Чувствуя приближающуюся опасность, Эрминия затаила дыхание и ждала взрыва. В горле у нее пересохло, как это обыкновенно бывает в минуты больших душевных волнений.
Телемак де Сент-Беат рассказывал далее:
- Попавшийся навстречу стрелок подал мне письмо, адресованное на имя графа Каспара д'Эспиншаля. Плут Бигон (ты знаешь его неделикатность!) выхватил письмо и прочел его не колеблясь. Оно со мной. Не желаешь ли пробежаться по этим строкам?
- Покажи, - ответила Эрминия. И, чувствуя на себе устремленные проницательные взоры брата, она превратилась в мраморную статую и не выдала ни малейшего смущения. Посмотрев на поданную записку, тихо возвратила ее брату со словами:
- Черная и гнусная клевета.
- Меня очень радуют эти слова. И знаешь ли, сестра, почему радуют: я не считал автором подлой записки никого другого, кроме тебя.
Глаза Эрминии бросили ужасный взгляд. Если бы могли они действовать, как пистолетный выстрел, то убили бы кавалера.
- Ты очень дурно думаешь о своей сестре.
И слезы увлажнили прекрасный взор хитрой женщины.
- Эрминия! - грозно произнес Телемак. - Я не обвиняю тебя, хотя у меня есть основание к обвинению. Прежде всего, твое состояние подозрительно: оставленного тебе мужем не может хватать на твою роскошную жизнь. У тебя существуют какие-то тайные источники доходов. Потом, в тот самый вечер, когда стрелок отдал мне письмо, Каспар д'Эспиншаль посетил тебя. Осмелишься ли отрицать? Я подслушал твои низкие речи с ним. Ты сказала: "Выйду за вас, когда вы сделаетесь вдовцом"…
Говоря это, Телемак вдруг увидел на бюро несколько перьев и, взяв их в руки, нашел, что кончик одного обрезан очень тупо. В уме его это ничтожное, по-видимому, обстоятельство превратило сомнение в твердую уверенность.
- Вот и доказательства! - воскликнул он громовым голосом. - Ну, рискнешь ли еще отказываться?
- О, Боже мой! - могла только воскликнуть баронесса и упала в кресло.
- Без этих комедий! - до боли сжимая ей руку, продолжал кавалер. - Надо положить этому конец, отвечай теперь уже не брату, но судье. Понимаешь меня?
Эрминия упала на колени.
- Встаньте, сударыня! Встаньте! Надо прежде всего исправить сделанное вами зло, а потом уже поговорим об огорчениях…
Эрминия поднялась на ноги, только затем, чтобы упасть на диван в обморок.
XI
Инезилла, подслушивавшая, по своему обыкновению, под дверями, в эту минуту появилась на пороге.
- Мне показалось, что меня звали! - произнесла она, встретив суровый взгляд Телемака. Видя свою госпожу в обмороке, она было кинулась к ней с притворным криком ужаса.
- Прочь! Не подходи… - произнес грозный кавалер и выслал служанку вон. Глубокое презрение отпечатлелось на его лице, когда он снова взглянул на свою сестру.
Баронесса должна была волей-неволей открыть глаза, чувствуя, что рука брата тащит се к столу. Вытащив пистолет и приставив дуло к виску молодой женщины, брат произнес только одно слово:
- Пиши!
- Я буду писать, - ответила Эрминия. По голосу и лицу Телемака она видела, что всякое дальнейшее сопротивление бесполезно и опасно. Дрожащей рукой она писала под диктовку:
"Господин граф! Я - подлая женщина. Никогда не любя вас, жаждала только богатства. Сердца у меня нет. Анонимное письмо написано мной, с целью поссорить вас с женой, которая чище и добродетельнее ангелов Божьих. Сознаюсь в своей вине и, чтобы вынести достаточное наказание за свой поступок, поступаю в монастырь, где и останусь до смерти…"
Несколько раз Эрминия пробовала бросить перо и отказаться от такого ужасного самообвинения, но всякий раз холодное железо пистолетного дула касалось ее лба, и она была вынуждена снова браться за перо. Наконец письмо было окончено и подписано. Телемак спрятал его в карман и ушел.
Во дворце принца де Булльона он отдал приказ отряду солдат окружить жилище Эрминии и не дозволять никому выходить из него. Сам тем временем, не обращая внимания на зимний холод и бурю, пошел в конюшню, оседлал лошадь и пустился галопом в сторону замка Мессиак.
Едва брат вышел, Эрминия, прислушиваясь еще к его удаляющимся шагам, кликнула Инезиллу и спросила торопливо:
- Предана ли ты мне?
- Вы сами знаете, сударыня, как я вам предана, - ответила удивленная камеристка.
Удивление ее еще больше увеличилось, когда она увидела, что ее госпожа переоделась в мужское платье и произнесла, обращаясь к ней:
- Если это так, то сейчас же отправляйся со мной.
- Куда идти?
- Об этом узнаешь в свое время.
- Мне удобнее было бы узнать это теперь, особенно, видя такое переодевание…
- Ну, полно! Ты ведь, кажется, никогда не боялась мужчин.
- Так… но все же не мешает знать…
- Любопытство оставь на потом. Собери мои драгоценности и иди за мной. Через десять минут уже будет поздно.
Когда сборы кончились, золото и бриллианты взяты, обе женщины сошли по лестнице и госпожа велела служанке выглянуть на улицу: нет ли там кого-нибудь?
Вдали послышался какой-то шум. Беглянки торопливо перебежали в соседний переулок и оттуда увидели, при мигающем плохом освещении нескольких фонарей, двенадцать человек солдат, окружавших дом, из которого они только что бежали.
- Я этого ожидала! - прошептала Эрминия.
Инезилла колебалась.
- Я не скрою перед вами, - сказала она, - что слышала наш разговор с братом.
- Ну и что же? - взяв ее за руку, произнесла Эрминия.
- То, что не желаю участвовать в таком деле и возвращаюсь домой.
Зубы Эрминии, сжатые от гнева, скрипнули.
- Как хочешь, моя милая! Прошу одного: не удаляйся сейчас. Я знаю дом, где меня примут гостеприимно. Доведи меня туда и затем возвращайся, куда пожелаешь.
Инезилла согласилась. Ее особенно подстрекало любопытство узнать, что это был за дом, в котором госпожа ее могла гостить во всякое время дня и ночи. Женщины, договорившись, смело скрылись в лабиринте темных улиц и закоулков. Наконец госпожа Эрминия де Сент-Жермен остановилась около старого здания, на углу узенькой улицы. Это был дом де Канеллака.
Большое движение господствовало за стенами; слышен был звон железа о камни мостовой, ржание лошадей и голоса слуг, бросавшихся в разные стороны исполнять приказания.
"Что бы это значило?!" - подумала жена Бигона. Какое-то неприятное предчувствие и даже страх на минуту встревожили ее; она была не прочь бежать отсюда. Но Эрминия стояла тут же рядом, вооруженная и страшная, как амазонка Ариоста. Пришлось волей-неволей ожидать. Эрминия рукояткой шпаги постучала в дверь, и когда голова одного из бандитов выглянула, произнесла:
- Это ты, Проломи-Бок? Где находится ваш господин?
Узнав говорившую по голосу, Проломи-Бок приветливо отворил настежь обе половинки ворот. Находившаяся на дворе прислуга с удивлением поглядывала на новоприбывшего юношу, шпоры которого звенели по камням двора. Узнав, что Канеллак находится на втором этаже, Эрминия шепнула что-то на ухо Проломи-Боку и пошла к старому барону.
Дверь во двор вдруг заперлась, и бедная жена Бигона, горько сожалея о своем любопытстве, очутилась среди одиннадцати негодяев, обычаи которых были ей уже немного знакомы, так как они-то ее и арестовали некогда в лесах Мессиака, когда она путешествовала с Иеронимом Паскалем. Их глаза блестели так выразительно, что не оставалось сомнения в их намерениях. Но прикрывая смущение наружным спокойствием, Инезилла уселась возле камина, где горел яркий огонь.
Проломи-Бок, игравший роль начальника этой банды, подошел к молодой женщине. Жена Бигона была молода и хороша, стройная, плечистая, как испанка, и огненная брюнетка, как истая гасконка. Покручивая усы, Проломи-Бок положив руку на огромный палаш, обратился к своим достойным сотоварищам со словами:
- Это моя горлица!
- Ну, в таком случае пусть она выпьет из твоего стакана, - хором ответила банда.
Инезилла поспешила налить вина в стакан Проломи-Бока и выпила, чокнувшись со всеми бандитами.
Все были в восторге от такой любезности.
XII
Эрминия вошла к Канеллаку таким же уверенным и смелым шагом, каким в древности входил Александр Македонский в покоренный Вавилон. Молодая и прекрасная женщина, она знала, какое имеет влияние на старого любезника.
Де Канеллак только что расстался с Эвлогием, и поэтому расположение его духа было самое плохое. Но едва он увидел баронессу, которую сейчас же узнал по се густым локонам, как гнев его исчез быстрее летней мглы.
- Это вы! - воскликнул он. - Вы, в этот час, у барона де Канеллака?!
- Я погибла, барон! - ответила Эрминия с отчаянием.
- Вы погибаете, вы, которая, кажется, именно для того и создана, чтобы губить других.
- А между тем я сама погибаю. Но, ради Бога, поговорим серьезно: надо мной нависла большая опасность.
- Как это понимать?
- Выслушайте меня. Но прежде подумайте: меня делают преступницей из-за пустой шутки, которую я себе позволила.
- Я вас слушаю с глубочайшим вниманием.
- Вы знаете, что меня преследует ухаживанием граф Каспар д'Эспиншаль?
- Этот вертопрах, влюбленный во всех женщин Савойи.
- Не зная, как от него отвязаться, я пошла на хитрость: перенести войну на земли моего противника. Этот маневр в большом ходу у военных. Короче, я написала анонимное письмо к владельцу Мессиака, советуя ему более смотреть за своей женой, которую утешает молодой паж, пользуясь его отсутствием по случаю ухаживания за мной.
- О, этот молодой де Легард! Я догадывался… Красивый юноша, и Каспар д'Эспиншаль заслужил свою участь.
- Но я не могла даже думать, чтобы моя невинная, в сущности, шутка могла повлечь за собой такие ужасные последствия.
- Разве Каспар д'Эспиншаль уже убил свою жену и пажа?
- Этого не знаю. Но письмо мое как-то попало в руки моего брата, и этот безумец готов разбить мне голову, если случится беда с прекрасной мадам д'Эспиншаль.
Барон де Канеллак почесал нос.
- Гм! Теперь я все понял. Это то самое письмо, которое мне приносили часа два назад. Так! Тысяча чертей! Некто иной, как Эвлогий отдал его вашему брату.
- Эвлогий? Кто это?!
- Дикий человек, зверь дикий, ужасно много провинившийся против меня.
- Но более всего меня беспокоит, - продолжала Эрминия, - что я, по принуждению, уступая силе, написала второе письмо, в котором обрисовываю себя с самой дурной стороны и даю обещание уйти в монастырь.
Де Канеллак улыбнулся.
- Что же мне следует делать? - спросил он Эрминию.
- Я рассчитываю на вашу защиту. Дело очень серьезно. В эту минуту солдаты окружили мой дом и ищут меня. Телемак де Сент-Беат рискнет пойти на все! Спасите меня, барон.
- Ну, здесь у меня-то вы уже в безопасности!
- Да, но только в том случае, если вы заставите моего брата не вредить мне.
- Что же для этого надо сделать?
- Вы искренно желаете услужить мне?
- Эрминия! Вы знаете, как я вас люблю… Неужели вы сомневаетесь во мне?!
- Докажите мне вашу любовь, любезный барон, и я буду вам благодарна.
- Какого ждете доказательства?
- В эту минуту брат мой скачет в Мессиак. Садитесь сейчас на лошадь, возьмите своих людей, догоните его, отнимите письмо, которое он вынудил меня написать, и заключите его куда-нибудь в надежное место…
И слезы обильно полились из глаз кокетки.
Старый граф осыпал пламенными поцелуями ее ручки.
- Это очень кстати! - воскликнул он. - Мои люди совершенно готовы для похода, и притом мы собирались ехать именно в сторону замка Мессиак.
- А для меня найдется лошадь?
- Что?! Вы, в такую погоду, рискуете поехать с нами?!
- Отчего же не рискнуть, притом с вами я буду в безопасности. Но не будем тратить времени. Я Телемака знаю! Сент-Беаты родятся всадниками, как иные родятся поэтами. Я тоже из рода Сент-Беатов, и вы, барон, увидите, буду ли я последняя среди всадников.
Канеллак выбежал за дверь и крикнул:
- На лошадей!
Эрминия наклонилась к его уху и шепнула:
- Моя горничная, кажется, изменяет мне. Пусть она остается здесь под присмотром.
Проломи-Бок появился в дверях.
- Оставайся дома, - приказал ему граф. - И береги эту сударыню горничную.
Почтенный Проломи-Бок был чрезвычайно доволен данным ему поручением.
Инезилле ничего более не оставалось, как покориться своей участи и, скромно опустив глаза, идти за своим сторожем.
Спустя несколько минут вооруженный отряд выехал по тесной улице, направляясь из города по дороге в Мессиак.
Все всадники имели фонари. Проезжая мимо дома Эрминии, патруль остановил их вопросом: "Кто идет?"
Канеллак подъехал посмотреть, кто спрашивает, и узнал среди солдат Бигона.
- Как? Ты еще жив? - спросил он экс-купца.
- Живу и надеюсь, вы почувствуете, что еще живу, - ответил Бигон, тоже узнавая старого барона по его длинной белой бороде.
- Ну, тот долго не проживет, кто постоянно попадается на моей дороге.
- Любезный граф! Здесь ведь не лес и мне бояться нечего. Прошу вас, передайте вашему бандиту, Проломи-Боку, такому щедрому на раздачу палок, что если у меня хорошие плечи, то не менее хороша и память, и не менее искренне желание расплатиться с ним.
- Друг мой! Проломи-Бок даже в настоящую минуту занимается именно твоими интересами… Поклонись, пожалуйста, от меня своей жене!
Громкий хохот всей банды приветствовал эти заключительные слова. Все знали хорошо о скандальном процессе Бигона с женой и радовались, вспоминая, что жена этого бедняка, побитого палками, теперь находится именно в руках Проломи-Бока.
Когда вооруженная кавалькада исчезла во мраке, Бигон задумался, приговаривая:
- Что бы могла означать эта неуместная шутка? Клянусь английским перцем и мускатным орехом, как я некогда говаривал, когда еще был купцом, за этими фразами что-то скрывается!… Они меня избили и насмехаются!… Гм!… Необходимо разузнать основательно…
Войдя в дом Эрминии, он заметил, что все двери раскрыты настежь, и, оглядев все уголки с ловкостью опытного мародера, воскликнул:
- Ни одной живой души! Пусто! Теперь догадываюсь: обе сильфиды улетели.
Возвращаясь к солдатам, он объявил:
- Ну, мои рыцари! Напрасно мы тут дежурим. Пойдем домой.
И увел в казармы команду.
XIII
Эрминия верно охарактеризовала своего брата, сказав, что он родился всадником. Телемак де Сент-Беат верхом был точно приросший к седлу. Он летел во весь опор и до того гнал лошадь, что бедное животное тяжело дышало, напоминая кузнечные мехи.
В Иссоаре, когда он въехал в селение, все огни были уже погашены. Пробежав без отдыха семь миль, конь его шатался и был покрыт пеной. Напрасно кавалер наш пробовал стучать в дома, никто не хотел впустить его, и ему пришлось следовать дальше на измученной лошади.
У него была надежда догнать Эвлогия. Он уже знал, каким образом подать ему сигнал, и запасся охотничьей трубой. Но на этот раз все его сигналы оставались без ответа. Эвлогий не показывался. Телемак де Сент-Беат терялся в догадках: неужели дикий успел его обогнать на такое большое расстояние. Или, может быть, по своему обычаю, это странное существо возвращалось в Мессиак, не держась дороги, а напрямик через поля, леса и болота.
Начинало светать и первые бледные полосы света показывались на востоке, когда несчастная лошадь Телемака де Сент-Беата пала и издохла посреди дороги. Это случилось недалеко от деревни Лампеде. Здесь, за двадцать пистолей, он с трудом добыл у крестьянина несчастную клячу, отдав в придачу к пистолям еще и свое седло. С пистолетами за поясом, без стремян и седла, гасконец снова пустился вскачь. Через десять минут он уже был на берегах Алагоны.
Вода шумела и пенилась. Это его несколько удивило. Но другой шум, скоро присоединившийся к ропоту волн, еще более обеспокоил его: приближался отряд всадников. Видны были даже флюгера их копий.
Кавалер Телемак де Сент-Беат был храбр, но не безрассуден. Зная, где находится брод, он, оставя в стороне мост, направился в ту сторону. Но тут возникло новое затруднение: кляча ни за что не пожелала идти в воду. Удары хлыстом и шпорами не действовали. Телемак де Сент-Беат злился, теряя время, а всадники приближались.
"Неужели они гонятся за мной?!" - невольно подумал он.
Обнажив палаш и изготовив пистолеты, он приготовился отражать нападение. Через несколько минут не оставалось сомнения, с кем придется иметь дело. Всадники свернули с дороги и приблизились к броду.
- Сдавайся! - крикнул старый барон, несясь во главе своих бандитов с палашом в одной руке и пистолетом в другой. Всадники сделали полукруг около кавалера. Только один остался немного позади; это была Эрминия, нахлобучившая шляпу с широкими полями на самые глаза.
- Что вам от меня надо?
- Мы не желаем тебя убивать! - ответил старый Канеллак. - Требую только, чтобы ты отдал письмо, написанное твоей сестрой.
Теперь Телемак де Сент-Беат понял цель нападения.
- Вы посланы госпожой де Сент-Жермсн?
- Какая тебе разница?
- Очень большая. Знай я, что этой милой даме так желательно получить обратно свое письмо, я постарался бы его сохранить.
- Значит, у тебя его нет?
- Часа два уже, как нет.
- Лжет! - послышался женский голос, дрожью ужаса сжавший сердце Телемака де Сент-Беата.
- Я не лгу, - возразил он, - и никто не докажет, что я его не отдал Эвлогию.
Наступило минутное молчание. Затем снова раздался голос Эрминии.
- Он лжет! Осмотрите его карманы и платье.
- Благодарю за внимание, милая сестрица! - насмешливо ответил Телемак, готовясь к обороне; в каждой руке у него было по пистолету, а в зубах палаш.
Пятеро кинулись на него. Раздались два выстрела. Затем, отбросив пистолеты, он схватился за палаш и ужасным ударом отрубил руку одному из бандитов, а другого проколол насквозь.
- Переломайте ему ноги! - скомандовал Канеллак.
Но кавалер подскочил вверх с такой легкостью, которой позавидовал бы сам Эвлогий, и увернулся от удара по ногам. Через минуту он уже исчез в волнах реки.
- Он от нас уйдет! - закричал старый барон, обращаясь к Эрминии.
- Слушайте! Слушайте! - ответила Эрминия в гневе.
Вода была глубже, чем рассчитывал Телемак де Сент-Беат. Но река, не широкая в этом месте, позволяла наблюдать противоположный берег. Нырнув, гасконец сообразил, что будет безопаснее проплыть подольше под водой, чем сейчас же выйти на левый берег Алагоны. Маневр удался ему превосходно. Но за ним следили. И едва голова показалась над водой, как десять выстрелов разом загремели. Он издал пронзительный крик, погрузился в воду и уже более не показывался.
- Убит! - порешили бандиты.
- Очень может быть, - сказала Эрминия, - но мы будем спокойнее, когда удостоверимся в этом.
Немного дальше места, где утонул Телемак де Сент-Беат, река суживалась; по обоим ее берегам росли густые вербы, хотя и лишенные листьев суровой зимой, тем не менее еще представлявшие густую чащу. Бандиты тщательно обыскали вербы и береговой тростник. Только шляпа Телемака де Сент-Беата плавала между водяными лилиями и пожелтевшими лопухами посреди реки.
- Умер, теперь уж несомненно умер, - решил Канеллак.