Ульрик смотрел на своих боевых товарищей и лихорадочно соображал: "До берега несколько шагов, но никто не знает глубины старицы. А вдруг глубина больше человеческого роста?.." Но даже если бы норманны попытались выбраться на сушу и дать бой, то без крупных потерь все равно бы не обошлось. Скорее всего, кривичи, находясь в более выгодном положении, просто-напросто без особого труда перебьют всех из луков.
Ульрик думал. С замиранием сердца ждали его решения остальные. Стонали и корчились раненые. В последних судорогах испустил дух старый Брагги.
– Какие гарантии, если мы сдаемся? – наконец спросил Ульрик.
– Вначале выслушай условия сдачи. Вы выходите на берег по одному, складываете оружие и снимаете доспехи. Мы гарантируем в этом случае сохранение жизней. Далее вы будете следовать под конвоем по берегу до Ремезы, где в крепости засел Хроальд. Мы предложим ему обмен. Если он вас не убьет, то вы убираетесь прочь.
– А что будет с драккарами? С Хроальдом тридцать пять человек, и столько же… ну почти, – Ульрик посмотрел на убитого Брагги, – у нас.
– Не могу тебе ответить точно, – голос Эгиля был удивительно тверд. – Вроде бы речь шла о том, чтобы в случае удачного обмена пленными оставить вам один драккар.
– Ты смеешься, уродливый карлик?!
– Я не смеюсь, Ульрик! Нас с тобой сейчас не понимают те, кто со мной, поэтому я смело могу сказать, что недоговорился и вас сожгут. Но я бы не хотел этого. Все-таки наше предложение – это шанс для вас!
– "Наше предложение"!.. – передразнил Ульрик. – Ты думаешь, они тебе хорошо заплатят или возьмут на службу? Всех предателей ждет одна участь. И они, твои новые "сородичи", тоже не захотят иметь у себя под боком того, кто может в любой момент переметнуться.
– Ты так и не понял меня, Ульрик! Мне хорошо с ними! – Эгиль обвел взглядом сгрудившихся кривичей. – Понимаешь, хо-ро-шо! Пусть асы рассудят. Я всегда тяготился жизнью в вике, чувствовал всей кожей ненависть единственной жены. Надо мной смеялись во время пиров и швыряли в лицо крохи от военной добычи. А я хотел быть, как все… Я не хочу сейчас говорить об этом. Что ты решил?
– Ладно, Эгиль! Мы сдаемся. Но ты запомни: молот Тора найдет тебя!
– Пусть будет то, что должно случиться!
Ульрик повернул бледное лицо к своим сородичам и, ничего не говоря, стянул с головы шлем. Затем вытащил из ножен меч и швырнул в темную глубину берега. После этого дернул боковые ремни нагрудного доспеха.
Его примеру последовали другие норманны. Загремели падающие мечи, секиры, щиты и защитная броня.
Первым за борт непобедимого доселе "Хрофтотюра" прыгнул Ульрик. Глубина водоема оказалась действительно большой. Пришлось даже несколько шагов плыть.
На берегу ему ловко связали за спиной руки и приказали опуститься на колени. Вскоре вся команда стояла кружком на коленях вокруг пляшущего, желтого до рези в глазах ночного огня.
Последним покинул драккар Вокша. Его осторожно подняли на руки и перенесли на берег.
– Когда-то очень давно, когда я был еще совсем ребенком, мне приснился сон, – подошедший Эгиль посмотрел на Ульрика, – что я буду смотреть на красивый, желтый огонь и буду чувствовать себя в безопасности и в гармонии с миром. А вокруг меня будут находиться те, с кем я почувствую себя наконец защищенным и полноценным. Мне этот сон приходил всего только раз, но я его очень хорошо запомнил и всегда верил в то, что он вещий.
– Неужели сон может стать причиной предательства? – Ульрик глянул в упор на собеседника.
– Давай разберемся: кто мы есть, Ульрик? Я не держу на тебя зла. Ты, действительно, ничего плохого не сделал мне. Никогда не насмехался и не пытался унизить. Может, поэтому я предложил кривичам этот план, при удачном исходе которого вам сохранят жизни. Вот ты говоришь: сородичи… А что нас объединяет? Только походы и добыча.
– А боги?! А могилы предков?
– Нашим богам все равно, на каком языке кто из нас разговаривает. Может, поэтому в вики приходят юноши разных племен, но со временем становятся викингами. Тогда, что же такое викинг?
– Это путь, Эгиль. Не кровь, что течет в жилах, не общие предки, а путь!
– Остается выяснить: куда этот путь ведет и где его конец?
– Какая разница? – Ульрик задумался. – Важно идти и вертеть весло, а жить уже необязательно.
– Если жить необязательно, то очень скоро простынет след викингов на этой земле! – Эгиль присел на корточки.
– Но о нас будут помнить! Скальды сложат сказания о наших подвигах. Много веков спустя люди будут пытаться разгадать нашу тайну…
– …которой не было! А лишь кровь потоками лилась от наших мечей, и в спину нам неслись проклятия… Я вот о чем подумал как-то. В наш адрес прозвучало столько проклятий от обездоленных, от сирот и вдов, что вряд ли нам долго осталось существовать как племени. Количество проклятий рано или поздно решит нашу судьбу не в нашу пользу.
– Поэтому ты решил предложить свой меч чужим богам?
– Кто знает, может, это и мои боги? У нас много общего. Но мои дети уже не принесут кровавых жертв Одину. И что-то подсказывает мне, что лучшие из норманнов последуют моему примеру. Невозможно жить только грабежами, прикрываясь благовидными стараниями услужить асам.
– Мне кажется, ты сейчас оправдываешь свое предательство. И не знаешь, как найти слова. – Ульрик, широко распахнув глаза, уставился на пламя.
– Может, и так. – Эгиль тоже посмотрел на огонь. – Но почему тогда мне не тяжело сердцем. Почему я испытываю легкость в каждом слове и в каждом движении?
– Это всегда так бывает вначале, но потом ты все почувствуешь. Сейчас еще пока в тебе говорит обида на соплеменников. Ты хочешь отомстить, а заодно указать на то, как все мы горько заблуждались.
– В сознании такие мысли присутствовали, а в сердце бродили подобные чувства. Но лишь там, пока я находился рядом с вами. Я пытаюсь понять: в какой момент все изменилось? Постой-постой!..
– Хочешь, подскажу, – Ульрик усмехнулся и посмотрел на Эгиля. – Это произошло тогда, когда ты увидел никсу.
– Ульрик! – Эгиль громко сглотнул. – Почему мы не были друзьями?!
– Я прав?..
– Да, – Эгиль поднялся. – Но меня поразило другое. А именно – как она любит своего жениха. Я ведь сразу понял, что у меня нет шансов, но во мне еще жил викинг. Обиженный, неуверенный в себе, но викинг. Поэтому я одной частью разума хотел убить этого Почая, а другой понимал его и ее и уже любил обоих. Да, так странно. Ревновал и любил одновременно. Его – за мужество, ее – за преданность. Когда я оказываюсь рядом с ними, душа моя поет и слагает такие ниды, о которых мечтали и будут мечтать все скальды мира! Я не встречал подобного в наших землях. Я бы хотел видеть своих детей похожими на них… Поэтому, Ульрик, я остаюсь здесь. И нет в моем сердце тягости. Прости, если можешь!.. – Рыжая Шкура встал и посмотрел на мигающую в небе звездочку.
– Да простят тебя асы! – Ульрик отвернулся от Эгиля и стал смотреть на выходящих на берег викингов.
Не прошло и часа, как все покинувшие "Хрофтотюр" сидели на земле, крепко связанные по рукам и между собой веревками. Кривичи же спешно примеряли на себя чужие доспехи и опоясывались новым оружием.
Ишута, стоя в центре поляны, руководил действиями своих людей. Ульрик удивленно смотрел на маленького человека с длинной седой прядью волос, закрывающей все лицо до самых губ, и молодому норманну казалось, что он находится в одном из запредельных миров.
Все происходило быстро, четко и слаженно. Двое прыгнули в воду и зацепили веревками ствол перегораживающей старицу сосны. Потага потянул, и бревно легко выскочило на берег. Путь был открыт. Эгиль встал за руль "Хрофтотюра". Еще двадцать человек сели за весла драккара, остальные, переодетые в викингов, поднялись на борт "Фенрира".
Суда двинулись по старице в сторону Днепра, а пленные норманны под основательным конвоем из кривичей пошли берегом к Ремезе.
* * *
– Грязные пьяные собаки! Отродье тупых и жадных карлов! – Хроальд нещадно бранил своих сородичей, то и дело пиная ногами спящих.
Он и еще шесть человек не притронулись к меду. А если бы перепились и эти, то охранять траллов было бы уже некому. Невольники – единственная разменная монета. И единственная причина, не позволяющая кривичам перейти к решительным действиям. Хроальд, как никто, понимал это и сумел заставить шестерых молодых норманнов не прикасаться к подаренному напитку. Это-то и спасло от полного краха.
Как только стало светать, херсир поднялся на наблюдательную башню. И тут же выдохнул с облегчением! Оба драккара стояли на якоре неподалеку от берега.
Видно было, как по палубе судов перемещаются закованные в броню воины.
"Ульрик справился! Слава богам! Ну, теперь пусть глупые русы дрожат от страха и ужаса! Только зачем им был нужен весь этот маскарад с медом, не пойму?.." – Хроальд сбежал вниз.
– Всем приготовиться! – отдал команду конунг. – Когда Ульрик начнет высадку, пойдем навстречу под прикрытием траллов. Русы не станут нас атаковать. Побоятся за жизни своих! Ну ничего. Мы их проучим как следует! Нужно только перегнать этот скот на драккары! – херсир кивнул на сбившихся в кучу невольников.
Он ждал начала высадки. Но время шло, а драккары никто не торопился покидать.
– Чего они там телятся?!
– Херсир, смотри! – Один из викингов показал рукой в сторону леса, из которого вышла большая группа людей.
Впереди шли связанные норманны. Вид их был жалким. Подталкиваемые копьями кривичей, они мелко перебирали ногами, низко опустив головы. Без доспехов и вооружения, в одном лишь изношенном тряпье; некогда грозные, сейчас они больше походили на толпу оборванцев.
У Хроальда екнуло сердце и полетело куда-то вниз и вон. Он увидел впередиидущего Ульрика, и смысл происходящего стал неумолимо доходить до него. Вот зачем нужен был кривичам весь этот розыгрыш с бочонком меда! Противник снял лучшие силы из-под крепости и перебросил для организации засады. А чтобы викинги не решились в это время на вылазку, им подкинули бочонок хмеля, тем самым усыпив не только бдительность, но и измученные тела. А ведь у старика Хроальда был очень хороший шанс вырваться из кольца!
– Хнитбьерг! – обратился он к одному из соплеменников.
– Да, херсир!
– Похоже, они нас обвели вокруг пальца. Сейчас нам будет предложен обмен пленными. В лучшем случае мы потеряем лишь те доспехи, которые были сняты с наших воинов.
– Я не верю собственным глазам! Как им это удалось?
– Они изначально спланировали заманить нас в крепость. И хорошо понимали, что кто-то из нас пойдет на поиски "Фенрира".
– Но ведь для этого нужны недюжинные способности! – Хнитбьерг отер выступивший на лбу пот.
– В том-то все и дело! Раньше мы ходили по их землям, как у себя дома, зная, что мы сильнее, быстрее и лучше. Но на этот раз нам не повезло: среди них появился настоящий, хорошо знающий свое дело конунг.
– Разрази меня Один, Хроальд! Я никого не могу выделить в этой толпе деревенщины.
– Ты плохо смотрел, Хнитбьерг! Там, – Хроальд махнул рукой в сторону лагеря кривичей, – есть один очень странный человек. Он маленького роста и с прядью волос, закрывающей лицо. Где-то, от кого-то я уже слышал про эту прядь… Но не могу, размозжи меня молот Тора, не могу вспомнить!
– Херсир, ты позвал меня, чтобы посоветоваться? – Хнитбьерг заглянул ему в глаза.
– Да. Я не хочу отдавать траллов и еще больше не хочу терять людей.
– Что же ты предлагаешь, кроме безумной тактики?
– Как ты думаешь, сколько их? – Хроальд, прищурившись, смотрел из-под руки на лагерь кривичей.
– Полагаю, сотни две, две с половиной…
– Так и есть. Наши драккары в их руках. Наше оружие – тоже.
– Хроальд! Хроальд! – закричал снизу Эйрик, размахивая руками.
– Чего ты орешь, как ощипанная курица? – Херсир посмотрел туда, куда показывал Эйрик.
– Они ставят наших между соломенными возами!
– Да, вижу, сожри их пучина!
– Что это значит?! – Хнитбьерг стоял с перекошенным бледным лицом. – Они хотят их поджарить?
– Нет! – Хроальд, поморщившись, посмотрел на соплеменника. – У вас у всех маленькие поросячьи мозги!
– Не заводись, Хроальд! – Эйрик быстро поднимался на башню. – Лучше объясни: что они замыслили?
– Я вам все объяснял столько раз, сколько не наберется звезд на небе! Они всего лишь хотят перекрыть нам видимость.
– Тогда зачем они согнали туда наших? – К горлу Хнитбьерга подкатил тот самый удушающий кашель, который часто возникает по причине глубокого волнения или страха.
– А чтобы ты, Хнитбьерг, начал кашлять от ужаса и плохо соображать.
– Запугивают? – Эйрик едва сдерживал предательскую дрожь в коленках.
– И это тоже. На самом деле они всего лишь подожгут мокрую солому и пустят много дыма в нашу сторону. Они не будут убивать и заживо жарить пленных. Пленные нужны для обмена. Но при этом они хотят выказать свои жесткие намерения. Дескать, если что не так, то сожжем или удушим дымом. Но это всего лишь игра. Для них важно перекрыть нам видимость и заставить двигаться в том коридоре, который они нам предложат.
– Ты хочешь сказать: сделать из нас слепых щенят? Чтобы мы не видели друг друга во время движения? – Хнитбьерг снова закашлялся.
– И не только. – Хроальд сжал могучей пятерней хвост своей бороды. – Мы должны двигаться лишь в том направлении, в котором им будет удобно.
– Они боятся, что мы завяжем сражение? – Эйрик завороженно рассматривал неприятельский лагерь.
– Они опасаются! И уже далеко не боятся. Опасаются, как настоящие опытные воины. Этот их маленький вождь прекрасно обучен. Откуда он взялся на нашу голову?
– И все же, Хроальд, скажи, что нам предстоит? – спросил Эйрик, глядя на приготовления кривичей округлившимися глазами.
– Вначале должен произойти обмен пленными. Потом мы будем двигаться по коридору, стены которого вырастут из плотного едкого дыма и жаркого пламени. Это для того, чтобы мы в случае каких-либо действий не могли видеть друг друга и не ориентировались на местности. Дальше они всех запихают на наши драккары и отправят вниз по течению… Но, клянусь асами, я верну своим воинам их оружие, чего бы мне это ни стоило! Там, – Хроальд кивнул на Днепр, – люди, одетые в наши доспехи. Но что проку от этих доспехов, если они не умеют драться?
– Будут потери! – Хнитбьерг начал успокаиваться, видя твердую непоколебимость своего конунга.
– А мы живем, чтобы жить или…
– Главное, вращать весло, а жить необязательно! – Эйрик усмехнулся и посмотрел на Хнитбьерга.
– Вот и хорошо! – Хроальд похлопал по плечу Эйрика. – Идут! Всем следить за моими командами и держаться ближе друг к другу. Помните: отставший – обречен!..
* * *
Из стана кривичей к воротам детинца шел Моготин с поднятой вверх рукой. Викинги молчаливо припали к бойницам и замерли между зубьями частокола. Пленные с бешено колотящимися сердцами затаили дыхание.
– Не боись, Ивоша, все сладится! – дядька Кривец обнял за плечо трясущегося сородича.
– А-а-а… Я и не-е боюсся шибко-то! – у Ивоши застучала челюсть. Поднатерпевшись в норманнском плену, он уже совсем было отчаялся.
– Вот и не боись. Ты эти цепки-то прибереги, чтобы опосля потом на их нурманнские кости нацепить.
– Я-я… потом, как вырасту совсем ужо, пойду к воеводе Вакуре в обучение!
– Правильно мыслишь, паря! – Кривец легонько похлопал парнишку по спине. – Но ты только вырасти поначалу. Не дай себя раньше срока-то сгубить. А покамест не лезь, куды не след. И слезы утри. А то ишь реки черные по всей роже!
– Никогда эту цепь окаянную не позабуду! – Ивоша посмотрел на стертые до крови запястья.
– Не лопуши, паря. Такое забывать нельзя. Один глаз простишь, другой сам вылетит, не заметишь.
– Дядь Кривец, ты сам-от идти как, сможешь?
– Ты за меня не лоскути сердце. Я, Ивоша, еще вперед тебя поспею.
– Дядь Кривец, а ты мне скажи, ну хотя б опосля: зачем ты меня скобу-то расшатывать заставлял? Ведь таку не расчапаешь!
– А чтобы у тебя, волчонок молочный, дело в руках было. Занятье есть для рук – и на душе покрепче становится!