- Еще прошу прощения, господин доктор! Скоро ли мы их увидим?
- Скоро, мой друг, через двадцать четыре часа "Галлия" подойдет к мысу Фарвель, ниже шестидесятого градуса северной широты.
- Как странно, - продолжал парижанин, ободренный благожелательным тоном доктора, - я-то думал, что лед везде гладкий, ровный, как у нас на пруду.
Желен спустился вниз, подошел к кочегару и рассмеялся так громко, что стоявшие на своих постах матросы невольно обернулись.
Летящее Перо понял, что сказал глупость, и покраснел.
- Милый мой, - продолжал доктор, так и покатываясь со смеху, - с такими представлениями о полюсе сидеть бы дома и торговать жареными каштанами!.. Разве тебе неизвестно, что бывают ледники шириной в сто километров и высотой в сто, сто пятьдесят метров над поверхностью воды?! Я говорю "над поверхностью воды", потому что их подводная часть соответственно равна пятистам и шестистам метрам!
- Чудеса! - воскликнул пораженный моряк.
- От них-то и отделяются плавающие льдины, которые мы только что видели. Под воздействием слабого солнечного тепла Гренландии и в особенности от непрерывного напора вод океана от ледников отделяются осколки и плавают, пока не растают. Сами в этом убедитесь, когда зайдем за Полярный круг.
- Господин доктор, осмелюсь вас спросить…
- Спрашивай, пожалуйста!
- Мы здесь все как одна семья, вы, должно быть, это уже поняли…
- Ну конечно, продолжай!
- Так вот, с того самого дня, как мы покинули Францию, только и разговоров что о полюсе!.. Но никто из нас, должен признаться, даже китобои, не могут объяснить, что такое полюс!.. Я тоже, хоть и не глупее других.
- Это очень просто. Слово "полюс" греческого происхождения и означает "вращать". Это точка пересечения воображаемой оси вращения Земли с земной поверхностью. За двадцать четыре часа земной шар оборачивается вокруг своей оси один раз.
- Так вот оно что! А я-то думал, это такое место на Севере, где лютый холод и куда никто не может дойти.
- Возьмем, к примеру, какой-нибудь шар, скажем, деревянный или, нет, лучше апельсин, проткнем его насквозь вертелом и будем поворачивать. Полюс - это точка, из которой ось выходит наружу.
- Но ведь этих точек две!
- Правильно! Полюс Северный и полюс Южный. Понятно?
- Как будто да, господин доктор… Но есть еще этот чертов Полярный круг, о котором так беспокоится мой товарищ Констан Гиньяр, потому что очень любит стофранковые монеты!
- А! Из-за надбавки одной десятой месячного жалованья после пересечения "Галлией" Полярного круга! Так вот. Полярных кругов существует два. Это параллели к экватору, которые проходят на широте шестидесяти шести градусов тридцати трех минут от Северного и от Южного полюсов. Соответственно говорят о Северном полярном круге, как в нашем случае, и о Южном полярном круге.
- Значит, мы пересечем круг, когда будем приблизительно на шестьдесят шестом градусе широты от Северного полюса?
- А что такое экватор?
- Это линия, на которой купают. Меня купали, когда я плавал в Рио!
- Где же она, эта линия? Из чего сделана?
- Балаболка ты бестолковая! Это, как бы сказать… вроде того… Господин доктор, как бы ему объяснить?
- Линия эта тоже воображаемая, вокруг Земли; плоскость, образуемая линией экватора, перпендикулярна земной оси.
- Кажется, я наконец понял! Если разрезать апельсин пополам на равном расстоянии от обоих полюсов, то получатся две одинаковые части - два полушария Земли. Плоскость разреза составит прямой угол с осью.
- Отлично, котелок у тебя варит неплохо! Так вот, полюс находится на девяностом градусе от экватора, до него-то мы и должны дойти.
- И мы дойдем, не будь я Форен, по прозванию Летящее Перо!
Матросы один за другим подходили к доктору и внимательно слушали его объяснения, стараясь хоть что-нибудь понять. Одним это удавалось, другие надеялись потом расспросить поподробней парижанина.
В отличие от остальных Констан Гиньяр, расчетливый нормандец, не рассыпался в благодарностях доктору и что-то недовольно ворчал.
Констану Гиньяру были не по душе все эти воображаемые линии и точки. Где и как их найти? Он понимал, что океан - не земля, и там нельзя прорыть пограничные канавы и поставить заборы, но можно обозначить линии раздела буйками!
Льдин между тем становилось все больше, и капитан приказал замедлить ход, чтобы не напороться на одну из них, а на ночное дежурство поставил вахтенного, чтобы тот освещал прожектором путь.
По расчетам доктора, через сутки судно должно было приблизиться к мысу Фарвель и бросить якорь у берегов датских владений в Гренландии у Юлианехоба, первой стоянки на пути к полюсу.
С виду громоздкая, "Галлия" шла легко и даже без включения парового двигателя, на одних только парусах, делала восемь узлов . Дул, правда, все время попутный ветер - юго-восточный бриз, позволявший идти, не лавируя парусами.
Пройдя таким образом пять тысяч двести километров и значительно сэкономив горючее, капитан приказал убрать паруса, зажечь топки и идти на моторе, это помогало делать повороты при встрече с морскими течениями и плавающими льдами.
Морское течение, ответвление которого огибает мыс Фарвель и через Девисов пролив направляется в Баффинов залив и далее на север, могло пронести шхуну мимо фьорда , где на берегу находится Иоханнесхоб, предполагаемая стоянка. Ледоход только начался, и полоска свободной воды по пути к фьорду была едва заметна.
Все шло благополучно. Лучшего капитан д’Амбрие не мог бы желать. Проведя за сверхкороткий срок подготовку экспедиции, он предполагал опередить соперника и, кажется, не ошибся в расчетах.
О немце не было никаких известий. Как ни старался д’Амбрие, узнать что-либо о Прегеле не удалось, хотя еще до выхода в море француз ежедневно просматривал все бюллетени с сообщениями о судах, выходящих из портов Европы, где были указаны места их назначения и имена капитанов.
Вряд ли Прегель сразу нашел для своей экспедиции уже оснащенное судно и экипаж и отправился в плавание раньше д’Амбрие, воспользовавшись теплым сезоном, чтобы дойти до арктических широт.
Скорее всего "Галлия" первая перейдет за Полярный круг.
От остановки в главном городе датских владений, считал д’Амбрие, во многом зависел успех экспедиции, и ради нее капитан постарался уйти в море на две недели раньше.
Он надеялся прийти в Юлианехоб до китобоев, которые появляются там лишь с началом сильного таяния льдов, в середине июня, когда уже можно проникнуть в полярные воды для охоты.
Необходимо было купить собачьи упряжки и нарты, чтобы двигаться по льду там, где судно пройти не сможет. Именно до тех мест и доходил капитан Нэрс на кораблях "Алерт" и "Дисковери" ("Открытие").
Д’Амбрие был приверженцем идей американца Холла, несчастного и отважного исследователя Арктики, и считал, что до самого полюса можно дойти только на собачьих упряжках.
Эскимосские ездовые собаки, сильные и выносливые, неприхотливые в еде, просто незаменимы в переходах по арктическим ледяным полям. Они могут спать прямо на снегу, при температуре, когда даже ртуть замерзает .
Вы только представьте, как тяжело изнуренному непосильным трудом человеку тащить на себе груз по ледяным торосам, где и так невозможно пройти. Сколько требуется усилий, чтобы удержаться на скользкой неровной поверхности. Собачья упряжка с санями тут просто незаменима. На нее можно положить груз, а то и самому сесть.
Именно для того, чтобы приобрести эти упряжки, д’Амбрие и решил сделать остановку в Юлианехобе.
По мере продвижения к северу плавучие льды встречались все чаще, к тому же поднялся туман, и вскоре с бушприта не стало видно огней на бизань-мачте. Так что приказ замедлить ход оказался очень своевременным. Члены экипажа уже не скрывали своей тревоги, не ободряла их даже уверенность капитана в надежности "Галлии".
Шхуна то и дело вздрагивала от столкновения с льдинами, но они скользили мимо, лишь слегка задевая бок судна.
На ночь зажгли ходовые огни, а обычный белый фонарь на бизань-мачте заменили прожектором.
Д’Амбрие был уверен в правильности взятого курса, судно шло вперед, и наконец сквозь туман, как сквозь матовое стекло, забрезжил рассвет.
Шесть часов… Восемь… Десять.
Мыс уже обогнули, значит, где-то недалеко проход, в который надо войти. Через каждые пять минут стреляли из сигнальных пушек.
У левого борта послышались удары весел. Уж не почудилось ли?
- Стоп машина! - раздалась команда.
Винт прекратил вращение, судно почти остановилось, лишь по инерции продолжая движение к северу.
Капитан приказал замерить глубину. Лот на глубине двухсот морских саженей не достал дна.
- Вперед!
Еще четверть часа "Галлия" идет вперед, и вдруг раздается радостное:
- Ур-ра!
Пелена тумана на мгновение рассеялась, выглянуло солнце и осветило берег, с полосой изломанного волнами по краю льда.
- Стоп!.. Мастер каптэн!.. Стоп!.. Мой, пайлет… Мастер… Входить корабль Юлианехоб… - кричит кто-то на ломаном английском.
- Лоцман… Браво! Добро пожаловать!
Лоцман ловит на лету канат, который ему бросают.
- А его лодка? - спрашивает кто-то из матросов. Лоцман сидит в узеньком каяке .
- Подымай! - кричит он, не выпуская из рук каната.
Его поднимают вместе с лодкой.
Оказавшись на борту, незнакомец отделяется от "душегубки" размером с чемоданчик и отряхивается, словно собака, распространяя резкий запах рыбы.
Приезжий - чистокровный эскимос, или, как их называют в тех краях, гренландец, что не делает его красивее, по крайней мере, по нашим, европейским, понятиям. Крохотный приплюснутый нос, глаза как зернышки груши, рот - щелочкой. Добавьте к этому длинные и жесткие, как конский хвост, волосы, реденькую бороденку, и вы получите точный портрет Ганса Игалико, лучшего лоцмана своих морей.
Итак, отряхнув воду с одежды из выдры, эскимос бесцеремонно протянул руку д’Амбрие, в котором сразу угадал капитана, затем выпил, будто молоко, кварту рома и уселся, словно у себя дома, рядом с рулевым.
Эскимос был отличным лоцманом, никто лучше него не провел бы "Галлию" по извилистому проходу через замерзший фьорд.
Уже через два часа шхуна бросила якорь на маленьком рейде, хорошо защищенном от ветра с моря и суши.
- Юлианехоб! - торжественно объявил гренландец и, протянув руку, с гордостью указал на город.
Глазам удивленных матросов предстали десятков пять жалких лачуг, возвышавшаяся над ними маленькая церквушка и мачта с флагом.
Это был центр датских владений в Гренландии.
ГЛАВА 4
Ложная оттепель. - О сапогах. - Собачьи бега. - Великолепный полет. - Гренландский кнут. - Шесть миль в час. - Как режут ухо. - Хозяин на борту. - Собачий капитан. - Льды повсюду. - Веселость не изменяет. - Проводник через льды. - Разные виды льдов. - Полярный проход. - Тревога.
Пока "Галлия" шла к берегам с выразительным названием "Земля скорби", температура воздуха сохранялась относительно высокой, потом за два дня упала до минус 24 °C, снова поднялась до минус 7°, а в день прибытия в Юлианехоб вдруг подскочила до плюс 12°. Такие колебания температуры характерны для Гренландии, особенно ее южной части.
Начались таяние льдов, разбитых морским прибоем, и обманчивый ранний ледоход, немало удививший матросов-китобоев.
- Еще будут морозы, - говорили они товарищам с "Галлии", полагавшим, что холода кончились и до наступления новых они успеют пройти за Полярный круг.
Сорок восемь часов температура не менялась, потом за четыре часа упала до минус 10°. Начался сильный снегопад, такого в наших умеренных широтах не бывает, земля покрылась белой пеленой, пролив замерз. Толщина льда на нем увеличилась до пяти сантиметров.
Д’Амбрие не очень огорчала перемена погоды, случись это в открытом море, было бы гораздо хуже, "Галлия" тогда не смогла бы войти в порт и защититься от ветра необычайной силы, характерного для конца полярной зимы.
Короткая остановка в пути была предусмотрена д’Амбрие не только для закупки собак и нарт, но и для их испытания.
К тому же капитан заметил на жителях Юлианехоба отличные непромокаемые сапоги, которые не боятся ни морской воды, ни снега, и решил приобрести их для команды, поскольку обуви, изготовленной по его заказу в Норвегии, могло не хватить на все время экспедиции.
Гренландские сапоги - настоящее произведение искусства местных сапожников, точнее сапожниц. Они удобны и элегантны.
Сшитые из тюленьей кожи жилами, сапоги не твердеют на морозе. Для этого кожа подвергается специальной обработке, ее попеременно выставляют то на солнце, то на мороз, растирают руками и несколько раз пропитывают жиром, отчего сапоги приобретают мягкость и белизну. Потом выделанную кожу украшают разноцветными узорами.
Получив заказ, мастерицы сразу же принялись за работу, а их мужья приводили капитану собак в упряжке, расхваливая силу и воздержанность в еде своих четвероногих питомцев.
По приблизительным подсчетам в Юлианехобе оказалось всего двести пятьдесят жителей, а собак не менее тысячи. Все - одной породы, хорошо известной по иллюстрациям в журнале "Вокруг света": не очень большие, но коренастые и приземистые, с острыми мордами, похожими на шакальи, умными глазами и стоячими ушами. У них загнутые кверху длинные пушистые хвосты, длинная густая шерсть, отлично защищающая от мороза и ветра.
О качествах собак пока нельзя было судить, и капитан не знал, по какому принципу их выбирать.
Тогда д’Амбрие решил устроить собачьи бега, своего рода испытание, а заодно развлечь команду.
Для гренландцев нет большего удовольствия, чем состязания в быстрой езде по ровному насту в санях, когда в ушах свистит ветер. Поэтому жители Юлианехоба с радостью согласились на предложение д’Амбрие.
Снежное поле, гладкое как бильярдный стол, казалось, простиралось до Атлантического океана на восток и до самого полюса на север.
Поверьте, это интереснейшее зрелище, когда наготове стоят сразу шесть собачьих упряжек, в каждой по двенадцать собак. Они огрызаются и ждут с нетерпением сигнала - щелчка длинного бича.
Мужчины, женщины, дети - все высыпали из своих жилищ, чтобы посмотреть на состязание. По обе стороны трассы выстроилась живая стена из одетых в меха людей, они притоптывали на снегу своими пестрыми сапогами. Даже мастерицы-сапожницы прекратили работу, чтобы посмотреть на бега.
Капитан и доктор, тоже закутанные в мех, как гренландцы, сели в сани Ганса Игалико - он управлял собаками столь же искусно, как плавал.
В остальных санях, попыхивая трубками, разместились матросы, тоже в мехах, по двое в каждой упряжке.
Староста поселка Юлианехоб взял на себя роль распорядителя и держал наготове гренландский бич, словно флаг.
- Можно начинать, капитан? - спросил он на ломаном английском.
- Пошли! - ответил д’Амбрие, подавшись всем телом вперед, чтобы не вывалиться из саней при толчке.
Бич щелкнул, будто выстрелил, собаки рванулись с места, и тут раздался оглушительный хохот и топот сапог. Четыре матроса полетели из нарт вверх тормашками. Барахтаясь в толстых шубах в снегу, они ругались на всех наречиях Франции: провансальском, бретонском, нормандском и гасконском.
Староста еще раз щелкнул бичом, остановил упряжки и заявил, что надо начать все сначала.
- Не ушиблись, мальчики? - спросил доктор.
- Нет, только трубки сломали! - огорченно проговорил Летящее Перо.
- Ну, такие переломы я не лечу! - шутливо произнес Желен. - Садитесь скорее в нарты и покрепче держитесь! Эти чертовы собаки будто начинены порохом.
- Ну что, можно ехать? - поинтересовался капитан.
- Все в порядке! - ответили матросы, отряхнувшись от снега и снова сев в сани.
Опять щелкнул бич, погонщики громко свистнули, и собаки понеслись в снежном вихре и исчезли вдали, под восторженные крики зрителей.
Дух захватывает, когда летишь по ровному снегу, будто по воздуху, со скоростью двадцать пять километров в час.
Приходится закрывать рот и глаза, а нос защищать рукавицей, чтобы не забивалась снежная пыль.
Если одна из собак, оступившись, падает и волочится на шлее, погонщик не останавливает упряжку. Ударом кнута он заставляет упавшую вскочить и бежать дальше.
Бич необходим, хотя, возможно, это и не по вкусу членам общества охраны животных, без бича нет послушания, нет дисциплины, без него упряжка просто не может существовать.
Как справляться с этой многочисленной сворой, когда у каждой собаки свой норов! Одни едва тащатся, другие бегут слишком быстро, одни послушны, другие упрямы или непонятливы, а главное, все очень любят гоняться за зверьем.
Что делал бы погонщик, не будь у него пусть жестокого, зато действенного способа наказать нерадивых.
В упряжке нет ни поводьев, ни удил, только одна шлея , и, если бы не страх перед бичом, собаки разбежались бы в разные стороны или же, заметив какого-нибудь зверя, бросились за ним.
Эскимосский бич - брат русского кнута. В нем полтора метра длины, чтобы можно было достать до любой собаки в упряжке. Рукоятка жесткая, не более семидесяти сантиметров, с прикрепленной к ней узкой полоской сыромятной тюленьей кожи, заканчивающейся пучком сухожилий, которым ловкий погонщик может до крови стегануть собаку.
Чуть собака заартачилась, погонщик грозно кричит и щелкает бичом в воздухе.
Если не помогает, слегка ударяет упрямицу, а не добившись результата, беспощадно бьет.