Опустив головы, они побрели в сторону "Ударника", не сговариваясь, миновали кинотеатр и перед Малым Каменным мостом свернули на набережную. Метров через пятьдесят встали в рядок у перил, уставившись на неспешно текшую воду Стрелки. Затянувшуюся паузу нарушил Артём:
- Да, Лёнька, накаркал ты.
- Чего накаркал? Можно подумать, промолчи я, он бы не устроил здесь побоище.
- Вот дурак-то! - вступил в разговор Феликс. - Мне такого не понять. Она навсегда уезжала, что ли?
- Ребята, а вы видели, как мозги растеклись?
- Хорош, Хмель! И без тебя тошно, - оборвал его Реденс. - Лучше подумайте, что с нами теперь станет?
- Мы-то здесь причём, палёна мышь?
- А при том. У Володьки наверняка сделают обыск и найдут его дурацкие протоколы.
- Ну и что? В них нет ничего плохого. Вот только организация у нас - тайная…
- Зря ты. Шах наверняка программу "Четвёртой Империи" подготовил. Он ведь нас измучил этой галиматьёй - то так, то эдак подбирался ко всем по очереди.
- …Лёнька прав. Он действительно с этими "фюрерами" носился как с писаной торбой. И бумаги уже состряпал… каждому показывал. Только никто не соглашался их подписать. Мне кажется: когда его дружно послали, он сильно сбавил обороты.
- Если уж на то пошло, у нас не только организация Шаха. Бакулев ведь своё общество в противовес затеял - всем звёзды понавесил. Это, глядя на него, Володька решил "подчинённым" звания присвоить. Чушь всё это. Кому мы с нашими играми нужны?
- Да, может, никому вчера и не нужны… были… а вот теперь понадобимся!
- Лёнь, хватит гадать… Всё равно уже ничего не исправить. А как думаете, где он оружие взял?
- Кирпич, напрасно ты так спокойно насчёт протоколов. Я точно знаю, что Шах ещё и дневники вёл. А что он в них со своим больным воображением "будущего властелина мира" накорябал - кто знает? Если начнут обыскивать, нам может очень не поздоровиться. Насчет Бакуля Артём прав, но только мы уже забыли, когда его общество собиралось по оргвопросам - Петьке эта дребедень давно осточертела, - возразил Реденс. - А с пистолетом - тут и думать нечего - наверняка это Ванькин.
- Да ты что, с ума сошёл?! Он и Серго своих пистолетов никогда из рук не выпускают. Как детям Анастаса Ивановича, оружие им положено только для самозащиты. Мне Серго рассказывал - их чекисты инструктировали по технике безопасности. И сколько я ни просил, он только ненадолго подержать давал, - засомневался Артём.
- Ну… - то Серго… а то - Вано. Они с Шахом - не разлей вода, - поддержал полемику Феликс. - Да, ребята, если будет обыск - хорошего не жди. Послушайте, надо срочно Барабанову сообщить… и Бакулю с Хаммером… а девчонки узнают - вот визгу-то будет!
- Хочешь сказать, Микоянам говорить не надо?
- Не-е… им в Кремль по такому поводу лучше не звонить.
- Ладно… пошли во двор. Барабана найдём, а там - поглядим.
* * *
Друзья отделились от перил и направились к дому. Двор уже напоминал разворошённый улей. Первое, что увидели мальчишки, была стайка их одноклассниц: Галя Лозовская, Ира Бусалова, Галя Куйбышева, Эра Кузнецова и Лара Смирнова. Возле них стоял и Лёнька Барабанов. Заметив ребят, он бросился навстречу:
- Ребята, Шах только что укокошил Нину Уманскую, а потом и сам застрелился!
- Не трезвонь. Глашатай выискался. Мы оттуда как раз и идём, - остудил Лёньку Хмельницкий.
- И всё видели?
- Видели-не-видели, а когда их увозили, мы там стояли.
- Ну и что?!
- У Вовки полчерепушки снесло. Смотреть страшно. Но он пока, вроде, жив.
Вокруг них уже собрались девчонки и слушали, затаив дыхание.
- …А как это произошло?
- Как-как?… Мы к экзамену готовились. Вдруг бабах!… Выстрел! Потом ещё один. Мы - ноги в руки - и на мост. А там уже санитары носилки с лестницы прут. На них Шах - без сознания. Вместо макушки - сплошная каша. Потом уже Нину под простыней - мёртвую - подняли. А дальше - нас погнали.
- И где ж вы болтались столько времени?
- Стояли за "Ударником". Обсуждали.
- Ой, мальчики! А что теперь будет?! - не выдержала Галя Лозовская.
- Что будет, то и будет! - отрезал Кирпичников.
В это время из подъезда показалась Вера Ивановна Хмельницкая с тёткой Лёни Реденса, Евгенией Александровной Аллилуевой.
- Ну-ка, дети, быстро по домам - у вас завтра экзамен! - скомандовала она.
Школьники неохотно разошлись. Вернувшись к Артёму, ребята ещё какое-то время обсуждали пережитое, но вскоре распрощались. Выйдя во двор, Лёня махнул Феликсу рукой и направился к себе, в 10-й подъезд. Оставшись один, Кирпич потопал домой, а жил он довольно далеко - на улице Горького, сразу за Моссоветом.
2
Час спустя на стол наркома Всеволода Меркулова, легло срочное оперативное донесение.
Секретно.
Народному комиссару
государственной безопасности СССР
товарищу Меркулову В.Н.
РАПОРТ
3 июня с. г., в 16.09, командир круглосуточного поста НКГБ по улице Серафимовича 2, сержант НКГБ Никифорук, зафиксировал на слух, что за домом, со стороны Большого Каменного моста, были произведены два одиночных выстрела. Он немедленно вызвал наряд НКГБ, наряд милиции и бригаду скорой помощи. Затем передал охрану двора своему подчинённому, сержанту внутренней службы Камаеву и, в сопровождении дворника того же дома Нигматуллина (агент "Филин"), немедленно отбыл к месту, откуда слышались выстрелы. На лестнице, ведущей с Большого Каменного моста на Софийскую набережную, они обнаружили юношу и девушку, пострадавших от пулевых ранений, и опознали их. Девушка оказалась дочерью посла СССР в Мексике товарища К.А. Уманского, - Ниной Уманской, проживавшей в доме 2 по ул. Серафимовича. В районе сердца на её теле было обнаружено пулевое отверстие. Она не подавала признаков жизни. Рядом с ней находился сын наркома авиационной промышленности СССР товарища А.И. Шахурина - Владимир Шахурин, часто посещавший охраняемый объект, поскольку в нём проживают несколько его одноклассников. На голове у В. Шахурина также были следы пулевого ранения - пострадала черепная коробка и частично мозг. Рядом с ним находились семизарядный пистолет системы "вальтер", калибра 7,62 (№ 0023461) и две стреляные гильзы. При этом Шахурин, пребывал в бессознательном состоянии. Сержант Никифорук послал дворника Нигматуллина вызвать вторую бригаду скорой помощи.
Прибывшие медработники лечсанупра Кремля зафиксировали смерть Н. Уманской и тяжёлое ранение В. Шахурина (ответственный - врач отделения скорой помощи Крупенин А.В.). Тело Н. Уманской отправлено в морг 1-й Градской больницы. К моменту составления донесения В. Шахурин был жив, однако не приходил в сознание. Его госпитализировали в больницу лечсанупра Кремля по улице Грановского 2. По мнению врачей, жить Шахурину осталось несколько часов. Смерть должна наступить от необратимых повреждений мозга.
В отношении фактов убийства и ранения пострадавших в установленном порядке проводятся оперативно-розыскные мероприятия. Свидетелей происшествия обнаружить не удалось. Результаты экспертиз будут готовы в течение ближайших суток, но уже сейчас можно сделать предварительный вывод - оба выстрела произвёл Владимир Шахурин.
Учитывая чрезвычайность событий, прошу Вас, товарищ Народный комиссар, принять решение о дальнейшем порядке ведения оперативно-следственных мероприятий.
Дежурный по НКГБ за 03.06.1943 года,
комиссар госбезопасности 3-го ранга Бызов А.П.
Меркулов позвонил куратору органов по линии ГКО и Политбюро Лаврентию Берии и доложил ставшие известными подробности происшедшего - событие и впрямь было чрезвычайной важности. Выслушав наркома, Берия задумался, а потом сказал с характерным кавказским акцентом: - Для начала проведи опрос родителей. Действуй осторожно. Может, учитывая их состояние, даже лучше сделать это на выезде - дома или на работе. Следствие поручи кому-нибудь из опытных - лучше всего Влодзимирскому. Свяжись с прокуратурой - пусть и от них сразу же будет человек. Преступление, хотя и бытовое, но очень неприятное… Товарищу Сталину я доложу сам. Постоянно информируй меня, как идут дела. Всё.
Узнав о распоряжении Берии, прокурор Союза Константин Горшенин выделил в помощь начальнику следчасти по особо важным делам НКГБ СССР Льву Влодзимирскому своего следователя по особо важным делам, но уже при прокуратуре СССР - Льва Шейнина. Двум опытнейшим специалистам карательной системы предстояло вместе восстановить картину событий, приведших к столь трагическому финалу.
В свою очередь, Лаврентий Берия проинформировал Сталина о сути происшедшего и испросил разрешения на проведение обыска в квартире Шахурина. Вождь дал высочайшее согласие, но указал на необходимость соблюдения такта со стороны госбезопасности и прокуратуры.
* * *
Расследование, начатое в день убийства, активно продолжилось со следующего утра. Правда, поначалу чекистов ждал сюрприз - совершенно неожиданно народный комиссар авиационной промышленности показал непривычный для них норов. Шахурин заставил Влодзимирского и Шейнина полчаса просидеть в приёмной, пока наконец их принял. Уже сам этот факт говорил о вопиющем самомнении и неосторожности наркома. Вдобавок, в ответ на первый же вопрос о сыне, он послал куда подальше и комиссара госбезопасности, и прокурорского важняка:
- Знаете что, и без вас забот хватает. Разговаривайте с женой, а меня оставьте в покое. Одно скажу абсолютно точно - сын стрелял не из моего оружия. Так что ищите, у кого он взял пистолет.
Шахурин находился в фаворе у Сталина и считал, что мог позволить себе и не такое. Униженный Влодзимирский бросился к Меркулову с кляузой. Тот сразу доложил Берии. Лаврентий Павлович подумал и подытожил:
- Ну что ж, если Алексей Иванович так уж занят, беседуйте с его женой.
Все удивились мягкости оберчекиста, но пошли выполнять команду. Сам Лаврентий, хотя и смолчал, запомнил этот демарш авиационного наркома до лучших времён. На площади Дзержинского не сомневались, что такие времена рано или поздно наступят.
А пока следователям пришлось держать путь к матери Володи - Софье Шахуриной, не покидавшей больницу на Грановского, располагавшуюся напротив дома, где жила их семья.
* * *
Примчавшись в клинику, Шахурина вела себя очень нервозно, даже истерично. Софья Мироновна то рвалась в операционную, то умоляла врачей сделать всё возможное для сохранения жизни сына, то грозила окружающим, то начинала безудержно рыдать.
Увидев хирурга Бакулева, вышедшего к ней после сложнейшей операции, она с надеждой и страхом бросилась навстречу:
- Александр Николаевич! Ну что?!
- К сожалению, обнадёжить не могу. Состояние крайне тяжёлое. Думаю - шансов очень мало… Во всяком случае, медицина здесь уже бессильна. Надежда теперь только на его молодой организм…
- Не может быть! Вы обязаны предпринять ещё что-нибудь! Где он?!
- Остаётся в палате для тяжело больных.
- Я хочу быть рядом!
- Хорошо, Софья Мироновна.
- И пусть возле него постоянно дежурят лечащий врач с медсестрой и хирург!
- В хирурге нет необходимости.
- Как это нет?! - Шахурина кинулась к главному врачу.
Её с огромным трудом убедили взять себя в руки и попытаться успокоиться. Оказавшись возле кровати, на которой без сознания лежал Володя, она как-то сразу сникла и утихла.
* * *
Прошли почти сутки. Около двенадцати дня Софью Шахурину вызвали из палаты. В коридоре она увидела высокого мужчину в генеральской форме. Он представился комиссаром госбезопасности Львом Емельяновичем Влодзимирским и сказал, что ему поручено вести расследование событий, связанных со смертью Нины Уманской и с попыткой самоубийства Володи. Далее генерал сообщил, что в рамках следствия необходимо провести обыск в наркомовских апартаментах:
- Софья Мироновна, вам придётся открыть квартиру. Если не хотите надолго покидать сына, можете пригласить кого-то из родственников поприсутствовать от имени хозяев.
Шахурина не занимала пост грозного народного комиссара, лично контролировавшего производство каждого нового самолёта для фронта. Несмотря на строптивый характер и сверхуважительную причину - её сын тихо отходил в двух шагах от собеседников, сломленная мать вынужденно согласилась с предложением. Вместе с генералом она проследовала к дому, где в машинах их поджидали следователь Шейнин и бригада гебешных оперативников. Понятые из домовой обслуги тоже перетаптывались возле подъезда. Поднялись в квартиру, и жена наркома послала за родственницей. Пока за ней ездили, два Льва - Влодзимирский и Шейнин - начали перекрёстный допрос, правда, весьма лояльный к несчастной женщине, прилагавшей колоссальные усилия, чтобы преодолеть отчаяние и внятно отвечать на вопросы.
- …Софья Мироновна, мы с утра беседовали с Алексеем Ивановичем, и нам теперь известно мнение товарища Шахурина, что "вальтер", из которого стрелял Володя, не имеет отношения к вашей семье. Поэтому наш первый вопрос: "Где он взял боевое оружие с патронами"? - начал чекист.
- Откуда мне знать, Лев Емельянович?
- Алексей Иванович - сутками на работе. Вы значительно больше видитесь с сыном. Постарайтесь, пожалуйста, вспомнить, с кем подросток общался в последнее время? Или… не привёз ли он пистолет из Куйбышева? Или… каким иным путём мог его добыть?
- Товарищ генерал, ей-богу, не имею об этом ни малейшего представления. Когда мы возвращались из эвакуации в Москву, я сама собирала багаж всей семьи - пистолета там точно не было… С тех пор чужие в доме не появлялись… а в гости к Вовочке приходили только одноклассники.
- Кто именно? - вступил в разговор Шейнин.
- Чаще - Микояны - Ваня и иногда Серёжа. Потом дважды или трижды Лёня Реденс… Ещё Петя Бакулев, Артём Хмельницкий… Но эти, пожалуй, только по разу. Последним вчера зашёл Ваня… Наверное, около часа они в Володиной комнате сидели.
- А о чём говорили? Вы слышали?
- Нет.
- Очень жаль! - посетовал Влодзимирский. - А скажите, у вас есть родственники, привозившие с фронта оружие?
- Нет.
- Софья Мироновна, давайте на время оставим пистолет, хотя этот вопрос крайне важен. Расскажите теперь, что мучило Володю в последнее время? Как думаете, отчего он совершил столь необъяснимый поступок? - снова вклинился Шейнин.
- Лев Романович, он в Ниночку, конечно, сильно влюбился. Я это видела. И переживал её предстоящий отъезд, однако при мне виду не подавал и отметал все мои попытки говорить на эту тему. Вообще-то нервная система у Вовочки не совсем в порядке - ужасно вспыльчив и самолюбив… но он очень хороший. Знаете, как ребята его любят и уважают!
- И всё же, такие поступки неожиданно не совершаются. Они вызревают. Неужели вы, Софья Мироновна, не замечали, что с сыном творится неладное? Или необычное?
- Лев Емельянович, я уже сказала, что в последнее время он был чересчур нервным, но в остальном… нет, пожалуй, ничего не замечала.
Зашёл оперативник и доложил о приезде родственницы Шахуриной. Генерал благосклонно выслушал информацию и свернул допрос.
- Ну, хорошо, давайте дождёмся результатов обыска и, если понадобится, побеседуем снова… И ещё, Софья Мироновна, мы понимаем, что вам нельзя сейчас надолго отлучаться из больницы, но нам также необходимо осмотреть Володину комнату на даче. Если не возражаете, мы проследуем туда с вашей родственницей.
- Да-да…
- Тогда всё на сегодня. Желаю удачи, и… чтобы сына спасли.
- Спасибо, товарищи. Так я пошла?
- Конечно. Всего доброго. - С матерью умиравшего попрощался и прокурорский дознаватель Шейнин.
После разговора с Шахуриной следователи разделились: Шейнин поехал к матери Нины - Раисе Михайловне, а Влодзимирский направился в наркомат иностранных дел (НКИД) для встречи с послом Константином Александровичем Уманским. Беседы с родителями погибшей ничего не прояснили, но комиссара госбезопасности это не смутило - следствие только начиналось, и вся информация ожидалась позже.
* * *
В этот же день 7-А класс 175-й школы сдавал экзамен по геометрии. В ожидании своей очереди одноклассники разбивались по несколько человек, группируясь в тупиковых коридорах и под лестницей. Там, едва не шёпотом, обсуждали смерть Уманской и безнадёжное состояние Шахурина. В учительской тоже витал дух вчерашней трагедии. Педагоги не свирепствовали, и экзамен хорошо сдали почти все ученики класса по списочному составу. Не сдали только двое. Точнее, не сдавали - Нина к тому времени уже покинула землю, и её холодное тело застыло в морге 1-й Градской, а Володя, не приходя в сознание, умирал в огромной одноместной палате кремлёвской больницы на углу Грановского и Воздвиженки.
* * *
Спустя сутки Шахурин скончался. Опустошённые, едва не потерявшие от горя рассудок, родители погибших занялись похоронами. В орготделе ЦК партии, ведавшем процедурами сановных захоронений, покойным детям отвели места на Ново-Девичьем кладбище. Более высокому рангом наркому выделили участок земли под могилу, а для Нининого праха подготовили нишу в монастырской стене. Неожиданно для Шахуриных из секретариата могущественного кадровика Маленкова спустили указание: кремировать сына. Спорить с этим решением не имел права даже народный комиссар. Нину определили хоронить 6 июня, а прощание с Володей назначили двумя днями позже.