- Господин Прегель не скрывал их от нас, он с самого начала предупредил, что мы будем иметь честь соперничать с французами на этом опасном поле боя, и, признаться, капитан, идея мирной борьбы за честь родины нас вдохновила!
- Настолько вдохновила, что вы даром не теряли времени. Поздравляю вас, причем вполне искренне. Теперь наша борьба станет еще острее, и я сделаю все от меня зависящее, чтобы быть достойным моего соперника!
Так, обмениваясь любезностями, д’Амбрие и Фогель вошли в помещение форта. Там ничего не изменилось со времен экспедиции Грили, только теперь стояли баллоны, судя по запаху, с китовым жиром.
Фогель подробно рассказал д’Амбрие о том, каким образом "Германия" оказалась здесь раньше "Галлии" на целый год.
Расставшись с д’Амбрие, Прегель, хорошо понимавший, с каким противником имеет дело, развил бурную деятельность.
Известный ученый, он использовал свои связи в правительстве страны и сумел получить кредит на большую сумму.
После этого он тотчас же отправился в Бремерхафен, где стояли китобойные судна, и зафрахтовал одно из них. Капитаном оказался его друг. Как раз начинался сезон охоты, и судно, водоизмещением в триста пятьдесят тонн, было готово к отплытию. Это позволило Прегелю сэкономить драгоценное время и сразу после зимовки отправиться в путь.
С собой он взял всего двух сотрудников, людей надежных, хорошо известных ему по прежним экспедициям, серьезных ученых, имевших по нескольку опубликованных трудов.
Поскольку в бассейне Холл и в проливе Смит киты водятся в изобилии, Прегель договорился с владельцем судна, что в целях сокращения общих расходов зафрахтованное им на три года китобойное судно станет охотиться на китов с условием, что стоимость каждой тонны добытого китового жира будет вычитаться из стоимости аренды судна.
Господин Прегель, географ и патриот, был человеком весьма практичным.
Он назвал зафрахтованное судно "Германия", то ли в память об экспедиции Кольдевейя, то ли в честь своей страны, и в этом случае, сам того не зная, поступил как д’Амбрие, который назвал свою шхуну "Галлией".
Усилия Прегеля увенчались успехом. Всю подготовку экспедиции он сумел провести за три недели, и 10 июня 1886 года "Германия" вышла в море от устья Везера в неизвестном направлении.
К этому времени д’Амбрие успел лишь разработать с конструктором план "Галлии".
Несмотря на тяжелые испытания в пути, "Германия" дошла до Форт-Конгера меньше чем за шесть недель.
Судно было отремонтировано и снабжено провиантом с учетом предстоящей зимовки.
Предполагалось, что часть матросов и члены экспедиции, а также три упряжки собак проведут полярную ночь в Форт-Конгере, а корабль поставят в безопасное место неподалеку.
В августе - сентябре Прегель вместе со своими сотрудниками отправился на разведку и вернулся в форт в полном восторге от полученных результатов. Все тяготы проведенной работы и сам Прегель, и его спутники перенесли хорошо.
Однако с наступлением жестокой полярной зимы активную деятельность пришлось прервать до конца апреля 1887 года.
С начала мая Прегель возобновил исследования, поплыв в море на моторной шлюпке вместе со своими сотрудниками и тремя матросами, взяв с собой запас провизии на полгода, а судно, освобожденное от льдов, отправилось на китобойный промысел и провело его весьма успешно, о чем свидетельствовали многочисленные баллоны китового жира в помещении форта.
- Теперь, - сказал капитан Фогель, - я жду возвращения "Германии" - через пятнадцать дней заканчивается рыболовецкий промысел. Она возьмет на борт меня с двумя помощниками и последней собачьей упряжкой, и мы поплывем на север, как можно дальше, и зазимуем в выбранном господином Прегелем месте, чтобы продолжать наши исследования, и все время будем углубляться на север, если потребуется, и в третий год. По воле Божьей и во славу родины!
Д’Амбрие, несмотря на свою душевную твердость, охваченный волнением, когда шел к форту, был полон бодрости. Не тот он человек, чтобы прийти в уныние от услышанного.
Д’Амбрие как ни в чем не бывало поблагодарил немца за гостеприимство и любезно преподнес ему подборку привезенных из Европы газет.
Фогель, уже больше года не читавший ни единой газетной строчки, очень обрадовался и горячо поблагодарил за столь ценный подарок.
Д’Амбрие вернулся на корабль сияющим.
- Ну что, капитан, плохие новости, да? - спросил доктор.
- Наоборот, отличные! Я просто в восторге! А ведь думал, черт возьми, что дело мое проиграно.
- Итак, ваши предположения подтвердились?
- Полностью!
- И вы видели вашего соперника?
- Его помощника. Господин Прегель сейчас идет на север.
- И это вас не тревожит?
- Нисколько. Хотя я и отдаю должное моему противнику!
- Мне тоже хорошо известно немецкое упорство!
- Остается только узнать, как он его употребит. Энергии у Прегеля хоть отбавляй, но он привык ходить торными путями.
- Для него главное - формулы. Тем лучше! Любая неожиданность может погубить его!
- К тому же им движет корысть. Китобоев он использует для сокращения расходов экспедиции, вместо того чтобы вовлечь их в свою работу. Мысли его заняты возвращением, он не исключает возможности отступления. Бережет судно и собственную шкуру. В общем, ведет исследование Арктики так, как это делали еще до него. А мы, доктор…
- Мы идем без оглядки, по наитию, как настоящие французы.
- И пока "Галлия" совсем не исчезнет, пока на ней будет хоть один живой человек, у него не появится иного желания, кроме стремления идти вперед. А это - великая сила. Одно лишь слово "отступление" способно парализовать волю самого смелого человека.
- Да, без решимости и отваги, без готовности рисковать лучше не предпринимать арктических экспедиций! - воскликнул доктор, которому передалось настроение д’Амбрие.
- И я не колеблясь пожертвую моей милой шхуной, но дойду туда, куда еще никому не удавалось дойти.
- Сэр Джордж Нэрс на своем "Быстром" достиг только восемьдесят второго градуса двадцати четырех минут, а мы уже сейчас у восемьдесят одного градуса сорока четырех минут северной широты.
- Рискни капитан Нэрс хотя бы одним кораблем из предоставленных ему правительством, уверен, он продвинулся бы гораздо дальше!
Отчалив от необозримой ледяной пристани, "Галлия" пошла тем путем, которым следовал корабль "Быстрый", д’Амбрие хотел отыскать отмеченные Нэрсом на карте под 82° залежи бурого угля. Вопреки ожиданиям пролив Робсон оказался свободным ото льда, и "Галлия" подошла к залежам лигнита мощностью в восемь метров совсем близко от поверхности земли.
Появилась возможность пополнить запас горючего, на две трети использованного во второй части пути, когда приходилось идти на одном лишь паровом двигателе, без парусов.
Горючим загрузили не только трюмы, но и часть палубы, в предвидении жестоких холодов во время бесконечной полярной ночи.
Топливо также могло понадобиться для борьбы с неприступными льдами.
В то время как матросы, взяв на себя роль горняков, подрывали динамитом угольные пласты и самые большие куски переносили на корабль, доктор рассматривал их как геолог и ботаник, в этих отложениях запечатлелась жизнь, проходившая в условиях, отличных от нынешних.
Судя по отпечаткам растений на угле, здесь было когда-то тепло, и доктор думал о том, сколь резкие изменения в этих краях после третичного геологического периода.
Капитан, мало знакомый с биологией, не проявлял к древним эпохам такого интереса. Он наблюдал за работой матросов и как будто что-то искал на земле.
Не прошло и часа, как он увидел окурки и нашел то, что искал: нашел чуть подальше, на едва заметной тропинке, ведущей к морю, следы сапог, подбитых гвоздями.
Значит, Прегель тоже побывал здесь и пополнил запасы горючего.
Двадцать второго июня груженная углем "Галлия" поплыла дальше на север.
Как известно, сэр Джордж Нэрс отправился в путь слишком поздно и был зажат льдами 1 сентября 1875 года, когда шел вдоль западного берега пролива Робсон.
Поэтому д’Амбрие резко свернул к востоку, к той точке, где "Поларис" зимовал в 1878 году. Французский исследователь не без оснований надеялся, что течения в проливе Робсон освободили его от неподвижных льдов вдоль восточного берега. Надежды полярника оправдались.
Двадцать третьего июня шхуна подошла к месту зимовки "Полариса", которую легко было опознать по валявшемуся там мусору, и капитан вместе со своим штабом отправился к месту вечного упокоения Холла, этого отважного, но несчастного исследователя.
Могила сохранилась хорошо. Дубовая плита, с вырезанной на ней лейтенантом Тайсоном надписью, нисколько не пострадала.
Как ни удивительно, даже карликовая ива, о которой упоминает лейтенант Тайсон в своем рассказе, до сих пор существует. Она растет позади деревянной плиты, прислоненной к плоскому камню. Надпись на плите гласит:
В память
о
Чарльзе Френсисе Холле,
капитане судна "Поларис"
морского флота Соединенных Штатов,
начальнике экспедиции к Северному полюсу,
скончавшемся 8 ноября 1871 года
в возрасте 50 лет.
"Я есмь Воскресение и жизнь;
Верующий в меня да не погибнет!"
Д’Амбрие и его товарищи почтительно обнажили головы перед могилой, с грустью думая о безвременной кончине этого благородного человека, пожертвовавшего жизнью ради науки и, к счастью, не увидевшего малодушия своих спутников - увы!.. - немцев.
На пути к одинокой могиле не видно было чьих-либо следов.
Стало ясно, что доктор Прегель, ознакомившись, так же, как и д’Амбрие, с трудами английских и американских исследователей Севера, пошел по тому же пути, что и его соперник.
ГЛАВА 11
В точке, до которой еще не доходил ни один корабль. - Палеокристаллическое море сэра Джорджа Нэрса. - Преждевременное заключение. - Сегодня истина, завтра - заблуждение. - Мо́ря древних льдов не существует. - Второй паковый лед. - Шхуна остановлена паковым льдом. - На санях - чтобы везти провизию, но не людей. - Купанье, которое могло оказаться смертельным. - Отделался испугом. - Арктическая гигиена.
- Капитан! Мы дошли до восемьдесят третьего градуса восьми минут шести секунд! - радостно объявил помощник капитана, определив координаты.
- Браво, старина Бершу! Твой расчет в точности совпадает с моим.
- Значит, мы продвинулись на север дальше Джорджа Нэрса? - произнес доктор, склонившись над картой в кают-компании.
- Да, но меньше чем на градус!
- И все-таки мы с гордостью можем сказать, что еще ни один корабль не заходил так далеко.
- Вы забываете, доктор, что господин Прегель сейчас, по всей вероятности, находится к полюсу намного ближе нас.
- Черт подери! Опять этот Прегель! Признаться, он совсем мне несимпатичен!
- Как бы то ни было, мы не должны отрицать его заслуг. Надо обладать большой смелостью, чтобы на такой маленькой шлюпке, как у него, отправиться в ледяной хаос!
- Однако это только ваши предположения. Ведь неизвестно, опередил ли он нас. Возможно, его зажало льдами.
- Нет оснований так думать. Мы же прошли! Такие, как Прегель, не отступают.
Наступило 26 июня. Определив координаты корабля, офицеры пошли в столовую, где их ждал кок Дюма.
Настроение у всех было приподнятое, разговор шел о дальнейшем продвижении на север.
Доктор Желен, верный своему профессиональному правилу не ставить диагноза, пока нет полной уверенности, неодобрительно отзывался о капитане Нэрсе. Тот утверждал, что существует Море вечных льдов, и даже дал ему название Палеокристаллическое, а через несколько лет это море освободилось ото льдов.
- Вы слишком строго его судите! - осторожно заметил помощник капитана. - Ведь сэр Джордж не сомневался в своей правоте.
- Нельзя судить так безапелляционно, лишать надежды других! Читали вы его отчет?
- Во время зимовки займусь его изучением.
- Разрешите, я процитирую отдельные выдержки, и вы убедитесь, как Нэрс неосторожен в некоторых своих оценках. Буду цитировать по тексту, - продолжал медик, снимая с полки книгу. - "…С высоты наблюдательного поста, - говорит Нэрс, - ледяной покров кажется состоящим из небольших смерзшихся между собой ледяных полей, каждое как бы окружено барьером из ледяных осколков, и такой ледяной покров тянется до самого горизонта… Это, несомненно, Палеокристаллическое море, или Море вечных льдов".
И далее:
"…Несомненно, что от Земли Гриннелла, на 83° широты до 84-й параллели простирается огромное ледяное поле, которое пытался преодолеть Маркем со своей экспедицией…"
- Надо бы сэру Джорджу перед словами "простирается огромное ледяное поле" добавить "в настоящее время", потому что от ледяного поля, о котором с такой уверенностью говорит Нэрс, ничего не осталось, как свидетельствует наш соотечественник доктор Пави, побывавший в тех же местах пять лет спустя после Нэрса.
- Это бы еще ничего, но почтенный капитан и дальше допускает ошибки, как самый заурядный моряк! Цитирую:
"…По выходе из пролива Робсон начинается море, сплошь покрытое льдом, толщиной 27–33 метра. С каждым годом его толщина возрастает за счет снегопадов. Верхние слои снега давят на нижние, постепенно обращая их в лед.
С полным основанием можно считать, что этот ледяной покров существует с древних времен, потому что на всем его протяжении нет ничего живого. Не видно птиц, летящих на север, это значит, что за льдами нет сколько-нибудь значительного пространства суши, а под толщей льда в океане проходят холодные течения, они и убивают все живое. Поэтому исчезли киты и птицы, им нечем питаться…" - и все в таком духе.
В общем, настоящая пустыня, закованная вечным льдом толщиной в сто футов.
Дальше идет текст, на который рекомендую обратить особое внимание.
"…Ледяное пространство тянется до самого полюса. Мы изучили отрезок примерно в 110 километров к северу от мыса Джозеф-Генри и пришли к выводу, что при современных средствах передвижения он непреодолим. Поэтому я с полным основанием утверждаю, что через пролив Смит достигнуть Северного полюса невозможно".
- Значит, - с жаром продолжал доктор, - согласись наш капитан с утверждением сэра Нэрса, "Галлии" ничего не оставалось бы, как вернуться в Гавр, вместо того чтобы попытаться пройти через пролив Робсон.
Помощнику капитана было неприятно слышать столь нелестное мнение о мореплавателе, пусть даже английском, и он возразил:
- Но ведь Нэрс имеет в виду лишь ту часть океана, которая идет к западу от шестьдесят пятого меридиана. И то, что мы достигли этих мест, вовсе не означает, что путь между шестьдесят пятым и семидесятым градусами западной долготы свободен от вечных льдов.
- Я предвидел подобное возражение и отвечу вам выдержкой из отчета не столь авторитетного, как отчет Нэрса.
Пять лет спустя, тридцать первого марта тысяча восемьсот восемьдесят второго года, один из лейтенантов Грили, доктор Пави, француз, отправился на санях от Форт-Конгера при минус тридцати четырех градусах. Одиннадцатого марта Пави прибыл к заливу Флоберга, где в тысяча восемьсот семьдесят шестом году зимовал пароход капитана Нэрса, и с того места, откуда вел свои наблюдения английский капитан, увидел поле пакового льда, состоявшего из очень прочных горообразных льдин, но не обнаружил никаких следов палеокристаллических льдов толщиной в двадцать пять - тридцать метров; тех самых, по которым с таким трудом продвинулся Маркем на один градус к северу.
- Это удивительно! - прошептал Бершу.
- Там, где сэр Джордж Нэрс считал существование животных невозможным, Пави обнаружил следы зайца и лисицы. Более того, двигаясь по пути, которым шел на Северный полюс Маркем, Пави, не доходя до мыса Джозеф-Генри, вдруг услышал крик своего спутника-эскимоса Джинса: "Море!.. Море!" Течение, которое увидел Пави, за мысом Гекла расширялось и шло по направлению к северу. Над протоком клубились облака, по словам эскимосов, признак больших пространств свободной воды. Свободной ото льдов, считавшихся вечными, оказалась восточная часть пролива.
И это восемнадцатого апреля! Еще до окончания зимних холодов.
- Здорово! - воскликнул пораженный помощник капитана. - Так хотелось бы это увидеть собственными глазами! Просто из любопытства!
- Нечего защищать Нэрса, старина Бершу! - заметил д’Амбрие. - Это бессмысленно! Его ошибка доказана, так же, как ошибка Кейна, утверждавшего, что в этих местах вода вообще свободна от льда. Все это - чистая теория. Истина где-то между этими двумя утверждениями. В заключение этого очень полезного разговора, весьма кстати затеянного доктором, скажу, что Пави, достигшему восемьдесят второго градуса пятидесяти одной минуты, посчастливилось сделать важное зоологическое открытие. Его спутник, эскимос Джинс, охотился за тюленем вида frispidus . Такие же тюлени обитают и ниже пролива Робсон. Они не могли бы туда попасть, не будь во льдах пролива участков открытой воды, где тюлени запасаются воздухом, а подо льдом - живности, которой они питаются. Наша задача, однако, не стала от этого легче, и, хотя нам посчастливилось дойти до восемьдесят третьего градуса восьми минут северной широты по более или менее гостеприимным водам, препятствие, возникшее сейчас, оказалось почти непреодолимым.
- Вы правы, капитан! Вместо Палеокристаллического моря, к счастью исчезнувшего, перед нами встал ледяной барьер шириной не менее трех километров… Черт побери! Стальному бушприту, ледовым пилам и динамиту придется хорошенько потрудиться, если мы не найдем свободный проход!
- С поисков прохода и следует начинать, а уж если не найдем, придется его сделать!
Из этого разговора, происходившего в кают-компании, можно себе представить, каким путем шла "Галлия" от того места, где находилась могила Холла. Она двигалась в направлении Северного полюса почти на пятнадцать минут широты дальше всех своих предшественников и натолкнулась на ледяной барьер шириной в три тысячи метров. Отмеченный Пави, этот барьер остался после разрушения палеокристаллического льда, о котором говорил капитан Нэрс.
Потеплело. Но даже при четырех градусах выше нуля ледяной барьер таял медленно, и не было никакой надежды на то, что он исчезнет под лучами полярного солнца, если, конечно, в каком-нибудь месте его не разрушит бурей или морским течением.
Капитан приказал измерить глубину и определил дно на глубине четырехсот пятидесяти морских саженей. Толща воды вблизи мыса Джозеф-Генри оказалась равной всего семидесяти двум морским саженям.
Шхуна стояла в безопасном месте, в одной из расщелин берегового льда. Толщина его здесь равнялась четырем метрам.
Теперь следовало отыскать во льду трещину или слабину на тот случай, если капитан решит пробивать канал.