Эти две неярко выраженные полупобеды кое-кому вскружили голову. Непобедимый Бонапарт, оказывается, победим. Не этим ли руководствуясь, Александр I приехал в войско. Тут особенно усердствовал Беннигсен. Он внушил царю, что Наполеону 8 февраля был нанесен страшный удар, от которого он не оправился до сих дней. Ему поддакивали и другие генералы. Зная, что Шувалов может испортить так тщательно проводимую им политику в отношении поражения французов, он отправил графа в Кенигсберг, чтобы проверить прибытие английских грузов и договориться с ними об очередной партии. Шувалов, предвидя предстоящую схватку, был удивлен таким поручением командующего. Он так посмотрел на него, что тот решил сделать даже пояснение.
- Граф, - миролюбиво произнес он, - вы же видите, как снабжены наши войска. Там ломятся склады, а мы чем кормим своих солдат?
Тут Шувалову нечего было возразить. По сравнению с французами мы выглядели весьма плачевно.
- Вы быстро обернетесь, и мы с вами еще съездим на выбор позиции.
Хитрил командующий. Сам же хотел как можно скорее начать наступление, считая, что французы еще не успели собраться с силами. Как глубоко он ошибался! Этот разговор состоялся 3 июня, а 5-го он приказал Багратиону начать наступление на корпус маршала Нея. Багратион тотчас приказал Платову перейти реку Алле и ударить в тыл французам. Те не выдержали двойного удара и стали отступать. Узнав о наступлении русских, Бонапарт немедленно примчался на место действий. Каково же его было удивление, когда русские вдруг прекратили преследование. И даже больше: простояв чуть больше суток, начали отступать. Знал бы Бонапарт, что в это время Багратион безуспешно доказывал Беннигсену о необходимости развивать наступление, а тот, считая, что маршал Ней заманивает их в ловушку, приказал отступать. Как Багратион жалел, что рядом нет Шувалова! Вдвоем они смогли бы доказать необходимость продолжения наступления.
Наполеон же, быстро собрав всю армию в кулак, бросился на противника. В окрестностях Гейльсберга Беннигсен решил принять бой. По его расчету даже ничейное сражение не позволило бы Бонапарту захватить Кенигсберг. Гениальность Бонапарта заключалась еще и в том, что он предвидел действия противника. Так было и в этот раз. Его армия обрушилась на позиции русских. Тут Бонапарт увидел губительную ошибку русского командующего, который, торопясь фарсировать реку, загнал свои войска в излучину реки, где лишил ее маневренности. Наполеон не мог не воспользоваться таким "подарком". Мощная французская артиллерия косила и косила русских. Тем или надо было сдаваться, или тонуть. Французы заняли Фридланд.
Всего этого Шувалов еще не знал. Прибыв в Кенигсберг, он быстро разыскал англичан, которых местные чиновники тормозили с разгрузкой. Он помог им быстро освободиться от товара для русского войска и договорился о следующей партии. И сразу же отбыл назад, в свою дивизию. Он торопился и не обращал внимания на окружающее. Дорога пролегла по слабохолмистой местности. Когда они, миновав один холм, поднялись на другой, Семен, которого граф когда-то спас, вдруг остановился.
- Ваше сиятельство, - обратился он к Шувалову, - смотрите! - и указал плеткой вперед.
Там с холма спускался какой-то большой отряд. Граф придержал свою лошадь.
- Французы! - почти крикнул Семен.
Его поддержали другие.
- Не может быть, - воскликнул генерал, - неужели…
- Уходим, - крикнул Семен, заметив, как отделился небольшой, человек с полсотни, отряд и поскакал прямо на них.
- Уходим, - крикнул и генерал, разворачивая коня.
Он хотел вернуться в Кенигсберг и организовать там оборону, поняв, что за эти дни произошли какие-то важные события. Но французы разгадали его задумку. Другой отряд поскакал, чтобы перерезать им дорогу. Путь оставался только один - на восток. Они удачно ушли от погони. По всей видимости, французы чего-то опасались и заходить глубоко на восток побоялись.
Для Александра это был второй Аустерлиц. Памятуя ту историю, он пораньше ретировался с поля боя и сейчас отсиживался в Шавлях. Беннигсен тем временем обратился к Наполеону с предложением о перемирии. Тот сразу согласился. Сообщили об этом царю, и он стал думать, кого отправить на переговоры. Выбор его остановился на Шувалове. Ему понравилось, как тот при Аустерлице сумел убедить Франца приехать к нему. Каково же его было удивление, когда Беннигсен сообщил, что его нет в армии. Но подробности не сообщал. Тогда Александр вынужден был послать князя Лобанова-Ростовского. Царь и все придворные жили в страхе: все гадали, когда французский авангард нападет на них. Какова же была их радость, когда вернувшийся князь сообщил, что Наполеон согласился не только на перемирие, но и на мир.
Встреча двух императоров состоялась на реке Неман, как раз на ее середине, на плоту с двумя павильонами. На русской стороне находился прусский король. Но с ним Бонапарт не стал даже разговаривать. Тогда король позвал на помощь свою жену - красавицу. Бонапарт потом смеялся: "Если бы король прусский вошел в комнату немного позже, мне бы пришлось уступить Магдебург". Пруссии Наполеон оставил только "старую Пруссию".
С русским же императором все эти дни Наполеон не расставался, подчеркивая свое полное к нему расположение. В Тильзите, где продолжились переговоры, они подписали оборонительный и наступательный союз. По предложению Наполеона, который хотел наказать Швецию за мир с Англией, Россия должна была объявить ей войну. В случае успешного наступления Россия может присоединить к себе Финляндию, - таково было еще одно предложение Наполеона.
Александр стал думать, кого послать в качестве главнокомандующего. Беннигсена? Но он не мог простить ему постыдного проигрыша Наполеону последнего сражения. По совету многих, к чести сказать, и самого Беннигсена, выбор царя остановился на графе Шувалове. И вот уже личный адъютант Его Величества мчится в имение Павла Андреевича, чтобы передать ему повеление императора.
А уехал граф туда с разрешения все того же Беннигсена, скорее даже по его рекомендации, так как тот обратил внимание на весьма нездоровый вид своего генерала. Шувалов не стал отказываться, так как сильно соскучился по Варварушке и детях. Приезд его в имение был праздником не только для семьи, но и всей многочисленной дворни. Наверное, почти каждодневные смерти, кои доводилось ему видеть на полях нескончаемых сражений, выработали в его характере черту - ценить жизни, быть добрее к тем, кто тебя окружает. Но не обошлось без Акулины и Федьки с Сысоем. Благодаря этим людям он вдруг почувствовал, как куда-то делась усталость, которая, казалось, так укоренилась в нем, что избавиться от нее не было никакой возможности. А с ним пришло и хорошее настроение. Появилась и сила, и желание двигаться. Варвара была на седьмом небе от счастья. Чтобы не спугнуть его, она даже не спрашивала, когда он уедет. Но что это случится так быстро, не ожидал никто.
Под вечер, когда семья села за ужин, раздался вдруг звон колокольцев. Варвара, глянув на любимого, разом побледнела. Да и с его лица сбежало счастливое выражение, которое светилось уж какой день. И на пороге появился адъютант Его Величества полковник Быстров.
- Ваше сиятельство! Вам пакет от Его императорского Величества.
Быстров козырнул, щелкнул каблуками и извлек из сумы конверт с большой царской печатью. Граф при всех разорвал его и быстро пробежал глазами. Потом обвел всех взглядом. На его губах сияла улыбка:
- Можете меня поздравить! Его Императорское Величество присвоил мне звание генерал-адъютанта.
Все зааплодировали, в том числе и посланец. Но громче всех Варвара и маленький Петр, который еще не понимал, что это такое. Но, что это дело хорошее, понял по окружающим.
- Это дело надо… обмыть, господин генерал-адъютант, - весело сказал Быстров.
- Прошу к столу, - пригласил граф адъютанта.
Тот сбросил шинель на руки слуги, снял кивер и, потирая руки, сел за стол. Принесли шампанское. Раздался звон хрусталя.
В самый пик радости, постучав ножичком по графину, хозяин призвал всех к тишине.
- Я не все сказал, - приподнявшись, произнес он.
Все замерли.
- Мы объявляем войну Швеции.
Услышав эти слова, все замерли. Варвара посмотрела на мужа вопросительно-испуганным взглядом. И она услышала то, чего заранее боялась.
- Я назначен командующим. Мне завтра надлежит уехать. Дворецкий!
- Слушаю-с.
- Завтра по утру я вынужден оставить вас, - и он посмотрел на Варвару.
Глаза ее наполнились слезами. Но она стоически держалась. Ужин быстро закончился. Дом словно вымер. Только в одном окне чуть ли не до утра горел свет.
На второй день после прибытия Шувалова в Петербург он был принят Александром I. Тот повторил все, что было сказано в его письме. Потом спросил, что он думает о войне со шведами.
- Ваше Величество, разрешите задать вопрос.
- Слушаю, Павел Андреевич.
- Война уже объявлена?
- Пока нет.
- Я попрошу сделать отсрочку, полагаю, на месяц.
Царь удивился.
- А для чего?
Александр хотел это сделать немедленно после пожелания Наполеона. Нужно признать, что царь побаивался Наполеона, ему не нравилось почти вассальная от него зависимость. Поэтому, с другой стороны, ему хотелось показать, что он очень ценит эту дружбу, быстро реагируя на все просьбы. Этот вопросительный ответ на многое открыл глаза Шувалову. Но говорить об этом он не хотел.
- Ваше Величество! К сожалению, в последние годы, имея сильного и подготовленного противника, мы… не всегда…
- Граф, - перебил его царь, - не надо искать обтекаемых выражений, скажите прямо: мы были биты.
Шувалов улыбнулся:
- …за одного битого…
Царь рассмеялся:
- Вот мы и поняли друг друга. Так что вы хотите?
- Я хочу… как следует подготовиться. Узнать, какими силами располагает противник.
Царь внимательно на него посмотрел:
- Хорошо. Быть по-вашему.
Подготовка дала свои результаты. 1809 год, февраль месяц. Русские войска перешли шведскую границу. 11 марта в битве при Торнео шведы были разбиты. Гарнизон города капитулировал. Было взято 20 знамен, 39 орудий, 60 фальконетов и несколько тысяч пленных. Узнав об этой победе, Александр I немедленно присвоил Шувалову звание генерал-лейтенанта.
3 мая в битве при Кирке Шелефте был пленен неприятельский авангард с четырьмя знаменами и 22 орудиями. Швеция капитулировала. Финляндия была присоединена к России. Шувалов получил орден Святого Владимира. Эта не очень крупная победа вдохнула веру в русский народ, что он не разучился побеждать.
Тем временем в Европе разворачивались грозные события. Кто бы мог подумать, что далекая Испания вдохнет силы в порабощенные европейские народы. Успешная партизанская война испанцев приковала к себе 300-тысячную французскую армию. Это привело к ослаблению французов и не могло пройти незамеченным в завоеванных ими государствах.
Первой набрала силы Австрия. Эрцгерцог Карл, лучший австрийский полководец, встал во главе армии. 14 апреля 1809 года он вторгся в Баварию. Несмотря на то, что Карл проиграл несколько битв, даже Наполеон отметил, что австрийцы стали сражаться лучше.
Карлу пришлось спешно уйти на левый берег Дуная. Он сжег за собой мосты. Французы, чтобы его преследовать, вынуждены были навести понтонный мост до острова Лобау, а с него, через узкий рукав реки, переходить ее вброд. Наведя мост, войска стали переправляться на левый берег. Первыми перешли Ланн и Массена. Но дальше случилось непредвиденное - понтонный мост не выдержал и рухнул. Карл, узнав об этом, напал на французов. Ядром оторвало ноги маршалу Ланну. Он умер на руках императора, у которого второй раз в жизни на глазах были слезы. И он приказал отступать.
Бежавший из Вены император Франц со своим двором ликовали. Но их радость была преждевременной. Энергичный и деятельный французский император собрал силы и 5 июля обрушился на австрийцев. Под Ваграмом у австрийцев был второй Аустерлиц. Австрийцы опять вынуждены были просить пощады. 14 октября Франц подписал Шенбруннский мирный трактат, который сильно урезывал его владения. Австрийский император после подписания пал духом. Явно протянуть руку помощи своему "брату" Александр не мог. Сочувствуя ему, он опасался и Бонапарта, который видел, что Александр только говорит о дружбе, а сам явно лукавит.
- Это настоящий византиец, - говорил он об Александре.
Он не помогал ему в войне с Австрией, хотя давал обещание. Больше того, чтобы как-то успокоить Франца, поддержать его, он послал к нему не кого-нибудь, а графа Шувалова, победителя шведов. Это о чем-то говорило.
Наполеон просчитал и этот шаг. Безусловно появление там Шувалова говорило о предстоящем сближении этих государств. Наполеон не мог этого допустить. Он понимал, что с кем-то из них надо завязывать более крепкие узы сотрудничества. А что если пойти уже проверенным историей путем. Что делали раньше государи, чтобы сблизиться: брали в жены дочерей или сестер у того, с кем надо было по политическим мотивам объединиться. Тем более, ему нужен был, очень нужен наследник. Его дорогая, его горячо любимая Жозефина… к его глубокому несчастью, уже не могла родить. Она могла, она ждала, но небо, как потом говорила она, покарало ее. Нечаянное падение с лестницы и… О! какое несчастье! Она потеряла будущего малыша! Ее горе было безмерным. Но тут помогла… любовь. К сожалению, иногда и она может рухнуть, если в дело вмешивается политика.
Он давно задумывался над этим. Одно время даже появилась надежда. Но… увы. Человек, который никогда не колебался при принятии решений, но тут… И все же… его подтолкнул русский император, послав Шувалова в Австрию. Изучая биографию графа, он узнал, что тот прошел хорошую школу у самого Суворова, которого он ставил выше всех действующих полководцев. Потом ему пришлось сотрудничать с русским военным мудрецом Кутузовым. Так что не прост этот генерал, не прост… Да его хоть и небольшая, но великолепная победа над шведами. И он начал действовать. Самое первое, как это ни трудно, это решение объяс-ниться с Жозефиной.
Это произошло в Мальмезоне. Он вошел в ее спальню без стука. Она увидела, что с ним что-то происходит. Стала его пытать. Но он открещивался обеими руками, что ничего не случилось. Жозефина успокоилась. Когда он ушел, она даже вздохнула с облегчением. И вдруг его возвращение. Она сразу поняла, что на этот раз он все ей скажет. И он… сказал. Жозефина заплакала:
- У тебя нет сердца, - вырвалось из ее груди.
Он насупился, заходил по спальне. Потом, подойдя к ней, поставив одну ногу на край кровати, сказал:
- У политиков нет сердца, а есть только голова.
И он объяснил ей причину своего поведения, назвав при этом имя русского графа. Ей стало все ясно, хотя и больно: теперь он не отступит.
После его ухода Жозефина вытерла слезы. Глаза ее быстро высохли. Она легла, но сон не шел к ней. Она поднялась и села на кровать. Поглядев на дверь, подумала: "Что он сейчас делает? Спит, наверное". Она ошиблась. Бонапарт, придя к себе, быстро разделся и нырнул в постель, закрывшись с головой, словно от кого-то прячась. Но сон не шел и к нему. Решительно сбросив одеяло, он тоже поднялся и сел на кровать. И в его голову полезли воспоминания, как все начиналось в их жизни. Он вспомнил, как Шарль предложил развлечься в одном прекрасном салоне. И они поехали.
Там он увидел ее, свою богиню. Одна ее прическа по-этрусски, украшенная лентами, делала ее неотразимой. А как она вошла с хламидой на руке! Когда же начала танцевать, он не мог оторвать от нее взгляда. А какие она принимала позы: то самые страстные, то самые целомудренные. Легкая ткань ее хламиды служила то вуалью, скрывая ее прекрасное лицо, ее волнение, то драпировкой, защищая испуганную стыдливость, то это был пояс Венеры. О господи! Какая это была женщина! Когда он вернулся домой, она стояла перед его глазами. У него было желание вернуться, схватить ее и никогда не выпускать из своих рук. Он думал тогда, что сон спасет его от такого наваждения. Но и во сне он видел ее. Она не выходила из его головы ни утром, ни днем… Она не выходит до сих пор. Креолка была неотразимой. Он долго не мучился. Так же решительно, как он брал Тулон или громил роялистов в Париже, взял и ее. Он не посмотрел, что она была старше его, вдовой с двумя детьми, мужа которой, графа Александра Богарнэ, казнили республиканцы. Он был счастлив с ней. И остановить его не могла даже мать, Лютенция, которой так не понравилась Жозефина. Она и сейчас в его сердце… но надо решать.
А она, сидя на кровати после объяснения с мужем, тоже невольно обратилась к прошлому. И вот на тебе, этот генерал с горящими глазами, будто впервые видит женщину. Бонапарт ей не понравился. Невысокого роста, худенький, такой невзрачный. Только вот взгляд… всепобеждающий взгляд гипнотизировал ее, как удав кролика. Но все равно первые его заходы красавица не приняла. Это не удержало генерала от желания сблизиться с нею. Помог Шарль. Он посоветовал ей не отталкивать Наполеона.
- Ибо, - сказал он, - его впереди ожидает большое будущее.
Что он особый человек, она это поняла со слов Барраса, ее Барраса, который, как послушный пес, всегда был у ее ног. И… вдруг он, Баррас, столько клявшийся в любви, пришел уговаривать, чтобы она вышла замуж за этого генерала. Она долго думала, кто же мог на него оказать такое давление, чтобы он… он, который дорожил каждым ее взглядом, вдруг отказался от всего. Или рассчитывает на будущую тайную ее доброту?
Но и жених тоже хорош! Какие стал посылать к ней письма! Она хорошо помнит одно из них: "Милая, дорогая моя Жозефинушка! Я не могу жить без тебя. Твой образ и вчерашний вечер не дают покоя моим опьяняющим чувствам. Нежная, несравнимая Жози! Какое чудное влияние оказываешь ты на мое сердце". Разве можно было устоять против такой страсти, пылкости, такой невиданной досель жажды ее любви? И брак состоялся. Венчали их, это она хорошо помнит, в десять часов вечера 19 вантоза в мэрии второго округа. Свидетелями были: Баррас и Лемаруа, адъютант Бонапарта. Сразу после этого они поехали к ней на улицу Шантерен, где она имела виллу. Ее разобрал смех, когда она вспомнила, что их первую брачную постель делил Фортунэ, ее любимый песик. И она поняла, насколько дорожил ею Бонапарт, когда она попросила не трогать собачонку. Он, как ребенок, ее послушался. А на другой день они поехали к ее детям, в лицей. И в будущем он очень любил ее детей, всегда о них заботился. И все же он любит меня! После этой мысли ей стало легче на душе. Она поправила подушку и улеглась спать.
Бонапарта мучил вопрос: с кем следует породниться? После долгого обдумывания он пришел к выводу: с Россией. Но для того, чтобы это сделать, надо официально развес-тись с Жозефиной. И вот 15 декабря 1809 года протокол развода был подписан и отправлен в Рим для подтверждения. Обычно это тянулось очень долго. На этот раз он был подписан в тот же день и немедленно отправлен в Париж.
Из Парижа в Петербург полетела депеша, в которой предписывалось послу Коленкуру неофициально запросить царя относительно его сестры Анны. Для русского двора это было землетрясение, причем почти критическое. Его отголоски докатились даже до Лондона. Оттуда тотчас примчался личный посланец премьер-министра с кучей денег "в карманах".
В Вену полетела депеша, где графу Шувалову предписывалось тонко прозондировать почву: а что, если Наполеон запросит себе в жены дочь Франца. Какова будет его реакция? "Доложить лично государю", - была приписка.