Он лукаво усмехнулся, а женщина тихо охнула и вскочила в поисках своей одежды. Как она теперь попадёт в свою комнату? И как там её дитя? Но всё обошлось. Ингрид сумела незаметно проскочить к себе, быстро вымылась в тазике и оделась. Зашла в комнату к малышке Бланш, поцеловала нежный лобик, улыбнулась Элли, сообщившей ей, что девочка хорошо спала этой ночью и уже дважды поела, и спустилась вниз. На её счастье людей в зале было немного. Рыцарь с отменным аппетитом завтракал за столом, домоправительница сидела рядом и что-то ему говорила.
Увидев искрящиеся глаза леди Ингрид, и переведя взгляд на довольного, словно сытый кот после успешной охоты на жирных мышек, хозяина, женщина всё поняла. Поначалу была ошарашена своим открытием, но потом обрадовалась. Попавшая в их дом леди была отличной хозяйкой и весьма плодовитой женщиной. К тому же она красива и умна. Где затерянному в болотах рыцарю взять лучшую жену? Не думать же всерьёз об этой бесцветной и к тому же глупой Абигайль? Ну да, за ней дают хороший кусок земли, но разве это главное? А жить с ней как? А каких детей она принесём мужу? И принесёт ли? Её мать кроме неё родила только ещё одну девочку, и то мёртвую.
А тут живая, сильная, плодовитая женщина. К тому же она очень понравилась Герберту, это было видно с первой минуты их встречи. И такое романтическое знакомство!
Мистрис Кэт улыбнулась про себя. Она очень любила Герберта и от всей души желала ему счастья. Такого же счастья, как имел его отец, доблестный рыцарь Бертран Смайли. Он был таким же красивым и сильным, как Герберт сейчас, когда она впервые увидела его и влюбилась сразу и на всю жизнь. Рыцарь был женат и хорошо относился к жене, которая подарила ему пятерых сыновей. Но потом случилось несчастье. На их поместье напали, когда хозяин со своими воинами отдавал долг службы своему лорду. Погибли все, и жена рыцаря и четверо его сыновей. Только самого маленького, Герберта, юная Кэт сумела спасти, унеся его незаметно из поместья и просидев с ним три дня на болотах. Вернувшийся в разграбленное поместье сэр Бертран был вне себя от горя. Только появление Кэт с его младшеньким на руках немного утешило рыцаря. И незаметно случилось так, что чувство благодарности переросло в любовь, и Кэт заменила в доме хозяйку, а малышу мать. Рыцарь так и не женился на ней, но и другой жены в дом не привёл. Он просто наслаждался этой любовью, длившейся много лет, до самой его смерти. И был счастлив. Но Кэт никогда не обижалась на него – она понимала, что сама всего лишь дочь бедного арендатора. Она просто любила рыцаря всем сердцем и щедро дарила ему и нежность, и страсть, чем делала его счастливым. Только одного она не дала ему – детей. Не хотела плодить бастардов, и умело предотвращала зачатие.
Но сейчас положение дел было совсем другим. Леди Ингрид достаточно высокого происхождения и к тому же вдова барона, владевшего отличным поместьем в одном из центральных графств страны. К сожалению, она не может претендовать на наследство для своей дочери от отца, который был сторонником свергнутого Генриха Ланкастера, да и от поместья ничего не осталось. Но она стоит того, чтобы взять её в жёны и без приданого. И мистрис Кэт принялась с удовольствием наблюдать за развитием событий. И не она одна. Внимательные глаза умудрённого жизненным опытом Джайлза Бертона тоже следили за тем, как расцветает любовь между этими двумя. Он тихонько ухмылялся в усы, когда видел их рядом. И немудрено, от них как будто исходило сияние. Пол Бертон откровенно радовался, глядя на это. Видно они с отцом крепко привязались к маленькой леди, когда увозили её в поместье из горящего дома. Да и капитан Бродик, как видно, уловил ситуацию и всецело поддерживал своего рыцаря.
А увлечённые друг другом мужчина и женщища не видели ничего, что происходит вокруг. Они почти всё время проводили вместе. Герберт показал гостье всё своё владение, побывал с ней на самых отдалённых фермах, показал большой заливной луг и примыкающие к нему земли, которые должны перейти к нему. Для второго сына, сказал он, не заметив боли, промелькнувшей в глазах Ингрид. Он был откровенно счастлив, и не пытался скрыть этого. На гостью большое впечатление произвело густое переплетение маленьких речушек с мелкими озёрами между ними, и буйная яркая зелень, покрывающая всё вокруг. Птицы заливались на разные голоса, то тут, то там вспархивали из-под копыт коней вспугнутые кулики и утки, по мелководью важно расхаживали длинноногие цапли. Ингрид дивилась на всю эту красоту, а Герберт объяснил ей, что это – творение рук человеческих, подправленное со временем природой. Когда-то давно здесь велись торфяные разработки и были выкопаны все эти углубления и канавы. Но пару веков назад их затопили, превратив эти места в рай для птиц и отличные угодья для охотников.
В своём желании сделать приятное женщине, дарящей ему столько наслаждения, рыцарь даже совершил поход к реке Грейт-Уз, чтобы показать ей истинную красоту этих мест. В поездку отправились рано утром и в сопровождении небольшого отряда воинов во главе с почти полностью оправившимся Полом. Его левая рука оставалась слабой и не всегда послушной, но он приловчился отлично обходиться одной правой, и почти не отличался от других воинов. Поездка удалась на славу. Места действительно были прекрасными. Сейчас, в разгар лета, жизнь здесь кипела ключом, и воины довольно переглядывались, предвидя увлекательную осеннюю охоту. Ингрид была в полном восторге от широкой спокойной реки и тихих зелёных заводей, кишащих самыми разными представителями пернатых. Птенцы уже подросли и оперились, кое-где пытались даже стать на крыло, но частенько неловко падали обратно на воду. Ингрид заливалась звонким смехом, наблюдая за ними, а мужчины улыбались, глядя на неё. Герберта внезапно одолело непреодолимое желание, и он увлёк молодую женщину в укромное местечко, дав команду своим людям развести костёр и никуда от него не отходить дальше берега, и велел наловить рыбы. Воины понятливо переглянулись, усмехаясь. А кто бы отказался от такого лакомства?
Отведя Ингрид достаточно далеко от оставленных на берегу мужчин и отыскав удобную полянку, заросшую высокой травой и яркими цветами, Герберт скинул с себя камзол и, кинув его на мягкую траву, заботливо уложил на землю свою женщину и стал любить её с исступлённой страстью. Такого яркого и чувственного слияния у них никогда не было прежде, и оба задыхались от желания и последовавшего за ним полного, всеобъемлющего удовлетворения. Раз за разом рыцарь дарил лежащей под ним женщине всю полноту наслаждения, поднимая её к вершинам блаженства и как будто отдавая ей всего себя целиком, без остатка, и лишь потом позволил себе взорваться фейерверком полного удовлетворения. Ещё несколько минут они лежали без движения, приходя в себя от потрясающего чувства полного растворения друг в друге, непередаваемого ощущения безграничного счастья. Потом тихонько поднялись, оправили одежду и, взявшись за руки, пошли к берегу. У костра орудовал Пол, поджаривая несколько крупных рыбин, от которых шёл упоительных запах. Воины разложили на траве захваченную из поместья скатёрку, на которую положили хлеб и сыр, поставили несколько фляг с элем. Рыба оказалась потрясающе вкусной. Ингрид не могла припомнить, чтобы когда-нибудь в жизни пробовала что-либо подобное. Об этом она и сказала Полу. Тот улыбнулся:
– На доброе здоровье, леди. Я рад, что вам понравилось. Но тут и ребята руку приложили. Берт и Рон рыбу ловили, Хью и Крис чистили. Я только жарил.
– Спасибо вам всем, – улыбаясь, произнесла леди, – я получила огромное удовольствие. Даже не знала никогда, что рыба может быть такой вкусной.
– Это река, леди, – вставил ухмыляющийся Рон, – здесь на берегу рыба всегда вкуснее, чем в доме.
Улыбаясь и переговариваясь между собой, воины собрали остатки с импровизированного стола и бросили крошки в воду – пусть рыба подрастает до следующего раза. Недалеко уже и до сезона охоты. Потом все двинулись в обратный путь. В Вобсбери попали уже затемно. Наскоро поужинали и отправились отдыхать. И снова Ингрид таяла в объятиях Герберта, а он ласкал её, изнывая от нежности и горя желанием, и раз за разом сливался с ней в одно целое, наслаждаясь глубиной и сладостью этого полного единения. Заснули они только под утро, уставшие, но бесконечно счастливые.
А время, между тем, шло. Уже перевалило за середину лета. Селяне начали собирать урожай нового года. Хозяину поместья нужно было проследить за тем, чтобы всё было сохранено, чтобы получили своё и он, и работающие на него люди. Но у Герберта, впервые за все годы, что он был хозяином Вобсбери, не хватало сил и времени на все эти столь важные работы. Всего себя он отдавал этой чудесной синеглазой женщине, стараясь принести ей как можно больше удовольствия, и бесконечно наслаждаясь сам от обладания её нежным и таким сильным в своей страсти телом. Мысль о приближаюшейся осени, когда нужно будет ехать в соседнее поместье сватать за себя белобрысую Абигайль, появлялась время от времени где-то на краю его сознания, но он гнал её, не позволяя завладеть своим вниманием.
Первой опомнилась Ингрид. Услышав как-то сказанные кем-то из дворовых людей слова, что скоро, мол, праздник урожая, а там и Михайлов день, когда хозяин выплатит причитающиеся деньги, она поняла, что время счастья истекло. Подходит страшный для неё день, когда хозяйкой в этот дом войдёт незнакомая ей девушка, ляжет в постель Герберта и примет в себя его горячее семя, чтобы принести ему таких желанных сыновей. А она, Ингрид, не может даже вслух сказать, что уже носит в себе новую жизнь. Да, она пошла на всё это, потому что должна была заплатить свой долг спасшему её рыцарю. Но сколько же удовольствия получила она сама! И сколько боли теперь обрушится на неё, когда придётся расстаться с мужчиной, захватившим её сердце в нежный плен любви полностью и навсегда! А расстаться придётся и, пожалуй, лучше сделать это поскорей, пока ещё не стало видно её состояние, и никто об этом не догадывается.
И в один из тихих августовских вечеров Ингрид попросила Герберта погулять с ней в саду. Уведя любимого мужчину подальше от чужих ушей и глаз, она заговорила с ним о том, что занимало её мысли последние дни.
– Уже конец лета, Герберт, – тихо сказала она, пряча глаза, – и не за горами день Святого Михаила, когда ты должен ввести в этот дом свою жену. Мне пора собираться в дорогу. И, пожалуй, лучше поспешить, пока в проливе спокойно. Бланш ведь маленькая ещё, ей будет трудно пережить шторм, если он вдруг случится. А тебе надо готовиться к свадьбе. Пора к невесте ехать, брачный договор подписывать. Так ведь?
Рыцарь стоял, как громом поражённый. Она говорила разумные слова. Но, Господи Боже, как же трудно их слышать! Как не хочется даже думать об этом. А надо. Долг призывает его сделать это ради своего поместья, своих будущих детей и своих людей, которые целиком и полностью зависят от него. Бледный и взволнованный, он повернулся к женщине, которая дала ему неповторимое сказочное счастье, и от которой он должен отказаться, потому что так повелевает ему долг.
– Ты совершенно права, Ингрид, – голос его звучал твёрдо, но безжизненно, – наше время, кажется, вышло. Назначай день своего отъезда и начинай готовиться. Я помню свои обещания. Я дам тебе сопровождение, и дам Элли, если она согласиться поехать с тобой. Но все оставшиеся до отъезда дни ты по-прежнему моя, помни об этом.
Глаза рыцаря полыхнули тёмным пламенем, он повернулся и ушёл в дом, оставив женщину одну в тихом летнем саду. Даже птицы смолкли, кажется, слушая трудный разговор этих двоих, которым пришло время расстаться. Ингрид посмотрела ему вслед и вдруг дала волю слезам. Она рыдала громко и отчаянно, благо, никого не было поблизости. Всё! Счастье окончилось. Но она должна быть благодарна судьбе за эти месяцы полного, безграничного наслаждения близостью с любимым и таким нужным ей мужчиной. Ведь он был честен с ней, когда заключал их договор. Она взяла на себя обязательство скрасить для него это лето в ожидании предстоящей женитьбы. Ни о чём другом разговора не было. А то, что она полюбила этого мужчину, это её беда, он здесь ни при чём. Плохо, очень плохо, что её ребёнок родится бастардом. Но она как-нибудь постарается запутать родственников, чтобы они подумали, будто это тоже ребёнок её погибшего мужа, барона. Главное, этих родственников найти. Здесь ей определённо негде и незачем оставаться. Такими мыслями женщина пыталась отвлечь себя от сердечной боли, которая была почти нестерпимой. Кажется, справилась. Сейчас ей надо быть очень сильной, чтобы выдержать всё, что предстоит, и не показать своих чувств.
– Пресвятая Дева Мария, – прошептала она одеревеневшими от горя губами, – ты женщина, ты поймёшь меня. Дай мне силы выдержать всё это и уехать из Вобсбери достойно. Потом я справлюсь со всем, что судьба уготовила мне. Но сейчас мне очень нужна помощь, сама я не удержусь. Помоги мне, Матерь Божия, помоги, молю! Моё сердце рвётся на части. Помоги не показать этого!
Заручившись небесной поддержкой, Ингрид взяла себя в руки и заставила успокоиться. Вытерла слёзы и погуляла ещё немного, чтобы скрыть следы своего отчаяния. Потом вернулась в дом. Поднялась наверх и зашла в комнату дочери. Малышка спала, а Элли что-то вязала, сидя у её колыбельки.
– Мне надо поговорить с тобой, Элли, – собравшись с духом, начала женщина. – Нам с Бланш пришло время отправляться во Францию, чтобы отыскать моего родного дядюшку, брата моей матери. Ты же знаешь, что мой дом сгорел, и у меня нет здесь родственников. Сэр Герберт дал мне приют на время, и за это я ему очень признательна. Но он скоро жениться, и наше присутствие здесь будет просто неприличным. Сейчас я хочу спросить тебя, согласна ли ты поехать с нами, если хозяин тебя отпустит? Это важно для меня.
– О да, леди, вы могли бы даже не спрашивать меня об этом, – со слезами на глазах ответила девушка. – Я от всей души полюбила маленькую Бланш, а вы, леди, хозяйка, лучше которой не бывает. Конечно, я поеду с вами хоть во Францию, хоть на край света. Я всегда буду с вами, если я вам нужна.
– Спасибо тебе, – утерев слезу, улыбнулась Ингрид, – спасибо за верность и за любовь. Я никогда не обижу тебя и разделю с тобой последний кусок хлеба. Но я бедна, Элли, и не знаю, как сложится моя жизнь на континенте. Поэтому ты рискуешь.
– Ничего, – усмехнулась кормилица, – здесь у меня тоже ничего нет и не будет. А вместе мы справимся, леди. Вы такая красавица, не может быть, чтобы не нашёлся мужчина, который пожелает взять вас в жёны. Всё уладится, вот увидите.
Ободрённая её бесхитростными словами, Ингрид улыбнулась и велела начинать сборы в дорогу. Они отправятся в путь в день Святого Варфоломея. Остаётся совсем немного времени. Про себя она подумала, что чем скорей закончит эту историю, тем целее будет её сердце. Если ещё немного затянуть, она просто не выдержит. А выдержать надо. Хотя бы ради детей.
Спустившись к ужину, Ингрид была уже почти совсем спокойной, хотя следы слёз на её лице внимательный взгляд, конечно же, не мог не заметить. Она молча поужинала, не поднимая глаз от тарелки. Хозяин был зол и налегал на вино. Поднявшись из-за стола, чтобы уйти к себе, она была, однако, остановлена жёсткой рукой рыцаря.
– Я жду вас у себя, леди, – очень тихо сказал он.
– Да, сэр, я приду, – был столь же тихий ответ.
Помывшись и переодевшись, Ингрид отправилась в комнату хозяина поместья. Но его там не было. Женщина села у очага и глубоко задумалась. В голове крутились самые разные мысли. Сможет ли она отыскать дом своего дяди? Примет ли её Жильбер Серве? И как ей будет там, в этой чужой стране? Да, её мать была француженкой. Но она, Ингрид, родилась здесь, в Англии, и другой родины для неё не существует. Она даже не представляла себе, что её ожидает там, на континенте. И очень страшила встреча с женой дяди. Какая хозяйка потерпит в своём доме другую женщину, пусть и родственницу? Конечно, от неё попытаются избавиться как можно скорее, выдав замуж. Но ребёнок. Скоро его существование станет уже заметным. И что тогда?
Ингрид так глубоко задумалась, что не услышала, как открылась дверь, и в комнату вошёл Герберт. Он же, увидев её неподвижный, полный боли, устремлённый на огонь взгляд, в первую минуту смягчился и готов был заключить её в объятия. Но тут же вспомнил, какую рану она нанесла его самолюбию. Она так легко уходила от него. А он-то думал… Если быть откровенным, он сам не знал, что именно он думал по этому поводу. Просто ему было очень больно почему-то, и он злился. Рыцарь громко хлопнул дверью, и Ингрид вздрогнула. Взгляд её устремился к нему, но лицо Герберта было холодным, глаза смотрели жёстко.
– Я велел вам прийти, леди, – начал он сухим, как будто чужим голосом, – чтобы сказать, что вы отлично справились с задачей и хорошо развлекли меня этим летом. Мне было отрадно использовать ваше прекрасное тело, как только у меня возникало желание. Но сегодня я вас не хочу. Скажите, когда вы хотите уехать, чтобы я мог подготовить сопровождение. И завтра вечером приходите сюда опять. Возможно, у меня возникнет желание, и я вами воспользуюсь. А сейчас спокойной ночи.
– Хороших снов, сэр. И уезжаю я в день Святого Варфоломея, то есть через три дня. Надеюсь, сопровождение будет готово. Да, и Элли изъявила желание ехать со мной, если вы не возражаете.
Герберт молча кивнул, и она покинула комнату. Он сам не знал, что с ним делается. Он был зол, страшно зол. На кого? На себя, на неё, на весь мир. Снял сапог и со всей силы запустил им в стену, потом другой. Потом ударил кулаком по скамье и зашипел от боли, наткнувшись на угол. Почувствовал, как на глазах закипают слёзы. Этого ещё не хватало! Плакать из-за женщины – да никогда! Никогда он себе такого не позволит. Но как она может? Как может так легко покинуть его? О том, что сам ставил такие условия, и что время женитьбы приближается, думать не хотел. Могла бы и остаться, и порадовать его ещё – до самой свадьбы. Успела бы в свою Францию.
Рыцарь разделся и лёг в постель. Но сон не шёл. Перед глазами вставали её синие глаза, смотревшие так ласково, так открыто. Вспоминались мгновения их близости, когда они сливались в одно целое и вместе улетали под облака. Только она одна могла дать ему такое неземное блаженство. И вот теперь она уезжает. Это скверно, хуже некуда. Очень плохо и несправедливо. Ведь он очень нуждается в ней, в её теле, в её нежности, её страсти. И… её глазах, которые, кажется, смотрят ему в самую душу и согревают её. Как же ему хотелось её сегодня! Но он боялся, что не выдержит и выдаст себя. Покажет, как она нужна ему. А этого делать нельзя. Она покидает его совершенно спокойно. Он тоже не позволит себе слабости. Никакой! Никогда! Он мужчина, чёрт побери, и делает то, что должен делать. И всё, точка!