолюбивы были джанийцы, которые не праздновали никого и не признавали над собой никакой власти.
Пока их вели к жилищу Иданфирса, Озар с удивлением и любопытством осматривался по сторонам. Вдоль валов тянулись землянки и полуземлянки, крытые камышом, ближе к центру стояли юрты, - наверное, в них жили знатные воины, потому что над входом висела бахрома из вражеских скальпов - а в самом центре высились добротные строения, сложенные из бревен. Озар никогда не думал, что у кочевых царских скифов были не только землянки и юрты, но и самые настоящие дома. Конечно, в них жила знать, в этом можно было даже не сомневаться, тем не менее для Озара это явилось откровением.
Он знал, что власть вождя у скифов кочевников ограничена народным собранием, которое обладало правом смещать своих правителей и назначать новых из числа царской семьи - собственно, как и у племени джанийцев; только у них не было царей. Также ему было известно, что привилегированное положение у скифов занимали старейшины, дружинники (ближайшее окружение царя) и жрецы. А основная масса простонародья делилась на простых скифов-общинников, "восьминогих" - имевших одну повозку, запряженную парой волов, и "бесчестных" - самых бедных, которые не имели ни повозок, ни лошадей и считались людьми низкого происхождения. Кроме того, были еще и рабы - в основном пленники.
Дом Иданфирса показался Озару очень большим. Только чуть позже он понял, что к нему пристроено помещение, похожее на длинный сарай. Такое же помещение были и у джанийцев; обычно в зимнее время там обсуждало различные проблемы народное собрание или советовались приближенные вождя племени.
На подходе к дому царя джанийцы вдруг услышали яростный крик:
- Озар?! Негодяй, смерть тебе!
Озар повернул голову и увидел скифа в дорогих одеждах, который целился в него из лука. Он не успел сказать даже слова, - и никто не успел - как стрела сорвалась с тетивы и полетела в цель. Дальнейшее всем собравшимся у дома Иданфирса показалось невероятным, немыслимым. Каким-то неуловимо быстрым, молниеносным движением Озар поймал стрелу почти у самой своей груди, сломал ее и спокойно сказал, обращаясь к стрелку:
- Ты все такой же бешеный, Бастак. Сначала действуешь, а потом думаешь.
Он хотел еще что-то добавить, но тут опомнились старейшины и один из них, подняв посох, грозно крикнул:
- Бастак, именем царя, остановись! Это посольство.
Знатный скиф злобно оскалился, но старейшину ослушаться не осмелился. Поймав его бешеный взгляд, Озар весело подмигнул Бастаку и спешился. Им уже доводилось встречаться. Бастак позарился на скальп Озара, да сам оказался в плену. Ради смеха Озар связал его как свинью и в таком состоянии доставил к тому месту, куда за Бастака должны были привезти выкуп. Будь он простым скифом, его судьба была бы незавидной, но Бастак принадлежал к племенной знати и за него дали целый мешок золота.
Иданфирс уже знал, что к нему прибыло посольство джанийцев. Это ему успел сказать один из жрецов, наблюдавших за встречей старейшин и послов, который бежал с такой скоростью, что даже запыхался. Известие было столь необычным, что собравшаяся в зале приемов (то есть в сарае, где проходили народные собрания; правда, на них допускали не всех, а только дружинников, старейшин, жрецов и выборных от простого люда) знать начала встревоженно шушукаться.
Сам царь не знал, что и думать. Похоже, джанийцы привезли какую-то очень неприятную новость, серьезно затрагивающую не только их, но и все степные племена. Ведь обычно скифы с джанийцами не общались, а если такое и случалось, то в основном на поле брани.
Это было странное племя, древнее, чем сами скифы. Джанийцы жили в лесах, куда скифам ходу не было. Они не вмешивались в межплеменные распри, но когда отец Иданфирса, царь Савлий, захотел их подчинить, они устроили скифам страшную резню, притом в ночное время, каким-то образом усыпив бдительность и стражи и сторожевых псов. После этой осечки мудрый Савлий решил не искушать судьбу и предложил джанийцам мир. Но они лишь посмеялись над его предложением. Ответ джанийцев был таким: "Все ваши договоры и клятвы ничего не стоят. Но мы обещаем, что не нападем на вас, если вы не сделаете это первыми".
Джанийцы были правы - договора между племенами о мирном сосуществовании заключались быстро, с большой помпой, и так же быстро нарушались. Стоило лишь охотнику чужого племени нечаянно забрести в охотничьи угодья соседей, как тут же его скальп оказывался на уздечке какого-нибудь удальца, и начиналась война. Джанийцы не праздновали территориальных делений и охотились там, где хотели; их боялись трогать, считая оборотнями. Мало того, Иданфирс знал, что лазутчики джанийцев проникают даже в области, где жили племена диких фракийцев и совсем уж нелюдимые и опасные меланхлены, которые будто бы ели человечину, хотя царь в это не верил, - в основной своей массе они занимались земледелием и охотой, а в их краях земли были очень плодородными и леса полнились дичью.
Озар степенно поклонился царю и положил к его ногам богатые дары - серебряные сосуды, украшения и мешочек с золотыми кизикинами, а поистине царский меч, за одни лишь ножны которого, отделанные золотом и драгоценными каменьями, можно было купить лошадиный табун, он вручил Иданфирсу со словами:
- Прими, великий царь скифов, от нашего вождя Жавра этот ценный дар в знак того, что наши распри должны остаться в прошлом. Меня зовут Озар.
Это была обычная фраза на приемах посольств, но то, что ее произнес джаниец, - никогда ранее ничего подобного не было - казалось совершеннейшей диковинкой. Уж не думают ли гордые джанийцы наконец признать над собой власть царя скифов?!
- Поблагодари от моего имени вождя Жавра, и да будет вашему племени удача в делах, - величественно ответил Иданфирс, передавая меч стоящему рядом сыну Ариапифу. - С чем ваше посольство пожаловало в наши степи?
"Наши степи" немного резанули слух, тем более, что царь сказал эту фразу с нажимом, но Озар остался невозмутим, хотя ему хотелось рассмеяться прямо в лицо Иданфирсу. Джанийцы считали земли, где они охотились, общими, за исключением возделанных полей оседлых племен, а уж бескрайние степные равнины - тем более.
- С недоброй вестью, царь, - сказал Озар. - Уж прости… - Он виновато потупился.
Будь Озар простым гонцом, ему бы не сносить головы - вестники несчастий долго не заживались. Их сразу отправляли на плаху.
Знать и жрецы заволновались, зашептались; кто-то тут же вспомнил недавние гадания, устроенные энареями, которые предрекли в следующем году большие беды. Правда, они не сказали, какие именно.
- Говори, что там у вас, - нетерпеливо поторопил джанийца Иданфирс, которому передалось волнение старейшин и дружинников.
- На Скифию надвигается гроза, - мрачно молвил Озар. - Летом сюда придет царь Дарий. У него войск больше, чем саранчи. Тьма. Никто не сможет выдержать натиск армии царя Персии. Никто… поодиночке.
- Откуда вам это известно, что на нас идут хорсары? - резко спросил царь, пропустив мимо ушей слово "поодиночке".
Хорсарами скифы называли персов.
- У нас везде есть свои люди, - просто ответил Озар. - Осенью в Ольвии был финикийский купец из Сидона, вот он и принес эту весть. Этот финикиец - лазутчик царя Дария.
- Где хорсары устроят переправу через Боспор Фракийский, каким путем пойдут на Скифию, сколько в армии Дария пеших воинов и сколько конных?
- Великий царь, такие вещи могут знать только военачальники персов.
- Надо было взять это купца и поспрашивать, как следует!
- Кто бы в Ольвии позволил это сделать? Купцы для ольвиополитов лица неприкасаемые. Наших людей просто вздернули бы на первой попавшейся осине или отправили на дно морское кормить крабов.
- Что ж, будем думать… Послов накормить и устроить со всеми удобствами, - приказал он кому-то из старейшин. - Завтра продолжим разговор… - И царь жестом приказал всем удалиться.
Знать и жрецы потянулись к выходу, оживленно обсуждая новость, за ними пошли и спутники Озара, но сам он остался.
- Мне нужно поговорить с тобой наедине, царь, - сказал он в ответ на удивленный взгляд Иданфирса. - Без лишних ушей.
- Поговорим. Иди за мной.
Они прошли во внутренние комнаты царского дома. Царь хлопнул в ладони, и прибежали слуги. Один принес кувшин вина и чаши, а другой - плотные брусочки соленой иппаки, сыра из кобыльего молока. Пришел и виночерпий, но Иданфирс отослал всех прочь.
Царь и Озар сели друг против друга на коврик, скрестив ноги, молча выпили по чаше вина, а затем Иданфирс сказал:
- Мне многое рассказывали о тебе, Озар. Ты храбрый воин и твоя честь ничем не запятнана. Тебе можно верить. Поэтому я выслушаю тебя с большим вниманием.
- Великий царь, насколько нам стало известно от наших друзей в Персии, даже ближайшее окружение Дария недоумевает и пребывает в смятении. Никто не может понять, почему он решил пойти войной на Скифию?
- Ну, это не большая загадка, - Иданфирс скупо улыбнулся. - Перс присылал посольство, сватал мою дочь. Но я не дал своего согласия.
- Почему?! - удивился Ораз. - Разве не почетно быть родственником повелителя половины мира?
- Родственником - почетно, рабом - нет. Брак моей дочери с царем Персии, это первый шаг к утрате свободы. А этого мои подданные мне не простят. Народ может снять с меня царскую тиару вместе с головой.
- Что ж, разумно и достойно великого царя. Но я хочу сказать главное. Финикиец через своего осведомителя в Ольвии нашел проводников для армии персов. Они хорошо знают степи, все потайные тропинки и переправы, места водопоя и колодцы, им известно, где можно обойти лесные заросли и как выйти по оврагам и буеракам твоему войску в тыл. Это очень опасные негодяи!
- Скифы?
- Нет. Чужаки. Но местные. Разбойный люд.
- Надеюсь, хоть с ними-то ваши люди разобрались?
Озар тонко улыбнулся и ответил:
- Зачем? Пока это не стоит делать.
- У вас есть какой-то план?
- Да. Об этом я и хотел рассказать.
- А почему не при всех?
- Великий царь, прости за дерзкий вопрос, но ты можешь поручиться, что среди твоих подданных не найдется предателя?
Иданфирс насупил брови и задумался. Озар исподлобья рассматривал лицо царя, обрамленное коротко подстриженной седой бородой. Царю скифов уже было много лет, но в его все еще мощной фигуре чувствовалась большая сила, а высокий лоб предполагал наличие не только солидного житейского опыта, но и недюжинного ума. Жавр был прав, когда посылал посольство именно к Иданфирсу, подумал Озар. Другие цари-басилеи будут послабее Иданфирса, хотя ехать к ним было ближе.
- Нет, не могу, - наконец глухо ответил царь. - Человек слаб, и блеск золота способен вскружить ему голову и подвигнуть на недостойные поступки.
- К сожалению, ты прав, великий царь.
- Что ж, рассказывай… - Иданфирс тяжело вздохнул, наклонился к Озару и продолжил, но уже тише: - Здесь нас никто не подслушает.
Озар согласно кивнул и тоже понизил голос. Он понимал, что последнюю фразу мудрый царь скифов сказал для самоуспокоения.
И у стен есть уши.
Глава 7
Степные разбойники
Ужаснее бури в скифских степях зимой трудно что-либо придумать. Если ураганный ветер застигнет путника в дороге далеко от обжитых мест, по нему можно справлять тризну. Темно-серое, почти черное небо с редкими седыми тучами нависает так низко над землей, что, кажется, до него можно дотронуться рукой. Снежные заряды валят с ног, над степью стоит свист и дикий вой, словно трехглавый пес Цербер, страж преисподней, сорвался с цепи и выбрался на поверхность; от этой какофонии можно сойти с ума. Если, конечно, раньше не замерзнешь и не превратишься в один из тех обледенелых камней, которые изредка встречаются в степи.
Но буря рано или поздно заканчивается, тучи торопятся побыстрее спрятаться за горизонт, и над степью появляется солнечный диск. Он совсем не золотой, как летом, а кажется большой серебряной монетой, начищенной до блеска. Вместо благословенного тепла, от которого пробуждается природа, его лучи впиваются в человека словно ледяные иглы, и морозное дыхание светила начинает пробирать до костей. Равнина под солнечными лучами девственно-белая, а ближе к горизонту сверкает и переливается всеми цветами радуги, словно там рассыпана алмазная пыль…
Степной шторм закончился, оставив после себя застывшие волны сугробов. Буйный разгул стихии сменился звенящей тишиной. Заснеженная равнина неподвижна и мертва. Не слышно ни единого звука, ни шороха, даже ветер, который всегда гуляет над скифской равниной, устал и прилег отдохнуть.
Неожиданно один из сугробов зашевелился и из снежной глубины поднялся человек, а за ним другой. Отряхнувшись, один из них издал горловой звук "Кх-р-р!" и рядом с ними выросли две лошади.
- А что, Лид, славно мы спрятались от бури, - сказал он, посмеиваясь, и принялся сворачивать в скатку квадратный кусок кошмы, под которым люди и лошади укрылись от снежных зарядов.
Это были Лид и Кимерий. Алким все-таки соблазнил их большим кушем, и они согласились стать проводниками персидского войска. Дело было очень рискованным, но землевладелец отсыпал им столько серебра, что два проходимца начали всерьез подумывать, а не дать ли задний ход и сбежать из Ольвии, чтобы никогда больше в нее не возвращаться. Но когда хитроумный Алким, хорошо разбирающийся в слабостях человеческой натуры, сказал, что их ждет такая большая награда от царя Дария, что они больше никогда не будут перебиваться мелочевкой, а станут уважаемыми людьми, богатыми купцами, Кимерий и Лид не выдержали искуса.
Лошадей им приобрел сам Алким; в этом деле он разбирался весьма неплохо. Землевладелец подпоил двух скифов-табунщиков, и они продали ему своих четвероногих друзей за горсть серебра, что было сущим мизером - Алким хорошо знал истинную стоимость обученной скифской лошади. Правда, потом пришлось уговаривать незадачливых выпивох, чтобы они приказали своим лошадкам принять новых хозяев, ведь обученная скифская лошадь не позволяла чужаку даже приблизиться к себе без команды хозяина, не то, что оседлать. Но два кувшина неразбавленного вина заставили скифов смириться с потерей, а Кимерий с Лидом получили настоящий клад.
Два конька были не столь быстры, сколько выносливы. Они без устали бежали по степи, ни разу не споткнувшись, каким-то чудом чувствуя под ногами скрытые снегом рытвины и кочки. Не будь у Кимерия и Лида скифских лошадей, на открытом пространстве разбушевавшейся стихии они не пережили бы. Повинуясь команде, лошади легли на землю, а люди - между ними. Согреваясь телами животных, они пересидели в сугробе, пока не закончилась буря.
- И как нам теперь искать дорогу? - спросил Лид. - Все ориентиры замело.
- По запаху, - ответил, скалясь, Кимерий.
- Ты, случаем, мозги не отморозил?
- Нет, мозги на месте. А вот ты совсем нюх потерял. Здесь неподалеку пещеры. Видишь вон то одинокое дерево без верхушки? Или ты все позабыл?
- Да понял я, вспомнил, - повеселел Лид. - Еще немного, и мы будем у наших друзей. За деревом овраг, а там уже совсем рядом пещеры.
- Вот я и говорю - нюхай…
Кимерий и Лид приторочили свое "убежище", - скатанную кошму - к потнику одного из коней, и поехали, ориентируясь на дерево, верхушку которого расщепила молния. Лошадям стало трудно передвигаться по степи, потому что снежный покров доходил им до брюха, и издали казалось, что они плыли. Поэтому о любом аллюре, кроме шага, можно было забыть.
Постепенно две конные фигуры удалились и вскоре превратились в две букашки, медленно ползущие по снежной равнине к одиноко стоящему дереву. Когда-то это был великан со стволом в три обхвата. Но молния и годы сделали свое дело, и дерево засохло. Удивительно, что оно вообще выросло среди степи, где рос только кустарник. Наверное, когда-то в этих местах стояли дремучие леса, но потом или степные жители вырубили их для своих целей, или уничтожил один из степных пожаров, от которых не было спасения ни растениям, ни животным, ни людям.
Возможно, это дерево в конце концов пошло бы на дрова, очень ценные в степи, но в какой-то момент оно стало местом поклонения всех окрестных племен. Теперь он было не просто "дерево", а Дерево с большой буквы. Обычно скифы воздвигали своим божествам каменных истуканов, а тут сама природа преподнесла им в дар алтарь, где можно было совершать жертвоприношения. Они были скудными, наивными, - у корня дерева-великана проливалось несколько капель молока или вина, а к веткам привязывалась ленточка из материи - тем не менее скифы верили, что Дерево обладает чудодейственной силой (а иначе как оно могло вырасти таким большим).
Когда Кимерий и Лид почти растворились в белом мареве, в одном из неглубоких оврагов неподалеку от того места, где они пережидали бурю, повторилась картина, напоминавшая недавнюю: один из сугробов внезапно ожил и на свет ясный выбрался человек.
- Хватит ночевать! Наших подопечных уже и след простыл, - сказал он кому-то, и рядом с ним появился другой.
Вдвоем они быстро раскидали снег, и в овраге выросла юрта, - скорее просто палатка - откуда тут же показались две лошадиные головы. Их хозяева оказались куда предусмотрительней Кимерия и Лида; в юрте было и просторней, и теплей, чем под куском кошмы.