XIX
Рог гремел так, будто это ревел тот самый зубр, с черепа которого его срезали. В ответ его звуку завопили и заметались над водой белокрылые чайки. Люди смотрели на море, и их ликующие вопли далеко разносились над водой.
Перед ними лежал длинный Лим-фьорд, ширина которого там, где он открывался навстречу Каттегату, составляла около полумили. Его поверхность рябил соленый бриз, а от света поднимавшегося к зениту солнца вода казалась золотой, и на этом золоте то и дело вспыхивали еще более яркие блики. За песчаной прибрежной полосой простирались низкие зеленые равнины, а на юге виднелась полоса леса. На севере, еще дальше, за обширными пастбищами и засеянными полями тоже вырисовывался дубовый и буковый лес. Обитали здесь не столько земледельцы, свинопасы, углежоги и охотники, сколько рыбаки. Они жили в Хальсе, деревне, стоявшей в устье залива и представлявшей собой беспорядочное нагромождение причалов, лодочных сараев, жилых домов и мастерских. Позади этого ряда строений над соломенными и дерновыми крышами возвышались два более новых сооружения, воздвигнутых по приказу короля Харальда Синезубого: часовня и виселица. На фоне неба чернело какое-то пятно, раскачивавшееся на конце веревки - останки вора или разбойника. Птицы выклевали глаза и отодрали мясо с трупа, но благодаря теплому сухому лету он высох на ветру, а оставшиеся сухожилия достаточно крепко удерживали кости в ошметках кожи.
У берега почти не было лодок. Узнав, что норвежцы, прибывшие сюда три дня назад, не намерены чинить им обиду, местные обитатели вновь отправились на рыбную ловлю, а те, кто оставался на берегу, вернулись к другим своим делам. Чтобы избежать риска возникновения ссоры - скажем, из-за женщин, - Харальд Серая Шкура увел корабли на милю дальше вверх по проливу. Он опасался также, как бы корабли не сели на мель при отливе, и потому держал их на якорях на самой середине фьорда, позволяя сходить на берег лишь по несколько человек за раз. Моряки ворчали, но так, чтобы не слышал ни король, ни Аринбьёрн.
А теперь они весело кричали.
- Король! - кричали они. - Синезубый пришел! - и приветственно размахивали руками. - Будет пир, парни!
Датские корабли шли на веслах мимо островка, лежавшего в середине устья, и мимо деревни. Харальд нахмурился. Их было девять, и все драккары. Щиты висели не снаружи вдоль бортов, а внутри, готовые для того, чтобы ими воспользовались. На солнце сверкали шлемы, кольчуги, копья. Харальд поглядел на Аринбьёрна, стоявшего на носу своего корабля, и увидел, что хёвдингу все это тоже очень не нравится.
- Приготовь боевое снаряжение, - спокойно приказал ему Харальд. - Передай этот приказ на третий корабль. Но все же ничего не предпринимай, пока мы не узнаем намерений этих людей.
На всех кораблях послышалась ругань, воины торопливо переходили с места на место и, недовольно ворча, рылись в своих сундуках.
Первый из датских кораблей подошел на расстояние окрика. Харальд сложил ладони чашей, наполнил свою широкую грудь воздухом и крикнул во всю силу легких:
- Э-эй, там! Вы от короля Харальда Гормсона? Здесь король Норвегии Харальд Эйриксон. Я прибыл для переговоров с ним, как и было договорено.
Высокий человек, стоявший на носу приближавшегося корабля, крикнул в ответ:
- Здесь Харальд, сын короля Кнута Гормсона! Я говорю тебе, Харальд Эйриксон, что ты не по праву владеешь королевством, и вызываю тебя на битву за твои злодеяния и вероотступничество.
- Ты заплатишь за это головой королю данов.
- Король данов сам послал меня сюда.
Харальд стоял неподвижно не больше времени, чем потребовалось бы стреле, чтобы долететь до неожиданно появившегося противника. Он в этот момент не слышал даже ропота за своей спиной. Опытным взглядом он окинул залив. Девять кораблей выстроились в линию, перегородив фьорд. И ветер, и течение были против него. Он не видел никакой возможности ускользнуть из западни. Каждому из его кораблей противостояло три, а в лучшем случае два вражеских. Надежда, какой бы призрачной она ни была, светила лишь на суше.
- Я встречусь с тобой на берегу, - проревел он, - и возьму твою голову. Бог поможет правому!
Он обернулся и выкрикнул приказ. Якорь взлетел к поверхности, весла взрыли воду, и через считаные мгновения киль корабля уткнулся в отмель у северного берега. Два других корабля точно повторили его маневр. Люди попрыгали через борта и стремительно выбрались на пески. Те, кто уходил с кораблей последним, снова сбросили в воду якоря. Этот бой, вероятно, должен был закончиться до того, как течение изменит свое направление.
Кто-то помог королю облачиться в кольчугу. Пока остальные воины шумно готовились к бою, он успел перемолвиться несколькими словами с Аринбьёрном.
От гнева глаза Харальда сверкали ледяным синим блеском. Однако слова его звучали спокойно.
- Ложью заманили нас сюда. Теперь до скончания времен люди будут плеваться при упоминании Харальда Синезубого. Я и думать не мог, что он совершит такое черное деяние с тем, кого именовал своим названым сыном.
- Господин, судя по тому, что я о нем слышал, он использует коварство иного рода.
- Я подозреваю - к несчастью, это пришло слишком поздно, - что за всем этим стоит Хокон Сигурдарсон. Королева-мать пыталась предупредить меня. - Харальд оскалил зубы. - Что ж, теперь нам ничего не остается, как только разбить это его орудие.
- Очень уж их много против нас, - по своему обычаю медленно выговаривая слова, ответил Аринбьёрн. - Однако случалось людям побеждать и в худшем положении. Я не собираюсь поучать тебя, король. Однако я думаю, что мы, если и сможем победить, то не силой, а одной только волей к победе. Позволь мне дать тебе совет, господин: воодушеви парней и пробуди в них гнев, чтобы они не думали о том, живы они или уже умирают, пока в каждом из них еще остается сила убивать.
Харальд кивнул.
- Хорошая мысль. Я так и сделаю. - Его яростный взгляд и голос смягчились. Он положил руку на плечо Аринбьёрна. - Старый друг, нам с тобой приходилось подолгу и далеко странствовать. Никогда ни один человек не мог сравниться с тобой в верности. Даже когда в твоей душе столкнулись две клятвы… я простил это много лет назад, Аринбьёрн. Сегодня мне кажется, я понял, что ты тогда испытывал.
- Спасибо, король, - ответил Аринбьёрн. - Мужчине надлежит хранить верность своим друзьям и своему господину. Я… Я рад, что мне это удалось. - Его лицо, покрытое продубленной изрезанной морщинами кожей, вдруг перекосилось, он отвернулся и вытер глаза костяшками пальцев. - Думаю, лучше всего будет сейчас взяться за дело.
Моряки с кораблей Харальда успели полностью вооружиться. Предводители выстраивали их в боевые порядки. Морской ветер развевал знамена. В полумиле от них, ближе к Хальсу, противники тоже высадились на берег и строились. Их было гораздо больше, так что дело шло медленнее. У Харальда нашлось время, чтобы выйти перед своими спутниками, поднять руку, привлекая их внимание, и сказать:
- Мужи Норвегии, отпрыски героев, внемлите мне, вашему королю, которому вы присягали на верность! Всем вам ведомо, что мы прибыли сюда с миром. Но здесь ждал нас обман и предательская засада. Ни один человек не может предугадать своей участи, никто не способен укрыться от нее. Он свободен лишь в том, чтобы встретить ее без страха, с таким упорством и силой, чтобы имя его осталось жить после смерти тела, доколе существует мир. Невелика честь для того, кто побежден смертью, когда лежит на одре болезни. Зато счастлив тот муж, который падет в бою, успев пожать урожай, удручающий его врагов, ибо никогда не забудут люди ни его имени, ни его деяний.
Даже в этот день мы можем победить. Ибо трусы они, те, кто скрывался за ложью, боясь сказать, чего хотят от нас. Воистину, их втрое больше, чем нас. - Он усмехнулся. - Каждый из вас должен убить троих. - В ответ на это послышалось несколько смешков. - Волк, на которого накинулись три шелудивых пса, перервет горло первому, сломает шею второму, а третьего отбросит в сторону с распоротым брюхом. Мы не будем стоять на месте и позволять им брехать на нас. Мы построимся свиньей и ударим первыми. И я пойду впереди.
Так он призывал своих бойцов ожесточиться сердцем. И вскоре в ответ ему раздались боевые крики и яростный вой.
Его первый скальд Глум Жейрасон не участвовал в этом плавании. Однако позже, уже на Оркнеях, Глум сложил мемориальную поэму, которую прочел перед последними двумя сыновьями Эйрика и Гуннхильд. Вот как она начиналась:
Могучий, как Один,
кто часто кровавил поля,
Харальд призвал людей
возложить ладони
на рукояти секир,
луки изготовить
и мечи обнажить для сражения.
Смело вперед глядеть,
не мигая в испуге глазами.
Воистину королевской
воины сочли его речь.
Норвежцы двинулись вперед. Полетели копья. И очень скоро оказались среди датчан. Кабанья голова их строя неудержимо продвигалась вперед; ее клыки терзали врагов направо и налево. Мечи вздымались и обрушивались вниз, гремели секиры, по ветру летели алые капли. Щиты трещали и раскалывались. Люди падали, корчились, вопили и погибали под ногами идущих. Смрад смерти сразу заглушил все другие запахи.
Харальд Золотой привел с собой не ополчение бондов. С ним были викинги, которым доводилось не раз совершать набеги в Вендланде и Фрисланде, в Ирландии и во Франции. Опытные воины, они позволили норвежцам прорвать свой строй, а затем обрушились на их клин со всех сторон. Знамена сначала замедлили свое продвижение, а потом замерли на месте. Ход боя теперь определяли датчане.
Все же некоторым из норвежцев, оказавшимся ближе к краю этого гибельного водоворота, удалось вырваться и укрыться в лесу. Кое-кому позднее удалось уговорить моряков перевезти их через Каттегат и таким образом вернуться домой. Именно от них Глум Жейрасон узнал почти все, о чем потом рассказывал в своей поэме.
Он, кто ездил, мужественный
на конях моря,
теперь свой корабль поставил
на берегу Лим-фьорда, близ Хальса.
Там он пал, и его горячая кровь
хлынула на песок.
Лишь коварным обманом
смогли враги одолеть его.
А когда весть о гибели Аринбьёрна достигла Исландии, Эгиль Скаллагримсон оплакал его:
Все меньше становится
друзей моих,
бесстрашных, щедрых,
стойких среди битв
и с золотом без жалости
расстающихся.
Где теперь искать им подобных
тем, кто в странах заморских
осыпают серебром скальда,
который лишь правду о них говорит?
XX
Медлительное летнее солнце повернуло к закату. Невысокий прилив уже доставал до тех, кто пал возле самой воды. Вытекающая кровь тускнела, а на песке появлялись темные пятна. Мертвецы лежали измаранные кровью и собственными нечистотами, широко раскрыв невидящие глаза. На зловоние слетались мухи и облепляли сухие языки в разинутых ртах. Невысоко метались встревоженные чайки, хрипло кричали вороны, коршуны описывали в небе круги и, опускаясь все ниже к земле, дожидались, пока живые уберутся с места их грядущего пиршества. Датчане пошли по полю закончившейся битвы, чтобы добить раненых норвежцев, оказать помощь своим раненым соратникам и раздеть трупы. Насчет возвращения родственникам погибших датчан их оружия и кольчуг, - а родственники были лишь у немногих, - Харальд Золотой сказал со смешком:
- В конце концов, хоронить людей с их мирскими богатствами - это не по-христиански.
Настроение у него было прекрасным. Хотя он сражался наравне с другими, но все же получил лишь несколько незначительных порезов да ушиб плеча: враг не сумел топором рассечь его добрую кольчугу. Он видел Харальда Серую Шкуру живым во время боя, а теперь, рассматривая его труп, вдруг размахнулся и изо всей силы ударил мечом мертвое тело, все еще сохранявшее на лице маску гнева.
- Тут слишком много покойников. Мы не сможем их похоронить, - сказал один из кормчих - он же предводитель части дружины Золотого, находившийся поблизости. - Мы устали, измучены жаждой, проголодались.
- Вечером, когда вернутся рыбаки, мы заставим их этим заняться, - ответил Харальд Золотой. - А пока что нужно послать дозорных отгонять птиц. Наши люди должны иметь достойный вид, когда лягут в освященную землю. Да и норвежцы тоже; тем больше будет нам чести.
Кормчий поглядел в сторону Хальса.
- Вряд ли здесь окажется достаточно большое кладбище.
- Конечно, нет, но, смею надеяться, священник не откажется освятить наше.
- Если он здесь. Это заброшенное место, дальний край Ютланда. Я не удивлюсь, если тут всего один священник на всю область.
- Мы выясним и, если потребуется, оставим ему приказ. А пока суд да дело, пусть кто-нибудь пойдет туда и посмотрит, нет ли у тамошних жителей еды и пива получше, чем то, что мы привезли с собой. Наши воины это заслужили. - Харальд Золотой вдруг осекся. - Эй! А что это такое?
Из-за южного края устья фьорда показался длинный корабль. Все находившиеся на нем люди - и те, кто сидел на веслах, и те, кто виднелся на палубе, - были одеты для сражения. Сталь сверкала на солнце почти так же ярко, как и вода. Корабль обогнул мыс и свернул к западу. За ним показался второй, третий, четвертый…
- Трубите в рога! - крикнул Харальд Золотой. - Стройтесь для боя!
Целая дюжина боевых кораблей приближалась к нему со стороны деревни. Они окружили девять его драккаров и те три, которые он захватил. Передовой корабль придвинулся поближе, опередив остальных на несколько ярдов. Подходя к воде, Харальд Золотой слышал за своей спиной сдавленные стоны и грязные ругательства. Возможно, кто-то и бормотал молитвы, хотя его дружинники, в общем, не были особо богомольными. По бокам от предводителя шли щитоносцы, чтобы прикрыть его от предательской стрелы.
Когда же он рассмотрел стоявшего на носу, узнал его стройную фигуру и аккуратно подстриженную черную бороду, то сразу же понял, что все это означает. Все же он должен был спросить:
- Зачем ты здесь, Хокон Сигурдарсон?
И он не ощутил никакого удивления, услышав ответ ярла:
- Чтобы положить конец твоим преступным деяниям, Харальд Кнутсон. Мы будем сражаться с тобой здесь и сейчас, чтобы ты не сбежал и нам не пришлось потом разыскивать тебя.
- Ты заплатишь за это головой королю данов.
Хокон усмехнулся.
- Я думаю, что нет. Во всяком случае, не об этом тебе стоит тревожиться. Мы начнем?
- Да, и Христос низвергнет тебя в ад, двуличный пес, гнусный идолопоклонник! - Харальд Золотой резко повернулся и направился к своим людям.
Он не стал ничего говорить им. Немногие из викингов доживали до старости. Да, им казалось несправедливым то, что на них напали, не дав им отдохнуть и восстановить силы. Однако сами они никогда не жалели слабых и всегда искали самой легкой добычи.
Норвежцы и прибывшие вместе с ними датчане быстро высаживались на берег. Харальд Золотой жалел, что не может стремительно наброситься на них, пока они еще не успели выстроиться. Но его утомленные только что закончившимся боем воины должны были оставаться на своем месте.
- Приготовьте луки! - приказал он. - Возьмите копья и пращи. Убивайте их, как только они начнут приближаться. - Но эти слова ему самому казались жалкими. В лучшем случае, удастся поразить с десяток людей ярла, причем не насмерть, а затем остальные закроются щитами. Да, это в лучшем случае…
Он надеялся стать королем. Что ж, по крайней мере он сможет умереть, как подобает королю.
Вот уже второй раз за день норвежцы двигались ему навстречу. Если Бог даст, Хокон Злой тоже встретит смерть. Но трудно было поверить, что Харальду Золотому когда-либо удастся узнать об этом, разве что в потустороннем мире.
В воздух взлетели стрелы и камни.
С грохотом столкнулись щиты.
Хотя битва была короткой, но сражавшимся она показалась очень долгой. Воины Хокона обошли дружину Харальда Золотого с флангов, быстро окружили и теперь мечами и секирами пробивались в глубь их боевого строя. Стиснутый в толпе Харальд Золотой пытался найти хоть немного свободного пространства. Он даже не мог свободно размахнуться мечом, и клинок лишь без толку скользил по кольчугам и шлемам. А потом он вдруг ощутил, что его сдавливают два щита, словно створки раковины устрицы. Его руки прижали к бокам, а потом на него обрушились удары кулаков. Ошеломленный, он упал на колени.
Придя в себя, он обнаружил, что его руки связаны за спиной. Битва закончилась. А дальше все пошло очень быстро.
Его голова разрывалась от боли. Все кости ломило. Очертания Хокона, стоявшего перед ним, расплывались в его глазах.
- Как… король… мог допустить… чтобы такое… случилось? - пробормотал он.
- Король не доверяет тебе, - ответил Хокон, - и имеет для этого все основания.
- Глупцом был я, когда доверился тебе. Кого следующего ты предашь?
- Вряд ли ты тот человек, который может возмущаться предательством. Мир не станет хуже, когда избавится от тебя. Я вижу неподалеку виселицу.
Харальда Золотого охватил ужас.
- На виселицу? Словно вора? Нет!
Хокон вежливо улыбнулся.
- О, эта казнь достаточно благородная. Таким путем короли уходят к Одину. Бог собственноручно казнил самого себя именно таким образом. - Он кивнул людям, державшим пленника. - Уведите его.
XXI
Вернувшись в Рандерс, ярл предстал перед Харальдом Синезубым, поведал ему то, что сделал, и сам объявил себя виновным в смерти королевского племянника. Харальд потребовал за родственника виру в три сотни серебра. Ее было нетрудно выплатить, поскольку, подобно Эгилю Скаллагримсону, Харальд Золотой имел привычку брать с собой в походы значительную часть своих сокровищ.
Почти в то же самое время туда же прибыл Харальд Гренска, сын Гудрёда, короля Вестфольда, которого убил Харальд Серая Шкура. Этот Харальд был правнуком Харальда Прекрасноволосого. После гибели своего отца он, тогда еще совсем отрок, сбежал в Свитьёд, где свел дружбу с воинственным Скёгулем-Тости. Они часто вместе ходили в викинг, и Харальд Гренска довольно скоро завоевал себе достойное имя. Он был теперь молодым человеком примерно восемнадцати зим от роду и имел свою собственную дружину. По совету Хокона король данов послал за ним, предлагая ему союз против последних Эйриксонов.
Харальд Золотой знал об этом. Поскольку он не имел никакого отношения к роду Харальда Прекрасноволосого, он не мог бы удержать власть над Норвегией без поддержки кого-то из тех, кто принадлежал к этому роду. А помимо юного Харальда Гренски оставались лишь престарелый Хальвдан Сигурдарсон и его сын Сигурд, все эти годы не высовывающие носа из Хрингарики.
Нынче на них смотрели очень косо, поскольку отец Хальвдана был сыном Снаэфрид, ведьмы, которая была наложницей Харальда Прекрасноволосого и уговорила его сотворить много зла. А они сами сочли, что лучше всего - а может быть, это и на самом деле было им по вкусу - мирно сидеть дома, собирать подати, платить положенную долю верховному королю, кто бы ни провозгласил себя конунгом, и пестовать свои владения. Конечно, когда-нибудь в них могла проявиться бешеная природа матери, но предсказать, как поведет себя тот или другой, было невозможно.